АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Истерическое воспитание.

Говорят, у каждого народа, в каждой стране есть свой стиль общения. Итальянцы жестикулируют, японцы улыбаются и кланяются, англичане холодны и вежливы, шведы спокойны и приветливы. Русские раздражены.

Раздражены постоянно, непрерывно, перманентно, хронически.

Моя мама и многие мамы моих приятельниц, а также папы, бабушки, тёти и дяди раздражены дома, на работе, в транспорте, в магазине. Быть вежливым и спокойным – это большая редкость.

Когда я переехала на постоянное жительство в Швецию, то мое первое впечатление от шведов было такое – блаженные. Всегда спокойные, всегда улыбаются, всегда приветливые.

Знаете, как здесь попадают к врачу на приём? Сначала Вы ожидаете в небольшой приёмной, а потом врач выходит к Вам, называет Вас по имени, пожимает Вам руку, спрашивает, как дела, провожает в кабинет, усаживает и только потом начинает осматривать. Я это серьёзно, это не шутка.

Когда Вы входите в автобус через переднюю дверь – здесь так принято – и покупаете билет или предъявляете проездной, то водитель с Вами здоровается и говорит «спасибо» за то, что Вы вошли в автобус.

Кассиры в супермаркетах здороваются с КАЖДЫМ покупателем. Контролеры в метро улыбаются и очень вежливо, как бы извиняясь, просят предъявить билет, а потом говорят «спасибо» и «приятного пути».

Здесь принято называть свое имя, когда звонишь по телефону, да много всего другого здесь принято делать, когда вступаешь в контакт с другим человеком, чего не делают в России.

Мы, русские, – гораздо больше раздражены, чем все остальные люди. Русские женщины – это просто концентрированное раздражение.

В своей массе русские женщины говорят громче, плачут чаще, кричат резче, чаще, чем европейские женщины, бьют детей и даже мужей…

Лиля, 36 лет.

– Когда мне было шесть лет, я не могла написать цифру «два». Мама кричала на меня, что я сука и б…, и что она мне оторвет руки, если я не напишу эту б… цифру. Эти крики услышала наша соседка и зашла к нам. Она сказала маме, что Лиля устала, и что давай мы сходим с ней погулять, а она потом напишет всё, что нужно. Мама стукнула меня по голове тапкой, крикнула, что у неё зла не хватает, и чтобы мы выметались из дома к едрёне фене. Потом я ненавидела цифру «два» и всегда хотела в туалет, если получала двойку.

Сейчас Лиля живет со своим мужем здесь, в Швеции. Маме звонит часто, поскольку чувствует себя обязанной звонить. После звонка и разговора с мамой у неё всегда плохое настроение.

Марина, 43 года.

– Моя мама била меня ремнем за то, что я не сделала вовремя уроки. Она держала меня за руку одной рукой, а второй рукой хлестала по заднице. Я бегала вокруг неё, а она крутилась на месте и хлестала, хлестала, пока я не описалась.

Марина вышла замуж довольно поздно. Муж Марины пил и бил её и маленькую дочку. Однажды он избил Марину так сильно, что пробил барабанную перепонку. После этого Марина с ним развелась, воспитывает дочку одна, глухая на левое ухо.

Алла, 38 лет.

– Когда мне было 7 лет и я получила двойку в школе, мой отец поставил меня на колени, зажал голову между колен и набил ремнем по заднице. Потом пытался меня бить ещё несколько раз, но я научилась кусаться. Однажды он сломал мне 2 зуба, к счастью, зубы выросли.

Алла живёт с мужем, который кричит на неё и называет дурой и уродкой.

Тамара, 44 года.

– Мама била меня по лицу, если видела, что я накрасила губы. Драла меня за волосы за плохие отметки, била за грязь в комнате, невымытую посуду, короткие юбки.

Тамарин первый муж пил и бил жену, разбивал в доме всё, что попадалось под руку. Однажды столкнул её с лестницы, она упала в погреб и сломала ногу. Второй муж не пьёт и не бьёт жену. Тамара говорит, что счастлива с ним.

Светлана, 36 лет.

