АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

III. Внешние условия выдачи патента

_ 134. Внешние формальности, исполнение коих должно предшествовать выдаче патента, сводятся к подаче прошения, соответствующего требованиям закона. Непосредственно примыкает к вопросу о подаче такого прошения (описаний, чертежей) учение о тех юридических последствиях, которые связаны с актом подачи. Таким образом, настоящий отдел естественно распадается на две части.

I. Юридически конститутивные моменты, составляющие акт подачи прошения о выдаче патента *(976), могут быть изображены следующим образом.

Прежде всего, при прошении должно быть приложено полное описание. Понятие полного описания определяется в законе следующим образом (ст. 6): "Описание должно быть составлено ясно, точно и подробно и снабжено, в случае надобности, пояснительными чертежами и моделями так, чтобы на основании этих данных можно было свободно привести в исполнение изобретение или усовершенствование, не прибегая к предположениям и догадкам".

Вопрос полноты описания есть, конечно, вопрос факта: только экспертиза может показать в каждом отдельном случае, можно ли на основании представленного изобретателем описания "свободно привести изобретение в исполнение... не прибегая к догадкам". Однако это не избавляет меня от обязанности указать те юридические требования, которые могут быть предъявлены судом по полному описанию, т. е. наметить вопросы, которые могут быть ставимы на разрешение экспертизы *(977).

(Ввиду того, что в России, Германии и Австрии судебных решений по этому вопросу почти не имеется, мне придется утилизировать только английский, американский и французский судебный материал.)

Всякое патентное описание преследует две цели: 1) указать третьим лицам, какой отдел технического производства отдан в монопольное пользование патентодержателя, и 2) дать публике полное и точное наставление, как производить данный продукт,- для того чтобы, после прекращения патента, промышленность страны обогатилась знанием новых процессов производства и могла их немедленно употреблять. Итак, что такое полное описание *(978) с точки зрения указанных двух целей?

Во всяком описании должен быть дан ответ на три вопроса: 1) что представляет из себя изобретение? 2) как изготовляется это изобретение? и 3) как употребляется данное изобретение?

Ad 1. Очень часто на практике встречаются описания, которые - схематически - имеют такой вид: "на изображенном чертеже газ входит из газгольдера А, через патрубок Z, в помещение В; здесь он проходит по ряду трубок m, m в промывной аппарат С и т. д.". Необходимо заметить, что самый точный чертеж не может заменить описания *(979), и поэтому описание действия аппарата, изображенного или (тем паче) не изображенного на чертеже, не может заменить описания самого аппарата *(980). Столь же недопустима и замена описания моделью *(981): закон прямо указывает, что описание должно быть "снабжено" моделями и чертежами; следовательно, описание предмета как такового есть conditio sine qua non полноты *(982).

Ad 2. По вопросу о способах изготовления изобретения на практике почти не встречается затруднений: всякому очевидно, что описание, в котором не сказано, как сделать изобретение, не может быть признано полным. Из этого не следует, конечно, чтобы изобретатель должен был подробно перечислять все мыслимые способы изготовления данного продукта.

Ad 3. Вопрос употребления составляет частый пробел в подаваемых изобретателями прошениях. Из русской практики можно указать немало таких описаний, в которых чрезвычайно подробно и ясно описаны все части изобретения, а также и последовательность приемов его изготовления; пропущено же в них лишь одно (обыкновенно по наивности изобретателя, убежденного, что вещи, очевидные для него, очевидны и для посторонних лиц): пропущено указание, для чего и как употребляется данный прибор. Мне самому пришлось видеть описание печки с вмазанным котлом и сложными впускными и выпускными приспособлениями: ни один эксперт не мог определить, для чего эта печка должна была служить. Целевой момент во всяком аппарате является доминирующим: механический прибор - вне телеологической точки зрения - представляет лишь совокупность кусков стали и железа. Поэтому совершенно правильно требует R e u 1 е а и х, чтобы цель изобретения указывалась в самом начале описания и чтобы все описание велось как ряд соотношений средств к целям *(983).

Каждая из перечисленных частей описания должна быть изложена: А) ясно; Б) точно и В) подробно (ст. б) *(984).

