АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Отдел второй. Обязанности патентодержателя

I. Обязательная эксплуатация изобретений. _ 189. Обязательная эксплуатация патентов с экономической точки зрения. _ 190. Критика и выводы. _ 191. Обязательная практика по этому вопросу. _ 192. Истинный смысл закона. _ 193. А. Субъективный элемент понятия эксплуатации. _ 194. Выводы. _ 195. В. Объективный элемент понятия эксплуатации.

II. Уплата ежегодных пошлин. _ 196. А. Патентные пошлины с экономической точки зрения. _ 197. В. Патентные пошлины с юридической точки зрения.

III. Обязательные лицензии. _ 198. Положение вопроса.

I

_ 189. Статья 24 Положения устанавливает так называемую эксплуатацию (compulsory working, Ausubungszwang, exploitation obligatoire). Она гласит: "Получивший привилегию обязан, не позже пяти лет со дня подписания патента на оную, привести в действие в России изобретение или усовершенствование, на которое привилегия выдана, и представить о сем, в упомянутый срок, в Департамент торговли и мануфактур удостоверение подлежащего, по указанию министра финансов, начальства".

С экономической точки зрения вопрос об обязательной эксплуатации является одним из самых спорных в патентной литературе *(1303). Сторонники обязательной эксплуатации обыкновенно ссылаются на следующие три аргумента:

1. Патент представляет опасное оружие в руках того, кто пожелал бы нанести ущерб промышленности, намеренно лишая ее возможности пользоваться патентованным изобретением. Так как гипотеза мрачного изобретателя, взявшего патент и затем изображающего "собаку на сене", является довольно романтичной и маловероятной, то указанный аргумент обыкновенно окрашивают в несколько иной оттенок привлечением элемента национальной борьбы. Тогда получается второй сорт аргументов.

2. Патенты сделаны-де в интересах не отдельных изобретателей, а всей промышленности данного государства. Патент дается изобретателю для того, чтобы, обещанием монополистических выгод, побудить его возможно усерднее эксплуатировать изобретение. Каждый выданный патент должен служить новым толчком для развития промышленности, и притом, конечно, промышленности не чужой, а национальной. Бессмысленно-де выдавать во Франции такие патенты, которые служили бы поводом для развития германских фабрик или даже позволяли бы немцам во Франции не только сбывать за повышенную цену немецкие продукты, но еще и искусственно задерживать развитие французской промышленности намеренными запретами *(1304) (70). Следовательно, на патентодержателя нужно возложить все те обязанности, которые могут способствовать развитию национальной промышленности. Так, он должен: 1) Den Fachkreisen die Moglichkeit bieten, Erfahrungen in der practichen Ausfllhmng der fraglichen Conception zu sammeln (72); 2) учить достаточное количество рабочих; 3) на своей фабрике испытать, стоит ли другим купцам затрачивать капитал на данное производство, когда истечет срок патента (иначе не могу перефразировать абзац "3°" на стр. 72!); 4) давать заработок безработным и 5) создавать новые объекты обложения (73). Отчего бы не заставить еще каждого патентодержателя заодно открыть больницу для инвалидов? На стр. 66 автор серьезно ставит себе следующую гипотезу: "Ввиду существования обязательного эксплуатирования изобретений во многих государствах, может случиться, что патентодержатель будет "seine Mittel derart zersplittem" и "die inlвndische AusUbung mit nur ungendgenden Kapitalskraften durchfuhren". Нужно ли его за такие действия лишать патента?" - спрашивает автор, и, после двух страниц колебаний, приходит, к счастью, к отрицательному ответу. И после всего этого г. Millier jun. еще смеет утверждать, что "unser System bezweckt die allgemeine Wohlfahrt durch Hebungjener des Einzelnen zu fфrdern"! (стр. 80).". Многие авторы, наконец, ссылаются на специально военные приспособления, которые могут быть важными для обороны государства и которые поэтому должны быть фабрикуемы изобретателем в данной стране *(1305).

3. У некоторых авторов *(1306) проскальзывает и еще один "аргумент". Патентное право, говорят они, не существовало бы, если бы его не создало государство и затем не даровало бы его изобретателю. Следовательно, это пожалование исключительного права основывается как бы на договоре, в котором изобретатель подчиняется ограничениям, играющим роль его Gegenleistung. Я указываю на этот "аргумент" лишь для того, чтобы лишний раз подчеркнуть, как часто еще приходится в юриспруденции бороться с естественно-правовыми тенденциями *(1307).

Противники *(1308) обязательной эксплуатации возражают аргументами, которые могут быть сгруппированы в следующие три категории.

1. Обязательное эксплуатирование изобретений в каждом государстве, в котором получен патент, представляет - для серьезных изобретений - почти непреодолимые трудности. Некоторые изобретения требуют для изготовления таких дорогих приспособлений (напр., броневые *(1309) плиты), а спрос на них в каждой данной стране так мал, что оборудование специальных заводов в каждой стране совершенно не может окупиться. Другие изобретения требуют такой сноровки у рабочих, что в стране малоподготовленной их вообще никто не в состоянии изготовить: примером может служить дело о стеклянных рефлекторах, разбиравшееся в Германии в 1889г. *(1310); эксперты признали эти рефлекторы "специфически богемским продуктом"; а ответчик указывал, что для их изготовления нужно иметь рабочих, начавших упражняться в выдувании данных форм с самого раннего юношеского возраста (между прочим, с таких лет, когда в Германии работа на фабриках мальчикам еще запрещена!). Наконец, третьи продукты не могут быть изготовляемы во всякой данной стране по климатическим условиям, как это, например, было указано *(1311) для просушки фарфоровых мельничных вальцов *(1312).

2. Обязательное эксплуатирование изобретений создает крайнюю неопределенность прав. В самом деле, все законы, требующие эксплуатирования, предписывают, чтобы оно совершалось в "достаточном размере" или "серьезным образом" (см. ниже, _ 195). Но так как термины серьезного или достаточного эксплуатирования являются понятиями субъективно-колеблющимися, то патентодержатель почти никогда не уверен в том, что какой-нибудь суд не сочтет ех роst его старания недостаточными и не уничтожит патента *(1313). А несмотря на это, промышленность тех стран, где эксплуатирование вводится под давлением патентного закона, обыкновенно ничего не выигрывает: особые специалисты за плату так умело устраивают симулированные предприятия, "во всем согласно требованиям местных прецедентов", что никакая борьба с обходами закона, а la longue, немыслима *(1314).

3. Наконец, даже и вне злоупотреблений система обязательного эксплуатирования мало может способствовать развитию промышленности, раз она вообще старается идти вопреки естественным законам спроса и предложения. Многие изобретения важны для местной промышленности не потому, что они приносят барыш тем, кто их конструирует, а потому, что они способны дать новый толчок при применении их для обработки местного сырья *(1315). Например, русская промышленность в целом выиграет больше в том случае, если ей дадут хорошо и прочно построенные немецкие сельскохозяйственные машины, чем если ее фабрики будут строить быстроломающиеся косилки. При обсуждении проекта русского закона одним из компетентных русских специалистов по технологии и патентному праву было высказано следующее мнение, которое я позволю себе цитировать, несмотря на некоторую его длинноту *(1316): "Установление фабрикации какого-либо предмета, очевидно, может быть выгодно лишь в том случае, когда самый предмет имеет достаточно обширное употребление; к числу таких предметов никак нельзя отнести орудий производства, распространение которых, и в особенности новых типов их, идет в России довольно медленно. Кроме того, построение этих орудий у нас пока возможно лишь на сравнительно небольшом числе заводов и обходится дорого. Если к дороговизне присоединить еще и естественное, по новости дела, несовершенство выделки, что прямо и невыгодно отзовется на результатах применения данного орудия производства в промышленности, то рассматриваемое нововведение (т. е. обязательная эксплуатация) должно принести нашей промышленности безусловный вред".

