АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Этика и деонтология в гинекологии 24 страница

Прочитайте:
  1. A. дисфагия 1 страница
  2. A. дисфагия 1 страница
  3. A. дисфагия 2 страница
  4. A. дисфагия 2 страница
  5. A. дисфагия 3 страница
  6. A. дисфагия 3 страница
  7. A. дисфагия 4 страница
  8. A. дисфагия 4 страница
  9. A. дисфагия 5 страница
  10. A. дисфагия 5 страница

Приятная перспектива также может вызвать тревожность - когда, например, мы говорим, что человек "затаил дыхание в ожидании чего-то". Тревожность возникает, когда мы стремимся ввести возбуждение в рамки принятого. Это то, что Фрейд называл "инстинктивной тревожностью", вызываемой именно излишним контролем необходимых функций организма. Другой известный случай тревожности, не связанной со страхом - сценическое волнение, доходящее до "страха". Публика не является чем-то, с чем нужно что-то делать, или чего нужно избегать, и она не представляет реальной опасности (если только это не тот случай, когда публика запаслась гнилыми помидорами). Актер волнуется, и без его волнения-возбуждения исполнение было бы фригидным и безжизненным. Если ему удается преодолеть затруднения дыхания, он разогревается и наполняется волнением. Часто актеры перед спектаклем беспокойно ходят взад-вперед. Это, конечно, лучше, чем стоять, но еще лучше было бы глубоко дышать. Усложнение этой ситуации "смущением" мы будем рассматривать позже, но в общем в этом случае артист предчувствует, что что-то будет не так, что он плохо сыграет и тем прервет слияние между собой как реальным исполнителем и идеалом себя, как артиста, который никогда не обманывает ожидания публики (свои).

Хотя тревожность, как правило, имеет свое особое качество, зависящее от того, какого рода возбуждение блокировано, по большей части, как говорилось, она проникнута страхом. Поскольку сексуальное и агрессивное возбуждение в особенности опасны и наказуемы, полный страха контроль такого возбуждения различными способами вмешивается в нормальное дыхание. Чтобы остановить взрыв гнева или крик ярости, человек сдерживает дыхание. Это имеет двойную функцию: с одной стороны, лишение возбуждения его топлива - кислорода, с другой - задерживается то, что было бы выражено, если бы человек позволил себе свободный выдох. Также во время мастурбации или полового акта че-

ловек может, чтобы скрыть это, или стыдясь своей "животности", подавлять возбужденное, шумное дыхание. Выпяченная грудь, выдающая стремление выставить напоказ "мощный" торс, также дает мало воздуха, потому что опасаясь, что отсутствие чего-то существенного за этим фасадом может проявиться, человек удерживает его очень жестко. При искусственном сосредоточении и "глазении" также сдерживается дыхание, что является частью подавления вызывающего опасение отвлекающего фактора.

Нет ничего паталогического в приостановке дыхания на мгновение, что происходит при внезапном появлении сильного стимула Наблюдения над животными показывают, что будучи внезапно потревоженным, животное на мгновение останавливает все внешние движения, в том числе и дыхание. Как будто, когда для ориентации в новой ситуации необходимо полное внимание, любой звук или чувство мышечного движения, происходящего при дыхании, может помешать. Мы стараемся избежать этих помех, либо дыша более поверхностно, либо вообще задерживая дыхание на несколько секунд. Но паталогично неопределенно долгое поддержание такого состояния.

Дыхание не сводится к вдоху; полный цикл включает выдох-и-вдох. В нормальных условиях выдох не требует усилия, он сводится к "отпусканию", расслаблению мышц, поднимающих ребра и опускающих диафрагму. Но выдох, разумеется, так же важен, как вдох, потому что он очищает и опустошает легкие, чтобы мог войти новый воздух. Количество воздуха, которое может быть выдохнуто, очевидно, зависит от того, сколько его вошло со вдохом, так что культуристы придают более важное значение фазе вдоха. Но если имеет место интерес и возбуждение, а также какое-либо мышечное усилие, глубина дыхания образуется сама собой вполне адекватно, без помощи искусственных упражнений.

