АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Мария Тимофеева 13 страница

В экстремальных случаях чрезмерная агрессия находит выражение в примитивной аутодеструктивности. Тяжелые заболевания в раннем возрасте, сопровождающиеся продолжительной болью, физическое или сексуальное насилие, хронически травмирующие и хаотические отношения с родительским объектом — все это может вести к тяжелой деструктивности и аутодеструктивности, порождающей синдром злокачественного нарциссизма (Кернберг, 1992). Этот синдром характеризуется патологически грандиозным Я, пропитанным агрессией, обусловленной слиянием Я с садистическим объектом. Соответствующая фантазия может быть описана следующим образом: “Я — наедине с моими страхом, яростью и болью. Становясь единым целым со своим мучителем, я могу защитить себя путем разрушения себя или своего самосознавания. Теперь мне уже не нужно бояться боли или смерти: причиняя их себе или другим, я приобретаю превосходство над всеми остальными, навлекающими на себя эти беды или страшащимися их”.

В менее экстремальных случаях садистический объект может быть интернализован в целостное, однако садистическое Супер-Эго, слияние с которым отражается в морально оправдываемом желании разрушить себя. Эта ситуация может приводить к иллюзорному убеждению в собственной “плохости”, характерному для психотической депрессии, к стремлению уничтожить фантазийное плохое Я и неосознаваемой фантазии воссоединения с любимым объектом посредством самопожертвования. При еще менее тяжелых обстоятельствах мазохистические страдания могут создавать ощущение нравственного превосходства; тип пациентов, который можно назвать “копилкой несправедливостей”, репрезентирует это более умеренное компромиссное образование морального мазохизма.

Не только Супер-Эго впитывает агрессию в форме интернализации наказующего, но все-таки нужного объекта желаний: эротический мазохизм также может “контейнировать” агрессию, причем не в обычных садо-мазохистических аспектах сексуального возбуждения, а в своеобразии сексуального возбуждения, связанного с полным подчинением объекту желания и стремлением быть униженным этим объектом. Мазохизм как ограничительная, жертвенная сексуальная практика трансформирует, таким образом, обычную полиморфную перверзивную инфантильную сексуальность в “парафилию”, или перверсию в строгом смысле этого слова. К тому же в этом случае мазохизм, интернализируя садистический объект, способствует ограждению психического развития от генерализованного насыщения Супер-Эго агрессией. Похоже, что эти два вида психической организации формируются отдельно друг от друга в случаях, когда физическое или сексуальное злоупотребление или насилие было относительно ограниченным, или при инцесте, имевшем место в контексте других, сравнительно нормальных объектных отношений, или когда наказание само по себе носило эротическую окраску при избиении и подобных взаимодействиях.

Ранняя сексуальная перверсия может впоследствии быть усилена защитами от кастрационной тревоги и бессознательного чувства вины, проистекающих из более поздних эдиповых конфликтов, и в конечном счете “контейнировать” эти конфликты. Однако господство жесткого, но хорошо интегрированного Супер-Эго, интернализирующего репрессивную сексуальную мораль, может способствовать трансформации раннего сексуального мазохизма в моральный мазохизм, на символическом уровне преобразуя сексуальную боль, подчинение и унижение в психическое страдание, подчинение Супер-Эго и отреагирование бессознательного чувства вины в унижении или самоуничижительном поведении.

Таким образом, я описал три уровня психической организации, на которых примитивная мощная агрессия инкорпорируется в психический аппарат: примитивная самодеструктивность, эротический мазохизм и моральный мазохизм. На каждом из этих уровней вторичные нарциссические разработки мазохистических тенденций способствуют рационализированию и вторичным защитам пациента по отношению к характерологическим, поведенческим манифестациям этих мазохистических паттернов.

