АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава 7. — Ну, как все прошло с Митчеллом?

— Ну, как все прошло с Митчеллом?

Президент и Кленнденнинн сидели у телевизора в семейных покоях, расположенных на верхнем этаже Белого дома. Главной новостью этого дня было выдвижение кандидатуры Пеппер.

— Ах да, кстати, он собирается отрезать какой-то лошади голову и подбросить ее в вашу постель.

— Прекрасно, — отозвался президент. Он неотрывно смотрел на экран, на котором повторялся репортаж о заявлении, сделанном им сегодня в Овальном кабинете. — Господи, до чего же она привлекательна.

— Да, — подтвердил Кленнденнинн тоном буйвола, сообщающего свое мнение о бабочке, только что опустившейся на его рог. — Весьма привлекательна.

— У нее все отлично получится. Вот посмотрите.

— Я собираюсь не просто смотреть. Я позвонил Фелтену, Риско и Брицу, — сказал Грейдон. (Он назвал имена сенаторов, также заседавших в Комитете по вопросам судоустройства.) — Не могу сказать, что эти деятели остались довольными услышанным, хотя Брица оно, похоже, позабавило. По-моему, все они немного стыдятся того, что сделали с Куни и Берроузом.

— И правильно, черт побери, стыдятся. Этот город стал более вредоносным, чем свалка химических отходов. А мне еще восемнадцать месяцев в нем торчать. Просто дни считаю.

— Послушаешь вас, и президентский срок начинает казаться тюремным. Вы будете первым после Джонсона президентом, не пошедшим на повторные выборы. И вы знаете, что о вас станут говорить.

— Мне все равно, что обо мне станут говорить.

— Знаю. Но вы все же могли бы попробовать. По-моему, вы немного перебираете по части присущего уроженцам Среднего Запада хладнокровия.

На экране телевизора президент и Пеппер сидели бок о бок в стоявших перед камином креслах, вокруг щелкали камеры, а над ними нависал, точно летучая мышь, микрофон.

— Вы смотрите «Шестой зал суда», господин президент?

— Не пропускаю ни одного эпизода, — ответил президент. — Мое любимое шоу. После «Боулинга со звездами».

— Судья Картрайт, достаточно ли вы подготовлены для того, чтобы заседать в Верховном суде?

— Сомневаюсь, что моей подготовки хватит даже для должности клерка этого суда.

Смешки репортеров.

— Тогда что же вы здесь делаете?

— То, о чем меня попросили.

— Правда ли, судья Картрайт, что вы собираетесь, пока будет рассматриваться ваша кандидатура, продолжать сниматься в вашем шоу?

— А вы на моем месте бросили бы работу по основной специальности?

Новые смешки.

Вандердамп хмыкнул и хлопнул Грейдона по колену.

— Наша девушка. Ты им покажешь, Пеппер. Ох, это будет роскошно. Роскошно, Грейдон.

— Не сомневаюсь.

Они стали смотреть дальше. Теперь на экране говорил президент: «Возможно, судья Картрайт и не похожа на традиционного кандидата в члены Верховного суда, однако я считаю, что, с учетом обстановки, сложившейся в этом городе, а возможно, и во всей нашей стране, судья Картрайт — именно тот человек, которого требует настоящий момент. Она знает страну, и страна знает ее. Она — практичный, здравомыслящий, знающий жизнь судья, привыкший называть вещи своими именами. И я призываю сенатский Комитет по вопросам судоустройства, как и сенат в целом, утвердить ее кандидатуру. Без проволочек».

— «Без проволочек» — это неплохо, — промурлыкал Грейдон. — Последний взмах красным плащом перед мордой быка.

— Да, — улыбнулся президент Вандердамп. — Я так и думал, что вам понравится.

В клубе «Ретрополитен», расположенном в нескольких кварталах от Белого дома, было оборудовано нечто вроде командного центра, в котором Грейдон Кленнденнинн и Хейден Корк намеревались готовить Пеппер к сенатским слушаниям.

