АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Здесь голоса и музыка повсюду.

Он был рано развившийся мальчик, воспитанный в семье военного. Жизнь на колесах. Слухи о его агрессивной матери отчасти подтвердились, когда она явилась в «Вашингтон Хилтон» поглядеть на наше выступление, тогда, в 67-м. Джим прятался от нее весь вечер, а сама она не давала никому прохода, командуя осветителям, чтобы получше освещали шоу ее сына.

Возможно, Джим был слишком чувствительным. Я сразу понял, что он – иной, как только мы познакомились, подружились и стали играть в одной группе, мечтая об успехе. И вот теперь мы добились своего, и наши мечты стали сбываться, но этого оказалось недостаточно. Для Джима – так уж точно.

А может статься, Джим просто проникся идеями «Театра Жестокости» Арто:

Цитата:

Это то, к чему мы хотим прийти: к высокой степени риска в каждом нашем выступлении. Мы обращаемся не к разуму или чувствам наших зрителей, но ко всей целостности их бытия. Их и нас самих. Воистину, люди должны идти в театр так, как они идут на прием к хирургу или дантисту; с чувством трепета и вместе с тем необходимости. Подлинный театральный опыт потрясает безмятежность чувств, высвобождает подавленное подсознание, подталкивает к потенциальному бунту, все значение которого нельзя осознать, пока он остается потенциальным, и заставляет толпу проникнуться решимостью к трудным и героическим действиям.

Духота в «Dinner Key Auditorium» в Майями, который устроители заполнили публикой сверх всякой меры, убрав сидячие места, стояла невыносимая. Было 8.15 вечера. Уже пятнадцать минут, как мы должны были выйти на сцену, а Джим все не появлялся. Я клял дятла, долбившего у меня в голове.

- Может, попробуем сыграть без него? – сказал Робби.

- Нет! – воскликнул я, стараясь забыть о стрелке часов. Толпа в зале была не чета сочувственной европейской публике. Эти шумели буйно, и я был уверен, что они не согласятся на меньшее, чем «The Doors» в полном составе с их земляком-певцом на переднем плане. Я занимал себя привычной гимнастикой барабанщика: руки вытянуты вперед, концы обеих палочек в кулаках, выворачиваем кисти взад-вперед, разогреваем связки.

Наконец Винс вновь возник в дверях гримерки.

- Он здесь!

Я повернулся спиной, чтобы не встретиться глазами с тем, чье появление в комнате сопровождалось волной, резко выпадавшей из общего поля. Хаос ощущался в буквальном смысле этого слова. Люди из прессы называли это «харизма». Я называю это психозом.

Я не смотрел на Джима, потому что боялся его. Я был так зол, что мне очень хотелось ему врезать, и в то же время мне было страшно сказать ему в лицо что-то неприятное. Когда кто-то обретает такую власть, что все вокруг, неважно, друзья или посторонние, не могут и слова сказать в ответ на его выходки, жди беды.

Робби, насупившись, смотрел на Сиддонса, а Рей, обычно сама терпимость, только и смог выдавить из себя:

- Ладно. Пошли поиграем.

Джим был пьяный в жопу.

Цитата:

«Такое ощущение, будто в комнате слон, но вы не обращаете внимания. Вы обходите его по стеночке… повсюду слоновье дерьмо… но вы делаете вид, будто не замечаете.

(Жанет Войтитц, «Взрослые дети алкоголиков»)

- А что бы вы хотели сыграть, ребята? – сказал я. - Давайте начнем с «Back Door Man», окей?

Все кивнули, и мы пошли к сцене. Я не стал добиваться дальнейшего расписания, было некогда. Мне никогда не удавалось договориться больше, чем на три песни вперед, в любом случае.

Когда мы поднялись по ступенькам, показалось, будто мы вошли в сауну. Дантовский Ад. Как я выяснил позже, тринадцать тысяч человек набилось в зал, рассчитанный на семь тысяч. Винс нанял несколько местных с арифмометрами и поставил в дверях, считать входящих. Едва мы ступили на сцену, Винс предупредил, что она очень хлипко построена. Рей описывает всю картину так: «Джон, Робби и я понятия не имели, что собирается делать Джим. Мы пошли бы за ним самому черту в пасть, если надо, ведь это Джим, наш человек, наш самый главный человек – поэт».

