АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Мария Тимофеева 10 страница

Предположение о том, что все проблемы пары заключаются в их неспособности общаться, затрагивают только верхушку вопроса. Иногда общение служит для того, чтобы дать выплеснуться едва сдерживаемой агрессии, что отнюдь не означает тщетность попыток общения. Но когда глубокие бессознательные конфликты всплывают на поверхность, процесс общения как таковой может быть испорчен ими, а открытое обсуждение проблем может только обострить конфликты.

В заключение коротко скажу об отношениях пары в системе социальных и культурных ценностей. Дикс (1967) описал сложные взаимосвязи сознательных стремлений пары, их культурные ценности и установки окружающего мира. Я полагаю, что не существует “объективных” правил, по которым должны определяться отношения пары, особенно их способы разрешения конфликтов. Идеологические особенности всех культур, я думаю, косвенно препятствуют близости пары. Это заложено в самом характере традиционной культуры, направленной на сдерживание основных элементов скрытой асоциальности пары, рассматриваемой с точки зрения конвенционного общества. Поэтому независимость пары от социальной традиции может оказаться решающим фактором для ее выживания в условиях конфликтной ситуации, а нешаблонный взгляд партнеров на мир зачастую оказывается существенным при терапевтической работе с ними. Конечно, когда функционирование диссоциированных объектных отношений из прошлого значительно искажено, что создает угрозу физической или эмоциональной близости одного или обоих партнеров, обычные социальные нормы могут защитить партнеров от опасных для жизни тенденций. Такие обстоятельства, однако, справедливы только для немногих случаев. Существует также множество пар, чьи бессознательные конфликты принимают форму идеологической борьбы и только осложняются по мере того, как общепринятые стандарты поведения сковывают партнеров, не позволяя им разрешить конфликтную ситуацию.

7. ФУНКЦИИ СУПЕР-ЭГО

Описывая вклады либидо и агрессии в сексуальные и эмоциональные взаимоотношения пары, я указывал на критическую роль Супер-Эго. Давайте рассмотрим роль этой инстанции более подробно. Мы видели, каким образом пара становится контейнером сознательных и бессознательных сексуальных фантазий и желаний обоих партнеров и их интернализованных объектных отношений. Мы также проследили, как пара приобретает собственную идентичность в дополнение к идентичностям каждого из партнеров. Я полагаю, что пара представляет собой целостность, активизирующую сознательные и бессознательные функции Супер-Эго обоих партнеров, в результате чего пара со временем формирует собственную систему Супер-Эго, служащую дополнением своих компонентов.

Влияние этой новой системы Супер-Эго на отношения пары зависит от зрелости Супер-Эго каждого партнера. В случае господства примитивной патологии Супер-Эго активизируются элементы садистических предшественников Супер-Эго, что может привести к распаду пары. Зрелость Супер-Эго, выражающаяся в заботе о партнере — и о себе, — защищает объектные отношения пары, благоприятствует развитию любви и преданности, но, поскольку Супер-Эго неизменно включает пережитки эдиповых конфликтов, оно порой несет угрозу способности к сексуальной любви, блокируя или запрещая проявления нежности и сексуальных чувств к одному и тому же объекту. Таким образом, Супер-Эго может укреплять способность к длительной сексуальной любви, но оно же может и разрушать ее. Шафер (1960) прояснил благотворные и враждебные аспекты Супер-Эго по отношению к индивиду; здесь я буду рассматривать эти его стороны по отношению к паре.

Формирование Эго-идеала как подструктуры Супер-Эго является основной предпосылкой развития способности к влюбленности. Идеализация любимого объекта означает проекцию аспектов собственного Эго-идеала — идеала, представляющего собой сублиматорную реализацию эдиповых желаний. Эта проекция характеризуется привязанностью к проецируемому идеалу с сопутствующим переживанием того, что любимый человек — живое воплощение идеала, предмета глубоких и страстных устремлений во внешней реальности. В этом смысле реальные отношения с любимым человеком на идеальном уровне представляют собой переживание преодоления собственных психических границ, экстатический опыт, который составляет диалектический контраст с обычным повсе­дневным миром и порождает новый жизненный смысл. Романтическая любовь, таким образом, выражает собой глубокую эмоциональную нужду — одну из основных причин соединения людей в пары — и отнюдь не является лишь производной романтизма как культурного идеала.

