АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология
|
ШЕСТАЯ ВСТРЕЧА
ы уже привыкли друг к другу п могли разговаривать свободно на любую тему. Поэтому я, поздоровавшись, прямо приступаю к делу:
— Теперь расскажите, Петр Андреевич, о том, как вы стали хирургом. Именно об этом. Как вы стали врачом, я знаю. Видел вашу отличную работу, но как вы дошли...
—...до жизни такой, — шутит Петр Ан- дреевич. — Я же вам рассказывал: с детства сказали — будет врач...
— Но не сказали, какой врач. Почему вы стали хирургом, а не терапевтом, не невро- патологом?
Петр Андреевич смотрит на меня недоуменно:
— Как-то, знаете, трудно объяснить. Ло вил летучих мышей, любопытно было, что у них внутри... А потом в академии на собачек перешел. У нас даже была организована экс-
периментальная лаборатория, а у меня на квартире — «собачий лазарет».
— Простите, — перебиваю я. — Это всё следствие, а первопричина? Что вас заста- вило именно хирургией, заняться?
Петр Андреевич пожимает плечами:
— Не могу ответить. Просто врач в моем понимании означал — хирург. И всё — дет ство, юность — проходило под этим девизом: буду врачом, значит, хирургом. И позже в академии всё шло под знаком хирургии. На втором курсе рентгеном заинтересовался. Мысль была такая: «Если хочу быть хирур- гом, надо знать рентген». Но позже, когда меня стали усиленно тянуть в рентгеноло- гию, испугался: «Как бы не сделаться рент- генологом...». На четвертом курсе изучал бактериологию. И опять подумал: «Это хи- рургу надо знать». То же было и с терапи- ей. Я даже субординатором работал. Это, ви- димо, неплохо получалось: меня начали аги- тировать заниматься терапией. А я убежал. Да, в самом прямом смысле убежал...
— Еще раз простите, — перебиваю я. — Но ведь хирургия — особая специальность, не все врачи могут быть хирургами. Тут нужна не только хорошая голова, но и хоро- шие руки, и характер особый. Например, иные врачи не переносят слёз, крови, крика, страдания.
Петр Андреевич разводит руками:
— Ну, не было этого у меня, — ни страха,
ни боязни. Я понимал одно: должен помочь человеку, и если причиняю боль, то только потому, что без этого нельзя. Что касается рук, техники, то это дело опыта, ну и, конечно, кое-каких еще данных...
Он с детства любил выпиливать, вырезать, и чем замысловатее узор, тем с большей охотой делал его. Воспитывался он вместе с сестрами. Девочки шили, и он шил. Они вышивали, и он вышивал. Уже юношей на спор с товарищем сшил себе китель и носил его.
С детства играл на рояле. Будучи студентом играл специально, чтобы «пальцы развить». В те же годы купил кровеостанавливающий зажим «Пеан» и носил в кармане халата, то и дело открывал и закрывал его, доведя эти движения до автоматизма. Всё это вместе взятое развило руки, сделало их послушными.
Операции на собаках, которые начались с третьего курса академии, научили Петра Андреевича владеть инструментами, обращаться с живыми тканями, укрепили знание анатомии.
— А потом война многое дала, — объясняет Петр Андреевич. — Приходилось оперировать всё, что умел и не умел. По ходу операции учиться приходилось. Год работы хирурга на войне стоит пяти лет работы в мирное время. Но, конечно, я понимал, что клинического опыта у меня нет, что хирургию мирного времени не знаю...
Вернувшись с войны, Петр Андреевич попадает в условия клиники, работает под руководством опытных хирургов: Петрова, Вре-дена, Федорова. Позже «повезло», как он выражается, с начальником отделения в военном госпитале. Это был трусливый человек, боявшийся сложных операций. Это обстоятельство было на руку Петру Андреевичу: он мог делать то, на что начальник не решался.
— Но всё-таки было вам когда-нибудь трудно? — спрашиваю я. — Преодолевали вы что-нибудь такое... необыкновенное?
Петр Андреевич улыбается краешком губ, отчего лицо его становится лукавым.
— Трудности появились значительно поз- же, — отвечает он, — когда стал браться за большие самостоятельные дела. А тогда всё удавалось. Повторяю, везло мне. Иногда сам удивлялся. Опыт войны, подчеркиваю, мно- гое дал. Особенно чувство безнаказанности в хорошем понимании этого слова, — в том смысле, что никто тебя не укорит, ибо дол- жен, обязан оперировать любого раненого... разумеется, по жизненным показаниям: если не сделаешь операцию — умрет, сделаешь — может, выживет... Вот это чувство выработа- ло смелость, уверенность — очень важные качества для хирурга. Ведь что бывало? Вой- дешь в живот и, кажется, не можешь выйти, но надо кончать операцию — и находишь вы ход. Понимаете, когда таких случаев много,
когда они чуть ли не каждый день встречаются, к ним привыкаешь и уже не теряешься в трудных положениях.
— Но были же операции, при которых нужна другая техника?
— Все новые приемы слагаются из ста- рых, хорошо отработанных. Без знания их в хирургии невозможна вообще никакая опера- ция. Стандартизация — вот основа нашей техники. Привыкаешь к определенным при- емам, отрабатываешь их до автоматизма. Я стою у операционного стола и знаю, как мне подаст сестра тот или иной инструмент. Я думаю о другом, как лучше в данных усло- виях провести разрез, как лучше сшить со суд.
— А как вы приступили к операциям на сердце, да еще к таким редким, как исправ- ление врожденных пороков?
— О, это особый разговор.
Дата добавления: 2015-11-02 | Просмотры: 384 | Нарушение авторских прав
|