Хотя свободное дыхание рассеивает тревожность, невротик, страдающий этим состоянием, просто не может последовать совету вдыхать и выдыхать, то есть дышать. Именно этого - дышать - он не может, потому что несознаваемо и из-за этого неконтролируемо он мешает своему дыханию системой двигательных напряжений, таких, как напряжение диафрагмы, направленное против тенденции рыдать или выразить отвращение, напряжение горла против тенденции

кричать, выпячивание груди, чтобы казаться внушительнее, сдерживание агрессивного движения плеч и множество подобных напряжений, о которых мы будем говорить подробнее в разделе, касающемся ретрофлексии. Невротик совершенно неспособен к полному невынужденному выдоху. Его выдох осуществляется неровными порциями, как бы "лесенкой", и может закончиться, как бы наткнувшись на стену, задолго до освобождения легких.

Лечение тревожности по необходимости должно быть косвенным. Необходимо найти, какие возбуждения человек в настоящее время не может принять как свои собственные. Поскольку они возникают спонтанно, они должны быть связаны с подлинными потребностями организма. Должны быть найдены пути удовлетворения этих потребностей без опасности для других функций организма Нужно найти также, каким образом различными структурами мышечных напряжений человек останавливает полный выдох.

Если в целом, как мы утверждаем, лечение тревожности должно быть косвенным, основанным на сознавании того, какое возбуждение лежит в его основе, и преодолении сопротивления к принятию его как своего собственного, частичное облегчение в каждом данном приступе тревожности может быть достигнуто, как это ни парадоксально, посредством еще большего сжимания груди, а не расслабления. Иными словами, поддайтесь двигательному импульсу, который вы чувствуете, и последуйте ему (но не добавляйте других). Основа для достижения более глубокого и длительного улучшения дается в следующих двух экспериментах на мышечное сосредоточение и развитие.

Если вы склонны к тревожности и сознаете это, попробуйте убедиться для самого себя во всем вышесказанном. Студент описывает это следующим образом: "Я пережил один несильный приступ тревожности за последние четыре месяца. Это было во время подготовки к экзамену по физиологии. Чем усерднее я работал, тем меньше, казалось, я знал. Провалиться на экзамене было бы невыносимо для моего самолюбия. Я испробовал ваш совет и попробовал еще больше сжать грудь. Это| по-видимому, помогло. По меньшей мере, я смог примириться с провалом на экзамене (в конце

концов я его сдал). Главное здесь было в том, что я смог думать более спокойно после того, как освободился от физического напряжения недышания".

"Прочтя про тревожность, я попробовал рассеивать мои собственные приступы описанными дыхательными упражнениями. Благодаря свободному выдоху и вдоху, релаксации диафрагмы и т. п., я смог покончить с почти парализующей меня напряженностью тревожности, получив гораздо большую свободу действовать и думать в той ситуации, в которой я это применил (и в других, потому что тревожность, возникшая в одной ситуации или от одного стимула, распространялась на другие и оставалась в течение долгого времени после того, как вызывающий ее стимул исчезал). Однако тревожность продолжает возвращаться, потому что ничего не сделано, чтобы исправить первоначальный провоцирующий инцидент или стимул".

"Должен сказать, что при чтении описание тревожности меня не очень впечатлило. Я совершенно забыл об этом, пока через несколько дней не пошел на встречу, исход которой был для меня очень важен. В ожидании я читал журнал, но вдруг обнаружил, что совершенно не понимаю, что читаю, и понял, что проявляю как раз те симптомы тревожности, которые описаны в эксперименте. Я дышал быстро и поверхностно и становился все более возбужденным с каждой минутой. Так что я постарался дышать глубоко. Сначала это было очень трудно, потому что в действительности я сам не давал себе замедлить дыхание и сделать его более естественным. Но я продолжал попытку, и скоро почувствовал, что начинаю брать себя в руки. В то же время я заметил, что холодный пот, выступавший у меня на шее и на руках, исчезает. Я все меньше чувствовал себя ягненком перед закланием, и все больше - человеком, который собирается поговорить с таким же человеком, как я сам. Я был поражен, что могу что-то предпринять в отношении состояния, которое раньше считал совершенно неуправляемым".