Примитивная агрессия в оптимальном случае интегрируется как садомазохистический элемент эротического возбуждения; в несколько менее благоприятном варианте она контейнируется мазохистической перверсией, не обязательно “загрязняя” при этом общую структуру характера, что могло бы быть следствием дальнейшего патологического развития Супер-Эго. Однако если эротический мазохизм и даже мазохистическая перверсия не могут выполнить эту “контейнирующую” функцию, человек оказывается предрасположен к моральному мазохизму. Но и моральный мазохизм сам по себе, присутствуя в контексте чрезвычайно жесткой, но хорошо интегрированной структуры Супер-Эго, может ограничивать аутодеструктивное воздействие мазохизма — по сути, контейнировать его. Если же чрезмерная агрессия из примитивной аутодеструктивности выливается вначале в сексуальную перверсию, а затем в садомазохистическое личностное развитие, то она может порождать самые тяжелые случаи садомазохистической личности, в которых соединены воедино сексуальная перверсия, тяжелая нарциссическая патология и садомазохистические личностные черты со значительной аутодеструктивностью.

Мазохизм у мужчин и женщин

Как и все сексуальные перверсии, мазохизм чаще встречается у мужчин, чем у женщин (Баумайстер 1989). Термином “перверсия” я обозначаю необходимую и исключительную организацию сексуального поведения с доминированием частичного инстинктивного влечения. Данные эмпирических исследований, полученных в США и Европе, сильно варьируют (Кинси и др., 1953; Грин и Грин, 1974; Хант, 1974; Шпенглер, 1977; Скотт, 1983; Вейнберг и Каммель, 1983; Баумайстер, 1989; Арндт, 1991). Что касается Соединенных Штатов, то, согласно этим данным, примерно 5—10% взрослого населения привычно практикуют тот или иной род мазохистической сексуальной активности. Несомненно, имеются культурные различия в отношении распространенности мазохизма как перверсии в целом, а также его доминирующих форм.

Между мужчинами и женщинами существуют как сходство, так и отличия в сексуальных мазохистских фантазиях и проявлениях. Необходимым условием оргазма у мужчины являются фантазии и сексуальная активность, отражающие стремление к тому, чтобы быть подчиняемым, поддразниваемым, возбуждаемым, принуждаемым к повиновению могущественной жестокой женщиной. У женщины фантазии и активность связаны с унижением в результате демонстрации себя другим и изнасилования сильным, опасным, незнакомым мужчиной. Баумайстер (1989) сообщает, что мужской мазохизм обычно сопряжен с большей болью и страданием и с большим акцентом на унижении, неверности сексуального партнера, участии публики и трансвестизме. В противоположность этому, женский мазохизм чаще связан с болью менее сильной, с наказанием в контексте интимных отношений, сексуальных проявлений как унижения и с пассивными зрителями. Мужской мазохизм обычно достигает кульминации в оргазме вне генитального акта, в то время как женский мазохизм обычно получает кульминацию в генитальном сексе, хотя не обязательно завершается оргазмом.

Психоаналитический подход помогает прояснить эти различия: на эдиповом уровне центральные движущие силы сексуального мазохизма, так же как и перверсий в целом, включают интенсивную кастрационную тревогу, связанную с мощными агрессивными аспектами эдиповых конфликтов (которые могут также включать значительную доэдипову агрессию) и защитной акцентуацией прегенитальной сексуальности как ограждения от опасности кастрации. Предположительно, относительно большая частота сексуальных перверсий у мужчин обусловлена большей интенсивностью кастрационной тревоги. МакДугал (в личной беседе) привлек внимание к более примитивному и диффузному характеру кастрационной тревоги у женщин — к их бессознательному страху общей телесной деструкции — как к главному динамическому фактору, который объясняет их различные защитные структуры от кастрационной тревоги.

Шассге-Смиржель (1984b) рассматривает перверсии у пациентов с пограничной патологией как соединение доэдиповой агрессии с эдипово-обусловленной кастрационной тревогой. Доэдипова агрессия путем проекции усиливает кастрационную тревогу эдипова происхождения. Шассге-Смиржель особо указала на регрессию к анальной сексуальности как лежащую в основе бессознательного отрицания различий между поколениями и полами, защитной идеализации перверсий, обесценивания генитального акта и общей де­градированности объектных отношений.