_ 190. В изображенной мной, возможно беспристрастно, контроверзе можно разобраться только в том случае, если разделить ее на два вопроса. Первый и весьма общий будет гласить: "Желательно ли развивать местную промышленность искусственными мерами?", а второй (более специальный): "Целесообразно ли включать в число таких искусственных мер именно обязательное эксплуатирование изобретений?"

Первый вопрос я оставлю совсем без рассмотрения. Читатель заметит, что он сводится к вековечному спору о естественных рынках, о земледельческих и промышленных государствах, о всемирном "делении труда", или коротко: к исконной борьбе Protection v. Free Trade. A, как известно, эта борьба логическими операциями решена быть не может, ибо она соответствует борьбе двух мировоззрений: национализма и космополитизма. Конечно, продукт будет дешевле, если его будут фабриковать в одной центральной фабрике, при выгодных условиях, чем если его будут изготовлять в двадцати местах и более, и менее удобных *(1317).

Но такие аргументы не убедили бы сторонника развития национальных сил, хотя бы и ценой значительных затрат. По счастливой случайности указанный первый вопрос может быть мной обойден тем легче, что, как я укажу ниже, вся контроверза может быть решена в отрицательном смысле, даже если мы ответим на первый вопрос утвердительно, т. е. "да, желательно покровительствовать местной промышленности". И а fоrtiоri мы получим отрицательное решение, если станем на сторону учений Соbden'а.

В самом деле. Нетрудно показать, что, даже с точки зрения покровительственной политики, система обязательного эксплуатирования является неудовлетворяющей своему назначению: это есть, несомненно, плохое покровительственное средство. Во-первых, сразу бросается в глаза, что обязательное эксплуатирование "покровительствует" всем отраслям промышленности одинаково и без исключения: между тем даже тариф Dingley признает бесцельность покровительства каждому производству безразлично; всякий протекционный тариф только тогда и имеет raison d'кtre, когда он сколько-нибудь дифференцирован. Обязательное же эксплуатирование есть тупо-огульная мера.

Во-вторых, обязательное эксплуатирование есть плохая покровительственная мера также и по характеру санкции, грозящей ослушникам. Не эксплуатирующий своего патента изобретатель лишается такового. Переводя эту фразу на язык жизненных отношений, можно изобразить ее так. Привилегия N 4311 выдана г. Гемфри на газовый генератор; в видах покровительства русской промышленности ст. 24 обязывает его фабриковать указанные генераторы на русской территории; г. Гемфри в течение 5 лет ввозит генераторы из-за границы и изготовляет некоторое, небольшое, количество их в России; по истечении законного срока администрация отказывается выдать ему свидетельство о приведении в действие, признав (правильно) его производство симулированным; в результате получается, что впредь не только г. Гемфри, но и всякое постороннее лицо будут совершенно свободно... ввозить в Россию сколько угодно генераторов; ибо если возможность потери важного права не заставила г-на Гемфри начать (невыгодную) эксплуатацию в России, то уже, конечно, третьим лицам будет выгоднее ввозить за дешевую плату, чем фабриковать - за дорогую. В результате мы получим "покровительственную" меру, поощряющую ввоз фабрикатов в Россию.

Наконец, в-третьих, обязательная эксплуатация есть плохая мера уже потому, что ни один закон в мире не сумел организовать целесообразного контроля за ее применением. Контроль этот мыслим или прямой, или косвенный. В первом случае государственные учреждения в известный момент удостоверяют выдачей особых свидетельств, что изобретатель удовлетворил требованиям закона, "приведя изобретение в действие". Во втором - сами заинтересованные лица, вне всякого официального вмешательства, наблюдают за патентодержателем и, удостоверившись, что он очень мало или совсем не фабрикует свое изобретение,- подают в суд иск о признании патента прекратившимся. Я указал выше, что вторая система (косвенный контроль) влечет совершенно вредное положение неопределенности прав: иногда миллионные предприятия зависят от случайностей процесса, не говоря уже о возможном шантаже. Для того, чтобы мало-мальски обеспечить изобретателя от случайностей, русский закон *(1318) ввел официальный контроль. В результате же получилась недостойная комедия: изобретателю достаточно представить фабричному инспектору в течение первых пяти лет один экземпляр своего изобретения (хотя бы ввезенной из-за границы машины?), для того чтобы сие "начальство", а затем и Отдел промышленности механически выдали ему "свидетельство о приведении в действие" *(1319). Получив такое свидетельство, патентодержатель может не ударить пальцем о палец в течение всех остальных десяти лет. Хорошо "покровительство"!

Резюмирую все сказанное. Фритредеры *(1320) относятся к обязательной эксплуатации враждебно из принципа. Протекционистам же можно посоветовать или ограничиться повышением таможенных пошлин там, где они недостаточно покровительственны, не прибегая к суррогатам *(1321), или в крайнем случае поискам покровительственно патентных норм, более отвечающих преследуемой цели, чем обязательное эксплуатирование.

_ 191. С юридической точки зрения, институт обязательной эксплуатации изобретений также полон интереснейших контроверз. Замечу, впрочем, что большинство авторов, писавших об этом институте, так увлеклись жгучими экономическими проблемами Ausfilhrungszwang'a и так за это на него нападали, что в их работах нет почти и следа спокойного догматического анализа. Только у одного итальянского юриста *(1322) удалось мне найти более или менее удачный эскиз могущих быть поднятыми вопросов. Поэтому, заполняя указанный пробел, исследователю приходится работать исключительно по сырому материалу, т. е. по судебным решениям.

Но прежде чем предложить опыт юридического анализа, мне необходимо сделать одно довольно длинное отступление. Дело заключается в следующем. Проект III устанавливал чрезвычайно облегченную форму обязательной эксплуатации *(1323): некоторые привилегии (отнюдь не все!), "к производству коих не усматривалось бы затруднений", могли бы быть выдаваемы с оговоркой об обязательной эксплуатации. А мотивы, поясняя это постановление, указывали *(1324), что министерство предполагало толковать указанную норму в весьма благоприятном для изобретателей смысле: "К числу этих предметов следует отнести изобретения, которые отнюдь *(1325) не служат материалами в какой-либо (!) отрасли промышленности орудиями производства, а могут служить непосредственно к потребностям частных лиц".

