АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Снова бумажный «город» ос

Не отрывая глаз от следов, я уходил все дальше и дальше от шумящей речки. Вот-вот, где-то здесь за поворотом, я должен увидеть Думчева…

Воображение рисовало самые неожиданные картины. Я ускорил шаги, но следы человека вдруг затерялись. Они исчезли в кустарнике. Мрачные, густые тени легли на землю. В полутьме я перелезал через гигантские балки, бревна, цеплялся за сучья. Какая-то огромная птица пролетела мимо, и я, спасаясь от нее, шарахнулся в сторону. Стал под тень растения. Надо мной качались желтые цветы. Их одуряющий запах слегка туманил голову. С трудом пошел дальше. Шум речки заглох. Тени рассеялись. Стало светлее. Я поднял голову и вскрикнул. Удивительные гигантские груши цвета пергамента висели над моей головой. Какие странные сооружения! Будто колоссальные чашки, они висели высоко над моей головой. А позади пергаментного города серая стена уходила в небо. Как великолепен бледно-желтый город, освещенный солнцем, на фоне серой стены!

В воздухе стоял шум и гром: гигантские желтые птицы с гулом и грохотом влетали в город и вылетали из него.

Строения были прикрыты сверху покрывалом. И казалось, будто птицы не сверху, а снизу влетают под покрывало.

Где я? Чей этот странный город?

Я сделал шаг и с недоумением остановился. На земле предо мной лежало толстое бревно. На его красном фоне ярко светились под солнцем какие-то широкие золотые полосы. Полосы складывались в буквы. Но совсем непонятные, незнакомые. Их не разобрать. Они небывалых размеров. Чтобы прочесть, я отбежал в сторону и рассмеялся: «Пионер 3М».

Забавно! «Пионер 3М» — это марка карандаша. Мягкий карандаш. Таким я люблю писать. Вспомнил. Это бревно — мой карандаш. Здесь я оторвал от гнезда бумажных ос кусок картона и хотел на нем что-нибудь изобразить. Достал карандаш и тут же его уронил. Стал искать в траве — не нашел. И вот теперь, когда травы стали для меня огромными деревьями, я вновь встретился с утерянным карандашом.

Маленький карандаш, который я любил держать в руке, — мой карандаш о шести гранях, тонко отточенный, мягкий «3М», которым было так легко писать, набрасывать эскизы лиц, делать пометки на полях рукописи, записывать дорогие сердцу номера телефонов. Так вот где встретился я с тобой! Он все такой же, карандаш «Пионер 3М». И гнездо ос, висящее на бруске, врытом в землю, — все такое же, как было. Но я стал совсем другим. И гнездо ос представляется мне гигантским городом, куда влетают и откуда вылетают большие птицы.

Осы строили всё новые и новые ячейки-жилища, заполняли их яичками, из которых разовьются личинки, будущие жильцы. В это же время осы кормили личинок, готовили покрышки для ячеек, закрывали отверстия тех ячеек, где личинки превратятся в куколки. Непрерывно шла основная стройка: ряд за рядом возводились помосты для новых этажей, воздвигались этажи. Тут же происходила заготовка и производство строительного материала — бумаги. Все эти разные по характеру работы совершались здесь одновременно.

Я загляделся. Вдруг на поляну выбежал человек — человек в плаще. Я не успел крикнуть, как человек уже перебежал поляну, с необычайной легкостью взобрался на гигантскую стену (это был брусок, врытый в землю), а со стены перескочил на крышу пергаментного «города».

Словно сталь сабли мелькнула в воздухе. Человек отрубил от крыши этого удивительного сооружения огромный кусок бумаги.

Думчев!

На человека набросились осы. Но он спрыгнул на землю и метнулся в сторону. Я хотел кинуться к нему и вдруг услышал оглушительный шум. Воздух заколебался. Резко и внезапно потемнело кругом.

На поляну спустился громадный самолет. Так мне сначала показалось. Присмотрелся. Этот «самолет» держался на двух длинных столбах. Крылья были сложены, равномерно покачивался черный с белым хвост. Это птица. Кажется, трясогузка.

Но где же человек, который так храбро воевал с осами? Вот он! Каким лилипутом показался он мне по сравнению с этой огромной, страшной птицей! Она его заклюет. Я крикнул, чтобы предупредить. Но он не обернулся. Не слышит! Птица скакнула в его сторону. Но человек уже прислонился к серой стене, сорвал со своих плеч серый плащ, прикрылся им. Трясогузка рядом, но не замечает человека. Она клюнула червяка, который показался мне огромной змеей.