Ad A. Описание должно быть ясным, конечно, не для всякого встречного: закон предполагает, что описанием будут пользоваться люди, уже имеющие некоторое знакомство с данной отраслью промышленности. Это последнее определение, впрочем, является растяжимым, и я не могу не привести слов судьи J e s s e 1, по моему мнению, исчерпывающим образом указавшего директивы для решения этой quaestio facti *(985): "Есть разные сорта людей, понимающих данное ремесло. В первую группу надо поставить выдающихся техников (eminent engineers), исключительные научно-технические силы. Во вторую - хороших ученых техников (scientific mechanicians), т. е. заведывающих большими фабриками, крупных предпринимателей, лиц с хорошим техническим образованием и т. д.... В эту же группу я включил бы и лучших рабочих (foremen), способных к самостоятельному изобретению и, следовательно, могущих не только схватить сущность изобретения по намекам неполного описания и дополнить его пробелы, но даже, в крайнем случае, могущих исправить его ошибки. Наконец, третью группу должны составить обыкновенные рабочие (ordinary workmen), старательные рядовые рабочие (оставляя в стороне беспечных, carefull not careless)... Я думаю, что описание, которое будет понятно только первым двум группам, будет неясным описанием". Тот же принцип признан и в Англии *(986): изобретение неясно, если на основании его могут изготовить изобретение только хорошие техники, способные "to invent a machine upon a mиre hint". В другом решении говорится *(987), что описание должно быть ясно "to any workmam of ordinary skill" *(988).

Ясность описания может быть достигнута лишь тогда, когда изобретатель совершенно добросовестно открыл все то, чего он добился. Англичане поэтому говорят о "full and fair communication" *(989) о "good faith towards thй public", о том, что описание не должно быть "задачей по механике" *(990), что оно должно быть "fair, open, explicit and honest" *(991). К сожалению, это необходимое условие всякой патентной защиты очень часто упускается из виду изобретателями, злонамеренно стремящимися и патент получить, и секрета не открыть. Профессор R e u 1 е a u x указывает *(992), что в последнее время стало вырабатываться целое искусство описывать изобретения и подробно, и точно,- но так неясно, чтобы никто не мог понять сущности дела: "Мы выдали недавно патент на способ вальцевания труб [Маннесмана?]; описание этого способа выпущено в свет Патентамтом, но нет человека, который мог бы на основании его изготовить трубу. Все части описания были составлены так искусно, что пришлось выдать патент, несмотря на то что Niemand die Beschreibung verstehen kann". Подобные злоупотребления, конечно, должны быть со всей возможной строгостью преследуемы патентными учреждениями и судами.

Ad Б. Описание должно быть точным, т. е. соответствующим действительности. Точность описания может быть уничтожена сознательно ложными указаниями и бессознательно благодаря ошибкам.

Что касается заведомо ложных указаний, то они делают описание совершенно негодным. Ложные указания появляются обыкновенно в описаниях в одной из двух форм: или в виде нагромождения ненужных указаний, не могущих дать данного результата в желаемом объеме, причем ценное и существенное указание лишь проскальзывает где-нибудь в виде случайного "варианта" *(993), или же в виде искусственного (кажущегося) усложнения производства, посредством списывания каждого ингредиента не под тем названием, под которым он может быть приобретен в торговле, а посредством перечисления сложных операций, нужных для его самостоятельного изготовления *(994) (этим средством желают "отпугнуть" наивных конкурентов). Недопустимо также злонамеренное указывание дорогих ингредиентов вместо дешевых, совершенно так же фунгирующих в данном изобретении эквивалентов *(995).

Ошибки встречаются в описаниях гораздо чаще. Их нужно разделить на существенные и несущественные. Первые делают описание негодным даже в том случае, если они произошли совершенно независимо от воли изобретателя. Лучшим примером может служить дело Badische Anilin- und Soda-Fabrik v. La Sociйtй Chimique *(996). Патент был выдан на краску "6G", т. е. на диалкил-родамин; описание гласило: "Надо нагреть в сосуде одну часть ингредиента А с четырьмя частями ингредиента В". На практике же оказалось, что изобретатель, сам того не зная, получал данную краску только от того, что сосуд был железный: без присутствия железа указанная смесь никакого результата не давала. Описание было признано неточным. Соответственно специфически английским идеям в деле Sturtz v. De La Rue *(997) было решено, что указание "химически чистый мел" неточно, если оказывается, что невозможно работать с химически чистым мелом, изготовляемым в Англии, а что годится лишь вывезенный из Германии химически чистый мел. Описание было признано содержащим ошибку и потому неточным. Вряд ли такое же решение постановил бы русский суд!