Как указывала Шассге-Смиржель (1985), проекция Эго-идеала на любимого человека не снижает самооценку, в противоположность первоначальному суждению Фрейда (1914), а повышает ее, поскольку благодаря ей реализуются устремления Эго-идеала. Кроме того, ответная любовь повышает самооценку как часть удовлетворения взаимностью. В этих обстоятельствах любовь к себе и к объекту сливаются воедино — а это решающий элемент сексуальной любви. Неразделенная любовь может иметь различные последствия, зависящие, в частности, от психической уравновешенности индивида. Достаточно гибкий человек может пережить процесс оплакивания без существенных травм; в то время как индивид, невротически фиксированный на изначально недоступном и фрустрирующем объекте, может утратить самоуважение. В принципе, чем выше у индивида предрасположенность к испытанию эдипова поражения и доэдиповой фрустрации (например, фрустрации оральной зависимости), тем более сильными переживаниями собственной неполноценности будет сопровождаться неразделенная любовь.

Я полагаю, что зрелость функций Супер-Эго у обоих партнеров проявляется в способности испытывать ответственность за другого и за пару в целом, в заботе об отношениях и в защите их от последствий неизбежной активизации агрессии в результате столь же неизбежной амбивалентности в близких отношениях.

Одновременно активизируется еще одна функция Супер-Эго, не столь явная, но необычайно важная. Я имею в виду здоровые аспекты Эго-идеалов обоих партнеров, которые вместе создают общую систему ценностей. С годами эта система, которой прежде придерживались бессознательно, становится ясно очерченной, разрабатывается и модифицируется, устанавливая для пары правила “поведения на границе” в ее отношениях с остальным миром. То есть пара формирует собственное Супер-Эго. Именно в контексте этой совместной системы ценностей возможно творчество пары в процессе разрешения конфликтов. Благодаря неожиданному жесту любви, раскаяния, прощения или юмора агрессия может не выйти за определенные рамки. Терпимость к недостаткам и ограничениям — как чужим, так и своим собственным — незаметно становится интегральной частью отношений.

Важность этой общей для двоих структуры Супер-Эго состоит в заложенной в ней функции “апелляционного суда”, своего рода последней инстанции, к которой может воззвать один из партнеров, когда другой серьезно преступил границы совместно установленной системы ценностей. Нарушение — реальное или желаемое — общей границы служит для пары признаком чрезвычайной угрозы отношениям внутри нее; таким образом, речь идет о важной сигнальной системе, предохраняющей пару от возможного распада.

Если Супер-Эго одного или обоих партнеров нельзя назвать зрелым и устойчивым, проекция вытесненных аспектов инфантильного Супер-Эго может сделать другого партнера особенно подверженным критике с его или ее стороны. Скопление проекций из примитивного Супер-Эго увеличивает вероятность объективной критики. Зрелость Супер-Эго критикуемого партнера позволит ему опротестовать и отразить такую атаку и, таким образом, удержать равновесие пары.

Но при тяжелой патологии Супер-Эго у кого-то из партнеров вместо обычной проекции может использоваться проективная идентификация — защита, протестовать против которой труднее. В результате, если отношения окажутся под властью интроектов садистического Супер-Эго, равновесие в паре может быть разрушено.

При нормальном развитии преэдиповы предшественники Супер-Эго, характеризуемые примитивной идеализацией и фантазиями преследования, постепенно сглаживаются и нейтрализуются, что, в свою очередь, способствует интернализации идеализируемых и запрещающих аспектов продвинутого эдипова Супер-Эго. Далее интеграция преэдиповых и эдиповых уровней структуры Супер-Эго создает благоприятные условия для консолидации пост-эдипова Супер-Эго с его абстрагированностью, индивидуированностью и деперсонифицированностью (Якобсон, 1964).

