АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава 10. — У Картрайт возникли кое-какие новые, как бы это выразиться, обстоятельства, — по телефону сообщил президенту Грейдон Кленнденнинн

— У Картрайт возникли кое-какие новые, как бы это выразиться, обстоятельства, — по телефону сообщил президенту Грейдон Кленнденнинн.

— Слушаю, — настороженно ответил президент. Он провел на своем посту время достаточно долгое для того, чтобы понять: слово «обстоятельства» синонимично фразе «случилось нечто поистине страшное».

— Ее муж — продюсер их общего телешоу — уведомил Картрайт, что, если она уйдет из его передачи, он предъявит ей иск за нарушение договора.

Эта неожиданная и странная новость заставила президента Вандердампа задуматься. Он смотрел на полированную поверхность своего стола, изготовленного из обшивки боевого фрегата восемнадцатого столетия. Во флоте президент служил на авианосце. И порой этот стол казался ему полетной палубой, на которую нескончаемой чередой валятся подбитые, горящие боевые самолеты. Бам, бам, бам. А его обязанность — побыстрее отремонтировать их и снова отправить в полет.

— Да, — наконец сказал он. — Господи ты боже мой.

— Вот именно, — согласился Грейдон.

— Ему следовало усыпать ее путь лепестками роз. Делать ей массаж шеи. Говорить приятные слова, что-нибудь вроде «радость моя, я так горжусь тобой». А кстати, что он собой представляет, этот фрукт?

— Да кто ж его знает. Помните, что сказал Толстой о несчастливых семьях?

— Грейдон, — сказал президент, — прекратите.

— По-моему, Толстой сказал, что каждая из них совершенно уникальна. Я с этим джентльменом — если такое слово применимо к мистеру Биксби — незнаком, но, по всему судя, ему просто не хочется остаться без его телезвезды. Насколько я понимаю, она придает тому, что он делает, особый класс. Прочие его шоу ничем особенным не блещут. Самоубийцы, толстяки. Хотя кто может сказать, что является искусством, а что не является?

— Хейдену эта новость уже известна? — спросил президент, нажимая одновременно на кнопку, с помощью которой он вызывал главу своего персонала.

— Я хотел сначала сообщить ее вам. Если говорить начистоту, боюсь, что, услышав о ней, Хейден сунет голову в духовку первой попавшейся газовой плиты. Вы же знаете, он относится к вашей кандидатке без всякого энтузиазма.

Дверь Овального кабинета отворилась. Вошел Хейден Корк.

— Сэр?

Президент, нажав на телефонном аппарате кнопку громкой связи, сказал:

— Грейдон, будьте добры, расскажите Хейдену то, что вы рассказали мне.

Когда Грейдон закончил, Хейден Корк испустил прочувствованный вздох, — примерно такой же звук издает перед самой кончиной выбросившийся на берег реки лосось.

— Итак, — сказал, обращаясь к обоим своим помощникам, президент, — какие возможности у нас имеются?

— Она сказала, что готова снять свою кандидатуру, — сообщил Грейдон.

— Да? Ну и прекрасно. Прекрасно, — воскликнул Хейден, внезапно ожив, как все тот же лосось, но возвращенный в реку. — В таком случае я позвоню ей, скажу, как все мы признательны ей за…

— Минутку, — сказал президент. — Не спешите. Мы выбрали курс, так уж давайте за него и держаться. Что сказали ей вы, Грейдон?

— Что я ничего не решаю, что передам вам ее предложение.

— Господин президент, — сказал Хейден. — Я действительно считаю, что самое лучшее для нас — принять ее на редкость благородное предложение, пока эта новость не попала в газеты и…

— Сядьте, Хейден.

— Сэр…

— Сядьте. Грейдон, какое впечатление осталось у вас от разговора с ней?

— Мне показалось, что она старается не падать духом. Но при этом немного испугана. И не могу сказать, что виню ее за это. Однако предложение ее было искренним.

— И прекрасно. Она честна. Разумна. В наше время найти человека, готового отказаться от того, что ему предлагают, очень не просто. Скромность — утраченное искусство.

— Господин президент, — сказал Хейден. — Конечно, ей сейчас нелегко. Однако сенатские слушания — испытание достаточно жестокое и без такого рода добавок. Особенно если учесть, чем она пригрозила сенатору Митчеллу, когда тот пригласил ее к себе.

