АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Мария Тимофеева 6 страница

Альтман (1977), в другом контексте, указывал на то, что смена объекта у женщин — в противоположность постоянству первого объекта у мужчин — может быть причиной больших сложностей, которые возникают у мужчин, вступающих в стабильные любовные отношения. Мужчины склонны к бесконечным поискам идеальной матери и к воссозданию догенитальных и генитальных страхов и конфликтов в своих отношениях с женщинами, что определяет их предрасположенность избегать глубоких, доверительных отношений. Женщины, уже отказавшись от своего первого объекта, более способны вверить себя мужчине, который хочет установить всесторонние генитальные и “отцовские” отношения с ними. Кроме того, решающим фактором женской способности проявлять преданность и доверие может выступать их постоянный уход за младшими и их защита, включающие биологические и психосоциальные детерминанты, в основном идентификацию с материнскими функциями, и связанные с этим сублиматорные ценности Супер-Эго (Блюм, 1976).

Несмотря на различия путей формирования способности к эротическому желанию и сексуальной любви, мужчины и женщины получают опыт из одного и того же источника — эдиповой ситуации, являющейся основным организатором и для всех индивидуумов, и для всех областей взаимодействия пары.

Я согласен с идеей Дэвида (1971) о том, что стремление к недоступному и запрещенному эдипову объекту, дающее энергию сексуальному развитию, является ключевым компонентом сексуальной страсти и любовных отношений. В этой связи эдипова констелляция может рассматриваться как постоянная черта человеческих отношений. Очень важно подчеркнуть, что невротические “решения” эдиповых конфликтов должны быть дифференцированы от их нормальных проявлений.

Нарушение границ исторически сложившихся сексуальных запретов любящим индивидуумом может быть названо активной реконструкцией его или ее истории эдиповых отношений, включая защитные и креативные фантазии, которые преобразуют повторение в новое. Преодоление социальных и сексуальных границ трансформирует бессознательные фантазии в реальные субъективные переживания; реципрокно активизируя мир внутренних объектных отношений, пара возвращается к эдипову мифу как социальной структуре (Эрлоу, 1974).

У обоих полов эдиповы стремления, необходимость преодолеть фантазии эдиповых запретов и удовлетворить свое любопытство о мистических отношениях родителей стимулируют сексуальную страсть. Исходя из уже упомянутых соображений, можно предположить, что женщины, в утверждении своей женской сексуальности, раньше преодолевают конечное препятствие идентификации с эдиповой матерью путем смены эротического объекта с матери на отца. Мужчины должны пересечь последнюю границу идентификации с эдиповым отцом в своей способности установить сексуальные отношения с любимой женщиной и взять на себя функции отцовства и “великодушия”. Клинические исследования показывают, что мужчины испытывают чувство вины, решив прекратить отношения с женщиной, в то время как женщины обычно чувствуют себя свободно, давая понять мужчине, что не любят его. Это различие, возможно, говорит о том, насколько сильно чувство вины, которое так часто проявляется в отношениях с женщинами, преобладает над агрессией по отношению к матери (из личной беседы с Эдит Якобсон). А у женщин бессознательное чувство вины, идущее из догенитальных и генитальных фантазийных материнских запретов вагинальной генитальности, требует полного эротического генитального утверждения в сексуальных отношениях с мужчиной. Сгущение предвестников садистического Супер-Эго, связанных с интроекцией примитивных доэдиповых материнских образов и с поздними запретными аспектами эдиповой матери, может быть одним из факторов, приводящих к высокой частоте генитального запрета у женщин. Это также является важнейшим элементом того, что обычно обозначают как “женский мазохизм”.

Сейчас многими ставится под вопрос утверждение ранних психоаналитических теорий о врожденной предрасположенности к мазохизму у женщин. Возникает понимание того, что существуют различные психологические и социальные факторы, влияющие на развитие мазохистических тенденций и сексуальных запретов. Персон (1974) и Блюм (1976), изучив соответствующую литературу, подчеркивали, что женский мазохизм формируется в процессе развития и имеет психосоциальные детерминанты. Блюм приходит к выводу, что не существует никаких доказательств того, что женщины более предрасположены получать удовольствие через боль, чем мужчины. Он полагает, что ранние идентификации девочек и объектные отношения определяют установление дальнейшей сексуальной идентичности, принятие женской роли и материнского поведения: мазохизм является скорее дезадаптивным разрешением женской функции.