Одним из сложных аффектов, развивающихся в результате этих процессов, является чувство благодарности. Благодарность — это также одно из средств развития и поддержания любви. Способность к переживанию благодарности, вклад в которую вносят и Эго, и Супер-Эго, является основополагающим фактором реципрокности в человеческих отношениях; она берет истоки в удовольствии, которое испытывает младенец, вновь обнаруживая во внешней реальности образ удовлетворяющего заботящегося объекта (Кляйн, 1957). Появлению толерантности к амбивалентности, свидетельствующему о переходе от фазы сепарации-индивидуации к фазе постоянства объекта, сопутствует возрастание способности испытывать благодарность. Достижение постоянства объекта также усиливает тенденцию переживать вину за агрессию. Как указывала Кляйн (1957), чувство вины усиливает благодарность (хотя не порождает ее).

Чувство вины также усиливает идеализацию. Самая ранняя идеализация — это идеализация матери на симбиотической фазе развития, вырастающая в идеализацию на стадии сепарации-индивидуации. Интеграция Супер-Эго, благоприятствующая развитию способности к бессознательному чувству вины, стимулирует развитие идеализации как реактивного формирования в ответ на чувство вины и как непосредственное выражение вины. Эта стимулированная Супер-Эго идеализация служит мощным подкреплением благодарности как компонента любви.

Способность партнеров к идеализации друг друга наиболее полно выражается в их способности испытывать благодарность за полученную любовь и соответствующем усилении желания отдавать взамен свою любовь. Переживание оргазма другого как выражения полученной им любви, а также как его способности давать любовь в ответ, вселяет уверенность, что любовь и взаимность преобладают над завистью и обидой.

Однако способность испытывать благодарность, порожденная идеализацией, парадоксальным образом вступает в противоречие с определенными продвинутыми характеристиками идеала Я, соответствующими эдиповой стадии развития, когда идеализированное отношение к эдиповым родителям основывается на отречении от полиморфного перверзивного инфантильного эротизма и генитальных эротических аспектов отношения.

Как подчеркнул Дикс (1967), первоначальная взаимная идеализация у только что возникшей пары и ее сознательные ожидания стабильных отношений рано или поздно вступают в конфликт с возрождением вытесненных и диссоциированных прошлых конфликтных интернализованных объектных отношений. В большинстве случаев вновь возникающая подростковая задача интеграции эротизма и нежности способствует постепенному разрушению этих ранних идеализаций под действием эдиповых конфликтов и соответствующих запретов со стороны Супер-Эго. Эти конфликты, зачастую испытывающие на прочность стабильность пары, обладают свойством не только заставлять обоих партнеров делать определенные болезненные открытия, но и порождать процессы собственного исцеления, как демонстрирует приводимый ниже случай.

До брака у пациентки были удовлетворяющие ее сексуальные отношения с будущим мужем. Когда они вступили в брак, их сексуальные отношения тут же стали ухудшаться. Она жаловалась, что муж не уделяет ей достаточно внимания, что он, не проявляя необходимой ей нежности, ведет себя так, словно его интересует лишь сексуальная сторона их отношений.

Она не могла выносить неравномерности, обычной для любых продолжительных интимных отношений. Она чувствовала, что любит его, и не понимала, что ее склонность обвинять его, а себя представлять беспомощной жертвой отравляет их отношения; а также то, что ее по-детски навязчивое и провоцирующее вину поведение воспроизводит аспекты отношений ее матери и отца и ее собственных отношений с отцом, когда она была подростком.

Встретив мужчину, который был ее любовником в ранней юности и которого она с тех пор успела идеализировать, она завязала с ним роман, оказавшийся сексуально удовлетворяющим. Она с изумлением ощутила, что полностью удовлетворена как женщина, а также то, что ее уверенность и самоуважение возросли. В то же время ее любовь к мужу словно обновилась, и это вызвало у пациентки чувство вины из-за внебрачной связи и заставило по достоинству оценить позитивные стороны своей супружеской жизни. Со временем она обнаружила, что в эмоциональном плане отношения с мужем гораздо более удовлетворительны для нее, чем отношения с любовником, хотя с любовником она испытывала полное сексуальное удовлетворение, которого, как она полагала, муж ей дать не в состоянии. Этот конфликт привел пациентку к психоаналитику, и постепенно она отдала себе отчет в своей не осознаваемой прежде неспособности к отношениям с одним и тем же человеком, полностью удовлетворяющим ее и эмоционально, и сексуально.