Принадлежащие Шассге-Смиржель (1970, 1984b), а также Брауншвейгу и Фейну (1971) описания развития эдиповой ситуации у мальчиков и у девочек дают более специфические объяснения различий в характере фантазий при мужском и женском мазохизме. Для мужчины доминирование со стороны могущественной женщины воплощает фантазии маленького мальчика об отношениях с могущественной и подавляющей матерью, одновременно служа искуплению вины за эдипово преступление и нарциссическую фантазию о том, что его маленький пенис столь же способен удовлетворить мать, что и пенис отца. Трансвеститные фантазии и проявления в мужском мазохизме — типичный “феминный мазохизм” у мужчин — одновременно символизируют и отрицают кастрационную тревогу. У женщин бессознательная фантазия о предпочтении в качестве сексуального объекта могущественным, дистанцированным, потенциально угрожающим и в то же время соблазняющим отцом соединяется с искуплением вины благодаря принуждению, сексуальному унижению и оставлению. У обоих полов мазохистические сценарии акцентируют дразнящий, провокативный характер фрустрирующих и стимулирующих сексуальных взаимодействий — базовую динамику сексуального возбуждения, восходящую к эротическому качеству отношений мать-младенец (Брауншвейг и Фейн, 1971, 1975). Этот аспект поддразнивания может проявляться непосредственно в отношениях к женщинам согласно мужским мазохистическим сценариям. Мазохистические сценарии женщин, связанные с образом отца, могут также нести отпечаток мазохистических отношений с матерью.

Если мазохизм как сексуальная перверсия больше присущ мужчинам, в отношении морального мазохизма не обнаружено такого перевеса в ту или иную сторону. Причины могут заключаться в психодинамических и социальных факторах. Мне кажется разумным предположение о том, что патерналистская культура стимулирует характерологический мазохизм у женщин и садистические компоненты сексуальности у мужчин, толкая, таким образом, к сексуализации мазохизма у мужчин, но укрепляя его трансформацию в характерологические паттерны у женщин. Как отмечено феминистски настроенными авторами (Томпсон, 1942; Митчелл, 1974; Бенджамин, 1986) по поводу отношений подчинения, важно отличать объективное угнетение от бессознательного удовольствия, хотя один фактор может дополнять другой. Объективный гнет может деформировать паттерны получения удовольствия. Культурные установки могут, например, усиливать садистические паттерны у женщин с маскулинной идентификацией: культурные стереотипы доступны для использования в гендерных фантазиях. К тому же идеология может быть утилизирована для рационализации бессознательных истоков структуры характера.

Клинические характеристики депрессивно-мазохистической личности (Кернберг, 1992) могут быть обнаружены как у мужчин, так и у женщин, но обычно они стабильно проявляются в разных жизненных ситуациях. По моим наблюдениям, мазохистические любовные отношения встречаются чаще у женщин, чем у мужчин, но мазохистическое подчинение в рабочих отношениях, возможно, чаще встречается у мужчин. Я думаю, что терапевты-мужчины могут зачастую недооценивать степень отыгрывания мазохистических паттернов подчиненного поведения у мужчин на работе. Опять же, следует различать объективно присутствующую дискриминацию женщин в профессиональном отношении и широко распространенную культурно-адаптивную подчиненность мужчин авторитету и власти. Следует добавить, что если глубоко исследовать позиции мужчин в любовных отношениях, то за социально-адаптивным “садистическим” фасадом начнут вырисовываться значительные бессознательные мазохистические компоненты. Исследование отношения женщин к учебе и работе также вскрывает существенные мазохистические элементы, такие, например, как преждевременный отказ от конкуренции и игнорирование возможностей продвижения в карьере.

В ранней психоаналитической литературе — возможно, лучшим примером которой может служить работа Дойча “Психология женщин” (1944—45 гг.), — подчеркивалась более высокая предрасположенность женщин к мазохизму, связываемая с биологическими факторами (такими, как менструации), психологически выраженными в бессознательном допущении кастрации, находящем подтверждение также в болезненности родов. Согласно этим источникам, имеется тесная связь между женственностью и пассивностью и недоразвитием определенных характеристик женского Супер-Эго. Эти ранние взгляды с тех пор получили резко отрицательную оценку (Столлер, 1968; Шассге-Смиржель, 1970; Митчелл, 1974; Шафер, 1974; Блюм, 1976; Шодороу, 1978; Персон, 1983). На повестке дня все еще стоит задача отслеживания влияния на формирование морального мазохизма культурных стереотипов, адаптации к специфическим социальным и культурным проблемам, идеологических обязательств, бессознательной динамики и биологических предрасположенностей.

