АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Цветообозначения и гармония партнеров

По-видимому, смысл и значение (т.е. семантика) цвета является основной характеристикой, которая объединяет людей прежде всего по природному принципу цветового взаимодействия. Как показано выше, третья характеристика "хрома" (чувства, эмоции) предполагает, что отношение подсознания (как относительно идеального) к бессознанию (как материальному) проявляется прежде всего в цвете. Поэтому цвет в терапии можно считать "неразделимым целым" между психическим состоянием пациента и изменением окраски его кожных покровов и/или окружающей среды.

Однако для начала следовало бы определить собственно смысл и значение цвета, дискуссия о котором не закончена до настоящего времени. Большая часть философов, культурологов, психолингвистов универсальным определяющим фактором полагает внешние, материальные, природные явления: белый – свет, снег; красный – кровь, огонь и т. п. Другая часть ученых (антропологи, психологи, этнологи) основополагающими «прототипами» цветообозначений считает некие внутренние, невербализуемые, нематериальные, интеллектуальные = психические факторы: красный – мужской, белый – женский и т. п. Очевидно, это пренебрежение субъективными («психофизиологическими» факторами), по-видимому, основано на абсолютизации понятий идеального и материального. Теоретически ученые это признают, справедливо полагая возможным некую абсолютизацию смыслов (неразличимость социальной, природной и психологической реальностей), при которой смысл цвета оказывается своеобразным сплавом материальных и нематериальных признаков.

Вместе с тем, обосновывая универсалии фона (окружения) как фундаментальные элементы описания зрительного восприятия, Анна Вежбицкая, например, практически пренебрегает понятием фигуры на этом фоне. И вместе с тем на вопрос «что люди обычно “видят”?», она отвечает: “Конечно, предметы, животных, людей, которые находятся или двигаются на каком-либо фоне.” Однако, упоминая далее оппозицию фигура/фон в психологии (где, как правило, акцентуализируется фигура), Вежбицкая тем не менее старается выявить более существенные для ее концепции черты этой оппозиции: “Здесь фон, безусловно, более постоянен и предсказуем, чем ‘фигура‘: небо (обычно - синее), земля (обычно - коричневая), трава (чаще всего - зеленая), солнце (обычно - желтое и блестящее), море (обычно - темно-синее), широкие снежные просторы (в норме - белые)”. Иначе говоря, цветовой смысл, по Вежбицкой, связан со смыслом цветов фона (в силу большего постоянства и предсказуемости) и практически пренебрегает изменчивыми цветами фигуры.

Нам кажется невероятным, чтобы нормальный человек не обращал внимания на человека, а замечал исключительно фон. По крайней мере, нормой это назвать трудно. Далее, кстати, сама Анна Вежбицкая частично признает весьма не универсальный характер этой универсалии, отмечая, что пейзаж везде выглядит по-разному, и все же настаивает на истинности использования типичных черт пейзажа как существенного смысла при описании категорий зрительного восприятия вообще и ‘цвета’ в особенности.

По данным Р.М. Фрумкиной, статус цветообозначений в науке сопоставим лишь со статусом терминов родства, что позволяет предположить их системно-функциональную взаимосвязь. Несложно показать, что в цветовых концептах заключены ценностные архетипические (глубинно значимые, связанные с выживанием вида и продолжением рода) характеристики человека, природы и общества. Так, построение системы родства как первичных социальных связей прежде всего основано на репродуктивной функции, одним из важнейших условий выполнения которой являлось физическое и психическое здоровье будущих детей с последующей возможностью их обучения и социализации. Очевидно, это условие полностью могло выполняться только при адекватном выборе друг другом будущих родителей, что предполагало их «любовь» как взаимодействие минимум трех компонентов каждого из интеллектов. На этом выборе, возможно, эмпатически сказывался и цвет (предпочтений и т. п.) как архетипически фиксируемый концепт, моделирующий им основные компоненты интеллектов друг друга в целях создания прочных связей, то есть взаимообусловленного выживания индивидов (рекреация и т. п.) и воспроизводства вида (здорового потомства).

Действительно, согласно эволюционной теории, филогенетически закреплялись общезначимые, существенные для выживания (и вида, и индивида) параметры. С учетом корреляции между обозначениями родства и цвета можно полагать, что цветовые концепты (включая и внешние, и внутренние цвета «прототипов») закреплены в интеллекте для адекватного гомеостаза. Последние, возможно, определяются законом гармонии Гете (принципом дополнительности цветовых компонентов), который, согласно нашим исследованиям, можно сформулировать следующим образом: для создания гармонии, то есть устойчивой системы, партнеры неосознанно стремятся к обладанию и/или дополнительными «цветами» разноименных компонентов интеллекта, и/или тождественными «цветами» одноименных.