Мы заиграли «Back Door Man», и Джим пропел несколько строк, а затем внезапно остановился. Какое-то время мы растерянно импровизировали, потом иссякли. И тогда Джим пустился в пьяный рэп:

- Вы все – куча гребаных идиотов. Вы позволяете людям указывать, что вам делать. Позволяете людям командовать вами. Вы такое любите, любите, да? Наверно, вы любите, когда вас тычут мордой в говно… вы все – куча рабов. Что вы намерены со всем этим делать? Что вы намерены делать?!

Мне захотелось стать жидким и стечь между своими барабанами. В жизни не слыхал, чтобы публику так беспредельно крыли со сцены.

Он продолжил.

-Эй, я не говорю о революции. Я не говорю ни о какой демонстрации. Я говорю о том, чтобы малость повеселиться. Я говорю о том, чтобы потанцевать. Я говорю про возлюби своего ближнего до боли. Я говорю про обними своего друга. Я говорю о маленькой любви. Любви, любви, любви, любви, любви, любви, любви. Сгреби своего друга в объятия… и люби его. Come ooooooaaaaann. Yeaaahhh!

Если бы только я мог расплавиться и спрятаться в своей бас-бочке. Я совсем небольшой, я бы там уместился. Если бы свернулся в комочек. Я не шевелился. Джима взбудоражило представление «Living Theatre» Джулиана Бека и Джудит Малина в Южно-Калифорнийском Университете, которое он посмотрел за несколько дней до нашего концерта. Эта конфронтационная труппа заставила вновь забродить творческие соки у Джима, а меня лично - изрядно напугала. Джим снабдил билетами всех в нашем офисе. Он очень хотел, чтобы мы увидели, что из себя представляет этот «Живой Театр». Билл Сиддонс вспоминает: «Это был театр, который бросал вызов и провоцировал, и на Джима произвело глубокое впечатление, насколько прямо эти актеры воздействовали на публику. Вероятно, для него это было зримым подтверждением того, к чему он сам стремился. Он тоже провоцировал людей, потому что чувствовал, что человека надо задеть за живое, если хочешь от него чего-то добиться». На представлениях «Living Theatre» актеры, почти голые, в стрингах и тому подобном, носились по проходам, между рядов и прямо по плечам публики, выкрикивая: «Нет паспортов! Нет границ! Рай – сейчас!». Я застремался. Джим воодушевился.

- Эй, что вы все здесь делаете? Вы хотите музыки? Нет, это не то, чего вы действительно хотите. Ооллрайт, я хочу видеть какое-то действие, здесь, на сцене, я хочу видеть тех, кому весело. Я хочу видеть, как люди танцуют. Нет правил, нет запретов, нет законов, давайте же! Хочу чтобы кто-то поднялся и полюбил меня в задницу. Давайте. Мне одиноко здесь, мне нужно немного любви…

Он повесил голову, и я подумал о Пэм. Теперь мне стало грустно и неловко за Джима. Не нужно ему выставлять себя таким беззащитным.

Майями был одной из последних попыток Джима высечь новую искру творчества и побороть демонов, которые всю жизнь лишали его душевного равновесия. Тех же демонов, что терзали Ленни Брюса, говорившего о больном мире, которому нужен шут или экзорсист.

Джим изо всех сил пытался найти выход, с помощью философских книг, психоделиков и алкоголя. Как и его романтические идолы, Ницше и Рембо, он идеализировал смерть. Стихи и сцена, кажется, были единственным, что заглушало его вечную тревогу.

Цитата:

Тот, кому дано дышать воздухом моих сочинений, познал, что то - воздух высот, дарующий бодрость. Человек должен быть рожден для него; иначе он принесет ему гибель.