Некоторые совершенно неправильно интерпретировали сказанное, как в следующих отрывках: "...Я не уверен, что глубокое дыхание - ответ на любую тревожность". - Конечно нет! Советы относительно дыхания в этом эксперименте давались с ясной оговоркой, что это не магическое излечивающее средство, а всего лишь средство несколько

облегчить приступ в данный момент; склонность к тревожности все время изменяется, в зависимости от перемен в том, что является основой тревоги, то есть освобождения блокированного возбуждения.

"Дыхание несомненно связано с тревожностью. Но даже сейчас, когда я вдыхаю и выдыхаю, я все еще чувствую переполняющую меня тревожность. Я чувствую себя как бы плачущим, но я не могу плакать. Я лишь тяжело дышу и чувствую себя напряженным во всех отношениях. Руки сжимаются и разжимаются, нижняя челюсть сжата. Я пожимаю плечами и думаю: "Этому не поможешь; нужно постараться пережить это как можно легче. Я чувствую все, что вы говорите в своем описании дыхания, кроме того, "выдох - это просто не требующее усилий эластичное возвращение ребер и мышц в расслабленное состояние, предшествующее вдоху". Мой выдох требует усилия. Как будто я выталкиваю воздух, причем какая-то часть меня сильно сопротивляется, и выдох кончается подавленным рыданием. Забавно, что я не замечал этого раньше. Я пытаюсь усилить это, и, к моему большому удивлению, это приносит облегчение, как вы и сказали. Дальше, когда я чувствую себя слишком возбужденным, я заставляю себя вдыхать и выдыхать, лучше на улице, - и я нашел, что это тоже помогает".

Некоторые предпочитают оставлять исследования дыхания на вербальном уровне: "Относительно этой концепции тревожности: вы это серьезно? Это остроумная идея, но я недостаточно знаю физиологию, чтобы судить об этом. Нужно было бы больше доказательств". - Можно дать достаточно ссылок на авторитетные физиологические исследования. Но здесь мы не ставим своей целью сказать все, что может иметь отношение к делу, в особенности, если дело идет о привлечении ненужных технических подробностей. Мы ограничиваем себя, по большей части, тем, что вы сами можете проверить на собственном опыте. В этом конкретном случае - если вы обнаружите в своем собственном функционировании, что тревожность действительно возникает, когда возбуждение блокируется и, напротив того, рассеивается, если вы можете расслабить собственные ограничения, накладываемые на дыхание, - какое еще доказательство вам нужно?

Сознаете вы в данный момент тревожность или нет, мы рекомендуем вам обратить внимание на ваше дыхание. Представьте и почувствуйте себя дышащим. Вспомните, что само слово "психология" происходит от греческого слова "душа*, которое первоначально означало "живое дыхание". Может быть, вам сначала будет легче наблюдать за дыханием других: за частотой дыхания, глубиной (величиной), нерегулярностями, остановками; зеванием, тяжелыми вздохами, покашливанием, сопением, хмыканием, чиханием, пыхтением и т. п. Теперь посмотрите, можете ли вы в своем собственном дыхании различить части этого сложного процесса? Можете ли вы почувствовать, как воздух входит в ваш нос, проходит через горло и шею в бронхи? Можете ли вы почувствовать, как ваши ребра расходятся, когда вы вдыхаете, как растягивается спина, как увеличивается пространство, которое вы занимаете, когда вы расширяете грудь? Можете ли вы прочувствовать выдох как эластичное, без всякого усилия, возвращение ребер и мускулов в состояние покоя, предшествующее следующему вдоху?

Зевание и потягивание обычно ассоциируются с дремотой. Мы зеваем и потягиваемся утром, когда еще не вполне проснулись, или вечером, когда устали и собираемся спать. Но если зевание и потягивание не подавляются во имя хороших манер, они спонтанно осуществляются во многих других случаях; например, в состоянии скуки, когда мы должны быть внимательными, или, наоборот, когда мы напряжены, например, перед началом экзамена или перед выходом на сцену, и т. п. Общее во всех этих ситуациях то, что мы нуждаемся в разминке, организм требует изменения существующего состояния.