Любовные отношения при мазохизме

У женщин с депрессивно-мазохистической личностной организацией мазохистические любовные отношения нередко составляют доминирующую психопатологию. Довольно часто бывает так, что пережитая в подростковом или юношеском возрасте влюбленность в идеализируемого, недоступного, фрустрирующего или глубоко разочаровывающего мужчину накладывает отпечаток на будущую любовную жизнь женщины. Влюбленность в “недоступного” мужчину может приводить либо к романтическим встречам в бесперспективных ситуациях, завершающихся разочарованием, либо к питаемым в течение многих лет романтическим фантазиям о том, что могло бы быть. Влюбленность в недоступного мужчину вообще можно считать нормальным проявлением реактивации эдиповых конфликтов в юности, но для отношений, о которых здесь идет речь, характерно сохранение и в особенности усиление переживания любви именно после того, как выясняется ее безнадежность. В последующих отношениях у этих женщин не наблюдается характерного для нормального развития постепенного преодоления идеализации недоступных мужчин и более реалистичного выбора объектов. Фиксация на травме вынуждает их бесконечно воспроизводить один и тот же опыт.

У женщины с мазохистической психопатологией проявления сексуальных страхов и запретов могут чередоваться с импульсивными сексуальными контактами при неприятных или даже опасных обстоятельствах. Примером может служить пациентка, воспитанная в условиях пуританского и карательного отношения к любому сексуальному опыту и имевшая романы с несколькими мужчинами, в которых она неизменно противилась любой сексуальной близости. Ее первый сексуальный контакт произошел с мужчиной, которого она знала всего одну ночь; его агрессивная и даже потенциально угрожающая манера поведения оказала на нее мощное соблазняющее воздействие.

Мазохистические женщины с хорошо интегрированными функциями Супер-Эго и невротической личностной организацией в начале своей сексуальной жизни могут испытывать некоторую сексуальную скованность, а затем, порой случайно, им доводится пережить в сексуальном взаимодействии опыт, связанный с особенной болезненностью, унизительностью или подчиненностью, вокруг которого и формируется сексуальная перверсия. Например, когда во время сексуального акта одной пациентки с депрессивно-мазохистической личностной структурой ее любовник, игриво демонстрируя ей свое доминирование, так сильно вывернул ее руку, что боль стала невыносимой, она впервые испытала оргазм при сексуальном акте. Этот опыт положил начало паттерну мазохистических сексуальных отношений: для максимального возбуждения и оргазма ее руки должны были быть скручены за спиной.

И в этом случае имеет место отклонение от нормальной интеграции садомазохистических фантазий и переживаний. Ранний травматический сексуальный опыт может дать начало мазохистическим фантазиям, сопровождающим и стимулирующим сексуальный акт при условии удовлетворяющих любовных отношений и сексуальных взаимодействий. В особенности устойчивы бывают мастурбационные фантазии, что равносильно замкнутому в себе мазохистическому сценарию, порожденному ранней подростковой инициацией в сексуальную жизнь. Дамские романы, эти ориентированные на женщин продукты массовой культуры (столь не похожие на стандартные порнографические романы для мужчин), обычно повествуют об отношениях неопытной молодой женщины со знаменитым, неприступным, непостоянным, привлекательным, но опасным или угрожающим мужчиной, зачастую пользующимся дурной славой. Вопреки всему, после многочисленных разочарований и неудач, после опасностей соперничества с другими, могущественными женщинами, героиня в конце концов оказывается в объятиях этого великого мужчины (чьи положительные качества к тому моменту восстановлены в правах) и теряет сознание на его руках.

Типично мужские фантазии и переживания ранней юности типа “мадонна-проститутка” под влиянием мазохистической психопатологии непомерно разрастаются. Обычно “невозможная любовь” включает в себя крайнюю идеализацию любимой женщины — доступной или недоступной, и связанный с этим запрет препятствует установлению отношений, в то время как сексуальная активность мужчины ограничена мастурбационными фантазиями отношений или самими сексуальными отношениями с обесцененными женщинами, которые могут включать черты садизма, но при этом переживаются как фрустрирующие, постыдные или унизительные. Идеализация сопровождается скованностью, недостатком напора, бессознательной тенденцией оставлять поле боя сопернику или провоцировать обстоятельства, заранее гарантирующие неуспех.