Столлер (1974) предполагал, что из-за первоначального слияния с матерью чувство женственности больше укрепляется в женщинах, чем чувство мужественности у мужчин. Мужчины вследствие их первоначального слияния с матерью — женщиной — могут быть более склонны к бисексуальности и развитию перверсий.

Я заметил, что при детальном анализе женских догенитальных и генитальных источников зависти к пенису и отвращения к своим собственным гениталиям постоянно сталкиваешься с ранними способностями к получению полного удовольствия от вагинального эротизма, полного подкрепления ценности своего собственного тела наряду со способностью относиться к мужским гениталиям с любовью и без зависти. Я не думаю, что нормальная женская сексуальность подразумевает необходимость или способность отказаться от пениса как самого ценного вида гениталий; по-моему, существуют доказательства того, что страх мужчины перед женскими гениталиями не только вторичен по отношению к эдиповой кастрационной тревоге в наиболее тяжелых случаях, но и имеет глубокие догенитальные корни. Подводя итог, можно сказать, что и для мужчин, и для женщин преодоление страха и зависти к противоположному полу является опытом преодоления запретов сексу­альности.

Если смотреть шире, то переживание парой полного генитального удовольствия может послужить причиной возможного радикального изменения — отказа от подчинения доминирующим культурным конвенциям, ритуальным запретам и предубеждениям, которые воздвигают препятствия на пути к зрелой генитальности. Такая степень сексуальной свободы в сочетании с заключительной стадией преодоления эдиповых запретов может отражать основные потенциальные возможности для получения сексуального удовольствия в любовных отношениях и усиливать страстность, создавая чудо сексуальных тайн, разделяемое парой и освобождающее ее от окружающей социальной группы. С точки зрения развития, элементы секретности и противопоставления социуму, характерные для сексуальной страсти, берут начало в эдиповой констелляции как главном организаторе человеческой сексуальности.

С социокультурной точки зрения, отношение сексуальной любви к социальным нормативам всегда неоднозначно, и “гармония” любви с социальными нормами легко разрушается, превращаясь в повседневную обыденность. В то же время сексуальная свобода пары в любви не может быть так легко переведена в социальные нормы, и попытки “свободной сексуальной любви” на базе широкого образования и “культурных изменений” обычно завершаются конвенционализированной механизацией секса. Я считаю, что такое противостояние между парой и группой неизбежно; Брауншвейг и Фейн (1971) достаточно скрупулезно исследовали этот вопрос.

Трагическая неспособность идентифицироваться с отцовскими функциями, так что все любовные отношения оказываются обречены на неудачу, несмотря на “примат гениталий”, а также рационализация такой неудачи в терминах мифа о доминировании мужской культуры описаны в книге “Les Jeunes Filles” (“Девушки”) Анри де Монтерлана (1936). От имени своего молодого героя (или антигероя) Пьера Косталя автор негодует, что, находясь под давлением желания, мужчины и женщины обречены на вечное взаимное непонимание. Для женщин, говорит он, любовь начинается с сексуального удовлетворения, в то время как для мужчин любовь заканчивается сексом; женщина создана для одного мужчины, но мужчина создан для жизни и для всех женщин. Тщеславие — доминанта страсти у мужчин, в то время как сила чувства любви к мужчине является важным источником счастья для женщин. Счастье женщины составляет мужчина, но для мужчины счастье за­ключено в нем самом. Сексуальный акт окружен опасностями, запретами, фрустрациями и отвратительной физиологией.

Легко отбросить описание Монтерланом скучающего эстета, гордого, старомодного, жестокого и саморазрушительного Косталя, как продукта патриархальной идеологии; но при этом мы упустим глубокие корни остроты желаний и страха и ненависти к женщинам, которые лежат за такой рационализацией.