Государственный совет не согласился принять ст. 16 министеского проекта. Журнал соединенных департаментов говорит по этому поводу *(1326): норма, содержащаяся в ст. 16, "коренным образом изменяет действующую ст. 191 Уст. пром., по силе коей всякая привилегия должна быть непременно приведена в действие в России в течение четверти срока ее действия. Поводом к такому изменению послужили жалобы на то, что это требование трудноисполнимо, так как в течение упомянутого срока, составляющего даже для самых продолжательных десятилетних привилегий только три года (21/2 года для приведения в действие привилегии и 6 месяцев для доведения о сем до сведения подлежащего начальства), невозможно организовать промышленное дело и найти потребные для сего капиталы. Ввиду этого Министерством финансов и было предложено, не сохраняя за ст. 191 Уст. пром. значения общего правила, ограничить ее применение лишь теми случаями, когда к приведению в исполнение изобретений или усовершенствований в России не встречается затруднений. Нельзя, однако, не заметить, что при выдаче привилегий весьма трудно судить о том, будет ли изобретение или усовершенствование легкоосуществимо в действительности. Поэтому ст. 16 либо останется мертвой буквой, либо будет применяться очень редко. Между тем очевидно, что ограждение изобретений и усовершенствований путем привилегий оправдывается собственно настолько, насколько этим путем общественная промышленность получает возможность применять новые изобретения или усовершенствования. Нет никакого основания поощрять привилегиями таких иностранных изобретателей, которые, взяв привилегию в России, намеренно не принимают никаких мер для осуществления своего изобретения в ее пределах, рассчитывая извлекать выгоды от сбыта на русских рынках изготовленных за границей предметов привилегии. Равным образом едва ли правильно было бы оставлять в силе привилегии на изобретения, которые вообще не могут быть приведены в исполнение в России, ибо если предметы, изготовленные новым способом, требуются для нашей промышленности, то они будут ввозиться к нам, хотя бы данный способ и не пользовался бы у нас привилегией. На этом основании департаменты предпочитают и т. д.".

Таким образом, Государственный совет считал нужным вместо слабой, по его мнению, 16-й статьи проекта поставить более энергичную, в протекционном отношении, ныне действующую ст. 24. Однако если внимательно проанализировать эту последнюю, то окажется, что ее энергичность является в значительной степени призрачной и что ст. 16, может быть, давала бы de facto более серьезную защиту русской промышленности, чем ст. 24. В самом деле. Министерская статья предполагала требовать эксплуатации от немногих родов изобретений, но там, где она считала эксплуатацию необходимой, она ставила серьезные требования. А именно: ст. 16 запрещала патентодержателю "ограничиваться ввозом патентованных предметов из-за границы" и требовала, чтобы он "организовал производство их промышленным путем". Из этой статьи ясно вытекало, что патентодержатель должен был фабриковать свое изобретение на русской территории (а не только употреблять ввезенные из-за границы экземпляры) и что фабрикация эта должна была быть организована промышленным путем (а не только производиться в виде единичных случаев). Какую же норму подставил Государственный совет на место ст. 16 проекта? "Получивший привилегию обязан привести в действие в России изобретение, на которое привилегия выдана",- гласит ст. 24 Положения. Не надо быть тонким юристом, чтобы сразу усмотреть колоссальную разницу двух постановлений. "Привести в действие" сильно смахивает на "осуществить", на "реализовать". И если вспомнить, что слова "промышленным путем" в ст. 24 опущены, то легко прийти к толкованию, согласно коему ст. 24 имеет целью устранять привилегии, выданные на изобретения "непрактичные",- неосуществимые при ставимых жизнью условиях,- выданные по ошибке на нереализованные теоретические проблемы *(1327). Все эти соображения позволяют считать "приведением в действие" хотябы и единичное изготовление одного экземпляра изобретения. Можно пойти дальше и сказать, что ст. 24 ничего не говорит о ввозе или неввозе предметов из-за границы, а предписывает привести в действие изобретение *(1328) (не привилегию!). А по здравому смыслу, если привилегия выдана на сенокосилку, то привести в действие это изобретение (не привилегию) - значит косить этой косилкой сено, или перегонять патентованным аппаратом спирт, или набирать линотипной машиной газету и т. д. Ввиду этих соображений, я не могу отнестись с упреком к тем фабричным инспекторам, которые, увидав, что косилка косит, аппарат ректификует, а машина набирает на русской территории, выдают свидетельство о приведении в действие изобретения в России, не справляясь *(1329), откуда взялась эта машина.

Я указал выше, что министерство оставляло в своем проекте лишь тень, если так можно выразиться, института обязательной эксплуатации, считая ее в большинстве случаев вредной для развития промышленности. Таким образом, все только что перечисленные редакционные промахи ст. 24 Положения упали на благодатную почву в министерстве, которому она была "aufgezwungen". В результате же получилось такое толкование злополучной статьи, которое делает ее мертвым грузом, лежащим на промышленности и имеющим смысл лишь для тех агентов, которые занимаются инсценированием производства. Фабричный инспектор механически *(1330) выдает "удостоверение", Отдел промышленности столь же механически выдает "свидетельство", и тем дело кончается: ст. 24 исполнена, и патентодержатель может спокойно игнорировать русскую промышленность ровно десять лет.

Я изобразил практику так, как она есть: указал ее генезис и интерпретационные основания. Прибавлю, что, считая институт обязательной эксплуатации вообще вредным, я могу только радоваться тому, что в России он принял такую малосерьезную форму. Однако долг добросовестного исследователя обязывает меня указать, что изображенная доктрина, со строго юридической точки зрения, несостоятельна и не соответствует намерениям законодателя.

_ 192. Эти намерения законодателя совершенно недвусмысленно выражены в мотивах, из коих я привел выше *(1331) довольно длинный отрывок. Государственный совет считал нужным создать ст. 24 потому, что выдача привилегий оправдывается лишь постольку, поскольку "промышленность (sc.: данной страны) получает возможность применять новые изобретения". Государственный совет желал обрушить тяжесть 24-й статьи на тех иностранных изобретателей, которые "намеренно не принимают никаких мер для осуществления своего изобретения в пределах России, рассчитывая извлекать выгоду от сбыта на русских рынках изготовленных за границей предметов".

Следовательно, термин "привести в действие изобретение", употребленный в ст. 24 и сам по себе не отличающийся особенной определительностью, должен быть толкуем именно в том освещении, которое бросают на него цитированные мотивы, тем паче, что этот термин не находится с мотивами в каком бы то ни было противоречии.

Статья 24 требует от патентодержателя производства изобретения на русской территории, и притом промышленным путем, ибо производство единичное и случайное не может быть признано способствующим развитию русской промышленности. Самое же понятие промышленного производства является сложным, юридическим комплексом, к анализу коего я теперь и перехожу.

Понятие эксплуатации складывается из двух элементов: субъективного и объективного. Наибольшие трудности представляет изучение первого из них.

_ 193. А. Субъективный элемент понятия. Этот элемент может выразиться в одной из двух форм: изобретатель или желает (I), или не желает (II) наступления того факта, который называется отсутствием эксплуатации. Это желание может выразиться, в свою очередь, в активной или пассивной форме. Таким образом, мы получаем следующую четырехчленную комбинацию:

I группа (желает, чтобы эксплуатация наступила)

форма А (активно) изобретатель старается эксплуатировать;

форма Б (пассивно): сам не старается, но другим эксплуатировать не мешает;

II группа (желает, чтобы эксплуатация не наступила)

форма В (активно): сам не старается и другим мешает;

форма Г (пассивно): не желал бы эксплуатации, но в положительных мерах своего нежелания не проявляет.

Рассматривая эти четыре формы, мы тотчас заметим, что только первые три могут иметь практическое значение. Форма же Г (пассивное, не проявившееся вовне злое намерение) для юриспруденции значения иметь не может. Комбинируя указанные три практические формы с двумя возможными внешними результатами (эксплуатация произошла - не произошла), мы получаем следующую шестичленную схему:

Случай 1: воля А

Случай 2: воля Б Эксплуатация есть

Случай 3: воля В

Случай 4: воля А

Случай 5: воля Б Эксплуатации нет

Случай 6: воля В

Рассматривая изложенные шесть случаев, мы прежде всего можем выделить такие, которые не возбуждают никакого сомнения. Сюда относятся:

Случай 1 (изобретатель старался эксплуатировать, и старания его увенчались успехом), и

Случай 6 (изобретатель злонамеренно мешал попыткам эксплуатировать изобретение и добился своей цели).