Как у женщин, так и у мужчин безответное чувство усиливает любовь, вместо того что бы ослаблять ее, как положено при нормальной печали. У мазохистических мужчин и женщин годами можно наблюдать обыкновение влюбляться в “невозможных” людей, чрезмерно подчиняться идеализированному партнеру и именно этой подчиненностью бессознательно подрывать отношения, одновременно отрицая возможность других, более удовлетворяющих отношений.

То, что для женщин более, чем для мужчин, характерны длинные цепочки неудачных романов, часто объясняется ссылками на культурное давление, которое подкрепляет и даже провоцирует и поощряет поведение женщин, заведомо обрекающее их на неудачи, а также на ограничения, вызванные экономической эксплуатацией женщин, нежеланными беременностями и культурным одобрением садистического поведения у мужчин. Все это действительно мощные воздействующие факторы, однако не следует упускать из виду, что у женщин раньше, чем у мужчин, формируется способность устанавливать глубокие объектные отношения в контексте сексуального взаимодействия — способность, которая берет начало в переключении маленькой девочки с матери на отца как объект в начале эдипова периода, когда маленький мальчик, напротив, сохраняет устойчивую привязанность к первоначальному объекту. Женщины раньше мужчин обретают способность быть преданными в любви, и их мазохистические привязанности могут усиливаться от одной к другой.

Четкие ранние отличия в психосексуальном развитии мальчиков и девочек сглаживаются во взрослой жизни. Вероятно, наибольшие различия между мужчинами и женщинами имеют место в поздний юношеский и ранний взрослый периоды, когда женщины должны ассимилировать новое сознание менструации, вынашивания ребенка и материнства, в то время как мужчины — прийти к принятию своей мощной амбивалентности по отношению к матери, неизменному первичному любовному объекту. В любовных отношениях пациентов после тридцати и сорока лет по сравнению с теми, кому еще нет тридцати, лучше видны отличия ситуации мазохистической патологии характера и обычных жизненных перипетий.

Врач, влюбленный в свою красивую и творческую жену-художницу, поощрял ее дружбу с другими художниками (мужского пола), погружаясь в свою профессиональную деятельность настолько, что эмоциональные нужды жены оказывались все более и более фрустрированы. Когда же она оставила его ради одного из своих друзей-художников, он впал в тяжелую депрессию и был готов сквозь пальцы смотреть на ее романы с другими мужчинами. Аналитическое исследование обнаружило, что неразрешенное чувство вины по поводу сильного соперничества с эдиповым отцом и связанное с этим желание гомосексуально подчиниться ему, побуждало врача бессознательно толкать жену в объятия других мужчин, при этом идентифицируясь с ней. Он интенсивно идеализировал недоступных женщин, служивших для него репрезентацией матери, которая умерла в его раннем детстве, и бессознательно воссоздавал фантазийные отношения с утраченной матерью.

Важно различать преимущественно мазохистические личности с вторичным нарциссическим подкреплением мазохистических моделей и собственно нарциссические личности, промискуитет которых нередко напоминает мазохистические паттерны. Преимущественно нарциссические личности имеют тенденцию идеализировать потенциальных партнеров, когда те кажутся недоступными, и обесценивать их, как только становится ясно, что они доступны; для них представляет огромную трудность терпеть обычные фрустрации и амбивалентности любовных отношений. Мазохистические личности ищут высоко идеализированных, потенциально недоступных партнеров, но они способны к глубоким объектным отношениям, особенно с фрустрирующими и садистическими партнерами. Однако в клинической реальности сложные комбинации затрудняют проведение этой прогностически важной дифференциации на этапе первичного сбора данных (Купер 1988). Когда в процессе психоаналитической терапии нарциссических личностей приходит конец их патологическому грандиозному Я, то они от неконтролируемого сексуального промискуитета могут переходить к установлению мазохистических любовных отношений; в данном случае состояние мазохистической преданности по сравнению с прежней изоляцией может восприниматься как облегчение.