Птица, взмахнув крыльями, улетела. И тогда человек помчался прочь. Он убегал, держа под мышкой кусок бумаги.

Птица снова опустилась недалеко от него. Человек приник к большому зеленому листу. Серый плащ упал на землю. Человек оказался в зеленом плаще. Он стоял на зеленом листе и был невидим.

Птица с шумом улетела.

— Думчев! — кричу я.

Он не слышит, не оборачивается и исчезает со своим куском бумаги.

Думчев не оборачивается… Он уходит, исчезает!

Надо кинуться за ним! Но пролетающие осы ужалят. Погибну.

Крикнуть еще раз? Но шум полета ос заглушает мой слабый человеческий крик. И все же я кричу, снова и снова:

— Думчев!..

Нет, он не оборачивается… Он уходит, исчезает!

Я в отчаянии устремляюсь вслед. Догнать! Догнать!

Летают, гудят, сотрясая воздух, осы. Но я лавирую: пригибаюсь к земле, падаю, поднимаюсь, снова бегу вслед за Думчевым.

Лишь бы догнать! Не потерять из виду!

Бегу. Кричу из последних сил:

— Думчев! Ду-умчев!..

И мне показалось — он смотрит в мою сторону. Я поднимаю камешки, ветки, кидаю в воздух.

Да, он меня увидел! Останавливается, всматривается. И вдруг, точно в испуге, кидается прочь. Но, сделав несколько шагов, он как бы опомнился. Обернулся. И вот он уже идет, идет ко мне навстречу. Размахивает руками, подавая какие-то знаки. Я спешу к нему. Еще шаг, другой…

Но земля подо мной заколебалась.

Я куда-то провалился.

Человек, откликнись!

Я упал на что-то мягкое. Темно. Густая, тяжелая тишина. Прислушался. Мне почудилась, что рядом со мной кто-то стоит и дышит. Кто здесь? Ни звука. Но все же что-то шевелится рядом со мной.

Я отбежал в сторону. Уперся в стену. Тронул ее рукой. Стена земляная, то гладкая, то шершавая. Побежал вперед по длинному, бесконечному коридору…

Коридор куда-то опускался. Я остановился; грохот, плеск, шум слышались впереди. Что это? Коридор выходит к воде?

Обратно! Назад!

Я шел… шел… касался руками стены. В каком-то месте коридор раздваивался. Пошел направо.

Внезапно споткнулся, задел ногами сучок или корешок и остановился. Сучок… гладкий… рогатка… Некогда раздумывать. Надо выбраться отсюда. Я бросил сучок и снова пошел по коридору. Сколько мне еще идти? Не иду ли я по замкнутому кругу? Где же выход из него? Неужели там, где грохочет вода? Опять раздваивается мой коридор. Нога снова зацепила за что-то. Сучок? Ведь это тот же сучок, который я бросил!

Как слепая лошадь в коногонке, хожу по бесконечному кругу. Кто строил этот лабиринт?

В полной темноте я дошел до какого-то неожиданного спуска. Шума воды здесь не было слышно.

По-видимому, я забирался в глубь земли. Спуск привел меня в новый длинный коридор. Здесь опять, трогая и ощупывая стены, я убедился, что этот коридор, как и первый, замкнут.

Нет! Вот еще ход! Через него я попал в узкое ответвление. Но напрасно я пытался выбраться из этого рукава. От него на некотором расстоянии друг от друга отходят боковые коридорчики. Они завели меня в тупик. Я возвращаюсь обратно и опять иду по большому кругу.

Когда же это кончится?

Под ногами хворост, видимо сухая трава.

Я опустился на подстилку. Кто мог построить этот лабиринт? Я стал дремать. «Лабиринт… лабиринт…» Медленно выговариваю я это слово, и вспоминается мне миф.

На острове Крит был лабиринт, из которого ни один смертный, попавший туда, не мог найти выхода. Древнегреческий миф рассказывает, что в этом лабиринте подселилось чудовище Минотавр, пожиравшее людей. Этому чудовищу, с туловищем человека и головой быка, Афины вынуждены были посылать на съедение каждые девять лет семь юношей и семь девушек. И чудовище их пожирало. Тесей из Афин пробрался в лабиринт и убил Минотавра. Но как выбраться Тесею из лабиринта?