Основная патология, вторгающаяся в стабильные, полностью удовлетворительные отношения с представителем противоположного пола, представлена патологией нарциссизма, с одной стороны, и неспособностью разрешить эдиповы конфликты с полной генитальной идентификацией с родительской фигурой того же пола — с другой. Патология нарциссизма проявляется приблизительно одинаково у мужчин и женщин. Патология, корни которой кроются главным образом в эдиповых конфликтах, различна у мужчин и женщин. У женщин неразрешенные эдиповы конфликты наиболее часто проявляются в различных мазохистических паттернах, таких как постоянная привязанность к мужчинам, не удовлетворяющим их, и невозможность получать удовольствие или поддерживать отношения с мужчиной, который потенциально мог бы полностью их удовлетворить. Мужчины также привязываются к неудовлетворяющим женщинам, но культурально они более свободны разорвать такие отношения. Женская система ценностей, их забота и чувство ответственности по отношению к детям могут приве­сти к усилению мазохистских тенденций. Однако истинное Эго-идеал и материнская забота не имеют мазохистских целей (Блюм, 1976) у “обычных преданных матерей”.

У мужчин превалирующая патология в любовных отношениях, происходящая из эдиповых конфликтов, принимает форму страха и чувства небезопасности наедине с женщинами и защитных реакций против этой небезопасности в виде реактивности или проецируемой враждебности по отношению к женщинам. Это связано с догенитальной враждебностью и чувством вины по отношению к фигуре матери. Догенитальные конфликты, а особенно конфликты, связанные с догенитальной агрессией, усиливаются и плотно смыкаются с генитальными конфликтами. У женщин такое смыкание обычно появляется в обострении конфликтов вокруг зависти к пенису; орально детерминированная зависть к догенитальной матери замещается на идеализацию гениталий отца и его пениса и на эдипову конкуренцию с матерью. У мужчин догенитальная агрессия, страх женщин и зависть к ним усугубляют эдиповы страхи и чувство неполноценности по отношению к ним: догенитальная зависть к матери усиливает эдипово детерминированное чувство небезопасности мужчин по отношению к идеализируемым женщинам.

Универсальная природа эдиповой констелляции приводит к новому проявлению эдиповых конфликтов на разных стадиях отношений, так что психосоциальные обстоятельства могут иногда вызывать, а иногда защищать пару от реактивации невротического проявления эдиповых конфликтов. Например, то, что женщина полностью посвящает себя интересам мужа, может быть адаптивным выражением ее Я-идеала, но может также и адаптивно компенсировать ее мазохистические тенденции, связанные с бессознательной виной за то, что она заняла место эдиповой матери. Когда муж более не зависит от нее и их экономические и социальные отношения больше не требуют гарантии ее “жертвы”, бессознательное чувство вины, отражающее неразрешенные эдиповы конфликты, может больше не компенсироваться. Приводятся в движение разнообразные конфликты — возможно, ее бессознательная потребность разрушить отношения из чувства вины или неразрешенный комплекс зависти к пенису и связанное с этим негодование по поводу мужских успехов. Или, к примеру, неудачи, постигшие мужчину на работе, декомпенсируют его прежние источники нарциссического самоутверждения, которые оберегали его от эдиповой неуверенности по отношению к женщинам и патологического соперничества с мужчинами, что приводит к регрессии к сексуальным запретам и противоречивой зависимости от жены, что является поздним воссозданием его эдиповых конфликтов и их невротического разрешения.

Социальное, культурное и профессиональное развитие и успех женщин в западном обществе могут послужить угрозой традиционной, культурно-нормативной и подкрепленной защите мужчин от их эдиповой неуверенности и страхов и зависти к женщинам. Изменяющаяся реальность конфронтирует обоих участников и создает потенциальную возможность реактивации сознательной и бессознательной зависти, ревности и ненависти, что опасно увеличивает агрессивные компоненты в любовных отношениях.