- Фридрих Ницше

Конечно, ни группа, на публика не подозревали о намерениях Джима. Он не сказал нам, что принял кислоту перед Hollywood Bowl, и ни словом не обмолвился о том, что этим вечером собирается произвести инъекцию театра конфронтации в наше выступление.

В музыкальном смысле, хуже концерта у нас не было. После нескольких попыток сыграть хоть что-то, во время одной из которых кто-то из зала выплеснул на нас галлон флуоресцентной оранжевой краски, мы с Робби решили, что с нас хватит, и встали из-за инструментов, чтобы уходить. Левая сторона сцены громко затрещала и просела на несколько дюймов.

Винс Тренор живо описывает несколько дальнейших эпизодов: «Кто-то выпрыгнул на сцену и облил Джима шампанским, после чего тот снял с себя рубашку. Он был мокрый насквозь. «Давайте увидим немного голой кожи, давайте снимем с себя все», - сказал он, и шмотки пошли слетать. Я имею в виду, со зрителей».

К этому времени Джим зазвал на сцену немало фанов, они стали в круг и танцевали в обнимку. Полицейский и Джим обменялись головными уборами. На копе красовалась шляпа Джима с черепом и скрещенными костями, Джим напялил фуражку копа. Джим потянулся, сдернул свою шляпу у копа с головы и запустил ее в публику. Полисмен поддержал забаву, снял свою фуражку с головы Джима и тоже швырнул ее в зал.

Затем Джим прозрачно намекнул, что и сам не прочь раздеться догола. «Вы пришли сюда не за музыкой. Вы пришли за чем-то другим. Чем-то большим, чем вы в жизни видали». Рей заорал Винсу, чтобы тот остановил его. Винс продолжает: «Я обошел ударную установку Джона, стал у Джима за спиной и ухватился за петли для ремня на его штанах, чтобы не дать ему их спустить».

Я решил, что пора линять и спрыгнул со сцены, угодив при этом в осветительный прибор, который упал оттуда раньше. Оглянувшись, я увидел, как охранник, словно эксперт карате с черным поясом, бросил Джима вверх тормашками в публику, приняв его за фана.

Перепуганные насмерть, мы с Робби полезли по ступенькам на балкон, чтобы выбраться из этого мессива. Джим был уже в центре зала. Он вел «танец змеи», и за ним, выстроившись в затылок и пританцовывая, шли хвостом тысяч десять народу. Я глянул с балкона. Сверху все смотрелось, как гигантский водоворот, с Джимом в середине.

Я вошел в гримерку. Вслед за мной влетел запыхавшийся Сиддонс.

- Вытащи его оттуда, - потребовал я. – Его же затопчут!

- Именно это я и собираюсь сделать! – срывающимся голосом воскликнул Билл.

Через десять минут Король Ящериц, сопровождаемый толпой смеющихся и возбужденно разговаривающих людей, завалился в гримерку. Теперь он был совершенно трезв. Концерт протрезвил его получше, чем литровая кружка кофе!

Моя злость по поводу сорванного выступления поутихла, пока мы с Реем глядели из окна на расходящуюся толпу.

- Чувствуешь, какой драйв от них валит? - произнес Рей. Я и сам видел, что пипл расходится в очень приподнятом настроении, оживленно гомоня и жестикулируя.

- Смотри, смотри, как их прет, словно мы им дали заряд энергии, и теперь они выносят ее на улицы! – не унимался Рей. Может, он выдавал желаемое за действительное?

- Да чувствую я, чувствую! – отозвался я, думая, что хоть мы и сыграли лажово, но в целом все вышло довольно артистично. Я оглянулся на Робби, который что-то клевал со стола с бутербродами. Похоже, и он уже примирился с тем, что только что случилось на сцене. Одна подлая мыслишка, тем не менее, металась в моей голове, не давая расслабиться. Сойдет ли нам такое с рук? А если сойдет, то надолго ли? Досочка на вершине нашего пьедестала становилась все уже.