Столы здесь были расставлены примерно так же, как на подиуме сенатского Комитета по вопросам судоустройства. Стоявшая перед Хейденом Корком именная карточка указывала, что он исполняет роль сенатора Митчелла. Других сенаторов изображали люди из Белого дома и Министерства юстиции — плюс несколько испытанных временем доверенных лиц Грейдона. Сам он, спокойный, отчужденный и донельзя сумрачный, сидел в кожаном кресле, выглядевшем так, точно ему приходилось выдерживать вес государственных деятелей еще со времен рузвельтовского «Нового курса».

Пеппер, войдя в эту комнату, окинула ее взглядом и сообщила:

— Я ищу слушания, посвященные Картрайт. А у вас тут, похоже, все еще продолжается Нюрнбергский процесс.

Хейден, резко кивнув ей, открыл огромную папку, на которой стоял штамп: «КАРТРАЙТ/СЕКРЕТНО».

— Это что же, все про меня? — поинтересовалась Пеппер. — Вот уж не думала, что прожила время, достаточное для того, чтобы оставить бумажный след такой толщины.

— Судья Картрайт, — сочным голосом начал Хейден, — что заставляет вас считать себя достаточно квалифицированной для вхождения в состав Верховного суда?

— Я этого никогда не говорила, сенатор.

— В таком случае я задаю вам этот вопрос сейчас. Считаете ли вы себя таковой?

— Я думаю, что ответить на него должны ваши сановитые коллеги.

— Я задал вам прямой вопрос. Будьте добры, дайте на него прямой ответ.

— Видите ли, сенатор, я знаю лишь следующее: в одно субботнее утро меня разбудил телефон. Звонил президент Соединенных Штатов. Он попросил меня заняться этим. Сама я на должность в Верховном суде не напрашивалась. Если вас интересует мое мнение, так вся эта затея выглядит попросту полоумной.

Хейден постучал карандашом по столу:

— Вы действительно собираетесь разговаривать с комитетом в подобных тонах?

— Я всего лишь простая пожилая девушка из Плейно, — ответила Пеппер. — Вы видите перед собой ровно то, что в итоге получите. Хотите придать мне побольше блеска, попробуйте полировку для серебра.

— Может быть, мы все же продолжим? — мрачно поинтересовался Хейден.

— А вы бы перешли прямиком к абортам. Сейчас только они всех и волнуют. Или вас больше интересует мое мнение о деле «Марбери против Мэдисона»?[26]

— Судья…

— Я просто пытаюсь ускорить процесс. Я же понимаю, какие все вы занятые ребята.

Хейден Корк поджал губы и перелистнул несколько страниц своего блокнота.

— Имеется ли в вашем прошлом что-либо, способное смутить данный комитет?

Пеппер обвела взглядом обращенные к ней лица:

— Зависит от того, насколько легко вы смущаетесь.

— Судья Картрайт, — произнес Хейден голосом, в котором уже начали проступать нотки отчаяния, — поймите, здесь происходит генеральная репетиция.

— Послушайте, сенатор. У вас имеется пять тысяч агентов ФБР, и сейчас они роются в моем мусорном баке или окунают головой в воду всех,[27]с кем я когда-либо разговаривала, начиная с акушерки, которая хлопнула меня по заду, едва я выбралась из маминой матки. Вы действительно думаете, что я полезла бы в эту кашу, если бы в моем шкафу отплясывали ча-ча-ча скелеты — в количествах, достаточных для приличного кладбища?

К этому времени губы Хейдена успели приобрести синюшный оттенок. Он перевел полный отчаяния взгляд на Грейдона, сильно смахивавшего теперь на позабавленного льва.

— Но, раз уж вы заговорили об этом, — продолжала Пеппер, — была в моем университетском прошлом одна субботняя ночь, когда я залезла на стол и отплясывала на нем. Без трусиков. Вас именно такого рода штуки интересуют, Корки?

Хейден покраснел. Некоторые из прочих сенаторов зафыркали.

Хейден перешел к другой части своего сильно похожего на телефонную книгу досье.

— Ваш муж — Басвальд Биксби?

Пеппер спросила — теперь уже с другой интонацией:

— Почему бы вам не называть его Бадди? Все именно так и называют.

— Он телевизионный продюсер. Продюсер вашего шоу. И некоторых других.

