АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

З. Дополнения

Четыре дополнения и предостережения необходимы, чтобы завершить это изложение.

1. Совершенство должно быть полно и глубоко пережито в Просветлении, а не быть просто теорией. Просветленный человек в той обла­сти жизни, в которой он Просветлен, не уступает чему-то, а позитив­но относится и убеждается в том, что нечто "о'кей". Он радостно и с ощущением абсолютной истины принимает свой ранее отвергавшийся комплекс, как истинную и ценную часть себя. В практике значимо именно это радостное принятие в отличие от принятия сквозь зубы. Нетрудно заметить, когда пациент не достиг этой стадии, а просто соглашается с интеллектуальным аргументом. Нужно помнить, что Просветление основывается на ощущении света.

2. Каждый человек постоянно изменяется, в том числе и Просвет­ленные люди. Изменение, которое противопоставлялось Просветле­нию ранее,- это произвольное, заранее запланированное, целенап­равленное и, как правило, требующее усилий преобразование, а не те спонтанные изменения, которые происходят со всеми. В действитель­ности, спонтанные изменения скорее произойдут с теми, кто избавил­ся от самоотрицания и старания и больше осознают полноту своей природы. Вместе с тем Просветление не трюк, чтобы достигнуть пара­доксального изменения. Пациент, обретший Просветление, безразли­чен - он доволен и изменением и его отсутствием.

3. Несколько раз я употреблял фразу "выбрать выбор пациента" -нужно объяснить, что это значит. Просматривая записи разговоров, можно подумать, что я даю самые удивительные советы. Я восторга­юсь, нахожу хорошее в чем-то, поощряю самый неожиданный жиз­ненный выбор. В действительности же, в контексте общения людям всегда понятно, что я несерьезен в смысле действительного поощрения каких-либо жизненных событий. '

Я не думаю, что люди должны или не должны делать что-либо. Я лишь прибавляю вес тому, что они сами совершают, так что люди могут более ясно увидеть, что же это такое. Если кажется, что я одобряю какой-то шаг, то это лишь для того, чтобы показать что-то, привести в более полное осознание смутные фантазии, на которых люди основываются, не разглядывая их слишком пристально. Я не забочусь о том, что делают люди. Я забочусь о том, чтобы то, что они делают увеличивало их жизненность.

Однако любые представления о том, что именно увеличивает их жизненность, - это мои представления, которые могут только увели­чить путаницу. Я могу упомянуть их, но мне не придет в голову утверждать их всерьез. Что бы пациент ни говорил, я обращаюсь с ним как с королем в его вселенной, авторитетом, за которым остается последнее слово относительно значения и ценности события в его жиз­ни.

4. Хотя точка зрения Просветления может быть использована в постоянной длительной работе, она очень хороша в непродолжитель­ной кратковременной терапии, которой я обычно занимаюсь. Про­светление приходит короткими интенсивными вспышками, за кото­рыми следуют периоды самостоятельного действия, а затем, когда человек естественно готов к большему, вновь приходит Просветление.

Поскольку эта глава посвящена процессу Просветления, может по­казаться, что я считаю, что она лучше, чем подход к терапии с пози­ции изменения. Это не так. Для каждой из этих позиций есть свое время и свое место - время для трудной работы изменения и время для сосредоточения на совершенстве вещей в том виде, каковы они есть. Терапевт, владеющий двумя способами работы и не привязанный к одному более, чем к другому, будут делать свою работу настолько хорошо, насколько это возможно.

Каждый аргумент пациента относительно трудности изменения становится аргументом для принятия и чем более невыносимым нахо­дит пациент существующее, тем больше энергии в работе по измене­нию может от него ждать терапевт. Основное правило для терапевта, владеющего двумя процессами, таково: любое чувство неэффективно­го напряжения со стороны терапевта - это указание на то, что пора сменить позицию. Когда третье "да, но..." следует за третьим "почему бы вам не...", - может быть пора сказать: "Знаете, вы правы, похоже, что это невозможно. Давайте посмотрим, что хорошего есть в том, как дело обстоит в действительности".