***

Из Майями мы полетели на Ямайку, на отдых. В самолете Джим рассказал нам, что опоздал на рейс из Нью-Орлеана из-за ссоры с Пэм. Намереваясь провести романтические каникулы, он арендовал старый ямайский плантаторский дом. Теперь ему пришлось селиться там одному. Дом стоял на вершине тропического холма, оживляя в памяти картинки о временах рабства. Прошло несколько дней и Джим пришел к нам в гости. Робби, я и наши уважаемые спутницы жизни, Линн и Джулия, снимали большой дом на воде. Джим сказал, что его короткое жительство на холме было «некайфовым». Он описывал, как сидел в столовой за длинным столом и кушал, а вдоль стен на стульях сидела прислуга, ожидая приказаний. Альковы в спальнях были занавешены кружевами для защиты от насекомых.

Я сочувствовал одиночеству Джима там, наверху, но чертыхался про себя при виде незваного гостя в нашем укромном местечке. Он был нажрамшись рому, и его присутствие меня нервировало. Он знал, что я злюсь из-за того, что он губит себя, но нам обоим было ясно, что с этим ничего не поделаешь. Через пару дней Джим убыл в Штаты, сразу после звонка Билла. Билл сообщил, что вышел ордер на его арест. Джиму было предъявлено обвинение в непристойном и оскорбительном поведении, выразившимся в симуляции орального совокупления и появлении голым в общественном месте. Я не мог поверить в текст формулировки! Да, Джим был пьян. Но: "симуляция орального совокупления"? Они, должно быть, имели в виду момент, когда Джим стал на колени перед Робби и уставился в упор на его пальцы, бегающие по струнам гитары. Поскольку сам он ни на чем играть не умел, он испытывал повышенный пиетет перед музыкантами. Позже появилось фото. Оно было использовано как свидетельство вопиюще непристойного акта феллацио, хотя в действительности на нем запечатлено лишь то, как Джим выражает свое восхищение талантом Робби. Как говорится, без всякого злого умысла. Тем не менее, власти в Майями утверждали, что Джим сделал Робби минет на сцене.

Если он действительно отчебучил такое, то почему его не арестовали прямо на месте? И почему полиция была такой дружелюбной после концерта?

Винс описывает, что происходило в первые дни после выступления. «Я с помощниками приехал в зал на следующее утро, паковать аппаратуру. Повсюду, так что ступить было некуда, валялись детали одежды. Пришли уборщики и собрали все в одну кучу, пять футов высотой и десять в диаметре. Там были лифчики, трусики, юбки, платья, блузки, свитера, подштанники, туфли, брюки, носки, кеды и босоножки. Интересно, что сказали детки предкам, вернувшись с рок-концерта домой без штанов?!

У нас оставалась неделя до начала тура по Восточному Побережью, так что я съездил домой в Андовер. У музыкантов был запланирован отдых на Карибах. Никто не делал из этого секрета. И вот, сижу я у себя в Андовере, когда начинается вся эта чертова шумиха. «Король Ящериц выставил напоказ свои интимные части тела!» Делаем выводы: 1) ордер было выписан с опозданием на девять дней; 2) в обвинении Моррисон был объявлен находящимся в розыске – хотя все знали о том, что группа уехала в отпуск - в ордере было указано, что обвиняемый покинул Майями, чтобы избежать судебного иска; 3)преследование по политическим мотивам? Как вы могли подумать!»

***

Когда вышел ордер, Джим уехал с Ямайки и вернулся в Эл.Эй. Весь наш тур из двадцати городов был отменен. Поль Ротшильд описывает обстановку в нашем офисе: «Они не могли найти работу. Промоутеры по всей стране отменяли концерты в таком темпе, с каким «Doors» успевали отвечать на телефон. Это были ужасные две недели полета в тартарары».

Винс добавляет: «Нас подвергли остракизму. Нас облили грязью. Мы стали неприкасаемыми, источником заразы. Нас решили «закрыть» с помощью прессы и общественного мнения».