Ариадна, дочь критского царя Миноса, полюбившая Тесея, дала ему, когда он спускался в лабиринт, клубок ниток и острый меч. Конец клубка оставался у нее в руках. И эта путеводная нить — нить Ариадны — вывела Тесея из лабиринта.

В чьем же лабиринте запутался я? И какой Минотавр ожидает меня? Действительно, кем же прорыты эти галереи?

Кротом! Конечно, кротом!

Смешно! Не найти выхода из норы крота!

Крот роется под землей и питается личинками и дождевыми червями. Но он иногда выходит и на поверхность земли. Этот выход нужно найти.

Какая тишина! Какая темнота! Измученный, усталый, я борюсь с дремотой. И вдруг слышу:

— Человек, челове-ек, отзовись! Вскакиваю на ноги и кричу, в ответ:

— Я здесь! Сюда! Сюда!..

Молчание. Нет, это сон. Но я снова прислушиваюсь. Молчание. Да, все почудилось мне…

Тишина и темнота.

Может быть, сейчас на земле неторопливо наступает ночь? И хорошие люди поют веселые песни…

Храп какого-то животного все ближе и громче.

Я побежал по одному из коридоров и почувствовал — пол коридора стал подниматься. Потянуло струей свежего воздуха.

Значит, близок выход!

Блеснул свет огня. Огонь перемещался, двигался.

Это Думчев! И мне показалось, что я вижу белую человеческую руку, сжимающую факел. Я мчусь вверх по коридору на огонь, а позади слышится страшный храп крота.

Вдруг факел пропал, исчез.

Я протянул руку — наткнулся на стену. Поднял руку — она ушла в какую-то выемку в кровле галереи.

Я нащупал выступ, встал на него, изо всех сил начал расширять проход в потолке. Животное храпит уже где-то рядом.

Я подтянулся обеими руками и вылез из лабиринта на поверхность земли.

На земле была ночь. Огонь факела приближался ко мне.

Огоньки, огоньки…

— Думчев! Думчев!..

Вдруг в разных местах вспыхнули десятки огоньков.

Я сбит с толку. Что это: злая игра? Огоньки, огоньки окружают меня, они гаснут, тают, исчезают и вновь горят. Близко — далеко, далеко — близко…

Я кружусь, мечусь бесцельно.

Да ведь это гнилушки и светящиеся жучки! Но где же меж ними факел Думчева? Наверное, он держит в руке светящуюся гнилушку. Я останавливаюсь. Жду. Пусть Думчев идет ко мне сам.

Действительно, какой-то огонь спокойно и деловито приближался.

И я услышал:

— Че-ло-век, человек, отзовись! Человек, откликнись!

— Думчев! — кричу я. — Думчев!

Огонь все ближе, голос все слышней:

— Человек, я иду к тебе!

Вдруг все вокруг меня стало меняться, а голос стал удаляться. Почему от меня все убегает? И огоньки, и кусты, и деревья — все плывет мимо.

При неверном, призрачном свете луны и мерцающих огоньков я увидел, что огромный дождевой червь тащит лист, на который я случайно стал.

Надо немедленно соскочить с листа. Но, пока я раздумывал, червь подтащил лист к глубокой яме. Еще мгновение — и я покачусь вниз. Я ухватился руками за края ямы и поджал ноги; червь утащил лист вниз, а я остался наверху и с облегчением вздохнул.

Все было тихо.

Я не решался двинуться с места и точно на часах застыл у норы.

А из леса трав мне снова светили огоньки, гасли, загорались. Где-то меж ними — факел человека. Он светил для меня, но я не знал, как его отличить.

Время шло, никто не приходил. Потянуло свежестью. Легкий холодок прохватил меня. Стало зябко. У огня светляка не согреешься, но все же я направился в чащу трав и выбрал там место, где было побольше этих лампочек: зеленых, голубых, синих, желтых, красных… Казалось, каждый светляк заслонил от меня огонек каким-либо цветным стеклом. К разным цветным огонькам — к волнам света разной длины — я протягивал свои озябшие руки. Каждый фонарик горел сначала ярко, ровно, а затем свет его уменьшался, угасал. Я переходил от фонарика к фонарику с протянутыми руками: «Подайте, светляки, немного тепла усталому страннику Страны Дремучих Трав!» Напрасно! Ничтожна доля тепла, выделяемая вами. Всю свою энергию вы тратите на свет. Около вас я похож на того жалкого диккенсовского клерка, который в жестокий, пронзительно холодный вечер согревал свои руки у одинокой свечи в конторе скряги Скруджа. «До свидания, дорогие мои светляки, голубые, зеленые, синие, красные, до свидания! Храните свой световой пигмент — ламперин, пусть реакция окисления продолжает создавать красивые и холодные световые эффекты. До свидания!»