Чтобы увидеть зевание и потягивание в наиболее благоприятной форме, понаблюдайте за кошкой, когда она просыпается после полуденной жары. Она вытягивает спину, растягивает лапы насколько возможно, освобождает челюсть, и при этом все время наполняет себя воздухом. Наполнившись до максимального объема, она дает себе "сдуться", как воздушному шарику, - и готова к новым делам.

Утреннее зевание и потягивание восстанавливает рабочий тонус мышц, расслабленных во время сна. В других случаях это энергичное раздувание и затем уменьшение объема - спонтанная попытка организма освободиться от сжимания при произвольном сдерживании чего-то. Человек не так уж много зевает вечером в тот момент, когда он может сразу лечь спать. Зевание возникает скорее тогда, когда он чувствует себя сонным, но должен бодрствовать.

Скука - это состояние неопределенного ожидания. В ситуациях, когда приходится с нетерпением поглядывать на часы, каждый знает, что скука исчезнет, как только удастся освободиться и начать делать то, что кажется интересным. В ситуации, когда человек, по видимости, свободен, но "не знает, что с собой делать", он сам блокирует потребности и интересы от сознавания. При ожидании начала экзамена или выхода на сцену человек возбужден, но должен ждать сигнала к началу действия.

Все это ситуации подавляемого возбуждения. Подавление достигается напряжением мышц, поверхностным дыханием, и таким образом - иммобилизацией организма. Чтобы предотвратить или хотя бы смягчить это сжимание, организм проявляет спонтанную и здоровую тенденцию к зеванию и потягиванию. Но на подавлении и этого настаивают те, кто - справедливо или нет - полагают, что такое действие со стороны других означает, что скуку вызывают они сами. И если вы даже при определенных обстоятельствах в определенном обществе считаете необходимым следовать этим принципам вежливости, по крайней мере, в других случаях вы можете сделать зевание и потягивание постоянной практикой - на радость и пользу вашему организму.

Сделайте своей привычкой зевать и потягиваться при возможности. Возьмите за образец кошку. Начиная зевок, дайте нижней челюсти опуститься, как будто она совсем падает. Наберите воздуха, как будто нужно наполнить не только легкие, а все тело. Дайте свободу рукам, распустите локти, отведите назад плечи насколько возможно. На вершине натяжения и вдоха отпустите себя и дайте всем напряжениям, которые вы создали, расслабиться.

Часть II МАНИПУЛИРОВАНИЕ СОБОЙ

IV. ИЗМЕНЕННАЯ СИТУАЦИЯ

До сих пор наши эксперименты касались сознавания процесса, фундаментального для интегрированного функционирования человеческого организма. Это имело отношение ко всем и каждому. Теперь мы переходим к экспериментам, имеющим дело с процессами, которые хронически возникают только когда организм работает неправильно. Они "анормальны". Если они преобладают в поведении человека, его называют "невротиком" или "психотиком". Однако из-за определенных условий воспитания и определенных жизненных ситуаций (с которыми в той или иной степени сталкивается каждый из нас) они неизбежны.

Но сказать, что они столь общераспространены, - это не значит, что мы не должны об этом беспокоиться. Авторы книжек по психопатологии, проводящие четкую границу между "нормальным" и "патологическим", обнаруживают собственное состояние слияния с "авторитетами", представление о "нормальном" у которых опошляется до "общепринято-респектабельного".

Сейчас почти все признают, что в нашем обществе каждому человеку свойственны "невротические тенденции", "неразрешенные конфликты", "области неприспособленности". Несогласия возникают не по поводу распространенности неврозов, а по поводу того, что должно и может быть сделано с этим. Ортодоксальный фрейдист, следующий идеям "цивилизации и неудовлетворенности", соглашается с тем, что подавление - это та цена, которую мы должны платить за цивилизацию. Другие более оптимистически оценивают перспективу, но полагают, что заметное улучшение возможно лишь по прошествии многих поколений. Поскольку широкодоступные психотерапевтические техники отсутствуют, а социальная профилактика - не более, чем капля

в море, - осторожность в обсуждении этой тематики вызывается нежеланием предстать неоправданными паникерами. Если бы под рукой были широко применимые средства, можно быть уверенными, что сведения об эпидемическом характере неврозов публиковались бы более честно. Иные же, с мессианистским пылом время от времени начинают пропагандировать какую-нибудь панацею от всех бед, говоря: "Делайте это, и мир будет спасен". (Наша работа, без сомнения, будет причислена к их списку).