Продолжение привилегии в 1-м случае и прекращение ее в 6-м не могут быть предметом спора.

Остальные четыре случая могут повести к контроверзам, решение коих будет зависеть от того, который из двух элементов - объективный или субъективный - имеет больше весу в глазах данного закона. В самом деле, закон, устанавливая обязательную эксплуатацию, может "покровительствовать" промышленности с двоякой точки зрения: 1) или уничтожая те патенты, которые служат положительным препятствием для развития местных промыслов (и, значит, оставляя в покое те патенты, которых владельцы могли бы препятствовать, но фактически не препятствуют), или же 2) уничтожая также и те патенты, которые - ввиду очевидной пассивности их владельцев - мешать не мешают, но и не содействуют развитию промышленности. Первая точка зрения является более простой и естественной; вторая же основана, очевидно, на более последовательном развитии принципов патентной защиты. В самом деле, если патент имеет целью побудить изобретателя - обещанием монополистических выгод - усиленно работать на пользу промышленности, то нет смысла оставлять в силе такой патент, который недостаточно подействовал на психику изобретателя и не мог толкнуть его на исключительное развитие деятельности.

Обращаясь, с точки зрения именно такого противоположения, к решению остальных четырех случаев, мы получим следующие результаты.

Случай 2 (изобретатель сам относился к делу пассивно, но не поставил и особых препятствий тем, кто пожелал эксплуатировать его изобретение) будет, я думаю, решен во всех странах, имеющих институт обязательной эксплуатации, в смысле благоприятном для изобретателя; навряд ли какой-либо суд решится прекратить привилегию, уже приведенную в действие, только потому, что это приведение произошло с согласия, но без специальных усилий изобретателя, не заботившегося о распространении своего изобретения. Это уже личное его счастье, что лицензиаты сами упали ему с неба, как галушки в рот. В этом решении, следовательно, доминирует объективная тенденция.

Случай 5 (изобретатель сам относился к патенту своему пассивно, лицензиаты же сами собой к нему не явились, так что эксплуатирование не состоялось) будет, я думаю, всяким судьей решен против изобретателя. Правда, этот изобретатель вел себя не пассивнее, чем изобретатель в предыдущем случае; но - к несчастью - он не имел такой же удачи, как 2-й изобретатель: лицензиаты не взяли на себя труд провести его привилегию. Это решение продиктовано также объективной тенденцией.

Контроверзы обостряются, когда мы переходим к последним двум случаям.

Случай 4 (изобретатель старался создать эксплуатацию, но, по не зависящим от него обстоятельствам, она состояться не могла) является наиболее частым на практике. Судебные решения склоняются обыкновенно на сторону изобретателя, т. е. отказываются прекратить его привилегию.

Приведу несколько примеров *(1332).

Во Франции благоприятное для изобретателя решение не может быть предметом спора ввиду положительного указания закона, гласящего (ст. 32): "Sera dйchu... 2° le brevetй qui n'aura pas mis en exploition son invention а moins qu'il ne justifie des causes de son inaction". Авторитетные комментаторы прибавляют при этом указание, что суды чрезвычайно снисходительно толкуют понятие причин, мешающих эксплуатации *(1333), и что малейшая серьезная попытка эксплуатации обыкновенно принимается за оправдание *(1334). Так, признаны были причинами, избавляющими от прекращения привилегии: промышленный кризис *(1335), проделки конкурентов *(1336), отсутствие денежных средств *(1337), дороговизна сырья *(1338) и т.д.

В Италии благоприятное для изобретателя решение также предписывается текстом закона (ст. 58, 3°): "...non avrа luogo l'anullamento se l'inazione fu effetto di cause independenti dalla volonta di collui о di coloro a cui Pattestato appartiene. Fra queste cause non и compresa la mancanza dei mezzi pecuniari". Комментаторы указывают *(1339), что эта статья имеет в виду не только vim majorera, но и другие, менее абсолютные, причины бездействия. Судебных решений, кажется, не имеется.

В Германии комментаторы ссылаются *(1340) на то обстоятельство, что закон гласит (ст. 11): "Das Patent kann nach Ablauf von drei Jahren... zuruckgenommen werden...", a не wird zuruckgenommen, в подтверждение того положения, что прекращение привилегии может быть постановлено только в случае вины изобретателя и что суд может и не прекратить привилегии, если он убедится в серьезности причин, помешавших эксплуатации. Судебные решения стоят на той же точке зрения *(1341).

В России, наконец, закон гласит: "Получивший привилегию обязан привести ее в действие". Практика толкует настоящее постановление в несколько механическом смысле, т. е. нет привидения в действие - привилегия прекращается. Однако можно заметить, что самый текст ст. 24 вовсе уже не так абсолютен, как его изображает приведенное толкование. Закон не говорит, что привилегия прекращается, если она (как голый факт) не была приведена в действие, а лишь что изобретатель обязан и т. д. И если вспомнить, что supra vires nemo tenetur, то, напр., vis major может быть легко введена в толкование ст. 24. Представим себе в самом деле, что изобретение касается машины для печатания игральных карт. "Выдача привилегии не освобождает получившего ее от подчинения существующим законам (ст. 23)". Но ведь нужно будет признать юридическим скандалом, если в государстве Министерство внутренних дел, отказываясь приобрести привилегию для своей монопольной фабрики, будет наказывать изобретателя, который попытается самостоятельно эксплуатировать привилегию, а Министерство финансов, со своей стороны, будет наказывать того же человека, если он не попытается эксплуатировать изобретение. Ведь законы - не насмешка, и патенты не для того выдаются, чтобы можно было преследовать человека, безразлично и за совершение, и за несовершение того же поступка.

Ввиду всего изложенного я позволяю себе утверждать, что судьи главнейших стран не прекращают привилегии, если изобретатель может доказать, что он активно принял все меры, которые должны были бы обеспечить эксплуатацию, и что отсутствие желаемого результата произошло вследствие причин, от его воли не зависящих.

Остается, наконец, случай 3 (изобретатель сам не эксплуатировал и даже активно мешал тем, кто желал работать согласно патентному описанию,- однако эксплуатация все-таки состоялась).