Несущественные ошибки не могут повлиять на защиту прав изобретателя. См. для Англии дела Plimpton v. Malcolmson *(998) и British Dynamite C° v. Krebs *(999). Для Франции Mainiй, I, стр. 814. Для С. Штатов: Adams v. Joliet Mfg C° *(1000) и др.

Ad В. Наконец, описание должно быть подробным. Основным принципом в этом отношении может служить положение, что описание должно быть осуществимо на практике без "предположений и догадок" (ст. 6).

Это требование нашего законодательства почти совпадает с установившеюся англо-американской практикой: описание должно быть настолько полным, чтобы не было нужным дополнять его указания самостоятельными экспериментами. Дело Hinks v. Safety Lighting C° *(1001) может служить хорошим практическим примером. Описание содержало указание, что "в дефлекторе должны быть прорезаны круглые дырки"; а на чертеже эти дырочки были пропущены. Судья Jessel рассудил, по моему мнению, правильно, отказав в иске. Патентодержатель утверждает, заметил он, что данная лампа может гореть даже в том случае, если бы дырки были прорезаны неправильно или если бы они вовсе отсутствовали; а также, что незначительных опытов было бы достаточно для того, чтобы всякий ламповщик понял, где и как надо прорезать дырки для того, чтобы лампа давала полный свет. Однако, возражает судья, это рассуждение было бы правильным только в том случае, если бы всякий фабрикант знал заранее, какого количества света он должен добиваться от данной лампы; ввиду же того, что он мог бы подумать, что данная лампа - подобно большому количеству других патентованных ламп - вообще горит плохо, он, может быть, и не предпринял бы нужных опытов и лишился бы выгод данного изобретения. Аналогично решение Wegmann v. Corcoran *(1002): изобретатель не указал, какой именно из различных существующих сортов фарфора должен быть употребляем для его вальцовой мельницы. Или, как решено было в деле Lane Fox v. Kenstngton Electric C°: "thй spйcification may not cast upon thй public thй expense and labour of experiment and trial" *(1003).

Так как наш закон говорит о "предположениях и догадках", то он этим самым дает материал для категорического разрешения того вопроса, который в Англии был предметом контроверзы в деле Edison v. Holland *(1004): ответчик доказывал, что данное изобретение (угольные нити для лампочек накаливания) невозможно изготовить иначе как после многочисленных опытов (в смысле: многочисленных неудачных попыток для "набивания руки"). Судья Lindley правильно разрешил дело, признав эти рассуждения "натянутыми": "Если изобретатель указал, что и как сделать, то он не может еще давать уроков осторожности, ловкости и сноровки". Точно такое же решение подобного казуса в России с необходимостью вытекает из текста закона.

На практике часто возникает вопрос о степени необходимости указывать точные пропорции химических составов *(1005). Я думаю, что комитет поступает правильно, требуя для таких изобретений точных рецептов: с ухищрениями же контрафакторов должен бороться суд, проникнувшись пониманием, что описание содержит лучший рецепт, но что и более плохие (измененные) его осуществления могут быть подделками.

Таковы, детально, требования *(1006), которым должно удовлетворять патентное описание. Что касается остальных требований, то я их анализировать не буду, а ограничусь ссылками на мое "Руководство" *(1007).

Так, описание:

1) должно быть подано при особом прошении, см. руководство, стр. 7-8;

2) должно содержать точное наименование изобретения, руководство, стр. 8-11;

3) должно быть снабжено:

a) чертежами *(1008) и моделями *(1009)

b) доверенностью, стр. 28-30;

c) квитанцией во взносе 30 рублей, стр. 30-31;

d) копиями иностранных привилегий, стр. 31-32;

е) передаточным актом, стр. 32-33.

_ 135. II. Статья 7 Положения определяет, что подача удовлетворяющего законным требованиям прошения и описания удостоверяется выдачею так называемого охранительного свидетельства. Она гласит:

"По исполнении просителем требований, указанных в ст. 5, ему выдается или высылается по почте от Департамента торговли и мануфактур охранительное свидетельство по установляемой министром финансов форме".

Эта статья редактирована довольно неудачно. Отмечу главнейшие затруднения, проистекающие при ее применении на практике.