Я вернусь к яме, куда уполз дождевой червь, прислонюсь к насыпи и немного подремлю. Может быть, меня там найдет Думчев.

«До свидания, светляки!»

Встреча

Утро настало. Снова утро в Стране Дремучих Трав. Думчев не нашел меня. Надо вернуться к его дому, к старому, гнилому пню. Может быть, Думчев там.

Я стал пробираться сквозь чащу трав. Все вокруг меня летало, прыгало. Все пело, шумело, звенело. Среди общего хаоса звуков я уловил знакомое однотонное гудение: оно нарастало, приближалось. Уверенные и спокойные звуки. Я сразу вспомнил о листорезной пчеле — о мегахиле, в гнезде которой я вчера побывал и так вкусно поел. Не мешало бы сейчас позавтракать…

Когда животное опустилось на землю, я присмотрелся и понял, что это не листорезная, а какая-то другая пчела. Конечно, я знал, что есть много пчел, ведущих одиночный образ жизни.

Итак, мне очень хотелось есть. И я увидел на ножках пчелы — в корзинках — и на ее брюшке золотистую сладкую пыльцу, которую пчела собрала с цветов. Пряный, острый аромат щекотал горло и нос.

Гнездо пчелы оказалось рядом со мной — в земле, но я его вначале не заметил, оно было прикрыто листьями. Пчела ушла в землю. Земляная пчела!

Пчела вылезла на край гнезда, закрыла его листьями и улетела. Я попытался стащить лист с гнезда, но, видно, ослабел от голода и от плохого сна. Лист тяжелый. Время уходит. Наконец стащил! Теперь надо прыгнуть в гнездо. Но боюсь — глубоко. Отыскал подходящей длины шест, притащил. Только начинаю по шесту спускаться, как слышу — гудение. Это она, хозяйка гнезда, летит домой с новой порцией провизии. Несдобровать мне.

Я карабкаюсь вверх и, оставив шест, отбегаю. Нет, надо оставить в покое эту пчелу — слишком быстро она возвращается из очередного рейса. Мне не перехитрить ее, не хватит ни сил, ни терпения.

Однако как странно: все в Стране Дремучих Трав так неожиданно, поразительно, а чувство голода все то же, знакомое, привычное. И в этой невероятной Стране Дремучих Трав человек не может не есть, не может не спать.

Надо скорее добраться до дома Думчева.

Резкая трескотня оглушила меня.

Что за диковинный зверь? Крылья узкие и зеленые, задние ноги длиннее передних. Кузнечик! Он все пронзительнее, все веселее поет-трещит. И вдруг смолкает, прислушивается: не поют ли громче, чем он, другие кузнечики? И снова трескотня.

Подальше, подальше от этого оглушительного треска и шума! Один шаг — и я уже в чаще леса, среди странных деревьев. Корни, желтовато-белые, уходили в почву, а ярко-зеленые стволы то улетали стрелами в небо, то, пригнувшись к земле, сходились, сближались своими вершинами и узкими, длинными листьями. Непроходимая стена! Но и в чаще все слышится звон и треск кузнечика. Я оглянулся.

Там, совсем рядом с кузнечиком, вырастает, то сливаясь цветом с этой чащей, то выделяясь из нее, какое-то странное длинное существо.

Солнце всходило. И это существо смотрит на солнце. Зверь вытянулся и сложил на груди свои голенастые «руки». Не его ли называют в народе богомолом? Ну конечно, это богомол!

Я залюбовался им. Как спокойно и величественно он поворачивает свою голову с выпуклыми глазами, точно хочет внимательно прислушаться к треску кузнечика!

Похоже, что кузнечик надоел ему своим треском. Богомол то выступает вперед, то вновь исчезает в чаще.

Пуф! Пуф! — раздается рядом с кузнечиком. Точно резкое царапание ногтем по стеклу. Стук, сухой треск.

Занятно!

Богомол, нежно-зеленый, изящный и стройный, поворачивается к кузнечику.

Да, кузнечик, видно, ему порядком надоел.