В согласии с этим положением, гипотеза Р.М. Ивенса (о гармонии цветовых пар как функции непостоянства цветового тона, воспринимаемого вторым.) включает случаи, по отношению к которым все остальные являются промежуточными. Так, если оба образца тождественны по цвету, то никакого сдвига цветового тона и/или насыщенности происходить не будет (пара –гармонична). Если цвета являются взаимно-дополнительными (т.е. если один из них возбуждает приемники сетчатки глаза в соотношении, обратном по сравнению с другим цветом), то будет наблюдаться лишь изменение насыщенности без смещения цветового тона (при одинаковой яркости обоих образцов) (пара –гармонична). Если образцы близки по цветовому тону, то будет наблюдаться смещение цветового тона в зависимости от степени их различия (пара – негармонична). Аналогичных позиций придерживались со времен Гете и другие исследователи[21].

Наглядным примером, объясняющим подчеркиваемый нами принцип цветовой гармонии, может служить и психолингвистический парадокс Бертрана Рассела («алогическая несовместимость красного и синего цветов»). В самом деле, как это следует из табл. 1.1 и 1.5, концепт красного цвета моделирует прежде всего «физиологически мужской телесный» бессознательный компонент интеллекта, который, в самом деле, достаточно трудно совместить с “синим объединением” религиозности мужского и женского подсознаний.

Иначе говоря, необходимость хранить и передавать социально важную информацию обусловила возникновение архетипических представлений, связывающих деятельность «здесь—теперь» с некоторым образом, не принадлежащим только данному времени и/или конкретной ситуации Так, если в наиболее древних пластах языка отчетливо видна внутренняя смысловая антитетичность, совмещение противоположных значений, соотнесение одного и того же слова с целым рядом разнородных вещей, то в более поздних типах языка подобный синкретизм размывается, приводя к амбивалентности цвета, т.е., по существу, и к адекватной оппонентности воспринимающих структур феминного и маскулинного интеллектов. Экспериментальным подтверждением этому могут служить как исследования Р. Франсе[22], согласно которым у нас имеются веские основания говорить о биологической врожденности цветовых предпочтений, так и известные данные о врожденном характере типов темперамента[23], как будет показано ниже, связанных с гендером.

Поэтому для разрешения парадокса Рассела действительно требовались не логические, а скорее аксиологические аспекты анализа. На наш взгляд, это свидетельствовало именно о внутренних архетипических характеристиках цвета, поскольку использование внешних «универсалий» исключало бы какие-либо парадоксы: красное «солнце» вполне совместимо с синим «небом».

Таблица 1.8. Семантические универсалии цвета

Примечания к таблице: Литеры f и m обозначают доминирующий характер «женских» и «мужских» свойств гендера, моделируемых заданным в строке цветом; одновременно этот же цвет моделирует проявление этих свойств в пространстве (4-й столбец слева) и во времени (5-й столбец).

1) Согласно отнесениям Вежбицкой.

2) См., например, у Белого в “Священных цветах”: “белый цвет - символ воплощенной полноты бытия, черный - символ небытия”. Не менее наглядный пример можно видеть в творчестве В. Шевчука: “Белая река - о былом...”.

3) Ахромные цвета моделируют расположение в пространстве ахромной оси, тогда как квазимонохромные – расположение на плоскости цветового круга.

4) Еще В. Даль отмечал «странную» связь голубого и серого, которая в психолингвистике нередко рассматривается как вопрос о причинах более позднего возникновения цветообозначений для холодных тонов, по сравнению с теплыми. На наш взгляд, табл. 1.8 дает основания для решения этого вопроса. Так, сопоставление перспективы дневного северного неба с голубым цветом даже русскоязычному реципиенту может показаться не совсем верным: «скорее — сероватое». Аналогичное заключение можно сделать и относительно функций женского подсознания: дневные заботы, так сказать, «обыденно-творческая» занятость — приготовление пищи, одежды, дети, уют в доме — все это так же незаметно, как и само настоящее, которое его и вызывает к деятельности. То есть и в этом случае голубой сублимат является производным от серого, что и может свидетельствовать о более позднем происхождении его цветообозначения. Это же относится к остальным холодным цветам.