1. "По исполнении просителем требований, указанных в ст. 5". Закон намеренно опускает статью шестую, для того, чтобы подчеркнуть, что канцелярия при Комитете должна воздерживаться от какого бы то ни было исследования полноты, ясности или точности поданного описания. Она проверяет лишь те факты, которые могут быть установлены внешне канцелярским порядком, а именно:

1. Наличность прошения.

2. Наличность описания на русском языке.

3. Наличность квитанции во взносе 30 рублей.

4. Наличность поверенного, если проситель проживает за границей.

Таким образом, например, канцелярия не может требовать от просителя представления чертежей или моделей, если сам он считает описание понятным и без таковых. Изобретатель должен быть только поставлен в известность, что именно понимает закон под названием "полного описания": т. е. ему должно быть сообщено содержание ст. 6. Но этим кончаются права и обязанности канцелярии: проситель сам и на свой страх определяет, исполнены ли им требования ст. 6.

Однако, несмотря на большое количество добрых намерений, нашедших себе выражение в указанной формулировке ст. 7 и 5, проведение их на практике, согласно буквальному их смыслу, не всегда представляется возможным. Я позволю себе критически проанализировать практику канцелярии комитета по отношению к двум вопросам: А) требованию "пунктов новизны" и В) требованию "точного наименования изобретения".

Ad A. Статья 6 прибавляет к вышеизложенному определению полного описания еще следующее требование: "В конце описания должны быть перечислены отличительные особенности заявленного изобретения или усовершенствования, составляющие, по мнению просителя, его новизну".

А инструкция 25 июня 1896 г. присовокупляет:

"В конце описания просителем должны быть особо, точно и определительно означены отличительные особенности заявленного изобретения или усовершенствования, составляющие, по мнению просителя, каждое в отдельности, новизну или отличие. Такими особенностями могут быть: а) самое изобретение или усовершенствование во всем своем объеме; б) одна или несколько частей предъявленного к привилегированию предмета и в) своеобразное сочетание частей, хотя бы самые части в отдельности были уже известны".

Канцелярия комитета, принимая прошения и руководствуясь означенной инструкцией, требует от изобретателей, чтобы они непременно включали в свои описания указанные "пункты новизны". Такое требование мне представляется незаконным и невыполнимым.

Оно незаконно, потому что ст. 5 ни слова не говорит о "пунктах новизны". Эти пункты появляются лишь в ст. 6. А за соблюдением этой статьи (6) канцелярия, как я показал выше, не призвана наблюдать (ст. 7, точный текст). Указанное требование не может быть также оправдано и ссылкой на инструкцию 25 июня 1896 г. Как и всякая инструкция, этот акт имеет обязательное значение лишь постольку, поскольку он не противоречит смыслу закона *(1010), и поэтому инструкция не могла подчинить изобретателей такой опеке, от которой они освобождены ст. 7 закона. Смысл закона ясен: канцелярия выдает охранительное свидетельство, если к прошению приложено "полное" описание; она должна сообщить просителю, что закон (ст. 6) требует от полного описания, между прочим, наличности "пунктов новизны" и что Комитет откажет в выдаче привилегии, если описание будет неясно, неточно, неполно и не будет заключать перечисления отличительных особенностей. Но требовать представления этих "пунктов" канцелярия не может, как не может она входить с просителем в споры, например, о неясности его описания.

Требование, предъявляемое канцелярией комитета относительно пунктов новизны, кроме того, и невыполнимо. Составление правильной патентной формулы сопряжено с громадными трудностями: это - целая наука. Для того, чтобы из конкретной машины сделать логическую вытяжку, для того, чтобы свести все разнообразие ее частей к краткой формуле, воплощающей полноту технической идеи, вложенной в данную машину: для всего этого нужна такая способность к абстрактному мышлению, которой, конечно, лишены 98% изобретателей. Патентная формула есть центральный нерв всего монопольного правомочия, с которым вместе оно стоит и падает, и, конечно, небезграмотный изобретатель сумеет возвыситься до тех ступеней высшего технологического знания, с которых (только) можно окинуть взором соотношение данного изобретения с соприкасающимися областями и его идейное значение в общей эволюции творчески утилитарной мысли, с которых (только) можно исходить при построении правильной формулы *(1011). Несмотря, однако, на все эти трудности, канцелярия не выдает охранительных свидетельств до тех пор, пока проситель не включит в свое описание "пунктов новизны". В результате получается вот что: так как, с одной стороны, изобретатель обыкновенно не может понять, чего от него требуют, и предъявлять вместо формулы какую-нибудь наивную абракадабру; так как, с другой стороны, канцелярия комитета не имеет ни права, ни возможности проверять и критиковать представленную формулу или давать советы относительно ее составления, то в результате канцелярии приходится принимать все то, что просителю заблагорассудится назвать "предметом привилегии". Поэтому требования канцелярии, при кажущейся их строгости, сводятся к совершенной комедии *(1012). Я думаю, что точное исполнение закона спасло бы просителей от многих затруднений, а канцелярию - от необходимости допускать очевидные компромиссы. Представление "пунктов новизны" или непредставление должно совершаться, следовательно, просителями на собственный их страх.