Хроническая экстернализация инфантильного Супер-Эго и поиск неизменно одинаковых любовных отношений с родительским объектом, в котором эта структура Супер-Эго персонифицирована, может накладывать серьезные ограничения на любовную жизнь индивидуума и пары в целом, даже несмотря на отсутствие явных конфликтов. Однако обычно внешняя стабильность и гармония достигаются ценой ограничений в социальной жизни, поскольку потенциально угрожающие равновесию — или конфронтирующе коррективные — отношения должны исключаться, особенно если они связаны с осознанием возможности более удовлетворительных отношений. Идентификация одного из партнеров с агрессором (выраженная в идентификации с Супер-Эго другого) может привести к садомазохистскому альянсу пары против внешнего мира и удовлетворить потребности партнеров в общей системе ценностей путем совместной проекции восстания против инфантильного Супер-Эго на внешнее окружение. Отношения в паре, в которой совместная позиция — это позиция униженной и оскорбленной жертвы третьей стороны, могут, таким образом, быть вполне стабильными, хотя и невротическими, со многими здоровыми чертами взаимной заботы и ответственности.

В предельно противоположном случае общие ценности могут давать паре силу и устойчивость, позволяющую выживать во враждебном окружении, например в условиях тоталитарного общества, где приходится мириться с санкционированной обществом нечестностью в повседневных социальных отношениях. Эта нечестность, однако, может быть исключена внутри пары благодаря ее единому молчаливому противостоянию гнетущему влиянию и коррупции внешней среды. Как я уже утверждал, сама природа сексуальной интимности пары подразумевает совместный протест против конвенциональности и является источником неизменного удовлетворения в отношениях.

Борьба с требованиями инфантильного Супер-Эго помогает сформировать отношения в паре, не позволяя бездумно принять конвенциональные сексуальные стереотипы и идеологии, типично репрезентируемые культурными клише сексуально всеядного и эмоционально безразличного мужчины и сексуально пассивной и зависимой женщины. Члены пары также должны осознать тенденцию человека проецировать пережитки собственного инфантильного Супер-Эго на сексуального партнера. Имплицитная поддержка со стороны последнего в случае таких фантазийных страхов может быть целительна: “Нет, я совсем не считаю тебя застенчивым маленьким мальчиком, которого нельзя принимать всерьез в сексуальном смысле”... “Нет, я не буду считать тебя падшей женщиной после секса”... “Нет, твое агрессивное поведение не навлечет на тебя вечного наказания или моей обиды, не обесценит тебя в моих глазах навсегда и не сделает меня постоянно тобой недовольной”. Еще одна, причем родственная задача, — противостоять угрозе того, что примитивные функции Супер-Эго одного из партнеров ввергнут в царство ужаса их обоих. Здесь мы входим в сферу психопатологии развития садистического Супер-Эго у одного или обоих партнеров, ведущего к садомазохистическим отношениям.

Паре также необходимо интегрировать сознательные ожидания от совместной жизни с ожиданиями, требованиями и запретами, исходящими из культурной среды. Конфликты, обусловленные религиозными, этническими или экономическими различиями в воспитании, разницей политических или идеологических взглядов, могут играть важную роль, способствуя или препятствуя отношениям пары с социумом. Пара может предпочесть социальную изоляцию, чтобы избежать столкновений между культурными установками настоящего времени и интернализованными ценностями, исходящими из прошлого. Однако, как правило, с появлением детей изоляция пары ставится под угрозу, так что задача интеграции собственных ценностей с ценностями социума становится насущной и неизбежной.