До сих пор я говорил об индивидуальных мазохистических паттернах. Бессознательный сговор партнеров может превратить удовлетворительные отношения в кошмарный сон. Чаще всего происходит так, что взаимная проекция требований и запретов садистического Супер-Эго подкрепляется взаимно провоцирующим вину поведением партнеров, идентифицировавшихся с собственными интроектами садистического Супер-Эго. Один или оба партнера часто имеют хроническую тенденцию подчиняться невыполнимым требованиям другого, обусловленную иррациональной виной, а затем восставать против этих требований с потенциальным ущербом для самих себя.

Несколько зависимый мужчина был женат на женщине с тяжелым депрессивно-мазохистическим личностным расстройством и характерологической депрессией. Ей ничего не стоило начать переживать, что ее не уважают собственный муж, друзья, родственники, а он приспосабливался к ней, пытаясь убеждать друзей и родственников быть особенно тактичными по отношению к ней. В то время как окружающие считали его подкаблучником, сам он винил себя за то, что считал своей неспособностью сделать более приемлемой жизнь своей одаренной и чрезмерно впечатлительной жены. Она же использовала его мотивируемое чувством вины поведение для того, чтобы укрепляться в своем убеждении, что он плохо с ней обращается, и полагала, что злая судьба обрекла ее жить с настоящим бесчувственным чудовищем. Проекция на него своего бессознательного чувства вины временно облегчала ее депрессию. Однако то, что он принимал ее обвинения, служило для нее дополнительным подтверждением ее оскорбленных чувств и питало дальнейшую депрессию. Эта женщина отыгрывала эдипово подчинение по отношению к садистической, провоцирующей вину матери, при этом бессознательно надеясь на спасение могущественным хорошим отцом; примирительное же поведение мужа еще более усиливало ее подчиненность матери.

Мужчина с давним паттерном неудачника на работе и паранояльной позицией по отношению к власти, авторитетам и начальству — как он считал, источнику его проблем — был женат на сильной, опекающей женщине, которая пожертвовала карьерой, чтобы посвятить себя мужу, чьими достижениями она чрезвычайно восхищалась. Дома он находил безопасное убежище от реальных и воображаемых нападок на работе, а она удовлетворяла свою потребность быть опекающей и дающей. С годами, однако, она не могла не заметить, что муж вносит собственный вклад в трудности, которые он испытывает. Боясь своего раздражения его поведением на работе и чувствуя себя виноватой в несоответствии своему представлению об идеальной жене, она становилась еще более заботливой, при этом все более замыкаясь социально. Он, в свою очередь, становился все более зависимым от нее, находя подтверждение своему убеждению, что мир несправедлив. Он начал злиться на свою возраставшую зависимость, но ему трудно было признаться в этой злости даже самому себе — настолько он боялся лишиться единственной поддержки. Ее чувство вины по поводу собственной неадекватности и его страх дать выход своей фрустрации постепенно нарастали. Жена, пытаясь справиться с усиливающейся тревогой, начала злоупотреблять лекарственными препаратами, и это в конце концов привело их в терапию.

Еще один распространенный стереотип — то, что можно назвать “мазохистическими сделками”: индивид или пара бессознательно жертвует важной жизненной сферой ради успеха и удовлетворения во всех остальных. Эта игра в русскую рулетку с судьбой, приводящая к вовлечению в угрожающие ситуации, в которых могут быть разрушены фундаментальные жизненные ожидания, — еще одна форма отыгрывания глубинных мазохистических потребностей.

В русскую рулетку можно играть и нападая на любимого человека и таким образом провоцируя отрицание со стороны объекта любви, при этом надеясь, что любовь все же победит. Интеллигентная, напряженно работающая, творческая, привлекательная женщина была замужем за человеком с аналогичными качествами. Ее муж — пробивающий свою дорогу молодой профессионал с неразрешенными проблемами отношения к власти, с тенденцией бросать вызов тем, кого воспринимал как доминирующие отцовские фигуры и “прятаться под крылом” сильных, опекающих женщин. Он был сыном преуспевающего, вызывавшего восхищение, но эмоционально недоступного отца, с которым он, по своему бессознательному ощущению, не мог конкурировать. Его жена была дочерью доминантной, деспотичной, склонной к ипохондрии, глубоко неудовлетворенной женщины, обращавшейся с мужем как с рабом и бесцеремонно вмешивавшейся в жизнь всех своих уже обзаведшихся собственными семьями детей; пациентка бессознательно воспроизводила подобное поведение в отношениях с собственным мужем.