5) В пурпуре, как и в белом, сочетаются холодный и теплый цвета, что, вероятно, и являлось «неосознаваемым основанием» его более ранней (чем холодные тона) вербализации. По крайней мере, известные на сегодняшний день свидетельства позволяют полагать, что в древней Греции это случилось до пресловутого именования холодных тонов.

6) Сопоставление относительных действий f и m во времени (по Ананьеву) с действием цвета на интеллект человека полностью подтверждает справедливость и работоспособность хроматической модели интеллекта и, в частности, р е з о н а н с н ы й характер взаимодействия компонентов интеллекта с соответствующими цветами: m, к примеру, при доминанте S “торопится” в равной мере с воздействием К цвета, f при доминанте Id “вечно опаздывает” в равной мере с воздействием Г цвета и т. д.

Итак, цветообозначение, как любое другое вербальное выражение, оказалось языковым знаком целостной системы «внешняя среда – интеллект», в котором закодирован, с одной стороны, определенный смысл (идеальное) и, с другой, – соответствие обозначаемой краске предмету (материальному). Вместе с тем, возникает вопрос о том, каким образом цветовые сублиматы (то есть характеристические признаки архетипических представлений о внешнем мире) могли сохраниться на протяжении последних столетий, если Европа пошла по пути индивидуализации и отказа от цветовых канонов традиционных культур.

В качестве возможного ответа на этот далеко не тривиальный вопрос можно рассмотреть позиции христианства, которое определяло путь культурного развития европейской мысли, с одной стороны, опираясь на традиции иудаизма, и, с другой, вводя в культурные установки новый религиозный феномен - СЛОВО, которое в его абсолютизации непосредственно отождествляется с Богом (Иоанн 1, 1). Преимущественная религиозность женщин, а также постоянно отмечаемая в дифференциальной психологии их оптимальная способность к вербализации позволит нам далее сформулировать хроматический принцип относительного детерминизма, используемого при анализе и моделировании интеллекта.

Предпринятый ниже анализ цветовой семантики традиционных культур основывался на достоверно подтвержденном выводе о канонизированных цветах как традиционной основе естественного сочетания социального, культурного и природного начал человека. И, разумеется, этой основой нельзя манипулировать с момента ее исторического возникновения. Именно это положение предполагает, что через эмоциональное отражение действительности можно выявить семантику неосознаваемого воздействия цвета, которое по Юнгу, заключено в неосознаваемых представлениях коллективного бессознательного (непосредственно влияющего на глубину восприятия мира в цвете), канонизированного в традиционных культурах.

Цветовая информация складывается из факторов, присущих в равной мере и передающему и принимающему объекту. Так. цвет окрашенной поверхности будет совершенно иначе восприниматься в случае известной принадлежности этой поверхности к знакомому предмету (предметный цвет) или, наоборот, в случае его принадлежности к незнакомому предмету, а также в случае безотносительности этого цвета к любому предмету.

К последнему примеру можно отнести апертурные цвета (безоблачного неба, рассматриваемого через светофильтры, квазимонохромное освещение тумана, представление цвета в воображении с закрытыми глазами и т. п.). В этих случаях появляется отсутствие локализации цветов на каком-либо расстоянии от нас – они занимают все «видимое» пространство и в то же время не занимают его вообще в сравнении с цветами, локализованными на знакомой поверхности. Это свойство цвета встречается в мифах, где божества или культурные герои обитают в пространстве и вне пространства, во времени и вне времени (буквально как во сне).

Показательно, что мифы совершенно разных стран, времен и народов имеют множество идентичных значений или, говоря словами Юнга, "единое архетипическое содержание". Это свойство мифов было соотнесено со свойством глаза воспринимать одинаковыми метамерные цвета, то есть цвета имеющие в действительности различный спектральный состав. Поскольку этим свойством в интеллекте характеризуется и бессознание (связанное со стадией цветоощущения), и подсознание (отвечающее за процесс собственно цветовосприятия), то изучение корреляции между архетипами и сублиматами, образуемыми указанными компонентами интеллекта, привело к более определенному содержанию юнговского представления как об архетипах, так и о коллективном бессознательном.

Таким образом, компоненты интеллекта представляют четкий критерий подразделения и, следовательно, интерпретации цвета в случаях включения этих значений в один цвет, например, в различных культурах. Можно сказать, что и образ, и цветоощущение приобретают значимость для интеллекта лишь в том случае, если входят в систему образов, образующих в подсознании модель мира. Мы подчеркиваем подсознательное формирование и образов и модели мира, поскольку к настоящему времени в науке накоплено достаточно доказательств в пользу того, что и зрительные и более сложные (к примеру, сновидные) образы организуются на неосознаваемом уровне функционирования интеллекта.