Позитивной стороной проекции функций Супер-Эго на партнера является возможность использовать партнера в качестве советчика и защитника, источника утешения после нападок извне и уверения в собственной ценности. Имеет значение то, каким образом один партнер идеализирует другого: мужчина, женившийся на женщине, чье восхищение укрепляло его самооценку, не может позднее опираться на ее восхищение, потому что он обесценил ее. Таким образом, у человека, неспособного к идеализации партнера, первоначальное использование поддержки другого может вызвать “отдачу” — чувство одиночества.

Хотя в основе многих длительных “треугольников” лежит такая распространенная вещь, как диссоциация нежности и эротической любви, нередко они связаны также с поиском отношений, компенсирующих значимые фрустрации. Порой существенной функцией внебрачной связи является защита супружеских отношений от аспектов, внушающих бессознательный страх, — по сути, их укрепление путем снижения уровня близости. Патология Супер-Эго у одного или обоих партнеров может привести к тому, что удовлетворяющие любовные отношения, особенно в супружестве, будут вызывать бессознательное чувство вины.

В других случаях обусловленная Супер-Эго хроническая триангуляция может отражать неспособность одного или обоих партнеров выносить нормальную амбивалентность любовных отношений, любые выражения агрессии. Например, один из них или оба могут иметь идеализированное и одновременно эмоционально наивное представление о своих отношениях с партнером как о совершенно гармоничных, соединяющих нежность и сексуальность, и одновременно иметь еще одни долговременные отношения, включающие и секс, и нежность. Глубинная агрессия находит выражение лишь в бессознательном наслаждении агрессивным подтекстом измены партнерам в обоих отношениях.

Эта динамика, особенно благодаря участвующим в ней механизмам расщепления, может защищать отношения пары от проявлений садистического Супер-Эго, которые могут наблюдаться при разрушении каких-либо параллельно существующих отношений. Иногда оправданная, но чаще непомерная боязнь того, что партнер, которому индивидуум по-настоящему предан, никогда не сможет простить или забыть прошлую неверность, — таким образом воплотив жестокое, непрощающее Супер-Эго, — в конце концов порой находит основание в поведении любимого человека, принимающего на себя такую роль непрощающего и навеки обиженного. Хотя нарциссическая травма, связанная с переживанием покинутости и обманутости, — несомненно важный аспект такого непрощающего поведения, на мой взгляд, нельзя сбрасывать со счетов также соответствующую проекцию на партнера и/или идентификацию “жертвы предательства” с неумолимым Супер-Эго.

Способность прощать других обычно характеризует зрелое Супер-Эго: она связана с умением признавать агрессию и амбивалентность в себе и с родственным ему умением принимать неизбежную амбивалентность интимных отношений. Подлинное прощение есть выражение зрелого морального чувства, принятие боли, сопровождающей утрату иллюзий относительно себя и других, вера в возможность возрождения доверия, а также возрождения и поддержания любви, несмотря на ее собственные агрессивные компоненты. Прощение же, основанное на наивности или нарциссической грандиозности, гораздо меньше способствовует реконструкции жизни пары, которая должна основываться на новой организации их взаимной заботы друг о друге и их совместной жизни.

Фантазии о смерти партнера или о своей собственной являются настолько обычными, что могут очень многое рассказать о состоянии пары. Перед лицом серьезной болезни или даже угрозы жизни порой бывает легче смириться с перспективой собственной смерти, чем смерти партнера: на бессознательном уровне базовая фантазия о самосохранении говорит о выживании матери. Кэти Кольвиц символически изобразила смерть в скульптурном образе молодого Кольвица, уснувшего в руках Господа, — выражение базисного источника тревоги и безопасности. Безвозвратная потеря матери, прототип оставленности и одиночества, представляет главную угрозу, и защитой от нее является выживание другого; такая заинтересованность усиливает любовь к другому и бессознательное желание бессмертия другого.

К этому присоединяется пугающая перспектива собственной смерти как конечный триумф исключенного другого — угроза замены себя самого эдиповым соперником: фраза “Пока смерть не разлучит нас” переживается как фундаментальная угроза, жестокая шутка судьбы; символически это кастрация. Базисная уверенность в любви партнера и собственной любви к нему значительно уменьшает этот страх перед исключенной третьей стороной и помогает совладать с тревогой по поводу собственной смерти.