Эта социокультурная размерность в бессознательных конфликтах пары тонко и драматично проиллюстрирована в ряде кинокартин Эрика Ромера о любви и браке, особенно в фильме “My Night at Maude’s” (“Ночь у Мод”) (Ромер, 1969; Меллен, 1973). Жан-Луи — конвенциональный молодой человек, интеллигентный и сензитивный, но застенчивый и убежденный католик — не осмеливается вступить в отношения с Мод — состоящей в разводе, оживленной, профессионально активной, глубоко эмоциональной и сложной. Он предпочитает остаться “верным” идеализируемой, довольно скучной, скрытной и подчиняемой католической девушке, на которой решил жениться. Он человек долга и постоянства, но в глубине души боится предаться полнокровным, хотя и не вполне ясным отношениям с женщиной, равной себе. И Мод со всем ее обаянием, талантом и способностью к самовыражению, оказывается не в силах понять, что Жан-Луи не даст ей ничего из-за боязни и неспособности сделать это. Отвергнув Вайдала, друга Жан-Луи, который действительно ее любит, она вступает в еще более неудовлетворительный брак с другим мужчиной. Их трагедия состоит в потере возможностей — противоположности потенциальному счастью и стабильным любовным отношениям или браку, при котором оба партнера могут преодолеть бессознательно детерминированную опасность для их отношений.

Влюбленность и создание пары

Способность влюбляться — основной элемент взаимоотношений пары. Она включает способность соединять идеализацию с эротическим желанием и потенциалом для развития глубоких объектных отношений. Мужчина и женщина, которые находят друг друга привлекательными, желанными и способными установить полноценные сексуальные отношения, несущие эмоциональную близость и чувство реализации их идеалов близости с любимым, выражают не только свою способность к бессознательной связи эротизма с нежностью, сексуальности с Эго-идеалом, но также к тому, чтобы заставить агрессию служить любви. Пара, устанавливающая любовные отношения, отрицает вечную зависть и обиду исключенных других и ненадежное влияние конвенциональной культуры, в которой они живут. Романтический миф о двух любящих сердцах, нашедших друг друга во враждебной толпе, отражает бессознательную реальность обоих партнеров. Некоторые культуры отводят огромную роль романтизму (это эмоциональные, героические, идеализированные аспекты любви), другие могут категорически отрицать его, тем не менее эмоциональная реальность во все времена находила свое воплощение в искусстве и литературе (Бергманн, 1987).

Еще одной важной характеристикой динамики является дерзкий прорыв покорности к бессознательно гомосексуальным группам латентного и раннего подросткового периодов (Брауншвейг и Фейн, 1971): мужчина пренебрегает анальным обесцениванием сексуальности, защитным отвержением женщин в группах латентного периода и ранне-подростковых мужских группах и групповой защитой от лежащих за этим зависимого стремления и эдиповых запретов; женщина переступает страх перед мужской агрессией; женские группы латентного и подросткового периодов как бы заключают молчаливое соглашение об отвержении желания сексуальной близости, а также о защитной идеализации частично десексуализированных мужчин как разделяемом групповом идеале.

Мужчина и женщина могут знать друг друга с детства и казаться благополучной парой, они могут вступить в брак и все-таки на самом деле не быть настоящей парой. Или они могут секретно стать парой: многие, если не большинство браков, являются “несколькими браками” и многие пары становятся парами лишь после того, как оторвутся от своей социальной группы.

Если пара может включить свои полиморфные перверзивные фантазии и желания в свои сексуальные отношения, открыть для себя садомазохистическое ядро сексуального возбуждения, ее вызов конвенциональным культурным нравам может превратиться в сознательный элемент удовольствия. Полное и свободное выражение их телесного эротизма может усилить открытость каждого из партнеров к эстетической стороне культуры и искусства и переживанию природы. Совместный отказ от сексуальных табу детства поможет также расширить эмоциональную, культурную и социальную жизнь пары.