Ad В. Совсем иным представляется вопрос о точном наименовании изобретения. Я думаю, что и в этом отношении канцелярия нарушает закон, так же как и по вопросу о "пунктах". Однако это нарушение является совершенно неизбежным, как я покажу в подробностях ниже.

Закон совершенно молчит о "наименовании" изобретения. Инструкция же гласит: "Наименование изобретения или усовершенствования, предлагаемое просителем, должно соответствовать по своему смыслу действительному значению предмета, на который испрашивается привилегия, и не должно вводить в заблуждение относительно истинного объема и сущности предлагаемого изобретения или усовершенствования".

Соответственно этой части инструкции канцелярия неуклонно следит за тем, чтобы предлагаемые просителями наименования были точны и "соответствовали действительному значению изобретения". Строгая юридическая логика заставляет меня указать, что и эта опека нарушает точный смысл закона: ст. 5 и 7 Положения совершенно исключают возможность препирательств между просителем и канцелярией о том, точно ли наименование или неточно; закон не позволяет канцелярии задерживать выдачу охранительного свидетельства на основании предполагаемой неточности наименования. И подобное отношение закона к выдаче охранительного свидетельства, до известной степени, рационально: канцелярия не есть техническое учреждение; она даже не в состоянии определить, соответствует ли наименование или не соответствует, точно ли оно или неточно. Охранительное свидетельство должно выдаваться быстро, и канцелярия не имеет права входить в анализ сущности описанного изобретения: а ведь иначе нельзя установить и точного наименования.

Однако я не могу скрыть и того, что исполнение буквы закона в данном случае создало бы массу затруднений и даже исказило бы применение других статей того же Положения. Вопрос о наименовании изобретения имеет у нас в России совершенно исключительную практическую важность. Как известно, наименование изобретения публикуется во всеобщее сведение в двух газетах (Положение, ст. 7). На основании этих публикаций против выдачи привилегии на заявленное изобретение могут быть подаваемы протесты третьих лиц (Положение, ст. 10). Следовательно, третьи лица могут осуществлять свое право протеста только в том случае, если публикуемое наименование изобретения (а публикуется только наименование) будет достаточно точно и ограничительно. Скажу даже больше: благодаря установившейся (неправильной, см. стр. 377-378) практике комитета ни протестующим лицам, ни вообще посторонним просителям описание изобретения - еще не патентованного - не сообщается. Следовательно, не только узнать о необходимости подать протест, но даже и проредактировать самый протест заинтересованное лицо может только на основании опубликованного наименования. Отсюда следствие: никакой протест немыслим, если наименование ложно; если же оно не ложно, но все-таки слишком широко, то немыслим никакой дельный протест; ибо как оспаривать новизну "усовершенствования в кроватях", если не знаешь, в чем эти усовершенствования заключаются.

Сделаю еще один шаг вперед. С момента выдачи охранительного свидетельства наступает условная защита изобретения (ст. 8 и дальше, _ 136). Если прошение подано 25 июля, а я начал изготовлять такую же кровать 26 июля (может быть, вовсе и не считая ее изобретением!), то, после выдачи патента, изобретатель может остановить у меня все те станки, которые будут приспособлены к данному производству. Следовательно, осторожный промышленник только тогда может истратить крупную сумму на осуществление сделанного им нововведения, когда он удостоверится, что ни в ранее выданных патентах, ни в ранее выданных охранительных свидетельствах не содержится ничего аналогичного. Между тем у нас в России узнать о том, что (условно) защищено охранительными свидетельствами, можно лишь по опубликованным наименованиям.

Отсюда ясно колоссальное практическое значение точности наименований.

Поэтому у меня не поднимается перо упрекнуть канцелярию Комитета в том, что она, ввиду очевидного недосмотра закона, нарушает его точный смысл и, по мере сил, заботится о возможно большей точности вносимых в охранительные свидетельства наименований.