Основная проблема всех форм психотерапии - мотивировать пациента сделать то, что должно быть сделано. Пациент должен вернуться к "незаконченным делам", которые он оставил в прошлом, потому что они были столь болезненными, что ему пришлось бежать от этого. Теперь, когда ему предлагают вернуться и закончить это, - это продолжает быть болезненным. Это реактивирует его страдание, и, с сиюминутной точки зрения, этого по-прежнему надо избегать. Как можно удержать его на выполнении задачи, - в конце концов, как он может сам себя удержать на выполнении задачи, - если она требует переживания такого количества неприятного?

Для большинства людей сегодня не существует позитивного ответа на этот вопрос. Большинство, по-видимому, считает, что все будет в порядке, если мир будет считать их нормальными. Меньший контингент ощущает, по крайней мере временами, смутное чувство собственной ответственности за владеющую им болезнь, по крайней мере, отчасти, но они не владеют техникой работы с нею, ничем, кроме старых избитых решений "стараться быть лучше" или моральной максимы. Или они перемещают проблему из ее действительной сферы в ложную, такую, где можно поднять много шума и выпустить пар. Лишь немногие обращаются со своей проблемой к "эксперту" в надежде, что будет произнесена нужная магическая формула и их личный дьявол будет изгнан.

Из тех, кто начинает лечение, большинство бросают его. Лечение не заканчивается психотерапевтом, а прерывается самим пациентом. Многие, не получив магической формулы от одного психотерапевта, переходят к другому, потом к следующему, и так далее. Среди множества способов выразить неудовлетворенность своим психотерапевтом один из рас-

пространенных звучит так: "Он не понимает мой случай". Может быть, это и так, и, может быть, нужно сменить врача. Но многие пациенты, если не все, хотят до некоторой степени предписать психотерапевту, как следует их лечить - и это предписание не предполагает их страданий в процессе лечения.

В хирургических и фармакологических формах лечения пациент может быть совершенно пассивным, и чем он пассивнее, тем лучше. Он может получить анестезию и проснуться, когда операция закончена. Представление, что операция совершается "над" пассивным больным, переносится на лечение неврозов. Однако невроз не "органическое", а "функциональное" заболевание. Если пациент не так наивен, чтобы полагать, что его симптомы могут быть "оперированы", он может понять, что он него требуется нечто большее, нежели привести свое тело в кабинет терапевта. И все же надеется, что коль скоро он пришел, врач - может быть, с помощью гипноза - приведет его в порядок.

Однако поскольку именно пациент сам должен изменить свое поведение и тем осуществить собственное излечение, все методы психотерапии сталкиваются с тем, что на профессиональном жаргоне называется "реакцией разочарования". Они вызываются обычно пониманием (через некоторое время), что врач ждет от пациента проделывания трудной работы и претерпевания боли. Фактически, может быть, человек надеялся получить от врача нечто прямо противоположное, а именно - лучшего способа избежать и работы, и боли. Обнаружить, что терапия предполагает концентрированную дозу того, чего человек старался избежать, кажется абсурдным.

В благоприятном случае, пациент, - прежде чем разовьется реакция разочарования, достаточно сильная, чтобы заставить его прервать лечение, - начинает понимать, что ожидаемая от него тяжелая работа не просто "лошадиный труд". Как ни далеко видится ему теперь то, чего он хотел бы, - он постепенно обретает ориентацию и перспективу. Он начинает видеть определенные симптомы как просто поверхностное проявление более общей и сложной системы неправильного функционирования. Хотя теперь работа выглядит большей и более длительной, чем поначалу предполагалось, - она начинает обретать смысл.