Для пациентов со значительной патологией характера способность влюбляться означает известные психологические достижения: для нарциссических личностей влюбленность знаменует начало способности проявлять заботу и испытывать чувство вины и дает некоторую надежду на преодоление глубокого, бессознательного обесценивания объекта любви. Для пациентов с пограничной личностной организацией примитивная идеализация может стать первым шагом к отношениям любви, отличающимся от отношений любви-ненависти с первичными объектами. Это происходит, если (и когда) механизмы расщепления (splitting), отвечающие за такую примитивную идеализацию, были разрешены и эти любовные отношения или новые, заменяющие их, способны вынести и разрешить догенитальные конфликты, от которых защищала примитивная идеализация. Пациенты невротического склада и пациенты с относительно легкой формой патологии развивают способности к продолжительным любовным отношениям, если (и когда) успешный психоанализ или психотерапия разрешили бессознательные, в основном эдиповы, конфликты.

Состояние влюбленности представляет собой и процесс скорби, связанный с взрослением (тем, что становишься самостоятельным) и переживанием прощания с детством. В этом процессе сепарации присутствует также подтверждение хороших отношений с интернализованными объектами прошлого, по мере того как индивид обретает уверенность в возможности давать и получать любовь и одновременно испытывать сексуальное удовлетворение — при постепенном усилении и того и другого — в противоположность детскому конфликту между любовью и сексом.

Достижение этой стадии позволяет развивать способности трансформировать влюбленность в стабильные любовные отношения, включая способность к нежности, заботе и идеализации, более сложной, чем на ранних стадиях развития, и способность к идентификации с объектом любви и эмпатии к нему. На этом этапе нежность может перетекать в полное сексуальное удовольствие; при этом углубляется чувство заботы, сексуальной идентификации и эмпатии, а идеализация становится зрелым чувством ответственности по отношению к идеалу, представленному тем, чем является или за чем “стоит” любимый человек, или чем может стать соединившаяся пара.

Зрелая сексуальная любовь и сексуальная пара

Генри Дикс (1967) предоставил материалы, полученные на основе изучения конфликтов супружеских пар, которые я считаю самым понятным психоаналитическим пособием для изучения характеристик нормальных и психопатологических любовных отношений. Он подошел к изучению способности к зрелым любовным отношениям в терминах размерности интеракций в установившихся супружеских отношениях. Обследуя супружеские пары индивидуально и совместно в психоаналитической парадигме, он выработал критерии, позволяющие проводить анализ причин хронических супружеских конфликтов, а также их исходов: разрушения брачного союза, сохранения шаткого конфликтного равновесия или разрешения конфликта.

Дикс обнаружил, что существуют три основные сферы взаимодействия пары, связанные между собой: их сознательные взаимные представления о том, какими должны быть брачные отношения; степень, в которой их взаимные ожидания позволяют гармонизировать их собственные культурные ожидания, а также их интеграция в культурное окружение; и бессознательная активация прошлых патогенных интернализованных объектных отношений в каждом партнере и их обоюдная индукция комплементарных ролей к этим прошлым объектным отношениям. Дикс приходит к выводу о том, что пары устанавливают компромиссное образование между своими бессознательными объектными отношениями, которые часто находятся в остром конфликте с их осознанными желаниями и взаимными ожиданиями.

Взаимная индукция ролей, которая достигается путем проективной идентификации, оказалась существенным фактором, определяющим способность пары к получению удовлетворения. Дикс подчеркивал, что сексуальные конфликты между партнерами — это та область, в которой раскрываются имеющиеся супружеские конфликты и находят выражение бессознательно активированные объектные отношения. Он указывал на резкий контраст между этими активируемыми объектными отношениями и первоначальной взаимоидеализацией пары.

Описанные Диксом превратности активизации взаимных проективных идентификаций как части объектных отношений пары и влияние их Эго-идеалов на отношения оказали значительное воздействие на мою точку зрения по поводу взаимоотношений пары. Дикс утверждал, что, “как бы ни казалось пародоксальным для здравого смысла, бессознательные соглашения — тайное объединение партнеров — оказываются более сильными и непреодолимыми в нарушенных брачных союзах, которые мы сейчас рассматриваем, по сравнению со свободными и гибкими взаимозависимостями “цельных людей”.