— Да, верно, — отрывисто ответила Пеппер.

— Его шоу «Прыгуны». Вы можете нам его описать?

— А вы загляните в «ТВ-гид». Или попросите сделать это одного из семидесяти двух ваших подчиненных.

— Семидесяти шести.

— Поправка принимается. Спасибо.

— Насколько мне известно, оно рассказывает о людях, которые спрыгивают с мостов. Он является также продюсером еще одного шоу, которое называется… «Ч.О.». Посвященного страдающим ожирением людям, так?

— Так. А сейчас он обдумывает еще одно, — сообщила Пеппер, — которое называется «Жопы». Посвящено персоналу Белого дома.

Грейдон поднялся из кресла и, обращаясь к Пеппер, сказал:

— Давайте выпьем по чашечке чего-нибудь.

Они покинули лжесенаторов и уселись посреди пустой тихой гостиной, пропахшей дымом давным-давно выкуренных сигар и полировкой для дерева.

— Вы очень неплохо справляетесь, — сказал Грейдон.

— Спасибо, — сухо ответила Пеппер.

— И поэтому меня удивило то, как легко вы клюнули на простую наживку.

— На какую?

— Перестаньте, судья Картрайт. Давайте не будем проникаться жалостью к себе. Теперь вы играете в большой лиге. Это не «Седьмой зал суда».

— Шестой. Послушайте, мистер Кленнденнинн…

— Грейдон.

— Мистер Кленнденнинн, я не вижу никакого смысла изображать этакую львицу федерального суда, проведшую последние десять лет, сидя в апелляционном суде округа Колумбия и составляя эрудированные памятные записки. Я всего лишь…

— Простая пожилая девушка из Плейно. Да-да. Но у вас есть одно достоинство. Вы умеете оставаться самой собой. Предположительно, именно поэтому президент к вам и обратился. Подлинность. Настоящая Америка. Уж эта мне настоящая Америка. Так трудно определить, что она собой представляет…

Пеппер усмехнулась.

— Я вас забавляю? — поинтересовался Грейдон.

— Да нет. Просто мне понравилось, как вы произнесли это ваше «предположииительно». Вы ведь настоящий аристократ, верно, мистер Кленнденнинн? Самая что ни на есть голубая кровь.

— Да, — улыбнулся Грейдон. — Весьма и весьма голубая. Как и у мистера Корка, хоть он и принадлежит к поколению более юному.

— Корки? — переспросила Пеппер. — Ну нет. Он не из вашей лиги ДНК. Он из «Лиги плюща»,[28]с обычным для нее коротеньким членом.

Впрочем, она сразу же и спохватилась:

— Извините. Вы ведь закончили?..

— Гарвард.

— Вас я, ну… таким не считаю.

— Вы очень добры.

— Послушайте, мистер Корк с самого начала дал мне понять, что он обо мне думает, и дал с полной ясностью. Я ничем ему не обязана.

— Хейден Корк — «Корки», как вы назвали его при людях, которые провели на государственной службе больше времени, чем вы на белом свете, — возглавляет персонал Белого дома. Цель у него во всей этой истории только одна — служить президенту. Я бы на вашем месте не стал обращать его во врага только ради того, чтобы потешить свое самолюбие. Этот город бывает иногда очень злобным. Очень. Вы даже представления не имеете, каким он бывает. И не исключено, что один-два друга вам здесь не помешают. С другой стороны, — без всякого нажима произнес старик, — вы можете продолжать в том же духе до самой финишной черты. И тогда вам никакие друзья до скончания ваших дней не понадобятся. Вы просто добьетесь успеха.

— Вас, похоже, такая перспектива в восторг не приводит.

— Могу я говорить с вами откровенно, судья?

— Почему же нет?

— Я понимаю, сегодняшний день — один из главных в вашей жизни. Для меня же он — просто еще один четверг.

Некоторое время Пеппер молча смотрела на старика, отвечавшего ей взглядом, в котором никакая жалость и не ночевала.

— Ну и ну, — наконец выдавила она. — Ладно. Спасибо за откровенность.