– Мама снимала с меня трусы и заставляла сидеть на диване без трусов. Она говорила, что это наказание, и чтобы я не могла пойти гулять без спроса, она отбирает у меня трусы. Мне было 7 лет.

Света развелась в третий раз, не может получить удовлетворение в сексе.

Это лишь несколько историй.

Все эти женщины – мои подруги или знакомые. А их мамы – ровесницы или почти ровесницы моей мамы. Военные дети, которые пережили войну, видели войну или почувствовали на себе ее ужасы и лишения.

Эти дети голодали, родители этих детей – наши бабушки – перенесли такие страдания и лишения, что это не могло не отразиться на их психике.

Все мы видели собак, все мы знаем, что такое забитая собака. Собака, которую били, никогда не подпустит к себе человека, никогда не будет вилять хвостом и радостно лаять, никогда не забудет боли.

Люди, которых унижали, которые испытывали страх или подавление со стороны других людей, в той или иной степени будут вести себя как эта побитая собака.

Люди, которые перенесли войну или просто видели войну, навсегда останутся ранеными эмоционально, психологически.

Наши бабушки и дедушки в своей массе кричали на своих детей, били их и унижали. Наши родители, которые видели войну или её последствия и на которых кричали их родители, продолжали кричать на своих детей, бить и унижать их. Мы, поколение детей военных детей, тоже, и немало, подвергались подавлению и насилию со стороны своих родителей.

Боже мой, как тяжело об этом писать и говорить! Тем более что об этом не принято говорить просто так, за чашкой чая. Но подумайте, ведь в нашей стране почти в каждой семье кричат на ребёнка, и многие бьют детей.

Хотя хитроумные родители, которые бьют детей, называют это по—другому: дать затрещину, навесить тумака, отшлёпать, дать подзатыльник, выпороть… Много раз я видела и слышала, как родители обсуждают поведение своих детей и соглашаются друг с другом, что невозможно не бить ребёнка – нервы—то не железные! Ведь доводят!

После четырёх лет, проведенных в Швеции, я и моя пятилетняя дочка приехали на родину. Моя подруга, моя дочь и я как—то зашли в киоск купить хлеба, а дочка в это время открыла холодильный прилавок, достала мороженое и протянула мне, чтобы я заплатила. Так мы делаем в Швеции. Продавщица, молодая тридцатилетняя баба, вдруг ринулась в направлении моей дочери и заголосила:

– Это что это ты делаешь, а? Это кто тебе разрешил открывать? Смотри, какая умная, открыла, достала, для тебя поставили? А потом воровка вырастет!

Я обалдела до такой степени, что даже забыла дышать. Моя подруга, менее чувствительная и более привычная, отодвинула меня и встала на пути у этой фурии. Я услышала, как сквозь туман:

– А ну заткнись, чего орешь? Никто ничего не ворует, мы стоим и платим. И вообще, не ори на ребёнка!

А ребёнок с вытаращенными глазами готовился заплакать. Я вывела её на улицу и начала улыбаться:

– Да что ты, малышка, тётя пошутила!

Но малышка расплакалась и повторяла, что тетя злая.

Буквально в этот же день мы с дочуркой ехали в автобусе, она встала на коленки на сиденье и смотрела в окно. Кондуктор, проходя мимо, гаркнула на неё:

– А ну, убери ноги с сиденья! Дома у себя с ногами сидишь! Мамаша, чего не следишь?

Через несколько дней я наблюдала молодую мамашу с маленьким мальчиком лет двух. Они вышли из поликлиники, малыш нёс в руках использованный шприц без иголки, наверное, только что получил прививку.

Мамаша что—то проверяла в сумочке, держа мальчика за ручку. Вдруг ребёнок запнулся и повис у матери в руке. Мамаша дернула его вверх, потом дернула ещё раз, закричала на него:

– Ты что, не видишь, куда идешь? Ослеп? Гляди под ноги!

И ещё раз дернула его за ручку. А ребёнок просто болтался у неё в руке, и такой он был маленький, такой трогательный в своих ямочках на пухлых ручках…

Никто, НИКТО даже не посмотрел в её сторону. Никто. Привычное дело.