С моей точки зрения, сферы интеракции пары, описываемые Диксом, могут быть переструктурированы и расширены до по крайней мере трех сфер: 1) реальные сексуальные отношения; 2) сознательно и бессознательно доминирующие объектные отношения; 3) установление совместного Эго-идеала. Способность к зрелой сексуальной любви, которую я описывал, находит свое воплощение в этих трех сферах.

Особенное внимание мне хотелось бы обратить на важность интеграции либидо и агрессии, любви и ненависти, с доминирующей ролью любви над ненавистью во всех этих трех основных сферах интеракции пары. В этой связи я очень признателен Столлеру (1979, 1985), который внес огромный вклад в психоаналитическое понимание сексуального возбуждения, перверсий и природы любви. Он указывал на существенную роль агрессии как компонента сексуального возбуждения и самостоятельно пришел к выводам, схожим с моими, изучая сексуальный опыт пациентов с пограничной личностной организацией. Он также подчеркивал важность тайны в сексуальном возбуждении и описывал анатомические и физиологические факторы, которые во взаимодействии с эдиповыми желаниями и опасностями вносят вклад в качество возбуждения и фрустрации и являются частью тайны. Тайна и продуцирует, и отражает сексуальные фантазии. Столлер подчеркивал функцию сексуального возбуждения в воспроизведении опасных и потенциально фрустрирующих ситуаций и преодолении их путем удовлетворения специфическими сексуальными фантазиями и действиями. Таким образом, с точки зрения способности к сексуальному возбуждению и эротическому желанию и к интеграции доэдиповых и эдиповых объектных отношений как части любовных отношений, интеграция либидо и агрессии, любви и ненависти постепенно становится основным аспектом способности к любовным отношениям, а также патологии в любовных отношениях.

Садомазохистские аспекты полиморфной перверзивной сексуальности служат важным стимулом к борьбе за сексуальное соединение; а существенный недостаток заботливой телесной нежности или травмирующий опыт прошлого, физическое или сексуальное насилие могут уничтожить способность к сексуальному ответному чувству и помешать развитию аффекта сексуального возбуждения. Но и чрезмерное вытеснение агрессии, бессознательные запреты на ранние агрессивные компоненты полиморфной перверзивной инфантильной сексуальности могут сдерживать и обеднять ответное сексуальное чувство.

Мои клинические исследования показывают, что некоторая степень подавления или вытеснения полиморфной перверзивной инфантильной сексуальности — наиболее распространенный вид сексуальных запретов, значительно обедняющих любовную жизнь пары, чьи эмоциональные отношения при других обстоятельствах могли бы быть вполне удовлетворительными. Практика показывает, что пары могут регулярно иметь генитальные половые контакты с сексуальным возбуждением и оргазмом, но чувство однообразия и смутное ощущение неудовлетворенности и скуки будет при этом расти. В области сексуального возбуждения и недостаточная интеграция агрессии, и ее избыток могут постепенно начать препятствовать любовным отношениям.

То же самое происходит в доминантных объектных отношениях пары. Недостаток интеграции “абсолютно хороших” и “абсолютно плохих” интернализованных объектных отношений приводит к примитивной идеализации в любовных отношениях у личностей с пограничной личностной организацией. Нереалистичное качество идеализации легко приводит к конфликтам и разрушению отношений. Идеализация, которая не выдерживает амбивалентности, то есть легко разрушается любой агрессией в отношениях, является по определению непрочной и неудовлетворительной, и у партнеров не хватает способности к глубокой взаимной идентификации. Но интеграция объектных отношений, которая предвещает доминирование продвинутых эдиповых конфликтов с соответствующей толерантностью к амбивалентности также означает присутствие агрессии в отношениях, которую необходимо вынести и которая является потенциальной угрозой отношениям.