Но как пластичны движения богомола! Вот он вытянул вперед длинную переднюю ногу, будто приготовился к какому-то замысловатому танцу. С ноги глядят черные пятна с белыми точками внутри. Нарисованные глаза! А на бедре — двойной ряд острых шипов, точно пила с двумя лезвиями. Шипы разного цвета и разной длины. Одни черные, другие зеленые, одни подлиннее, другие покороче.

И вдруг кузнечик повис на пиле, рванулся… Богомол отставил свою складную, как на шарнире, ногу, и я увидел на бедре еще одну пилу — с более мелкими и гуще расположенными зубьями.

Пилы сомкнулись и держат кузнечика. Кузнечик бьется в этих тисках. Тщетно: удары его ножек бьют по воздуху. Еще мгновение — и все кончено. Кузнечик затрепетал и замер. Богомол расправляется с ним: одна нога держит на зубьях своей пилы жертву за туловище, другая давит голову кузнечика.

Богомол завтракает.

Солнце все выше. И, позавтракав, богомол с трогательным смирением снова сложил свои страшные «руки» и обратил голову к солнцу.

Вот ханжа!

Но голова его то обращена к солнцу, то поворачивается в другую сторону.

Я зачарован изящными движениями богомола. Забыл всякий страх. Цепляясь за корни деревьев, пробираюсь все ближе и ближе: надо получше рассмотреть пилы богомола.

Одно неловкое движение — и, зацепившись за корень, торчащий из земли, я упал.

Пуф! Пуф!

Вскочил. Поздно! Передние, хватательные ноги богомола, так смиренно, «молитвенно» сложенные на груди, раскрылись во всю длину.

Богомол кинулся на меня. Он высок, очень высок, в три-четыре раза выше меня. Я отчаянно вскрикнул и все же успел замахнуться плащом, в котором была завернута крупинка. Прыгнул в сторону. Но поздно — вот-вот пилы богомола сомкнутся. Я погиб!

Но что это? Богомол падает.

Я не могу устоять на ногах и падаю рядом с ним.

Явь ли это или все только снится мне? Кто-то бережно и осторожно вытирает сухой, теплой человеческой рукой пот с моего лба, приподнимает меня.

Я слышу человеческую речь:

— Эх вы, батенька, батенька! Разве можно? Разве можно доверять этому злодею?

— Это вы? Вы спасли меня! — шепчу я. — Думчев?! Человек по-старомодному кланяется:

— Да, я Сергей Сергеевич Думчев.

Я смотрел, не зная, что сказать, был озадачен до крайности. Ну как не удивиться тому, что предо мной въявь стоит этот необыкновенный человек — Сергей Сергеевич Думчев? На плечах у него несколько плащей разной длины и разнообразной окраски. Под плащами — жилетка из плотной бумаги. На земле лежал дорожный мешок, по-видимому кокон гусеницы.

— Всю ночь за вами следую, — говорит Думчев. — Побывал и в лабиринте крота. Звал вас, а вы от меня прочь.

— Сергей Сергеевич… — шепчу я. — Я видел вас вчера… совсем близко… Догонял, звал… но потерял. И ночью искал! Ждал… И вот здесь, здесь вдруг вы спасли меня от этого зверя!

— Пустое! Совсем пустое! Я у них, у этих же зверей, учился. Видите, в руке у меня жало осы? Похоже на саблю. Пришлось вскочить на спину богомола, чтобы поразить в грудные нервные узлы. А у кого учился? Слышали ли вы о каликурге и помпиле? Сфексы! Особый вид ос. У них учился!

Богомол кинулся на меня.

— В Стране Дремучих Трав?

— Повторите! Как назвали вы эту страну?

— Страна Дремучих Трав.

— Правильное название. Страна Дремучих Трав… Когда-то очень давно я так и назвал страну, где живу. Но кто же вам сказал об этом?

— Название страны я прочел в листках, которые вы оставили (я хотел сказать — под пнем, но замялся)…оставили в своем доме.

Я развязал плащ, достал крупинку и протянул ее Думчеву:

— Вот, Сергей Сергеевич! Вот крупинка, которая восстановит вам рост!..

Он посмотрел на нее и сказал:

— Чернила! Мне нужны чернила, чтобы написать сызнова дневник!

«Странное дело, — подумал я: — почему Думчев отвернулся от крупинки? Иль, может, эти крупинки вовсе не восстанавливают рост? Но об этом мне Думчев не хочет сказать?»

Дата добавления: 2015-11-25 | Просмотры: 479 | Нарушение авторских прав