Так же и по отношению к боли, - он начинает видеть, что ока не бессмысленна. Он начинает ценить простую мудрость совета влезать снова на лошадь, если она тебя сбросила, и ехать дальше. Ситуация пациента, может быть, осложнена тем, что он избегал эту определенную лошадь в течение долгого времени, - многих лет, или даже всей жизни. Тем не менее, если здоровое функционирование требует, чтобы он научился ездить на лошади определенного рода, которая сбросила его в прошлом, - единственный способ сделать это, это подойти к ней, и рано или поздно, влезть в седло.

Хотя врач продолжает вести пациента как раз к тому, чего он хотел бы избежать, он обычно обходится с ним мягче и заботливее, чем сам пациент или чем его друзья и родные. Те обычно требуют, чтобы он покончил с этим, перестал нянчиться с собой, и взял барьер, каков бы он ни был, с разбегу. Врач же, напротив, заинтересован не менее самим по себе избеганием, чем избегаемым. Как бы ни выглядело дело на поверхности, - если есть тенденция избегать чего-либо, то у нее должны быть свои основания. Работа состоит в том, чтобы рассмотреть эти основания и сознать их. Это называется "анализом сопротивления". Понимание и описание этих оснований самим пациентом меняется, иногда драматически, во время лечения. С изменением, - не того, как он говорит, а того, как он в действительности ощущает и переживает свои проблемы, он может делать все новые и новые "заходы", если он чувствует инициативу и силу, пока он не разрешит свои невротические трудности раз и навсегда.

Стратегия мотивирования пациента к продолжению лечения нужна не с самого начала. Начальный период скорее можно назвать "медовым месяцем", когда преобладает радость от того, что после периода колебаний начало, наконец, положено, терапевт кажется прекрасным, а пациенту кажется, что он будет самым блестящим, наиболее быстро продвигающимся, самым выдающимся пациентом, и расцветет как неподражаемая личность, какой он потенциально себя чувствует.

Когда "медовый месяц" кончается, проблема мотивации становится критической. Человек так усердно работал, так хорошо сотрудничал, был образцовым пациентом, и вот - это привело к столь малым результатам. Очарование ушло, а дорога по-прежнему простирается далеко вперед. Во фрей-

довском анализе это приблизительно время "негативного перенесения". Терапевт, который поначалу казался всезнающим и всемогущим, обнаруживает свои "глиняные ноги". Все, что он знает - одно и то же, а одно и то же надоедает. В благоприятных случаях недовольство врачом прорывается наружу в виде упреков, пренебрежения или даже гневных обвинений. Если это происходит, это обычно разряжает атмосферу, и работа встает на более или менее прочные основы. Если разрядки не происходит, если пациент "слишком вежлив", "слишком тактичен", чтобы прямо напасть на терапевта, дело осложняется невыраженными обидами и лечение может быть прервано пациентом.

По большей части, работе пациента не помогают и не сочувствуют те, с кем он имеет дело в повседневной жизни. Может быть, правда, ему повезло иметь друзей или знакомых, которые сами успешно прошли терапию, что, конечно, увеличивает его веру в ценность и нужность этой работы. Если же он живет с родными, которые видят в его действиях намек на неудовлетворительность семейных отношений, которые считают за "слабость" лечиться от чего-то "психического", или которые, по мере его продвижения, обнаруживают, что им все труднее доминировать, эксплуатировать, защищать, или осуществлять какое-либо иное невротическое слияние с ним, - ему придется бороться со скрытым или явным давлением, требующим, чтобы он прекратил эту "глупость". Многие пациенты не выдерживают этого эмоционального шантажа их "нормальных" близких.

По мере того, как эффективность психотерапии все более признается, эта ситуация до некоторой степени улучшается. Тем не менее, вербальное понимание того, что такое психотерапия и в чем ее смысл, часто остается признанием на почтительном расстоянии, пока дело не доходит до реального вмешательства в действительную жизнь, вроде изменения отношений с другом или с родными, или до "намерения" самому попробовать; в этом случае, в той мере, в какой человек является невротиком, он должен сопротивляться, - потому что терапия агрессивна по отношению к невротическому способу жизни! Сопротивление невротика психотерапии, - будь он актуальным пациентом или просто человеком, высказывающим свое мнение - является его контрагрессией против психотерапии. Он чувствует угрозу с ее

стороны. И в той мере, в какой он невротик, - так оно и есть! Что может быть более естественным - ив каком-то смысле, более здоровым, - чем его ответная война?