Однако нарушение закона остается нарушением. И поэтому дозволительно будет указать средство, которое исправило бы недостатки закона. Я думаю, что такое средство подсказывается самою жизнью. Наименование изобретения не может быть поставлено в зависимость от благоусмотрения просителя, часто заинтересованного в том, чтобы скрыть от публики сущность заявленного изобретения *(1013). Но и канцелярия комитета не может заниматься проверкой наименований: она не имеет нужных для этого технических сил. Наименования должны быть устанавливаемы комитетом по соглашению с просителем; таким образом, все прошения, до выдачи охранительного свидетельства, должны бы были быть вносимы в распорядительное заседание комитета и лишь одобренные специалистами наименования попадали бы в печать. Это дало бы полную гарантию точности и подробности.

Введение подобных распорядительных заседаний комитета позволило бы устранить и еще один пробел ст. 7, замеченный на практике. Я указал выше, что эта статья - преисполненная благих намерений - старается по возможности сократить функции комитетской канцелярии, ограничивая ее рассмотрение тесными рамками ст. 5. Поэтому, согласно точному ее смыслу, канцелярия принуждена выдавать охранительные свидетельства: А) на выдумки, противоречащие нравственности, и В) на выдумки, совершенно не относящиеся к области техники.

Ad A. Из сопоставления ст. 5, 7 и 4, п. б, следует, что на безнравственные изобретения не выдаются привилегии, но не охранительные свидетельства. Однако, ввиду невозможности выдать документ с гербом, печатью и двумя подписями (ст. 7), например на аппарат для онанистов (были случаи и еще хуже!), а также ввиду невозможности опубликовать в "двух Ведомостях" о выдаче такого документа, канцелярия поступает, по моему мнению, правильно, нарушая букву закона и не принимая подобных прошений.

Было бы, однако, корректнее, если бы не канцелярия, а коллегиальный комитет в распорядительном заседании отказывал в выдаче охранительного свидетельства на подобные изобретения.

Ad В. Из сопоставления тех же статей следует, что канцелярия должна, в сущности, выдавать охранительные свидетельства и взимать пошлину за заявляемый "метод предсказания погоды", "новый счет игры в винт", "систему страхования жизни", "новый внутренний заем", "способ обучения пению" и т. д. Канцелярия не выдает свидетельств и на эту категорию "изобретений". Однако границы между техническим и нетехническим творчеством не представляются очевидными, и поэтому во избежание произвола необходимо, чтобы подобные прошения также вносились в распорядительные заседания, дабы дело быстро было прекращаемо, без сложной процедуры предварительного рассмотрения и без расходов для просителя.

_ 136. С получением охранительного свидетельства сопряжены два права: А) право изменять и дополнять описание, не касаясь его существа, и В) право патентного приоритета.

Ad A. "Просителю предоставляется в течение трех месяцев со дня подачи прошения дополнять и исправлять представленное описание, не изменяя его по существу" (ст. 6 in fine).

Это постановление имеет важное практическое значение. Ввиду необходимости по возможности быстрее обеспечить за собою приоритет (см. дальше, стр. 376) изобретатели, обыкновенно, спешат с подачей прошения. Лишь только сущность изобретения определилась совершенно ясно - они испрашивают себе охранительные свидетельства, оставляя пока в стороне разработку деталей. Поэтому государство, заинтересованное в том, чтобы выданные патенты описывали изобретение по возможности полнее и точнее, дозволяют им "исправлять" описание, внося в него результаты дальнейшего опыта. Публика от этого только выигрывает.

Совсем иным представляется этот институт "дозревания изобретений" в таких государствах, где, как в Англии, дозволяется получить приоритет без представления полного описания, а лишь набросав так называемую provisional spйcification. В Англии изобретатель имеет девять месяцев срока, в течение коих он не только дополняет описание, но просто приводит в исполнение блеснувшую у него мысль, наскоро записанную в предварительной спецификации. Я не буду останавливаться на критике этой системы, так как она почти единогласно осуждается даже англичанами *(1014). С. Штаты также не дозволяют изобретателям подавать какие бы то ни было предварительные описания *(1015).