Она критиковала его за “чрезмерную” преданность работе и недостаточное внимание к ее нуждам; он реагировал на ее критику то мотивированным виной поведением, то длительными отлучками из дома, воспроизводящими недоступность его отца. Она бессознательно воссоздавала атмосферу напряжения и хаоса, присущую ее родительскому дому, а он, бессознательно чувствуя себя потерпевшим поражение, поскольку не мог конкурировать с успешным отцом, вел себя бессознательно покорным образом. Терапевтическое вмешательство произошло как раз перед опасным срывом в их отношениях, который, по сути, должен был соответствовать мазохистическому подчинению женщины ее собственной интернализированной матери и символически подтверждать его эдипово поражение.

Идеологическая рационализация мазохистических выборов имеет важную функцию “увековечивания” садомазохистических отношений. Моральное самоутверждение или даже чувство превосходства, обусловленное сохранением отношений с садистическим, но “стоящим ниже” партнером, например, супругом с алкогольной зависимостью или принадлежащим к гонимому меньшинству, либо ра­цио­нализацией сохранения нестерпимых отношений “ради детей”, может быть вкладом в защитную систему. Эту ситуацию необходимо дифференцировать от ситуации объективных социальных или экономических ограничений, не позволяющих супругу, с которым плохо обращаются, ликвидировать непереносимые отношения.

Использование детей для оправдания сохранения выраженно мазохистических отношений — ситуация, аналогичная откладыванию беременности до тех пор, когда она становится невозможной уже по биологическим причинам. Эта последняя ситуация служит значимым центром, вокруг которого концентрируются многие мазохистические паттерны. Женщина, которой удавалось бессознательно рационализировать отсрочку замужества и рождения ребенка до достижения почти пятидесяти лет, может впоследствии сформировать вторичную идеологическую систему, согласно которой то, что она не может иметь ребенка, оправдывает ее “несчастность” на всю оставшуюся жизнь.

Формирование совместной системы ценностей, цементирующей союз партнеров и обеспечивающей им свободу от конвенциональных культурных установок, может быть наполнено идеологическими схемами, рационализирующими мазохистическое развитие их отношений. И традиционный конвенциональный взгляд на задачи женщин как ограниченные “детьми, церковью и кухней”, и идеология освобождения женщин в равной мере могут быть поставлены на службу мазохистическим тенденциям. Женщина может, например, отвергнуть стереотипы женственности и вместе с ними — уход за своей внешностью, или может с бессознательно пораженческой целью рационализировать враждебную провокативность по отношению к мужчинам. Реальный прошлый опыт пребывания в роли жертвы — например, физического насилия или инцеста — на поверхностном уровне нередко обусловливает ощущение неких своих прав, а на более глубоком — идентификацию с агрессором, интернализованным в Супер-Эго, в результате чего ситуация дурного обращения воссоздается снова и снова, и позиция жертвы становится постоянной.

Особенности переноса

Среди множества способов раскрытия мазохистической патологии в процессе аналитической терапии существуют распространенные варианты ее развертывания в переносе, описанные ниже. Ранняя идеализация аналитика может быть характерна для пациента, фокусирующегося на внешнем, плохом, преследующем объекте, с последующей неспособностью покинуть этот плохой объект или противостоять ему. Типичной является ситуация мужчины, вовлеченного в отношения с женщиной, которую он описывает как хронически фрустрирующую, обесценивающую, провоцирующую, эксгибиционистичную, но которую он не в состоянии оставить, несмотря на очевидные бессознательные корни подобного положения дел. Опыт показывает, что такой пациент рано или поздно начинает сетовать на неспособность аналитика помочь ему или принимается обвинять его в попытках разрушить потенциально хорошие отношения! Таким образом, идеализированный аналитик превращается в преследующий объект.

Дата добавления: 2015-02-06 | Просмотры: 696 | Нарушение авторских прав