В этой главе представлена позиция, которая, хотя она выросла из практики гештальт-терапии и экзистенциальной терапии, кажется весьма совпадающей с идеей Просветления. С этой точки зрения все, что происходит в жизни человека,- некоторым образом правильно для него, если только рассматривать его жизнь целиком. Если человек сам не переживает этой правильности, то лишь потому, что он прини­мает некоторую узкую локальную позицию, основывающуюся на чужой внешней точке зрения или оценке.

Были предложены способы восполнения у пациента целостного подхода. Если только пациент сможет пережить целостность того, что есть, включая то, что ранее рассматривалось как патология, его жизнь немедленно начинает спонтанно нормализовываться. Она будет ста­новиться настолько хорошей, насколько это возможно и так быстро, как это возможно, и теми способами, какие нельзя было предвидеть с позиции патологической точки зрения.

Существенной чертой завершения процесса Просветления являет­ся тот факт, что пациент действительно отбрасывает негативную са­мооценку и внезапно начинает чувствовать себя "о'кей" в том виде, в каком он есть. Это прежде всего относится к той области жизни, в которой ранее проявлялась негативная оценка. В любом случае отпа­дает потребность защиты от себя и в контрнападении на других, при­чем в том объеме, в котором новое понимание имеет место. Человек, которого не судят может не судить. Когда негативная самооценка убывает, одновременно увеличивается возможность к переживанию более глубокого контакта с другими людьми, увеличивается способ­ность к трансперсональным переживаниям. Когда я действительно "о'кей", я могу видеть все другое и всех других также "о кей".

От Осознавания к Просветлению. Заключение.

С самого начала в гештальт-терапии было нечто, что отделяло ее, от различных форм динамической психотерапии. Моменты, которые я лучше всего помню из ранних опытов в Лос-Анжелесе и Исалене, обладали качествами мира и благорасположенности, сколь бы ни было болезненным их внутреннее содержание. Это отличало их от других опытов терапии, сколько бы эффективны они не были. Сам Фриц Перлз, ощущая это отличие, начал в середине 60-х годов употреблять термин "мини-сатори", стремясь отразить это ощущение. Однако его язык и темы разговоров все же продолжали вращаться вокруг понятий патологии и роста.

В развивавшейся гештальт-терапии возникали собственные пре­пятствия к осознанию ее сущностной природы. Для многих гештальт-терапевтов первого и второго поколения, включая меня самого, в большей степени, чем мне хотелось бы думать, это часто оставалось занятием. Исключение составлял сам Фриц. Нужно было что-то де­лать, осознание часто ощущалось заданием, которое может не удаст­ся, если вы не будете выполнять его правильно.

Оглядываясь назад, я ощущаю это как одну из фундаментальных тенденций американской культуры, проявлявшуюся и в этой новой области. Вместе с тем это было одним из факторов, заставивших меня отойти от гештальтистов и искать других процессов вокруг. В 1977 году, в процессе этих поисков я набрел на описанное ранее упражне­ние переименование симптома.

Разрабатывая его со мной в течение нескольких месяцев, мой кол­лега Джордж Пранский предложил новый способ его использования. Он брал любое заявление пациента и применял эту технику. Закон­чив, он ждал. Если пациент говорил что -то еще, он вновь применял эту технику к новому высказыванию пациента. Не оставалось делать ничего другого. Вопросов, на которые можно было бы отвечать, уп­ражнений, которые нужно было бы выполнять и которые могли бы не получиться. Оставалось только мирно ждать и смотреть, что возника­ло дальше.