Случай этот может показаться несколько странным. Однако стоит всмотреться в жизненные отношения, чтобы представить себе его полную возможность. Изобретатель ввозит продукт, в стране его не фабрикует, на требование лицензий отвечает отказом и, вдобавок, энергично преследует контрафакторов. Я думаю, что в этом случае суды всякой страны не колеблясь уничтожат привилегию, даже если бы было доказано, что контрафакторам удалось бросить на рынок тысячи экземпляров изобретения и, таким образом, отчасти оживить местный рынок. Я знаю, что такое мое утверждение на вид противоречит одному недавнему важному решению Reichsgericht'a *(1342). Я позволю себе процитировать наиболее характерный отрывок этого решения целиком: "Патентодержатель может ссылаться как на ту эксплуатацию, которую производят его лицензиаты, так и на ту, которую производят неуполномоченные третьи лица против его воли, с нарушением его патентных прав,- даже если он их преследует в суде. В особенности необходимо допустить такое решение в тех случаях, когда фактически вся промышленность данной страны не только пользовалась, без дозволения патентодержателя, его изобретением, но этим самым пользованием еще и мешала развитию собственной эксплуатации изобретателя, заставляя его вчинять массу исков для того, чтобы превращать контрафакторов в лицензиатов. Общественный интерес, требующий прекращения патента в тех случаях, когда он - благодаря отсутствию эксплуатации - не только не оплодотворяет местной промышленности, но еще и задерживает ее развитие, в разбираемом случае отсутствует ввиду того, что de facto данное изобретение несомненно произвело благодеятельный толчок в деле развития немецкой промышленности. Смыслу и цели закона противоречило бы, если бы суды прекращали такие патенты, которые эксплуатируются лицами, в сущности обязанными взять лицензии. Исполнение своих законных обязанностей со стороны этих лиц уничтожило бы и повод к иску о прекращении". Вообще не принято критиковать кассационные решения иностранных судов: казалось бы странным, если бы русский исследователь стал учить высшее немецкое судилище, как надо толковать немецкий закон. Однако в разбираемом слишком очевидном случае я возьму на себя смелость показать, что цитированное решение противоречит вышеустановленному мной тезису лишь постольку, поскольку оно ошибочно. Ошибка же заключается в том, что Reichsgericht цитированный свой тезис расширяет за пределы тех фактических положений, которые послужили ему материалом для постройки вывода, т. е. Reichsgericht делает ошибку, часто встречающуюся в юриспруденции: из dйcision d'espиce он делает dйcision de principe. Стоит прочитать все дело, чтобы тотчас усмотреть, какой именно фактический элемент не упомянут в тезисе. Изобретатель, Никола Тесла, принял все меры для того, чтобы обеспечить эксплуатацию: он выдал лицензию обществу Гелиос в Кельне *(1343); аппараты для "вращающегося" тока были изготовлены и предлагаемы покупателям *(1344); лицензии были предлагаемы, хотя безуспешно *(1345); предпринято было устройство линии, на основании патентного описания, в Целле и начаты переговоры с управлениемг. Дортмунда *(1346) и т.д. Я утверждаю, что при наличности подобных фактических обстоятельств можно было бы отказать в прекращении, даже если бы контрафакторы не эксплуатировали изобретения. В самом деле мы имели бы тогда, по моей классификации, случай 4: изобретатель активно старался создать эксплуатацию, но она пока не пошла не по его воле. Reichsgericht совсем упустил из виду - в цитированном тезисе - именно эту сторону деятельности изобретателя, Н. Тесла. Между тем представим себе, что тот же Тесла в суде держал бы такую речь: "Лицензий я никому не выдавал и выдавать не собираюсь, сам не эксплуатировал и эксплуатировать не собираюсь,- но вы, гг. судьи, обратите внимание на контрафакторов; я их преследую и уничтожаю, по мере сил, их производство; однако их все еще очень много, и они "оплодотворяют" немецкую промышленность". Подобный случай, безусловно, подходил бы под тезис Reichsgericht'a, как я его цитировал выше: однако патент, несомненно, был бы прекращен. Ошибка Reichsgericht'a заключается, значит, в том, что он в своем тезисе пропустил важную оговорку: "Разумеется, если патентодержатель принципиально старается (хочет) эксплуатировать на данной территории". Тезис, извлеченный из цитированного решения редакцией "Сборника" благодаря своей краткости, весьма ясно показывает наличность указанной ошибки: "Dem Patentinhaber sind auch Ausfflhrungen zu Gute zu halten, welche nicht von ihm oder seinem Lizenznehmer, sonder gegen seinen Willen unter Verletzung seiner Patentrechte stattgefimden haben" *(1347). Подчеркнутые слова обнимают гораздо большее количество случаев, чем сколько хотели обнять их авторы.

Из сказанного вытекает, что в вопросе об эксплуатации, исполняемой контрафакторами, необходимо строго различать два случая: 1) если изобретатель сам старается эксплуатировать и, следовательно, если он может отчасти приписать свою неудачу влиянию действия контрафакторов, то патент сохраняется в силе; 2) если же изобретатель ничем не проявляет своего желания эксплуатировать, но ссылается на действия контрафакторов лишь для того, чтобы их за эти действия наказать, то патент будет признан потерявшим силу. Я думаю, что недостаточно ясным противоположением этих двух случаев объясняются и колебания французской практики. Эта последняя различает случаи контрафактной эксплуатации, соединенной с agissements des contrefacteurs *(1348) и не соединенной с agissements *(1349). В первом случае многочисленные решения сохраняли патенты в силе, во втором - идет контроверза: одни авторы (Pouillet, Allart) стоят за прекращение, другие (Tilliиre, Dalloz) - за сохранение в силе. Я думаю, что контроверзы исчезли бы, если бы внимание было обращено не на неясное понятие agissements, a на его психологическую подкладку. Что такое agissements? - Это козни, действия контрафакторов, направленные на то, чтобы помешать эксплуатации изобретателя; а мешать можно, конечно, лишь в том случае, если изобретатель желает эксплуатировать. Что же такое будет контрафактная эксплуатация без agissements (ведь всякая контрафакция является помехой, неприятностью, затруднением для изобретателя, принужденного таскаться по судам)? Как же мыслима контрафакция, не составляющая agissements? - Да очень просто: agissements'oв нет тогда, когда нечему мешать, когда изобретатель и не собирался эксплуатировать. Я думаю, что и французская контроверза может быть приведена к моим тезисам. Если изобретатель хотел, но контрафакторы ему мешали эксплуатировать, патент остается в силе; если же изобретатель не хотел эксплуатировать, то он, конечно, не может прийти в суд и сказать: "Оставьте патент в силе ввиду действия контрафакторов, хотя я и не эксплуатировал и не собираюсь эксплуатировать".

_ 194. Группируя полученные результаты воедино, я могу изобразить следующую схему:

На что направл. Материал, N случая Участь

воля: += на результат.: по моей патента:

привед. в += эксплуат. схеме += сохр. силу

действ.- = на есть -= прекращ,

непривед. в -= эксплуат.

нет

I + + 1 +

Активная

воля II - + 3 -

III + - 4 +

IV - - 6 -

V + + 2 +

Пассивная

воля VI - - 5 -

VII - + Случ., (+)

мысл.

VIII + - лишь в (-)

теор. _

Приведенная таблица выведена мной чисто эмпирически-индуктивным путем, на основании решений. И, лишь построив ее, я заметил, что она свидетельствует о правильности всех моих длинных рассуждений тем, что она может быть сведена, при кажущейся ее пестроте, к одной формуле, точной и ясной, как математический закон.

В самом деле. В первых четырех случаях мы замечаем соответствие четвертой графы с первой (т. е. участи патента с направлением воли); во-вторых же четырех случаях соответствие это конструируется не с первой, а со второй графой (т. е. участь патента соответствует характеру материального результата).

Отсюда можно вывести следующие два правила:

I. При активности воли участь патента решает направление этой воли.

II. При пассивности воли участь патента решает материальный факт.

А оба эти правила могут быть сведены к единому общему закону.

В институте обязательной эксплуатации факт подчиняет себе пассивную волю, но подчиняется сам воле активной *(1350).

Выраженный в приведенной форме, этот закон может дать материал даже для этико-философских рассуждений!

_ 195. С объективной точки зрения юридический анализ обязательной эксплуатации представляет менее затруднений.