Толерантность к амбивалентности способствует активации бессознательных сценариев и взаимной проекционной идентификации прошлых патогенных интернализованных объектных отношений, так что толерантность к агрессии как части амбивалентных отношений пары чрезвычайно обогащает ее и придает отношениям партнеров глубину, которую Балинт называет “генитальной идентификацией”, а Винникотт — “заботой”. Но чрезмерная агрессия угрожает отношениям пары невыносимыми конфликтами и потенциальным разрывом отношений.

Давайте перейдем от объектных отношений к взаимной проекции парой Эго-идеала. Взаимная идеализация друг друга, а также отношений пары может рассматриваться не только как защита от более реалистических требований уважения нужд и отношений друг друга, но также как доминирование функций Супер-Эго в целом и инфантильного Супер-Эго с его запретами на эдиповы желания и инфантильную сексуальность. Нормальное развитие функций Супер-Эго предохраняет пару и добавляет мощный элемент — чувство взаимной ответственности и заботы, — извлеченный из эмоциональных глубин в их отношениях. Но при доминировании агрессии в Супер-Эго это также создает возможность взаимных преследований и подавления свободы.

Очевидно, что качество и развитие любовных отношений зависят от характера соответствия пары и, таким образом, от способа выбора партнера. Те же черты, которые включает в себя способность к зрелым любовным отношениям, влияют и на процесс выбора. Способность свободно испытывать сексуальное наслаждение, если это доступно хотя бы одному партнеру, составляет начальную ситуацию проверки — до какой степени каждый из них способен к свободе, богатству и разнообразию сексуальных отношений. Способность смело встречать сексуальные запреты, ограничения или отвержение партнера есть выражение стабильной генитальной идентификации, в противоположность яростному отвержению, обесцениванию или мазохистскому подчинению сексуальным запретам партнера. Естественно, ответ партнера с сексуальными запретами на подобный вызов является важным элементом развития динамики сексуальной пары. При ранней сексуальной несовместимости пары проблему обычно необходимо искать в неразрешенных эдиповых конфликтах, и та степень, в которой их возможно разрешить, в большей мере зависит от отношения более здорового партнера. Но избегание партнера, который явно будет накладывать жесткие ограничения на ожидания сексуального удовлетворения, является одним из аспектов нормального процесса выбора.

Развитие способности к целостным или интегрированным объектным отношениям подразумевает достижение идентичности Эго и, к тому же, развитие глубоких отношений, способствующих интуитивному выбору человека, соответствующего вашим желаниям и стремлениям. В процессе выбора всегда присутствуют бессознательные детерминанты, но при обычных обстоятельствах расхождение между бессознательными желаниями и опасениями и сознательными ожиданиями не столь кардинально, чтобы опасаться исчезновения процессов ранней идеализации в отношениях пары.

К тому же зрелый выбор человека, которого вы любите и с которым хотите провести всю свою жизнь, подразумевает зрелые идеалы, определенную шкалу ценностей и наличие целей, которые, в дополнение к удовлетворению потребностей в любви и близости, придают более широкий смысл жизни. Может возникнуть вопрос, приемлем ли здесь термин “идеализация”, но до сих пор при выборе человека, соответствующего вашим идеалам, присутствует элемент трансцедентальности. Это посвящение себя человеку и определенному образу жизни, который соответствует или может соответствовать отношениям с этим человеком.

Но здесь мы опять возвращаемся к основной динамике, согласно которой интеграция агрессии в сферах сексуальных отношений, объектных отношений и Эго-идеала пары гарантирует глубину и интенсивность отношений и в то же время может угрожать им. Тот факт, что равновесие между любовью и агрессией — динамическое, делает интеграцию и глубину потенциально нестабильной. Пара не может рассчитывать, даже при наилучших обстоятельствах, что ее будущее очевидно; тем более если существует неразрешенный конфликт у одного или обоих партнеров, что угрожает равновесию между любовью и агрессией. Иногда, даже при обстоятельствах, кажущихся благоприятными и безопасными, новые обстоятельства нарушают такое равновесие.

Дата добавления: 2015-02-06 | Просмотры: 550 | Нарушение авторских прав