Расскажу подобную историю, которую я наблюдала в шведском супермаркете. Расшалившаяся девочка лет трёх убегала от папы, который катил продуктовую тележку и вел за руку ещё одного ребенка, помладше. Папа поймал девочку один раз, потом ещё раз.

Всё это я видела очень хорошо, поскольку шла за ними. Девочка продолжала шалить и бегать вокруг папы. Папа поймал её в очередной раз и прикрикнул на неё, требуя оставаться рядом с ним.

Вокруг немедленно повисла тишина, почти все покупатели остановились и посмотрели на этого папу. И продолжали стоять и смотреть, а папа смутился и пошёл к кассе, взяв дочку на руки. Никто ничего не сказал, но атмосфера была как перед грозой.

Моя дочка, как и все дети, на которых никогда и никто не кричал, а уж тем более не бил, очень легко заговаривает с людьми. Она здоровается, улыбается, задает вопросы. Ни разу никто не оборвал её, не ответил грубо или неприветливо. Все взрослые, которые её окружают, – дружелюбные и вежливые, и она уверена, что её общение никто и никогда не прервёт.

Физическое насилие в семьях – не единственный вид насилия. Моральное насилие или подавление не так заметно, от него не остаётся синяков, но оно не менее опасно, и последствия его не менее серьёзны.

Чтобы понимать, что такое моральное, психологическое насилие, нужно сначала описать, что такое нормальное общение с ребёнком, чтобы сравнить нормальное с ненормальным.

Я читала в одной умной книге, что в США существуют специальные школы для родителей и детей. И те, и другие могут приходить на занятия вместе.

Дети играют или учатся, а родители наблюдают, как правильно общаться с детьми. Специально обученный персонал показывает на примере, как говорить с ребёнком, как отвечать на вопросы, какое выражение лица должно быть у человека, который разговаривает с ребёнком, даже какая интонация лучшая для ребёнка.

Для меня как белый день ясно, что если с ребёнком разговаривать грубо, резко, на повышенных тонах, то этот же самый ребёнок, когда вырастет, будет точно так же разговаривать со своими детьми.

Вернёмся к нам, женщинам.

Если девочка подвергалась моральному или, тем более, физическому насилию в семье, то, став женщиной, она не сможет распознать моральное насилие со стороны мужчины. То есть, другими словами, если девочка росла в семье, где морально—психологическое насилие было нормой жизни, то, став взрослой женщиной, она будет воспринимать морально—психологическое давление или насилие как норму.

То есть, красная лампочка тревоги не загорится, когда её друг или жених толкнет её, крикнет на неё, ударит…

Многие женщины находят оправдание таким поступкам в том, что мужчина был зол, устал, напился и ничего не помнит. Ерунда. Ничто не оправдывает мужчину или женщину, когда они бьют ребёнка или орут на своего партнера по браку.

Однажды мой двадцатилетний сын поспорил о чем—то с моей пятилетней дочкой и дал ей щелчка.

Видели бы Вы, какая это была трагедия! Она рыдала горючими слезами, потому что «братик её набил».

А братик сказал:

– Мама, что ты над ней трясешься? Подумаешь, щелбана получила! В жизни ещё и не то придётся получать…

– Если ты ей будешь давать щелбанов достаточно часто, она рано или поздно к ним привыкнет, потом она встретит молодого человека, который сначала даст ей щелбана, потом пощёчину, потом стукнет кулаком в глаз, потом…

– Ой, ну ты скажешь, неужели из—за одного щелбана у неё вся жизнь пойдет наперекосяк…

Что тут возразишь? Может, и не пойдет, но за первым щелбаном может последовать второй, потом третий…

По крайней мере, сейчас моя дочь понимает, что щелбан – это что—то ужасное, ненормальное.

Я постараюсь сделать всё, чтобы это и оставалось для неё ненормальным, тогда, может быть, она не захочет связать свою жизнь с человеком, который «даёт ей щелбаны».

Дата добавления: 2016-03-26 | Просмотры: 370 | Нарушение авторских прав