Почему мир захотел поверить – и поверил – что Джим действительно оголился на публике? Если кому-то очень хочется видеть кого-то виноватым, это означает, что он не хочет видеть собственных проблем. Мне видится, что многие родители, которых взолновало, почему их дети пришли с концерта полуголыми, позвонили местным властям, и те решили использовать Джима в качестве примера морального разложения. А может быть, правые воспользовались случаем, чтобы слепить из г... пулю и разыграть свою политическую комбинацию. Fucking politics.

С другой стороны, а мог ли Джим не вляпаться в большую неприятность? В своей самодовольной манере всезнайки Рей сказал в интервью, что мы «были озабочены» по поводу Джима, после того, как его впервые арестовали в Нью-Хейвене. Были озабочены? Да мы знали, что у нас атомная бомба в группе! Бросьте. Мы были, как Слим Пикенс из фильма «Доктор Стрейнджлав», летящий к земле верхом на авиабомбе – только мы при этом делали вид, что ничего не происходит.

Мне было ясно, что все и должно было закончится чем-то подобным. Я реагировал, как шизофреник: одна моя половина ненавидела Джима, как Измаил – Ахава (герои книги «Моби Дик» Германа Мелвилла, прим пер.), за то что он тянет нас на дно. Другая твердила: «Может быть, все к лучшему, все к лучшему». Я был рад, что он сам остановил процесс превращения себя в идола, потому что это было гнилое дело. Как намекнул между строк Билли Джеймс, когда писал наши первые био для пресс-релиза «Elektra»: «Слишком много власти в руках Джима может грозить опасностью». Он, должно быть, предчувствовал хаос заранее.

***

В Очо Риос, Ямайка, все дышало очарованием и романтикой, но Джулия вела себя так, словно охладела ко мне. Прелестная вилла, которую мы сняли с Робби, расположенная на маленьком отдельном островке, не произвела на нее ожидаемого впечатления. Любовью она занималась механически. Без страсти. Мои фантазии на тему экзотического праздника жизни обломались, но на фоне общего облома после случившегося в Майями, у меня не было желания разбираться в причинах. Очередная попытка сунуть голову в песок. Я закрывал глаза на то, что у нас псих в группе, на то, что у меня сыпь от стресса, а теперь и на то, что моя девушка охладела ко мне. Мне было трудно представить, как я буду теперь играть, а уж обсуждать отношения с женщиной – и подавно. Лучше смотреть на все через розовые очки. Спасибо, мамочка. Пусть грязь осядет на дно стакана, а мы пока помедитируем. Спасибо, Махариши.

Последние дни в раю были тихими и сонными, словно мы хотели забыться пред тем, как окунуться в реальность в Лос-Анджелесе и, возможно, на судебном процессе в Майями. Я только что пережил чертов циклон, и теперь все, чего мне хотелось - так это курить траву, пить ром да любоваться закатом.

И вот, долюбовался. По дороге домой Джулия выдала мне новость прямо под дых: она беременна! У нас все было просто замечательно, и теперь она решила, что пора заводить детей. Я еще не успел толком разобраться, хочу ли быть мужем, не то что отцом! По глазам Джулии было видно, что она ждет, что я просияю и воскликну: «У нас будет ребенок!» А я не мог поверить ушам и молчал, как немой.

Я пару раз интересовался у Джулии, предохраняется ли она. Но тогда, в 1969-м, это считалось чисто-женским делом, и мы не очень углублялись в эту тему.

***

Теперь у нас возникла капитальная проблема. Меня воспитали католиком, мне всегда было неловко от всего, что связано с сексом, и я не стал выяснять, как и почему это случилось. Случайно? Я не знал. Но я знал точно, что ситуация меня бесит. Я не хотел ребенка, а она, судя по всему, хотела и очень. Она не делала никаких заявлений по этому поводу, но… Весь следующий месяц мы сходили с ума, решая, что делать – аборты в то время были под запретом. Я был в мыле, пытаясь найти врача, который пойдет на это. Мой масажист-мануальщик в конце концов привел доктора, и Джулия согласилась.

Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 577 | Нарушение авторских прав