АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

ТРЕТЬЯ ВСТРЕЧА

а этот раз нам удается поговорить по­дробно и долго. Войдя в кабинет, Петр Андреевич закрывает дверь изнутри на ключ и улыбается лукаво.

Он более спокойный и ровный, усталые складки у рта и у глаз как будто разглади­лись, лишь высокий лоб изрезала лесенка морщин. В прошлую встречу он был в ша­почке, и я не заметил этой «лесенки».

Петр Андреевич сидит в своем кресле с высокой спинкой, я — напротив, так, что мне хорошо видно его лицо.

— Ну, Петр Андреевич, скажу честно, —
начинаю я разговор, — давно я не бывал в
операционных, и то, что увидел вчера, бук-­
вально меня потрясло...

Он машет рукой, перебивает:

— Вы, кажется, хотели о чем-то спросить?

— Об операциях на сердце. Как вы до-­
стигли этого?

— Долгий разговор. Не сразу. Всё не сра-­
зу, — повторяет он. — Сначала я стал врачом,
потом специализировался по хирургии, а уже
после этого...

— Тогда расскажите, как вы стали вра-­
чом.

— Хм... Как? — хмыкает Петр Андре-­
евич. — Собственно, я не знаю — как. Такой
проблемы в моей жизни не было. Меня все
с самого раннего детства звали «доктором».
Родился — и мама сказала: «Доктор будет».
Потом, знаете, хорошо на меня влиял наш
домашний врач, он знал сотни поговорок и
присказок, вроде: «Человек божий — покрыт
кожей». Это мне нравилось.

Закончив гимназию с серебряной медалью, Петр Андреевич поступил в Военно-медицин­скую академию.

Академия была не просто высшим военно-медицинским заведением, но одним из куль­турных очагов страны. В ней собрались луч­шие научно-медицинские силы России, та­кие, как физиолог И. П. Павлов, фармаколог Кравков, терапевты Яновский, Сиротинин, Чистович, хирурги Федоров, Вельяминов, Шевкуненко, Оппель, зоолог Холодковский, кстати, поэт-переводчик, переведший на рус­ский язык Гете.

У таких учителей были очень чуткие уче­ники. Студенты живо реагировали на всё, чем жила Россия, — и на события 1905 года, и на отлучение Л. Н. Толстого от церкви...

Петр Андреевич участвовал в бурной сту­денческой жизни: он был старостой курса.

— Просто потому, что нельзя было ина-­
че, — замечает он.

Вот именно «потому, что нельзя было ина­че», Петр Андреевич и принял участие в сту­денческих волнениях, своеобразной заба­стовке, закончившейся сожжением погон и шпаг перед академией у памятника Виллие.

Академию закрыли, а «бунтовщиков», в том числе Петра Андреевича, исключили без права поступления в другие учебные заведе­ния, кроме Юрьевского университета.

Однако волнения студентов академии не прошли незамеченными. Вопрос о них раз­бирался в Государственной думе. Правитель­ство вынуждено было пойти на кое-какие внешние уступки. И академия продолжала существовать «под особым его императорско­го величества покровительством». Студентов приравняли к пажам, ввели вензеля... Это «покровительство» означало особый досмотр за каждым студентом.

Петр Андреевич был на четвертом курсе, когда началась война 1914 года. Ему посча­стливилось: начал работать на кафедре про­фессора Шевкуненко, а затем в Николаев­ском госпитале у хорошего хирурга Але­ксандра Ефимовича Кожина.

— И всё же стыдно было: все братья на
фронте, а я в тылу, — объясняет Петр Ан-­
дреевич. — Вот однажды Александр Ефимо-

вич и предложил: «Хочешь на войну?» Посо­ветовался с отцом, согласился. Мать со сле­зами образок казанской божьей матери на шею надела... Попал в санитарный поезд ве­ликой княгини Марии Павловны-старшей...

Петр Андреевич умолкает, достает из порт­сигара папиросу, закуривает. Курит он по-своему, по-особенному: затянется, помедлит, стряхнет пепел, отложит папиросу, погово­рит, и снова прикуривает.

— Не понравился мне этот поезд, — про­должает Петр Андреевич. — Все эти великие особы только мешали работе. Порядка не было.

Тут следует сказать о манере Петра Ан­дреевича вести рассказ. Он часто отвлекает­ся, вспомнит о ком-то и начнет изображать его. Закончит обязательно словами: «Милей­ший человек был». У него, как я заметил, почти все «милейшие». Увлекаясь, он вспо­минает детали, какие-то мелочи, а потом, будто спохватившись, предупреждает: «Вы об этом не пишите», — и даже пригрозит: «А го рассказывать не буду». И еще он с удо­вольствием подтрунивает над собой, вернее, Над тем, каким был в юности.

— Кончилось мое знакомство с царствен­ными особами тем, — продолжал он, — что меня вызвали в академию. Это уж Александр Ефимович постарался. Чему я был, конечно, рад. Через год выпустили зауряд-врачом первого разряда. Сам Иван Петрович Павлов

напутственную речь перед нами держал. На­чалась моя вторая фронтовая жизнь. Попал на Юго-Западный фронт, под Перемышль, в лазарет...

Предо мной встают картины того време­ни. Устойчивый фронт. Скука. Тоска. От ску­ки офицеры скачки устраивали. На этих скачках нередко Петр Андреевич отличался.

— Лошадь, знаете, у меня хорошая была. И вообще я с лихими наклонностями был, — с иронической усмешкой говорит он. — От­куда что бралось? Из-за этой лихости чуть не погиб. Угораздило меня попроситься в эскадрон разведки. Товарищ пригласил, и мне как-то неловко было отказаться. А по­ездка не на пикник, а в тыл к врагу была... Кончилось, однако, всё тем, что я героем воз­вратился, Владимира четвертой степени по­лучил. — Он машет рукой, чтобы я не пи­сал. — Какой я герой. Просто так вышло. Кобыла моя взбесилась и рванула в сторо­ну, а за ней остальные кони помчались. И получилось, что мы ловко обошли противни­ка, вернулись с малыми потерями. Нет, нет, вы, пожалуйста, не пишите этого, а то рас­сказывать не буду...

Беседа закончилась неожиданно. Петр Ан­дреевич посмотрел на часы, извинился и за­спешил.

Дата добавления: 2015-11-02 | Просмотры: 316 | Нарушение авторских прав