Все вышесказанное относится больше к формальной психотерапии, т. е. ситуации, когда терапевт и пациент встречаются лицом к лицу. Как же обстоит дело с вашим продолжением работы, описываемой этими экспериментами? Вам даются инструкции, которые, если им полностью следовать, предоставляют возможность разыграть то, что происходит в формальной терапии, в одном лице. Но трудность заключается в поддержании продвижения вперед!

Возможно, что уже в предыдущей работе по ориентации себя, вы обнаружили сильные сопротивления тому, чтобы продолжать эту работу. Вне сомнения, вы столкнетесь с еще более сильными возражениями против следующих экспериментов,' потому что они предлагают сделать следующий шаг, предпринять решающее действие в вашей жизненной ситуации.

Вы уже обнаружили, что эта работа приводит вас к открытию того, что человеческий организм работает не всегда в согласии с принятыми условностями. Эти традиционные установления, однако, настолько сильно привиты нам, и настолько нагружены чувством моральной правильности, что их изменение - даже если мы сталкиваемся с необходимостью такого изменения в непосредственном опыте - кажется заслуживающим осуждения.

Наступят моменты в работе, когда ваш гнев - если вы дадите ему открыто выразиться - обратится на нас, за предположение, например, что вы испытываете чувства и фантазии, которые, с точки зрения ваших жизненных стандартов, презренны. В такие моменты вам может захотеться отбросить эти эксперименты с отвращением; и если вы так и поступите, никто не отнимет у вас этой привилегии. С другой стороны, если временами возникающее предположение, что мы - "опасные сумасшедшие"- не приведет вас к такому разрыву с нами, мы уверены, что рано или поздно вы придете к более позитивным оценкам, потому что вы обретете новые ценности, не потеряв тех из старых, которые были действительно важны для вас.

Лучше всего, если в моменты гнева против нас, вы - коль скоро уж невозможно выразить его непосредственно, - сделаете это в письме. Если вы "слишком вежливы", чтобы послать такое письмо, - напишите его хотя бы для мусорной корзины. Сделайте что-нибудь, чтобы это не застревало у вас в горле!

Мы лично ответственны за все неудобства, которые вы испытаете, осуществляя эти эксперименты, в том смысле, что, рекомендуя их вам, мы совершаем агрессивный акт, направленный против вашего теперешнего статус-кво с тем удовлетворением, которое он вам дает. Что мы действуем "с лучшими намерениями" и "ради вашего блага" - это вне обсуждения. Известная дорога покрыта благими намерениями, и ваша жизнь искорежена теми, кто в нее лез, утверждая, что делает это ради вашего блага.

В следующих экспериментах речь пойдет о поведении, которое вкратце может быть описано так: различные возбуждения, окрашенные удовольствием, агрессией или болью, пробуждают энергию организма к контактированию и приспособлению к окружению. В чувствах и в контакте организм растет и расширяет свои границы. Каждый невротический механизм есть прерывание определенного рода возбуждения - препятствование дальнейшему развитию. Как объяснялось ранее, тревожность - следствие такого прерывания. Вместо того, чтобы рисковать погрузиться в новый, неизвестный контакт, невротик замыкается в бесконтактном (несознаваемом) слиянии со своим "безопасным" привычным функционированием.

Три важных механизма такого рода, с которыми мы будем работать - ретрофлексия, интроекция и проекция. Можно считать, что они определяют три различных типа "невротических характеров", поскольку они возникают в различных типах жизненного опыта и коренятся в различных физиологических функциях. Однако даже если один из этих механизмов преобладает в ком-то из нас, все мы используем каждый из них. Поскольку мы стремимся к целостному и полному подходу, мы не должны ипохондрически спрашивать себя: "Кто же я - типичный "ретрофлектор", "интроектор" или "проектор"? Проработав все абстрактные возможности отношения к среде, чувствования тела, эмоций, речи, различного


Дата добавления: 2014-12-12 | Просмотры: 841 | Нарушение авторских прав



1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 |



При использовании материала ссылка на сайт medlec.org обязательна! (0.01 сек.)