Важным аспектом действия противоречий Супер-Эго в отношениях партнеров является такая черта, как нечестность. Она может служить защитой от реальной или фантазийной агрессии со стороны другого, а также может скрывать за собой или держать под контролем собственную агрессию по отношению к другому. Сама по себе нечестность является формой агрессии. Она бывает ответом на страх нападения со стороны другого, который, в свою очередь, может быть реалистичным или являться проекцией Супер-Эго. Заявление мужа: “Я не могу поделиться этим с моей женой. Она никогда не сможет принять это” — может быть правдой и характеризовать ее инфантильное Супер-Эго, а может быть результатом его проекции на нее собственного инфантильного Супер-Эго. Наконец, не исключено, что оба являются заложниками совместного садистического Супер-Эго: иногда партнеры действительно становятся игрушкой самодеструктивного тайного сговора, порожденного их подчинением совместному садистическому Супер-Эго. Нечестность может также служить для защиты другого от нарциссической травмы, ревности или разочарования. Однако “абсолютная честность” — это иногда просто рационализированная агрессия. Амбивалентность, обычно находящаяся под контролем при социальных взаимодействиях, может выходить из-под него в интимных отношениях — изменение тона голоса или выражения лица порой быстро развивается в серьезный конфликт, даже когда первоначальный повод был относительно безобидным. Зачастую партнеры не вполне осознают, насколько хорошо они знают и могут “читать” друг друга.

Несомненно, аффективная коммуникация увеличивает опасность выражения взаимных проекций принадлежащих Супер-Эго негативных аспектов нормальной амбивалентности, неконтролируемых или недоступных ему. Само проникновение в психическую жизнь другого, которому благоприятствует повышенная способность партнеров считывать невыраженные чувства друг друга, ускоряет трансформацию паранояльных страхов в защитную нечестность. Нечестность в лучшем случае может восприниматься другим партнером как некая форма искусственности, что ведет к увеличению дистанции. В худшем случае она переживается как скрытая атака и вызывает дальнейшее усиление паранояльных реакций партнера. Обман, даже во имя сохранения отношений, может ухудшить их. Даже в удачных отношениях наблюдаются циклы, включающие нечестное, паранояльное (или обоюдно подозрительное) и депрессивное, или порожденное виной поведение — все эти формы поведения служат выражением и одновременно защитой от прямой аффективной коммуникации. Нечестность может быть защитой от глубинных паранояльных страхов, а паранояльное поведение, в свою очередь, — защитой от еще более глубоких депрессивных тенденций. Самообвинения могут защищать от паранояльных устремлений, будучи реактивным формированием на обвинение другого.

Сравнительно мягкая патология Супер-Эго

При более мягких формах патологии Супер-Эго, когда отношения партнеров сохраняются, но сформированная общая структура Супер-Эго является слишком ограничивающей, пара становится более восприимчивой и к ограничительным требованиям и запретам культурной среды, особенно в ее конвенциональных аспектах. Поскольку конвенциональность отражает культурно разделяемые пережитки латентного Супер-Эго, она представляет собой еще один механизм, посредством которого отказ зрелых функций Супер-Эго обусловливает регрессию к требованиям и запретам ограничивающего инфантильного Супер-Эго.

Следующий случай иллюстрирует проблему, порожденную требованиями хорошо интегрированного, но чрезмерно сурового и ограничивающего Супер-Эго обоих партнеров, совместно разделяемыми или бессознательно налагаемыми одним из партнеров на отношения пары.