— Добьетесь вы успеха или не добьетесь, заботит меня лишь в той мере, в какой это отразится на президенте. — И Грейдон повел подбородком в общем направлении Белого дома. — Он, видите ли, нравится мне. И мне нравится то, что он пытается сделать — несмотря на серьезные препятствия. Если вы из одного лишь желания уязвить Митчелла и прочих обратите сенатские слушания в подобие вашей телевизионной программы, — а в том, что вам это удастся, я не сомневаюсь, поскольку женщина вы умная, — они не смогут отомстить непосредственно вам, ибо будут знать, что страна на вашей стороне. И потому отыграются на президенте. Они уже пытаются унизить его этой их идиотской поправкой об ограничении срока правления. Ирония, правда, состоит в том, что он… сколько я понимаю, президент посвятил вас в свою грязную тайну.

— Какую тайну? — спросила Пеппер.

— Очень хорошо. Вы отлично знаете, о чем я говорю. О том, что он не собирается баллотироваться на второй срок.

— Мне об этом ничего не известно.

— Очень хорошо, судья. Но успокойтесь, он сам сказал мне, что сообщил вам об этом. Он не хочет, чтобы все узнали о его решении уже сейчас, потому что, едва оно станет известным, к президенту станут относиться как к неудачнику. Ему нужно, чтобы все считали его собирающимся баллотироваться на второй срок, поскольку это дает ему возможность использовать ту власть, какая у него еще осталась. Однако Митчелл и его банда наемных убийц могут обратить остаток правления президента в пытку. Вы же тем временем будете, не подвергаясь никакой опасности, сидеть в вашем новом мраморном бомбоубежище. Сверхпрочном. Это место — пожизненное, и никто его у вас не отнимет, — Грейдон мягко улыбнулся, — пока вы не начнете оборачивать уши фольгой.

Лицо старика вдруг стало очень серьезным.

— Президент предлагает вам ключи от царства, судья Картрайт. Будьте благодарны. Мы поняли друг друга?

— Да, сэр.

— Сэр? — улыбнулся Грейдон. — Так-так. Похоже, меня повысили в чине.

«Коллегия душегубов»[29]возобновила свою работу. Пеппер ничего лишнего больше не говорила, на вопросы отвечала сжато и вежливо. И ни на какие наживки не клевала. Хейден поначалу задавал ей вопросы юридического характера — спрашивал, что она думает о первоначальном умысле, о темпераменте судьи, о роли судьи в сравнении с ролью законодателя, о школьной молитве, о расовом профилировании, о том, должна ли «Клятва на верность флагу» содержать слова «именем Божиим», и, естественно, об аборте — впрочем, о нем сказано было по возможности мало и в кратких, по возможности же, словах.

Затем он, получив от Грейдона условный знак, обратился к другой странице лежавшего перед ним фолианта и ровным тоном спросил:

— Ваш отец служил в полиции Далласа, судья Картрайт?

Пеппер немного напряглась:

— Да, сэр, совершенно верно.

Хейден, выдержав паузу, задал следующий вопрос:

— До того, как посвятить себя другой профессии?

Пеппер расслабилась:

— И это тоже верно, сенатор.

— Он священник, живет в Техасе?

— «Первая Скиния Дня Отдохновения в Плейно». Он свидетельствует о Слове — круглосуточно, семь дней в неделю, в дождь и в вёдро, в адскую жару и в пору весеннего паводка, нет греха слишком малого и преступления слишком страшного. Даааааа, Иисусе!

— Простите?

— Так он начинает свои воскресные выступления по телевизору.

— А. Ну да. Детство, проведенное в такой обстановке, как-то сказалось на ваших религиозных воззрениях?

— Разумеется, сэр. Другое дело, что религиозных воззрений у меня нет.

— Что вы этим хотите сказать?

— Видите ли, сенатор, каждый из нас проводит священный день отдохновения по-своему.

— Могу я спросить, как проводите его вы?

— В постели — с кроссвордом, кофе и круассанами.

— О. Понимаю.

— О круассанах, если вы считаете, что они выглядят чересчур французистыми, я могу на слушаниях не упоминать. Хотите, заменю их рогаликами? Или рогалики выглядят слишком еврейскими? Как насчет кекса с изюмом? Кекс с изюмом — вполне по-американски.