Так, местом эксплуатации должна быть, очевидно, территория того государства, которое выдало патент *(1351). Это положение expressis verbis выражено в большинстве законов, так: Германия (1891 г.), ст. 11, _ 1; Австрия (1897 г.), ст. 27; Бельгия (1854 г.), ст. 23; Испания (1878 г.), ст. 38; Франция (1844 г.), ст. 32, _ 2; Италия (1859 г.), ст. 58; Португалия (1892 г.), ст. 38 и т. д. Русское Положение в ст. 24 также говорит "в России" и тем уничтожает последнюю тень сомнения, существовавшую при режиме старого закона, не упоминавшего в ст. 191 о месте эксплуатации. Впрочем, и старый закон толковался в том же смысле Сенатом *(1352): "Хотя в ст. 191, т. XI, ч. 2 изд. 1893 г. Уст. о промышл., не содержится прямого указания, чтобы изобретение было приведено в действие именно в России, тем не менее такое требование вытекает из общего смысла закона о привилегиях на изобретения и усовершенствования, имеющего целью способствовать развитию отечественной промышленности".

Исключение из приведенного общего правила составляет только один закон, не требующий, чтобы эксплуатация совершалась именно на данной территории: Швейцария (1888 г.), ст. 9, _ 3.

Время, когда должна произойти эксплуатация, определяется различными законами различно. Старые законодательства доходили до минимального срока в 6 месяцев: Пруссия (1814 г.), ст. 6. В настоящее время сроки даются обыкновенно более длинные:

1 год: Бельгия (1854 г.), ст. 23.

2 года: Франция (1844 г.), ст. 32, _ 2.

Португалия (1892 г.), ст. 39. Испания (1878 г.), ст. 38.

3 года: Германия (1891 г.), ст. 11, _ 1.

Австрия (1897 г.), ст. 27.

Дания (1894 г.), ст. 23, _ 4.

5 лет: Россия (1896г.), ст. 24 *(1353).

Объем эксплуатации определяется в различных странах различно. Очевидно, что под эксплуатацией можно разуметь или фабрикацию продукта, или же продажу его и употребление. Я указывал выше (см. стр. 491), что в России, несмотря на драконовскую механичность нашей практики (или вернее: благодаря этой механичности) "начальство" удостоверяет факт наличности данного предмета на русской территории, отнюдь не заботясь о том, откуда этот предмет взялся, т. е. где он сфабрикован. И в этом нельзя не видеть мщения правых принципов за нарушение их компетенции. Практика не желает предоставить судье права устанавливать юридический факт эксплуатации, боясь (?) чтобы "юридические тонкости" не открыли лазейки для различных "извинений и оправданий". Администрация сама берет на себя заботу "бдить": и в результате получается, что ее механическое бдение - рядом с бесполезной, слепой жестокостью (vis major не рассматривается как оправдание!) - принуждено пропускать очевиднейшие нарушения закона. Остается повторить слова немецких "мотивов", администрация бессильна установить юридический факт наличности или неналичности эксплуатации.

В России, следовательно, все изобретения, касающиеся продуктов, аппаратов и приборов, могут быть, по-видимому, приводимы в действие простым импортом. Только за "способами фабрикации" мыслим более действительный административный контроль *(1354).

Из других государств Италия признает импорт и продажу за достаточную эксплуатацию *(1355). В Германии решение контроверзы является вопросом факта *(1356).

Наконец, качество эксплуатации, т. е. вопрос о том, насколько действительное производство должно точно соответствовать патентному описанию,- есть вопрос факта. И, следовательно, a priori можно сказать, что русская механическая практика по данному вопросу должна оказаться несостоятельной. В самом деле, фабричный инспектор может установить, что действительное производство в том-то и том-то отличается от патентного описания (напр.: "нагревает массу не до 38°С, а до 68°С, а также не всыпает хлористого натра") или что изобретатель эксплуатирует только часть своего патента (например: "весь аппарат, но без вентиля"). Как должно ответить Министерство Финансов на представление такого удостоверения? Откажет ли оно (механически) в выдаче свидетельства о продлении? - Но тогда эта практика поведет к неслыханной жестокости, ибо нельзя требовать, чтобы эксплуатация производилась до йоты согласно патентному описанию (нельзя запретить делать очевидно необходимые улучшения). Выдаст ли оно свидетельство? - Но тогда оно должно установить, что уничтожение вентиля, нагревание до 68°, а не до 88° и невсыпание натра составляют несущественные изменения изобретения. А это постановление есть акт не административного исполнения, а чисто судейского решения. Министерство не может (не в состоянии) произносить такие приговоры уже потому, что у него нет соответствующих органов.

Этот пример еще яснее показывает, насколько ошибочна исходная точка нашей установившейся практики.

Отсутствие эксплуатации влечет за собой прекращение патента; см. ниже, гл. 5.

II

_ 196. А. Патентодержатель обязан платить пошлины. Это положение выработалось в законах не сразу, а после некоторых колебаний. Дело в том, что государства, выдававшие патенты по факультативной конструкции (т. е. "по особому благоволению государя"), избегали всего того, что сообщало бы выдаче патентов вид выгодной продажи монопольных прав за деньги, как она практиковалась в доброе старое время. Еще Renouard специально оговаривает в своей работе, что "ce serait mal apprйcier le principe de cette taxe, que d'y voir un prix payй а l'etat pour l'achat d'un monopole" *(1357). Соответственно таким воззрениям, напр., прусский публикандум 1815 г. (ст. 7) expressis verbis оговаривал, что с патентов не взимается "никаких особых патентных пошлин" *(1358).

Однако с постепенным развитием патентных учреждений и увеличением количества выдаваемых патентов государства естественно пришли к мысли о необходимости взимать, в крайнем случае, такие пошлины, которые покрывали бы расходы, сопряженные с самой выдачей патента. И распространение системы предварительного рассмотрения сыграло в этом отношении весьма важную роль. К чисто пошлинной точке зрения присоединились, с течением времени, и некоторые другие: во взимании сборов увидели, с одной стороны, способ уменьшить число заявляемых к привилегированию изобретений, а с другой - средство побудить патентодержателей возможно скорее отказываться от выданных им патентов *(1359), чтобы избежать платежа последующих взносов. В конце концов незаметно пришли и к сознанию того, что всякая привилегия есть удобный объект прямого обложения (т. е. к исходной точке зрения старого режима). Таким образом, в настоящее время деньги, взимаемые за привилегии, представляют некоторую, точно не разложимую, совокупность налога и пошлины *(1360). Только этой неразложимостью можно объяснить, между прочим, то обстоятельство, что за неуплату сборов патентодержатель может быть лишен всего обложенного имущества, независимо от ценности такого: принцип, звучащий довольно странно с точки зрения финансовой политики.

Итак, патентные сборы имеют двойственный характер: пошлины и налога одновременно. Русский закон различает взнос в тридцать рублей при подаче прошения, "на расходы по рассмотрению прошения и на публикации" (ст. 5) - с одной стороны, и ежегодные "пошлины" (Мнение, IV, 1-4). Последний термин, очевидно, употреблен неправильно, так как по существу дела нужно было бы говорить о пошлинах за рассмотрение прошения и о налоге на право пользоваться привилегией в течение пятнадцати последовательных лет.

Полное соответствие налоговому характеру патентных сборов было бы создано, конечно, лишь в том случае, если бы эти сборы по размерам своим были приведены в соответствие со значением привилегированного изобретения, как о том неоднократно просили заинтересованные лица *(1361). Все попытки в этом направлении *(1362), однако, оказались бессильными бороться против основной опасности, грозящей всякой системе вариационной шкалы: против возможного произвола административных учреждений. Оценивать изобретение на деньги до его выпуска на рынок почти невозможно. Поэтому новейшие законодательства вводят, в качестве паллиатива, шкалу, основанную на двух принципах: постепенной *(1363) уплаты прогрессивной *(1364) пошлины. Предполагается при этом, что изобретения менее важные уплатят меньшее количество пошлин, а более важные выдержат большую сумму налога; но остается при этом во всей своей силе та несправедливость, что за одинаковое количество денег будет продолжаться одинаковое количество лет привилегии и на пуговицу, и на паровую машину. В этом направлении, несомненно, есть возможность улучшить действующее законодательство. Эскизно можно было бы наметить предоставление патентодержателю права доказывать по истечении 5 или 7 лет (сполна оплаченных), что полученные им выгоды не соответствуют размеру внесенных пошлин, в таком случае дальнейшее беспошлинное продолжение на несколько лет казалось бы вполне справедливым *(1365).