Сознание целительно. Все процессы, которые я осознаю, происхо­дят во мне и со мною настолько хорошо, насколько это возможно. Это не гарантирует счастья, но создает путь к большему количеству хоро­ших чувств в данной ситуации. Из этого положения, с которым боль­шинство гештальтистов согласится, всего один шаг до того, что если некоторая доля осознания хороша, то больше осознания - еще лучше.

Именно на этом основана большая часть технологии гештальта - на расширении и увеличении осознания. Направление этого расшире­ния, метафорически выражаясь, направлено наружу. Иначе говоря, к некоторой следующей сознаваемой части, к следующему шагу.

В этом стремлении к большему осознанию есть опасный побочный эффект, свойственный нашей культуре, ориентированной на дости­жения. Обретение следующего осознания вместо того, чтобы просто давать осознанию происходить, становится сначала целью, потом ожиданием, потом нормой, а для некоторых навязчивой идеей.

Начинаются сопоставления: "это сознавание не так хорошо, как то, которое было недавно, не так хорошо, которое было у Джо, не то, которое должно было бы быть". Следует оценка. Может быть этот партнер, эта группа, этот лидер, эта форма терапии не то, чтомне на самом деле нужно. Может быть, прости, Господи, со мной не все в порядке, поскольку осознание, которого я достигаю, хуже нормы. На­строение группы, в которой я работаю, становится все более тяжелым, и энергия продолжает уходить.

Каждый, кто пробыл некоторое время в среде гештальт-терапевтов, вспомнит времена, коща возникали такого рода процессы либо с ни­ми, либо с кем-нибудь рядом. На самом деле этот побочный эффект, который не является ни необходимым, ни обязательным, в нашей соревновательной культуре возникает слишком часто. В эти моменты мы, по существу, впадаем в грех обжорства, стремясь к следующему куску, вместо того, чтобы прожевать и почувствовать вкус того, что у нас во рту.

Основная проблема в обжорстве осознания состоит в том, что ^вни­мание переносится на что-то следующее и при этом оно отнимается от полного использования, которое уже возникает. Полная целительная сила осознания существующего не приобретается в этой погоне за следующим. При этом в каждый конкретный момент существующее осознание - достаточный кусок, и следующий шаг не состоит в том, чтобы увеличить количество. Исходя из этого понимания, мы начали работу в направлении расширения осознания, стремясь к возможно­сти более полно использовать то, что есть, а не достигать большего.

Метафорически выражаясь, это распространение осознания вверх, а не вперед и дальше. Мы добавляем пациенту не количество сознава­емого, а лишь усиливаем значение того, что он говорит. Пример на­чинающегося разговора может наилучшим образом пояснить это.

Пациент. Я пью слишком много и, кажется, не могу остановиться.

Терапевт. Это хорошо - вы не остаетесь, как большинство пьющих, без осознания. Вы уже понимаете проблему. Более того, вы уже пред­принимали шаги, чтобы прекратить это, а не просто пассивно сознаете свой недостаток.

П. Я уже близок к тому, чтобы сдаться.

Т. Да, вы действительно готовы пережить свое отчаяние, рассказы­вая о нем здесь.

П. Но это разрушит мою семью!

Т. Так вами движет не только забота о себе, но и забота о вашей семье!

П. То, как я веду себя, часто не создает впечатления большой любви.

Т. В своей заботе вы готовы рассмотреть даже возможность того, что вы их не любите.

Суть реплик терапевта в изменении перспективы. Не добавляется никакого нового знания, только другая точка зрения, с которой состо­яние, о котором говорит пациент, неожиданно начинает выглядеть позитивным. Первым утверждением пациент зачисляет себя в класс людей, которые много пьют. Автоматически он не сравнивает себя с классом людей, которые не пьют слишком много. В таком сравнении он, разумеется, выглядит не слишком хорошо, и его чувства выража­ются тоном голоса и подавленным поведением.