Супружеская пара обратилась ко мне в связи с возрастающими межличностными и сексуальными затруднениями. Жене было немного за тридцать. По мнению обоих супругов, она была старательной, энергичной домашней хозяйкой, с любовью заботилась об их сыновьях, трех и пяти лет. Ему было около сорока. Как соглашались оба, он был много работающим, ответственным человеком, за какие-то несколько лет продвинувшимся по служебной лестнице и занимающим в данный момент ведущее положение в своей компании. Оба принадлежали к среде католиков среднего класса, жителей респектабельных пригородов, и были выходцами из семейных кланов латиноамериканского происхождения. Причиной обращения стала ее растущая неудовлетворенность вследствие того, что она переживала как отдаление мужа его эмоциональную недоступность и пренебрежение ею, а он — как все более невыносимое брюзжание и попреки жены, из-за которых ему все меньше хотелось находиться дома. Супруги приняли мой план раздельных диагностических интервью для каждого, перемежаемых рядом совместных интервью. Моей задачей было оценить супружеский конфликт и принять решение о возможной терапии для одного или обоих партнеров или для пары в целом.

Индивидуальная оценка жены обнаружила основания для диагностирования выраженного личностного нарушения с доминированием истерических и мазохистических черт, при функционировании на невротическом уровне личностной организации. Как выяснилось, ее главной проблемой был сексуальный аспект их отношений. У жены было желание сексуальной близости, но слабая сексуальная возбудимость, возбуждение пропадало почти сразу после проникновения. У нее вызывало отвращение то, что она ощущала как чрезмерный сексуальный интерес мужа и его “грубость”. Возникало также впечатление, что она болезненно обижена своей неудачей в воссоздании тех теплых отношений, которые у нее были с идеализированным, сильным отцом. Женщина ненавидела себя за то, что начинает походить на свою покорную, ноющую, провоцирующую чувство вины мать. Она описала характерное для ее родителей пуританское отношение к сексу. У нее обнаружились признаки мощного защитного вытеснения — в частности, блокировка всех воспоминаний раннего детства. Она горько жаловалась на перемену в своем муже, чьи живость, общительность, рыцарское поведение во время ухаживания сменились угрюмостью и замкнутостью.

Индивидуальные интервью с мужем указали на значительное личностное расстройство, однако с преобладанием обсессивно-компульсивных черт. Он обладал хорошо интегрированной Эго-идентичностью, способностью к глубоким объектным отношениям и проявлял симптомы умеренной стойкой невротической депрессии. Его отец был бизнесменом, и пациент в детстве восхищался его силой и мощью. Но в подростковом возрасте, по мере того как пациент стал осознавать неуверенность, скрывающуюся за авторитарным поведением отца, его восхищение сменилось возрастающим разочарованием. Ранний детский сексуальный интерес пациента к старшим сестрам сурово осуждался обоими родителями, в особенности матерью, видимо, покорной женой, чей манипулятивный контроль над отцом был очевиден для пациента.

В юности он демонстративно стал иметь дело с женщинами более низкого социального статуса из различных культурных групп. Повзрослев, пережил несколько страстных романов. Но затем, к величайшей радости родителей и родственников, женился на молоденькой девушке из их собственного культурного и религиозного круга. Несколько робкая и застенчивая манера поведения жены, общая среда, ее нежелание вступать с ним в сексуальные отношения до брака — все его привлекало. Когда же они поженились, слабая сексуальная возбудимость жены, которую он поначалу списывал на ее неопытность, стала вызывать у него все большее недовольство. В то же время он упрекал себя за то, что не может удовлетворить ее сексуально, чувствовал себя с ней все более неуверенно и в конце концов сократил свои сексуальные запросы к ней, так что к моменту обращения за консультацией сексуальные контакты у них происходили всего лишь раз или два в месяц.

Муж становился все более подавленным, чувствуя угрызения совести за то, что отдалялся от жены и детей, но в то же время испытывая облегчение, когда находился вне дома и уходил с головой в работу. Он твердо заявлял, что любит свою жену, и если бы она была менее критична к нему и их сексуальные отношения были лучше, все остальные проблемы исчезли бы сами собой. Общность многих их интересов и устремлений представлялась ему важной. И он делал особый упор на то, что ему по-настоящему нравится, как она управляется с детьми, с домом и с повседневной жизнью.

Дата добавления: 2015-02-06 | Просмотры: 516 | Нарушение авторских прав