Указанное средство, между прочим, радикальным образом уменьшило бы постоянные сетования изобретателей, жалующихся на слишком высоко рассчитанные размеры пошлин. Конечно, налог в 200 р. в год является ничтожным для солидной привилегии, но он обыкновенно превышает силы тех мелких изобретателей, которым имя - легион. В результате выходит, что компромиссная единая шкала без всякой пользы для дела давит мелких людишек, не позволяя в то же время обложить и в сотой доле достаточно крупные доходы. С этой точки зрения всякая единая шкала будет иметь свое слабое место. Но раз уже принята единая шкала - желательно, чтобы она была возможно более *(1366) низка *(1367), в интересах мелких изобретений, составляющих громадное большинство во всяком списке выданных патентов. С этой точки зрения можно справедливо упрекнуть действующий русский закон. По Положению 1833 г. взималось единовременно до выдачи патента 90 р. за трехлетний патент, 150 р.- за 5-летний патент, 450 р.- за 10-летний *(1368); раз выданный, хотя бы на три года, патент не мог быть продолжаем. Эти постановления вызывали многочисленные жалобы изобретателей *(1369), - и новое Положение пошло им навстречу, рассрочив уплату пошлин на годовые взносы; однако размер этих взносов был рассчитан так, что плата за привилегии не только не уменьшалась, а еще увеличивалась. В самом деле, за трехлетнюю привилегию изобретатель платит теперь те же 90 р. (45 р. + 20 р. + 25 р.), за 5 лет - 160 р. (90 р. + 30 р. + 40 р.), а за 10 лет - целых 660 р. *(1370). Проект министерства шел еще дальше: он устанавливал шкалу, дававшую в результате соответственно 120 р.- 260 р. и 1,410 р. Уменьшение пошлин мотивировано в журнале С. департаментов (стр. 7) следующим образом: "Засим, обращаясь к существу вопроса о предположенных размерах пошлины за привилегии, нельзя не заметить, что этот размер является несколько преувеличенным и превышает принятый для той же пошлины во всех иностранных государствах, в коих она установлена. В особенности тяжелой явилась бы уплата высокой пошлины в первые годы действия привилегии, когда трудно рассчитывать на высокую эксплуатацию. Находя по сим соображениям необходимым определить пошлину за первое время действия каждой привилегии в более умеренном размере и вообще понизить оную, на сколько сие, по имеющимся данным, возможно при условии, чтобы расходы по выдаче привилегий не требовали приплат из общих средств Государственного казначейства, департаментов и т. д.". Из подчеркнутых слов можно вывести заключение, что законодатель не имеет намерения извлекать из патентных пошлин какого-либо дохода. Поэтому можно предположить, что в тот момент, когда эти пошлины будут не только покрывать расходы по выдаче привилегий, но еще и давать остаток, они могут быть еще понижены.

_ 197. В. С юридической точки зрения вопрос о патентах может быть изображен так. Уплата пошлины может быть произведена всяким заинтересованным лицом *(1371). Практика долгое время колебалась по этому вопросу: в первые годы после введения нового закона Департамент торговли и мануфактур не принимал квитанций во взносе пошлин иначе как от самих изобретателей или их поверенных; но в настоящее время предоставлено вносить деньги кому угодно, с тем, однако, что "свидетельства о продлении" выдаются на руки лишь управомоченным лицам. Последняя точка зрения представляется вполне правильной: с одной стороны, ввиду молчания закона нет оснований простирать правительственную опеку вплоть до того, чтобы не принимать денег, уплачиваемых в доход казны, до тех пор, пока субъект не докажет своего "права платить"; с другой стороны, ввиду тяжести последствий, грозящих за несвоевременную уплату, невозможно приостанавливать принятие вносимых пошлин вплоть до момента исполнения таких формальностей, как представление доверенности. Отмечу, наконец, что даже если бы департамент и не стал принимать квитанций во взносе пошлин, представляемых не уполномоченными на то лицами, то юридически это почти никаких последствий иметь не могло бы, так как - я покажу ниже - привилегия продляется в тот момент, когда деньги уплачиваются в казначейство, а не в тот, когда квитанция о совершенной уплате представляется в отдел промышленности. Казначейства же принципиально принимают деньги без Befahigungsnachweis'a.

Форма уплаты пошлин есть взнос соответствующей суммы в любое губернское казначейство. Этот порядок можно считать весьма неудобным. Все новейшие законы устанавливают *(1372) единство кассы для уплаты пошлин, т. е. требуют, чтобы таковые были внесены в специальный отдел патентного учреждения.

При русском порядке какой бы то ни было контроль за уплаченными пошлинами является почти невозможным и, во всяком случае, чрезвычайно опаздывающим. В самом деле, отдельные казначейства чрезвычайно медленно рассылают талоны квитанций по подлежащим учреждениям. Поэтому отделу остается обращаться за содействием к частным лицам, которые, как бы добровольно, доставляют ему справки о сделанных ими взносах (в форме представления квитанций). Естественным следствием такого порядка дела является полнейшая неопределенность прав частных лиц. Если патентодержатель уплатит следуемую пошлину вперед за n-ный год действия привилегии, то он, по точному смыслу ст. IV, 2° Закона 20 мая 1896 г., не обязан сообщать о том отделу: привилегия его все равно продляется на таковой n-ный год. Между тем, согласно ст. 29 Положения, отдел производит публикации о тех привилегиях, которые он считает прекратившимися за непредставлением ему о том патентодержателями сведений. Публикация эта конститутивного значения, конечно, не имеет *(1373). Однако совершение ее, в случае если пошлина была уплачена своевременно, может создать много неудобств патентодержателю: конечно, изобретатель будет требовать признания ее недействительной *(1374), так как он не виноват в том, что Департамент торговли не знает, что делается в другом учреждении того же министерства; однако самый факт появления, хотя бы и ошибочной, публикации может до крайности усложнить отношения патентодержателя, например, к третьим лицам. Поэтому большинство изобретателей обыкновенно извещает отдел о совершенных взносах, хотя бы они могли этого и не делать.

В результате получается, с одной стороны, неопределенность прав, так как отдел никогда не может с уверенностью сказать, что данная привилегия действительно прекратилась за невзнос пошлины. С другой же стороны - страшное запаздывание публикаций о прекращении: отдел принужден или выжидать, не соблаговолит ли патентодержатель выслать квитанцию во взнос 15 р. в Квантунское местное казначейство, или же запрашивать все казначейства Российской Империи, не уплачено ли за 3 года действия привилегии N 1081. При обычных порядках бумажного делопроизводства на все эти выжидания и справки уходит колоссальное количество времени. И мы читаем, например, в "Правительственном Вестнике" 10 июня 1900 г. о прекращении привилегии N 1069, срок которой истек 12 августа 1899 г., т. е. с опозданием на 10 месяцев; или 20 сентября 1900 г. о привилегии N 1244, с опозданием на 1 год и 5 дней и т. д. Если подумать, что иной заводчик задерживает введение нового производства до тех пор, пока появится публикация о прекращении соответствующей привилегии, то можно представить себе, с какими убытками для народного хозяйства сопряжено опоздание публикации даже на месяц.