Терапевт принимает утверждение факта - пьет слишком много -как таковое, но затем отмечает, что в широком классе людей, которые пьют слишком много, есть два подкласса. Более широкий и более патологичный включает тех, кто пьет слишком много, но не осознает этого. Меньший, более близкий к здоровью, включает тех, кто пьет много и осознает это. В таком сравнении пациент, разумеется, выгля­дит гораздо лучше, даже для самого себя. Дело не в том, что он нуж­дается в оценке терапевта. Коль скоро новая перспектива представле­на, он может увидеть, что она уже существует в его вселенной, и он может осуществить свою собственную оценку. Он нуждается только в напоминании о возможности такой точки зрения. Таким образом под­черкивается изменение перспективы, а не оценка, которая может слу­жить лишь драматическим способом представления новой позиции.

Наше основание состоит в том, что пациент уже сознает все, что ему нужно. Единственная проблема состоит в том, что он упорствует в сохранении узкой негативной точки зрения на то, о чем идет речь, а мы общаемся с его проблемой, создавая перспективу, которая, как мы знаем, уже существует в его наборе возможных перспектив и в кото­рой то, что он делает, выглядит как "о'кей".

Ему не нужно гнаться за чем-то новым, нужно лишь переживать и усваивать то, что уже есть. Этому способствует тот факт, что в таком диалоге пациент никогда не сталкивается с тем, что он должен будет делать. Он не должен отвечать на какие-то вопросы, вовлекаться в диалоги, выполнять упражнения. Он полон и совершенен такой, ка­кой он есть. Мы хотим дать ему место, чтобы почувствовать и оценить эту полноту в должной степени. Разумеется, в молчании, которое последует за репликой терапевта, нечто придет. Может быть это бу­дет возражение на позитивную перспективу, которое само будет представлено в надлежащей перспективе, чтобы показать ее совершенст­во, или произойдет новый шаг осознавания. Поскольку этот шаг исхо­дит от пациента, он будет наиболее оптимальным, подходящим и не обусловленным соображениями терапевта. Когда цикл такого рода вмешательств завершится, последнее молчание обычно представляет собой порыв добрых чувств пациента, который ощущается во всей комнате. Пациент с удивлением обнаруживает внезапное ощущение "окейности", хотя ничего нового в отношении жалобы не произошло. Как правило, при ближайшем рассмотрении оказывается, что про­изошло весьма многое, но не то, что пациент ожидал.

Часто в процессе переоценки люди обнаруживают, насколько они привязаны к негативным оценкам, и это новое понимание может за­местить первоначальное содержание центра внимания. Замечательно наблюдать на какие уловки некоторые люди готовы пойти, чтобы удержать негативный образ, невозможный в процессе такого стиля терапии. Одна из пациенток, когда ее упорное сопротивление нако­нец капитулировало, назвала этот процесс бархатным катком.

«Бархатный каток» - сравнительно новый метод и мы еще не все знаем о его тонких моментах и о пределах его полезности: Он, очевид­но, полезен с опытными пациентами, в особенности с теми, кто попал в тиски жадности сознания или упорного негативного восприятия са-мого.себя. В частности, мы нашли это очень полезным процессом для самих себя. Пока мы концентрируемся на репликах, которые возве­щают позитивность и не оставляют пациенту ничего иного, мы можем весьма внятно услышать собственное внутреннее оценочное бормота­ние, негативность и желание делать умные замечания. Такой стиль работы создает прекрасную возможность изменить эти тенденции.

Нетрудно догадаться, как можно соединить этот процесс переоцен­ки с более традиционными вмешательствами гештальт-терапевте. Сдвиг настроения от мирного, нетребовательного переоценивания к более энергичному качеству "делания" классической гештальт-терапии кажется иногда дисгармоничным, поэтому лучше эти способы работы проводить большими сегментами, посвящая каждый значи­тельный раздел работы последовательно одному из способов, другой, следующий - другому. Для целей обучения использование лишь одно­го из способов в каждом разделе работы крайне предпочтительно. Кроме содержания реплик, сам тон работы оказывает значительное воздействие на людей. Мы обнаружили, что этот тон влияет на всю нашу работу в терапии и в обучении, даже когда мы используем раз­личные методы или обучаем различным методам.