Язык неосознаваемых и, в частности, мифологически-символических действий в онто- и филогенезе предшествует словесному языку, то есть служит базой для усвоения последнего. Выше мы уже отмечали миллионы невербализованных сублиматов как чувств, так и оттенков различных цветов в сравнении с несколькими десятками (максимум сотней) вербализованных. Эта ограниченность сознания, функцией которого является вербализация, взаимосвязана с тем, что «лингвистический» язык далеко не все и далеко не адекватно отображает в окружающем мире, нередко оставляя достаточно широкое толкование определений относительно определяемых предметов.

Вербализационные возможности интеллекта определяются отношениями между впервые выделившимися из природы активными субъектами действия, а следовательно, и необходимостью в осознании того или иного взаимодействия между ними. В первую очередь могли вербализоваться такие свойства субъектов, о которых следовало информировать друг друга первобытным людям для продолжения жизни и т.п. Вместе с тем, из ограниченности поля цветообозначений в сознании никак не следовал вывод, что логическое мышление (свойственное сознанию) является менее совершенным, чем свойственное подсознанию чувственно-образное мышление; они тесно взаимосвязаны и не могут существовать один без другого. В филогенезе же, при условии исторического становления сознания, и проявлялась та мифотворческая сторона подсознания, которая цветом предмета характеризует не столько предмет, сколько его свойства, а они уже распространяются на свойства и отношения самих предметов.

Именно поэтому для анализа хроматических явлений мы используем цветовое тело (Рис.1), содержащее 11 фокусных цветов [24], что как и в табл. 1.8, достаточно обосновано. Так, оказалось, что в различнейших семьях языков, зрительные образы предъявленных цветов подобны зрительным образам, хранящимся в памяти. Очевидно, это свидетельствует о более легкой активизации последних в ответ на воспринимаемые характеристики стимулов и о меньшей подверженности искажениям, которые могут быть вызваны вербализацией «ответных цветов». Таким образом, можно заключить, что семантика и цвета, и цветообозначений обусловлена не только единой нормой социального (сознательного) общения мужчины и женщины, но и единым принципом восприятия друг друга, эстетических объектов или ассоциируемых цветов – независимо от пола и возраста.

Вместе с тем и пол и возраст, безусловно, сказываются на цветовосприятии, и особенно на снижении цветовой чувствительности. И, если до20-25 лет она возрастает, как это демонстрирует рис. 3, то с возрастом она все более и более снижается. Причем с неодинаковой скоростью для разных цветов. Так, чувствительность к Ж цвету после 50 лет практически не изменяется; мало изменяется она и к П цвету, тогда как к К, З и С цветам – падает много быстрее, чем к первым. Маловероятно, чтобы это совпадение гендерных характеристик цвета с данными геронтологии [25] оказалось случайным, ибо старческое ослабление сенсорных реакций все еще считается нормальным явлением.

Рис.3. Изменение цветоощущения как характеристика возраста.

Итак, человек – существо не только разнополое, не только социальное, но и биологическое. Помнит ли кто, почему холодная вода обозначается синим цветом крана, а горячая – красным? Условность ли это, если во всех без исключения культурах красный цвет связан с темпераментом “жаркого” холерика, а синий – “холодящего чувства” флегматика. Как нормальное существо, человек не только душой, но и своим телом отличает теплые цвета от холодных. К примеру, температура окружающей среды кажется на 2-3 градуса ниже реальной, когда человек одет в сине-зеленые тона. И выше, когда – в красно-оранжевые. Если это различие еще как-то связано с полом или темпераментом, то от социального положения оно почти не зависит.

Цветовосприятие зависит и от времени суток, и даже от сезона. Так, по данным С.В. Кравкова, летом З цвет виден много лучше, чем зимой. С чем это связано, пока трудно сказать, но факт – есть факт: интеллект постоянно подстраивается под светоцветовые условия внешней среды.. Еще один пример: издавна мода навязывала пожилым людям всевозможные “старческие” цвета: блеклые, пастельные, сероватые, приглушенные и др. Навязывала с их согласия. Как поясняется люшеровской методикой, им эти цвета нравились. Цветотерапевт же советует здоровым пожилым людям носить одежды ярких и сочных тонов. И надевая красные, оранжевые, желтые куртки или плащи, они говорят: “Конечно, за молодежью нам не угнаться, но зато чувствуем себя как молодые!”

Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 550 | Нарушение авторских прав