Ad В. Право патентного приоритета формулировано в Положении следующим образом (ст. 8): "С получением охранительного свидетельства (ст. 7) проситель может, не теряя прав на получение привилегии, делать сообщения и публикации об изобретении или усовершенствовании, производить оному публичные испытания, приводить его в исполнение, а также уступать свои права на получение привилегии и предупреждать посредством частных и нотариальных заявлений лиц, нарушающих его права, о том, что в случае выдачи привилегии они могут подлежать ответственности по суду за нарушения, совершенные в течение времени со дня публикации о выдаче охранительного свидетельства (ст. 7) до дня подписания патента на привилегию (ст. 20)".

А ст. 9 добавляет:

"Действие охранительного свидетельства уничтожается, если производство дела о привилегии прекращается без выдачи оной".

Эти две статьи, поставленные Государственным советом на место гораздо более удачных соответствующих постановлений Проекта III (см. ст. 11infine и ст. 23 i n fine), представляются, в редакционном отношении, элементарно плохими. Казуистичные нормы нагромождены в ст. 8 без всякой пользы для дела и только затемняют и без того не простой вопрос *(1016). Перелицовывая эту казуистику на язык юридических понятий, мы можем сказать, что право приоритета сводится к двум элементам: а) к фиксации определительного уровня новизны и б) к суспензивно обусловленной (выдачей патента) защите монопольного права.

Ad a. Выдача охранительного свидетельства, во-первых, фиксирует уровень новизны для данного изобретения. То есть, обсуждая новизну этого изобретения, комитет (и впоследствии суды) может признавать известным только то, что было известным в момент выдачи охранительного свидетельства,- и должен абсолютно игнорировать все то, что сделалось известным позднее. Выдача охранительного свидетельства как бы скристаллизовывает всю сумму технических знаний, существующих в мире в данный момент; она как бы рассекает эволюцию человеческой мысли: изобретатель обязан давать отчет только по отношению к тому, что случилось до этого отсека. Ввиду этого совершенно понятно стремление каждого изобретателя получить охранительное свидетельство возможно раньше. В самом деле, если предположить, что уровень человеческих знаний ежесекундно поднимается, то более раннее охранительное свидетельство, следовательно, воспользуется более низким стоянием этого уровня, чем более позднее *(1017).

Ad b. Выдача охранительного свидетельства, во-вторых, создает суспензивно обусловленную защиту монопольного права. То есть выдача патента создает для изобретателя запретительное право с ретроактивным действием: патентодержатель может преследовать все те нарушения его права, которые были совершены ранее выдачи патента (но, конечно, не ранее опубликования охранительного свидетельства).

С точки зрения политики права, условная защита является оружием обоюдоострым. С одной стороны, ввиду значительного времени, употребляемого комитетом на рассмотрение изобретений, невозможно разрешить всем и каждому фабриковать данное изобретение вплоть до момента присуждения или выдачи патента. В таком случае может случиться, что патентодержателю и вовсе не придется воспользоваться выгодами патента, так как рынок в короткое время может сделаться "насыщенным" продуктами контрафакции.

С другой стороны, установление условной защиты не может не отражаться весьма вредным образом на развитии промышленности. Всякое производство может процветать только тогда, когда над ним не тяготеет неопределенная возможность правового конфликта; ни один промышленник не станет беззаветно отдаваться такой эксплуатации, которой грозят "нотариальные извещения" о каких-то будущих судебных преследованиях, неизвестно когда имеющих обрушиться на его голову. Правильно говорит Ротшильд, что понесенный убыток менее угнетает промышленность, чем возможность не получить выгоды.

Как, к сожалению, слишком часто бывает на практике, русское Положение решило выйти из затруднительного выбора между двумя равноценными интересами путем скромных полумер. Трусость, однако, нигде так не опасна, как в законодательстве: анализируемый случай да послужит тому хорошим примером.

Статья 8, с одной стороны, испугалась дать изобретателю возможность прекратить чужое производство, предоставляя ему лишь право посылать платонические "заявления". В результате получилось, что (мне известны случаи из практики) при изобретениях, имеющих строго ограниченный сбыт (специальные машины!), конкуренты, благодушно посмеиваясь над "заявлениями", успевают выбросить на рынок все то количество предметов, которое он может потребовать. А затем они предоставляют лицу, получившему патент, доказывать наличность убытка и взыскивать с них деньги. Всякому юристу известна сладость и выгодность подобной процедуры для истца.