Поначалу мне не приходило в голову, что "бархатный каток" имеет какое-то отношение к гештальт-терапии. Казалось, что он исходитиздругих оснований. Однако, когда мы были уже готовы опубликовать статью о методе, я вдруг понял, что это и есть гештальт-терапия. Нечто в умиротворении и хорошем самочувствии, которое появлялось в результате успешного применения этого подхода, напомнило мне мои чувства в ранние дни работы с Фрицем. И когда я услышал в фильме, как Фриц говорит о "пробуждении от кошмара", я понял, что это ощущение является основным в гештальте, и что несмотря на все отходы в сторону и иное использование, гештальт по существу всегда был "западным подходом к Просветлению"

Есть и другая линия этого понимания. Не раз проводя гештальт-се-минары по работе со снами, я отдавался сильному ощущению, что сновидения и жизнь в них имеют свою собственную реальность, дале­ко не сводящуюся к тому, чтобы служить повседневному эго источни­ком информации, как это часто понимается. Их собственная жизнь, в некоторых отношениях более глубокая и значительная, чем то, о чем говорит суетливое поверхностное эго, когда оно описывает сны и "про­рабатывает" их. Я часто чувствовал, что ночь снова спокойно продол­жается, не обращая внимания на безумное круговращение поверхно­сти эго. Я представил себе это как образ большого устойчивого слона, который мощно и спокойно бродит по своим делам, в то время как на его спине вверх и вниз прыгает обезьяна. У обезьяны создалась иллю­зия, что она управляет слоном, что слон для того и существует, чтобы возить ее туда -сюда, хотя иногда он не слушается.

В действительности обезьяна весьма мало может управлять. Это немногое основывается лишь на ее хитрости: заметив, что слон имеет весьма регулярные привычки, она научилась "приказывать" ему идти туда, куда он собирается идти, и так наловчилась в своей наблюда­тельности, что наполовину одурачила саму себя, думая, что она дей­ствительно правит. Временами, поскольку она нещадно прыгает на спине <уюна, он замечает ее существование, так что она действитель­но узнает, что "оказывает влияние" на этого огромного зверя, что еще больше вводит ее в заблуждение. Чувство, которое я пытаюсь вызвать этой басней, - догадка, что жизнь обладает неимоверно большей глубиной, чем повседневное со­знание может постичь. Существовала опасность, что гештальт-тера­пия ограничится этим повседневным эго и будет использоваться для целей управления, приспособления и достижения. Фразы Фрица, вроде "дайте управлять ситуации" и "начинайте танец отрешенности" как и его постоянно презрительное отношение к болтовне - он называл ее "птичьим пометом", который люди пытались выдавать за "чувства" его уважение к "плодотворной пустоте" - все это отражение его проры­вов на высокий уровень и сопротивление тому, чтобы ограничивать возможности Гештальта.

Размышляя над этим источником жизни и силы за пределами его -"запредельным внутри", я задумался о том, как примирить человека с представлением об ответственности, о котором я говорил во 2 главе "согласии признать своим": если источник жизни глубже, чем эго, как может эго "признавать своим" что-либо. Я вижу в этом одну из цент­ральных проблем нашей ориентированной на деятельность культуры:

путаницу между "признанием своим", то есть принятием ответствен­ности, и "управлением", то есть принуждением случиться. Это очень глубокая путаница, может быть более глубокая и коварная, чем пута­ница между ответственностью и стыдом, виной, о которой шла речь в 4 главе. О них пойдет речь и далее, пока же достаточно сказать, что возможность "признавать своим" посредством ответственности, охва­тывающей неизбежное - это радостное отдавание себя "тому, что есть" полностью ответственно.