— И правильно сделала, что пригрозила. Мне и самому давно уже хочется забить микрофон в глотку Декстера Митчелла. Грейдон?

— Что же, сэр, положение не из легких. Хейден прав — журналисты набросятся на эту новость, точно голодные волки. Однако, при всем при том, Картрайт нравится мне все больше. Она — настоящая боевая машина.

Из трубки до Грейдона донесся тихий стон Хейдена.

— Я не вижу причин, — сказал президент, — по которым мы должны наказывать ее за то, что муж у нее — козел. Нет. Нет. Позвоните ей. Прямо сейчас. И скажите, что мы на ее стороне. Во всем. Скажите, — и президент бросил на Хейдена полный значения взгляд, — что на ее стороне весь Белый дом. Да, так и скажите. От моего имени.

— Хорошо, сэр. — И Грейдон положил трубку.

— Так, — произнес президент. — Хейден.

— Да, сэр, — печально откликнулся глава президентского персонала.

— Я думаю, что нам следует побольше узнать об этом… муже.

— Но, сэр, — взмолился Хейден, — мы же не станем… нет, сэр. Прошу вас.

— ФБР ведь уже изучило его прошлое — во всех подробностях, так?

— Так, сэр, однако…

— Хейден, — улыбнулся президент. — Время колебаний закончилось.[38]

Под вечер того же дня Грейдон и Хейден встретились в клубе «Ретрополитен», где Пеппер, которой предстояло прилететь из Нью-Йорка, должна была в последний раз встретиться с «коллегией душегубов». Хейден приветствовал Грейдона саркастическим:

— Большое спасибо. Вы здорово помогли мне при утреннем разговоре с шефом.

— А что я мог сказать? — пожал плечами Грейдон. — Я как-то уже привык к ее лицу.

— Все это кончится слезами, — сказал Хейден. — Или кровью. Митчелл раскалился добела.

— Декстер Митчелл — лошадиная задница, — сказал Грейдон, — но не дурак. Он знает, какой у нее рейтинг. Народ хочет, чтобы она заседала в суде.

— Вот уж не думал, что вы такой популист, — сказал Хейден.

— А я и не популист. Однако толпе стоит время от времени бросать кусок, которого она жаждет. Это ее успокаивает.

— Беру мои слова обратно. Вам ведь известно, о чем попросил меня шеф, не так ли?

— Я бы на вашем месте приготовился к тому, чтобы со всевозможной искренностью взглянуть в глаза членов большого жюри и сказать: «Я действительно не понимаю, о чем говорит специальный прокурор[39]».

— Спасибо. А самому специальному прокурору я что скажу?

— Ну, — произнес, улыбнувшись совершенно как Чеширский Кот, Грейдон, — что-нибудь да придумаете. А если не придумаете, я буду навещать вас по воскресеньям в тюрьме. Приносить вам круассаны и напильники.

Подставные сенаторы один за другим занимали места за комитетским столом. Вскоре появилась, опоздав всего на пятнадцать минут, и Пеппер. Выглядела она так, точно день этот дался ей нелегко. Грейдон тепло поздоровался с ней, Хейден ограничился коротким рукопожатием и кивком.

— И я тоже рада вас видеть, — негромко сказала Пеппер.

— Мне очень жаль, что ваш муж пытается поднять шум, — сказал Грейдон. — Но, как я уже говорил вам утром по телефону, президент полностью на вашей стороне.

И он подчеркнуто добавил:

— И мистер Корк тоже.

Хейден поджал губы.

— У вас усталый вид, — сказал Грейдон. — Ну что, готовы?

— Да, — без энтузиазма ответила Пеппер.

Несколько часов Хейден и прочие осыпали ее вопросами — о неприкосновенности частной жизни, о межштатной торговле, о правомерности использования Восьмой поправки[40]в деле «Мискимин против „Инконтинентал Эйрлайнс“».[41]Затем Хейден, откашлявшись, произнес:

— А теперь, судья Картрайт, не могли бы вы сообщить нам ваше мнение о том, следует ли учитывать обстоятельства личной жизни человека, принимая решение о его — или ее — пригодности для высокого государственного поста?

Несколько секунд Пеппер молча смотрела на него, затем сказала:

— Видите ли, сенатор, это, надо полагать, зависит от поста, не так ли?

— То есть?