С другой стороны, ст. 8 не решилась предоставить и конкурентам сколько-нибудь действительных средств защиты от облыжных, может быть, "заявлений". На практике дело происходит так: фабрикант А. получает от неведомого проходимца В. нотариальное извещение о том, что он (А.) "может подлежать ответственности по суду" за все молотилки с усовершенствованным барабаном, которые он будет выпускать после 1 июля 1901 г., т. е. после даты выданного В. охранительного свидетельства; при заявлении прилагается и номер "Правительственного Вестника", в коем опубликовано, что мещанин В. действительно получил 1 июля 1901 г. охранительное свидетельство на "усовершенствованный барабан для молотилок"; первым движением фабриканта А. будет, конечно,- осведомиться в комитете о том, какой именно барабан заявлен был мещанином В.; оказывается, что закон побоялся допустить третьих лиц к обозрению представленных изобретателями описаний; оказывается, что фабриканту А. невозможно узнать, что именно заявил мещанин В.; оказывается, наконец, что закон запрещает фабриканту делать барабан, но отказывается сообщить, какой барабан запрещено делать! А так как изобретатели вообще склонны раздувать свыше меры значение своих выдумок, то очень часто они совершенно добросовестным образом засылают "заявления" лицам, производящим совершенно независимые от данного "свидетельства" продукты.

Из столь ненормального положения вещей может быть лишь один выход в виде полного разрыва с робкими полумерами. А именно, во-первых, закон должен доставить промышленникам возможность точно знать, что именно им запрещается фабриковать. А для этого все описания, подлежащие уголовной защите, должны быть открыты для обозрения публики, как это делается повсюду за границей. Во-вторых, действие условной защиты должно начинаться не с того дня, когда в "Правительственном Вестнике" промелькнет глухое указание о выданном охранном свидетельстве на "барабан для молотилок", а только со дня вручения данному лицу нотариального "заявления", исходящего от изобретателя. В-третьих, как обратная сторона той же медали, изобретатель должен быть поставлен в возможность, если он того пожелает, требовать по суду немедленного прекращения производства, (т. е. не дожидаясь выдачи патента); конечно, необходимость судебного разбирательства повлечет для конкурента возможность доказывать, что изобретатель не имеет права получить патент *(1018). Наконец, в-четвертых, конкурент, получивший "заявление", должен иметь возможность самостоятельно искать в суде о признании такового недействительным (это будет формальный иск о признании данного изобретения непатентоспособным).

Вне этих мер условная защита должна создать для промышленности нестерпимо неопределенное положение *(1019).

Из только что изложенного анализа понятия приоритета явствует, насколько, в сущности, хрупкий документ представляет пресловутое охранительное свидетельство. Вся его охрана действует лишь in s р е: ничтожное обстоятельство может повести к отказу в выдаче патента и, таким образом, свести к полнейшему нулю всю охрану этого свидетельства. В сущности, охранительное свидетельство ровно ничего не охраняет: охраняет (ретроактивно) лишь патент.

Поэтому нельзя не пожалеть, что для этого документа выбрано было столь широковещательное, но неточное наименование. Благодаря невежественности нашей публики, она приписывает охранительному свидетельству неизменно больше значения, чем сколько оно имеет. Отсюда проистекают злоупотребления. Одна категория рыцарей наживы, получив свидетельство, громогласно публикует, что данное производство

"охраняется правительством, N 10444";

или: "подделка запрещена свидетельством, выданным из Д. Т. и М, N 10444";

или: "привилегия заявлена, N 10444" и т. д.

Все эти оговорки имеют целью или незаконную рекламу, или запугивание наивных конкурентов, верящих положенному "запрету" и "охране". Другая категория лиц (есть заведомые примеры) промышляет тем, что, получив за 30 р. свидетельство на какую угодно дрянь *(1020), немедленно перепродает его за 50-70 р. легковерным людям.

Конечно, всех дураков от их глупости не обережешь. Однако желательно, чтобы закон не играл бы на руку и мошенникам. А что русские охранительные свидетельства действительно способны ввести в заблуждение, можно видеть из того факта, что еще недавно товарищ прокурора отказывался начать преследование за очевидную контрафакцию до тех пор, пока охранительное свидетельство (имевшееся у контрафактора) "не потеряет свою силу припечатание объявления согласно статье 9 Положения" *(1021) (!!)

_ 137. В заключение приведу цифровые данные о количестве выданных в России охранительных свидетельств.

Таблица I

Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 643 | Нарушение авторских прав