Это отличается от обиженного ощущения себя жертвой не отдава-нием себя неизбежному, а качеством чувствования: жертва сопротив­ляется и подчиняется, тот же, кто отдается своей судьбе и своему предназначению, полон мира и даже радости. В нашей культуре ши­роко распространено представление, что "признание своим" и "ответ­ственность" тождественно управлению. В гештальт-терапии это так­же является источником непонимания и ложных трактовок. Можно быть ответственным, управляя и не управляя - это разные вещи, так­же как ничего не имеют общего с ответственностью стыд, вина и дове­рие.

Эта линия заставляет меня добавить четвертый уровень к трем,э упомянутым во 2 главе: после энергии, фокусировки и признания:» своим следует уровень мирной передачи себя тому что есть - фрицев-ское "дайте управлять ситуации". Таким образом завершенный гештальт представляется мне объемлющим четыре уровня:

1. Наличие энергии возбуждения.

2. Фокусированного видения качества вовлеченной энергии.

3. Признание своими, во мне и от меня, этих качеств, каковы бы они ни были.

4. Принятие и способность ценить эти качества такими, каковы они есть.

Гештальт-терапия часто довольствуется первыми тремя, и это вно­сит тонкие искажения. Если четвертый шаг пропущен, то гештальт может служить целям самоуправления и самоманипуляции. Это по­зволило мне понять многие злоупотребления в гештальт-терапии. Я, например, замечал, что коща человек действительно отказывается от "долженствовании", вроде "я должна прибираться дома", результатом является то, что как правило он начинает спонтанно лучше приби­раться в доме.

Однако если он "разумно" отказывается от долженствования, чтобы лучше прибираться в доме, ничего не происходит. А происходит то, что он не принимает свое долженствование таким совершенным, ка­ково оно есть, а пытается манипулировать им, изменить его. Теперь я могу объяснить, что Гештальт в этом случае не полон, и возникает застой и конфликт.

Как все остальное в Америке, Гештальт часто пытались использо­вать на службе амбиций и целей повседневного. Нет ничего внутрен­не дурного в самих этих целях. Единственная проблема состоит в том, что будучи узкими и частичными, они могут так или иначе исказить более глубокие тенденции и импульсы жизни человека. Говоря язы­ком образа, приведенного выше, если обезьяна получит гештальт-те-рапию, она перестанет прыгать с таким шумом и отдастся движению слона, помогая чем может в его движении, но в основном - радуясь прогулке.

Даосы учат, что в каждом центре относительно сильного проявле­ния некоторой тенденции рождается ее противоположность. Гештальт-терапия возникла в культуре, связанной со стремлениями, и была профессией, привязанной к патологии и к уверенности, что вся­кое изменение неизбежно болезненно и требует усилий. Я подозре­ваю, что даже Фриц поначалу думал, что он владеет способом не­сколько лучше решать проблемы, не зная еще, что он развивает способ видения, в котором сами проблемы - это иллюзии, которые должны развеяться, а не разрешиться.

Теперь мне кажется, что важная, если не центральная тема в гештальт-терапии - это понимание, что проблемы, симптомы, привычки, тревожность, конфликт и т. п. - не существуют в "реальном мире ^w. Это иллюзии, конструкции, выдумки, фикции, набрасываемые на ре­альный мир, как проектор отбрасывает черты изображений на экран» Чтобы "стать лучше", мы не должны "изменять реальность", нам нуж­но лишь расстаться с иллюзиями. Нам не нужно отрицать реальность или бороться с ней, как это делается с точки зрения изменения, нужно принять реальность и играть с ней, - такова точка зрения гештальта. Играя с реальностью, мы обнаружим, что так или иначе можем с ней примириться.

Часть 2. «Позиция слушателя-терапевта»

Дата добавления: 2014-12-12 | Просмотры: 636 | Нарушение авторских прав