И все перечисленные неудобства могут быть устранены простым средством: устройством при комитете такой кассы, в которую бы обязательно стекались все уплаты пошлин. Ввиду громадных российских расстояний было бы справедливо признать моментом уплаты пошлины день подачи соответствующего денежного письма или перевода в местном почтовом учреждении *(1375): это продолжило бы неопределенность на месячный срок, необходимый для доставления в комитет почты из самого отдаленного пункта империи. Но зато при указанном порядке с момента получения почты, отправленной 1 мая, скажем, из Порт-Артура, комитет мог бы с абсолютной точностью определять юридическое положение всех привилегий, коим срок платежа истекал в этот день *(1376).

Срок уплаты пошлин определен в ст. 2 IV закона. Первая годовая пошлина уплачивается не позже трех месяцев со дня вручения просителю объявления отдела, извещающего о разрешении выдать просителю привилегию. Последующие пошлины уплачиваются вперед за каждый год действия привилегии, считая со дня ее подписания министром. Исчисление этих сроков происходит на основании общегражданских правил. За последнее время оказались прекращенными много привилегий, за которые не была уплачена пошлина по оплошности. Для того чтобы дать некоторое удовлетворение изобретателям, жаловавшимся на чересчур резкую прямолинейность Положения 1896г., был издан Закон 10 июня 1900г. *(1377) об отсрочках. Этим актом приняты во внимание "слабость человеческой души" и дозволено вносить пошлины не свыше трех месяцев после срока *(1378) с уплатой соответственной пени *(1379). Аналогичные постановления существуют и в большинстве иностранных законов *(1380). Отмечу, что только в английском законе я нашел *(1381) постановление, оберегающее права третьих лиц, действовавших вопреки привилегии в промежуток времени после истечения основного срока, но до уплаты пошлины в дополнительный срок, с пеней.

В случае удостоверенной бедности изобретатель может быть освобожден от уплаты пошлины *(1382) министром финансов. Впрочем, эта мера распространяется лишь на русских подданных *(1383). Освобождение от платы предоставлено всецело на благоусмотрение министра, и ввиду текста закона ("предоставляется") никакое обжалование его решения невозможно *(1384). В иностранных законодательствах мне неизвестно примеров полного освобождения от платы, но отсрочка части ее до известного срока встречается, например, в германском законе *(1385) и в австрийском *(1386); в последнем - с трогательной оговоркой: "...отсрочивается людям нуждающимся и рабочим, не имеющим доходов, кроме заработной платы".

Незаслуженно много споров было поднято вокруг пустой, в сущности, контроверзы: можно ли уплачивать пошлины за несколько лет вперед? Смотря на дело просто, приходится сказать, что возможность уплатить вперед хотя бы за весь срок действия привилегии может иногда представлять значительное удобство для патентодержателя (выдача многолетней лицензии!); государство же не имеет особых оснований затруднять прием денег, уплачиваемых в доход казны. Поэтому уплата вперед за несколько лет должна быть допускаема. Чересчур же тонкие опасения *(1387) о том, что подобное дозволение может расходиться с целью, преследуемой системой аннуитетов (косвенное понуждение отказываться от маловыгодных привилегий), опровергаются, во-первых, самой жизнью, которая показывает очень малое количество взносов за много лет сразу (проценты с капитала теряются!), а, во-вторых, могут быть еще ослаблены постановлениями об обязательном возврате всех несрочных платежей, если бы впоследствии изобретатель одумался и захотел раньше отказаться от своей привилегии *(1388). В действующем русском праве постановления, запрещающего взнос за несколько лет вперед, не имеется, и поэтому можно признать такой взнос дозволенным *(1389). Отмечу, однако, что ввиду ст. 2, IV мнения (in fine), никакой возврат немыслим. Австрийский и германский законы *(1390) предусматривают и уплату вперед, и возврат в трех случаях *(1391): отказ, прекращение и уничтожение привилегии *(1392).

Неуплата пошлины влечет за собой прекращение привилегии, см. гл. 5.

III

_ 198. Кроме изображенных двух главных обязанностей патентодержателя, иностранным законодательствам известна еще третья: принудительная лицензия *(1393). Русскому Положению эта обязанность неизвестна; но ввиду того, что уже раздаются голоса за введение института принудительных лицензий в наше право, позволительно подвергнуть его здесь несколько более детальному анализу.

Под принудительными лицензиями разумеются такие лицензии *(1394), которые выдаются патентодержателем не добровольно, а в силу воздействия, оказываемого на него законом. Воздействие это может проявляться в форме прямого или косвенного понуждения. В первом случае закон непосредственно устанавливает, какое официальное учреждение и в каких случаях может выдать третьему лицу лицензию помимо воли патентодержателя; это учреждение устанавливает также и размер подлежащей уплате премии, по справедливому усмотрению *(1395). Во втором случае закон понуждает патентодержателя выдавать лицензии тем, что устанавливает для него невыгодные последствия (и в частности прекращение патента) на случай упорства *(1396). Затем, принудительные лицензии могут быть установлены в более или менее условной форме: так, в Австрии выдачи принудительной лицензии можно требовать лишь для собственного промышленного заведения *(1397); в Германии и Австрии принудительные лицензии могут быть требуемы только в том случае, если выдача их является необходимой в общественном интересе *(1398); в Люксембурге *(1399), в Германии и Австрии требовать выдачи принудительной лицензии можно не раньше как по истечении трех лет со дня выдачи патента, и т. д.

Обсуждая вопрос с точки зрения legis ferendae, нельзя не признать, что значение института принудительных лицензий было, в недалеком еще прошлом, значительно преувеличено. На Конгрессе 1873 г. его изображали чуть что не как панацею против всех зол, сопряженных с существованием привилегий на изобретения: возникновению *(1400) идеи принудительных лицензий приписывали, как результат, даже прекращение всего антипатентного движения *(1401). Практика показала, что это увлечение было обоснованным лишь отчасти.

Конечно, принудительные лицензии могут быть иногда полезными. "Патент не должен быть употребляем так, чтобы общие условия производства и конкуренции были совершенно искажены",- говорят мотивы немецкого Закона 1877 г. "Если изобретение может производить серьезное влияние на условия производства данного продукта", то патент не должен давать его держателю возможность создать себе безраздельную монополию ценой полного потрясения и даже уничтожения всех конкурирующих предприятий. Дело, однако, заключается в том, что изобретения указанного рода чрезвычайно редки и что еще более редки случаи выдачи на эти изобретения таких патентов, которые были бы достаточно широкими для того, чтобы действительно создать нестерпимую монополию. Достаточно даже поверхностного знакомства с практикой патентного дела для того, чтобы признать правильным следующий парадокс: при изобретениях, относящихся к категории еросhemасhend, обыкновенно удается запатентовать очень небольшую их часть. Дело в том, что исключительно важные изобретения только в романах делаются вполне самостоятельно: на практике же даже такая оригинальная мысль, как устройство пневматической шины, оказалось предвосхищенной каким-то изобретателем, в начале XIX века предлагавшим обивать колеса надутыми воздухом кожаными трубами. Поэтому абсолютно монополизационные патенты очень редки *(1402).

Для остальных же патентов являлась бы невозможность доказать наличность того общественного интереса, без коего немыслима выдача принудительной лицензии.

Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 558 | Нарушение авторских прав