— Представим себе, что некая гипотетическая личность оказывается членом «Аль-Каиды», или торговцем оружием, или проституткой. Думаю, это обстоятельство следовало бы учесть, если бы ее выдвигали на пост члена Верховного суда, или Государственного секретаря, или на какой-то другой в этом роде. Однако, если бы она баллотировалась, ну, скажем, в сенат, я назвала бы столь нечестивое прошлое лишним доводом в ее пользу.

«Сенаторы» прыснули.

Хейден покачал головой:

— Вы действительно собираетесь сказать это на слушаниях?

— Не знаю, Корки, — ответила Пеппер и зевнула. — Пока я хочу лишь одного — чтобы этот день поскорее закончился, понимаете?

— Не могли бы вы не называть меня так? — покраснев, попросил Хейден.

— Я вовсе не хотела обидеть вас. Мой мозгоправ говорит, что я таким образом защищаюсь от неуверенности в себе.

У Хейдена округлились глаза.

— Вы… вы сказали «мозгоправ»?

— Ну да, психиатр. Знаете, человек, который помогает тебе навести порядок на твоем чердаке.

— Вы хотите сказать, что находитесь под наблюдением психиатра?

— Конечно. Как и все, кто живет в Нью-Йорке. А здесь разве не так — столько переживаний и прочее?

Хейден лихорадочно перелистывал страницы:

— Я не… не помню, чтобы это было в вопроснике. Но ведь вы не включили эти сведения в вашу…

Пеппер изобразила скромную улыбку:

— Нет, сэр, не включила. Это вроде как дело глубоко личное.

— Боже милостивый, — пролепетал Хейден. — Но это же…

— Просто я не хотела добавлять вам новые хлопоты. А насчет обращения к мозгоправу — мне в общем-то выбирать особо не приходилось.

— Что значит «не приходилось»? — просипел Хейден.

— Ну, понимаете, — Пеппер пожала плечами, — мне более-менее приказали подыскать себе такого.

— Приказали? Кто? — вытаращил глаза Хейден.

— А те, которые в психушке работали. Они меня только на этом условии через месяц и выпустили. Вместо положенных шести.

— Шести? — пролепетал Хейден.

— Нет, шрамов-то почти и не видно, — сказала Пеппер и подняла перед собой руки, чтобы показать ему запястья. — Во всяком случае, когда я ношу браслеты. Ребята, у вас ни у кого с собой валиума нет? А то я так торопилась, что свой дома забыла.

Грейдон, поднявшись из кресла, сказал:

— Предлагаю устроить перерыв. Вы не составите мне компанию, судья?

И они с Пеппер вышли, оставив всех прочих взирать друг на друга в испуганном остолбенении. Грейдон провел Пеппер в гостиную с укрытыми книжными полками стенами, усадил ее в кожаное кресло и уселся в такое же сам.

— Знаете, юная леди, — сказал он, — вас следовало бы высечь.

— Уже высекли, — ответила Пеппер. — И не один раз. Я просто хотела немного расшевелить эту публику. А то Корки до того уж напрягся, что я испугалась, как бы его собственный галстук не придушил.

Появился клубный служитель.

— Двойной мартини, Гектор, спасибо, — сказал Грейдон. — А вам, леди?

— Текилу, чистую. И пива. Бутылку, с лаймом.

Гектора ее заказ, похоже, позабавил.

— Думаю, со времен администрации Джонсона такого заказа здесь никто не делал, — сказал Грейдон. — Ну-с, Пеппер. Как вы полагаете, удастся вам усидеть до свистка?[42]

Пеппер, услышав этот вопрос, улыбнулась:

— Вы что же, и на родео заглядывали?

— Заглядывал. Примерно за сто лет до вашего рождения.

— Вы меня удивляете, Грейдон. На посетителя родео вы совсем не похожи.

— Когда я был мальчиком, мы проводили лето в Вайоминге. Почему вы улыбаетесь?

— Я узнала, что лето можно «проводить», только когда попала на Восток, в школу. Значит, Запад вам знаком.

— Мой дед протянул туда железную дорогу, — ответил Грейдон, неторопливо помешивая мартини указательным пальцем.

— О, — откликнулась Пеппер. — Это сильно.

— Что касается родео, — сказал Грейдон, — я до моего свистка досидел. А вы только-только забираетесь на быка.

— Что же, придется надеть носки разных цветов.[43]

Старик улыбнулся:

— Ну и хорошо. Но только держитесь покрепче. Вам достался бык, который может и покалечить.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 393 | Нарушение авторских прав