Хейден и прочие сенаторы обменялись сокрушенными взглядами.

— Вернемся, если вы не против, к отсутствию у вас религиозных воззрений, — произнес Хейден. — Я не хотел бы, чтобы вы… я просто пытаюсь понять…

— Позвольте, я помогу вам с этим, сенатор. Когда мне было девять лет, мою маму убила молния — у меня на глазах. Папа счел случившееся карой Всемогущего за то, что она играла в гольф в день отдохновения, и построил на этом умозаключении всю свою церковь. Я же пришла к выводу несколько иному.

— Выводу о том, что… — начал Хейден. — Не хочу показаться вам чрезмерно любопытным, однако…

— К выводу о том, что Бог — паршивый сукин сын, — сообщила Пеппер.

— Так и сказала? — переспросил президент.

Разговор происходил в тот же день, несколько позже. Президент только что вручил очень усталому на вид Грейдону Кленнденнинну двойной мартини и налил себе большой бокал холодного пива.

— Открыто, — ответил Грейдон. — Ликующе. Она атеистка. И гордится этим.

— О господи, — сказал президент.

— Насколько я смог понять, обратиться в таковую Пеппер помог ее чокнутый папаша, который окрестил ее в своей идиотской церкви, окунув головой в воду и продержав там какое-то время — и все на глазах у тысяч людей. Хейден очень умело вытянул это из нее. Но, повторяю, она ничего не скрывает. Я переговорил с ней частным порядком, попросил не напирать на ее атеизм во время слушаний. И все-таки это настоящая ахиллесова пята. Если ее взгляды станут известными, Митчелл вцепится в них, что твой терьер.

— Но ведь заседали же в Верховном суде люди, которые не верили в Бога. Верно?

— Верно. Однако не думаю, что они столь же живо и весело излагали свои взгляды комитету, который утверждал их кандидатуры. По-моему, она хочет, чтобы ее не утвердили. Я не психолог, конечно, но мне кажется, все дело в этом.

— Хм, — отозвался президент. — Что ж, может быть, атеизм даже и привлечет людей своей новизной. Тот же Сантамария приходит в суд чуть ли не в шлеме мальтийского рыцаря. С плюмажем. Она честна. Ничего не скрывает. Дуновение свежего техасского ветерка. Народу это понравится. Уверен.

— Дональд, согласно опросам, людей, верящих в непорочное зачатие, в этой стране гораздо больше, чем верящих в эволюцию. Не понимаю, почему вы вечно полагаетесь на так называемую «мудрость народа Америки». На мой взгляд, половина нашего населения — люди просто-напросто умалишенные. Им бы по клеткам сидеть…

— А может быть, ничего и не всплывет, — сказал президент.

— Я бы на это не рассчитывал. У нас пять тысяч журналистов, и все они роют вокруг нее землю. Как черви.

Президент глотнул пива:

— Ее отец — телевизионный проповедник. Это уравновесит ее неверие. И все будет хорошо.

— Преподобный Роско, — мрачно произнес Грейдон. — Стоянка жилых автоприцепов, вот во что обратилась наша с вами страна.

— Не знал, что вы такой сноб, Грейдон, — сказал президент. — Впрочем, нет, вру. Что вы сноб, я знал всегда. Однако вы зря так скептично относитесь к преподобному Роско. Он, знаете ли, представляет там, у себя, немалую силу. Я был на одном из его барбекю.

— Да что вы? — удивился Грейдон. — И как, вкусны ли были ребрышки, должным ли образом прожарены?

— Дьявольски вкусны. Может, нам вытащить его сюда, на слушания?

— Ради бога, только не это. Он еще блажить тут начнет. К тому же он напомнит всем о деле Руби. По-моему, она любит своего деда, бывшего шерифа. Его зовут Джи-Джи, вы знаете? Длинные висячие усы, ремень с большой сверкающей пряжкой, проникновенный взгляд. Вот он нам сгодится. Ваш мудрый американский народ обожает такие штуки.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 406 | Нарушение авторских прав