АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Клинические особенности обследуемых, совершивших убийства в состоянии аффекта

Группу составили 25 обследуемых. К моменту АСПЭ наибольшее число — 15 человек (3/5) — было в возрасте 30—47 лет; по 5 человек — в возрасте 22—29 и 50—57 лет, т. е., большинство находилось в зрелом возрасте.

Наследственность. В семьях 18 обследуемых среди кровных родственников был выявлен алкоголизм: отцы — 11 семей, отцы и матери — 2 семьи, родные братья — 6 семей, в одной семье — сын и дядя; всего 23 человека. В семьях двух обследуемых у кровных родственников были выявлены по одному случаю хронических психозов, требовавших неоднократного стационирования; в двух семьях сыновья страдали эпилепсией; в одной семье два родных брата покончили жизнь самоубийством и еще в одной семье обследуемой страдал олигофренией.

Все пьющие отцы — 13 человек отличались возбудимым, злым, жестоким характером. Две матери (страдающие алкоголизмом) были злые и жестокие.

Условия жизни в детстве и пубертате выявлены в 22 семьях: удовлетворительные — в 13 и плохие, главным образом в связи с пьянством отцов, — в 9 семьях.

У 24 обследованных пубертатный период прошел без особенностей; одна в этот период привлекалась к уголовной ответственности за участие в избиении школьной подруги.

15 обследуемых имели среднее, а 9 — неполное среднее образование. Лишь одна осталась малограмотной. В последующем двое получили высшее образование и работали экономистом и начальником ОТК. Остальные учились или закончили техникумы, ПТУ и другие средние учебные заведения. Позже они работали бухгалтерами, с/хоз. рабочими, продавцами, воспитателями в яслях и детских садах, поварами, официантками, малярами-штукатурами. Многие в последующем повышали свой уровень квалификации или их просто продвигали по работе, которую они меняли неохотно и чаще по независящим от них причинам. В общении с сослуживцами чаще были избирательно-общительными или же малообщительными и даже замкнутыми. Сотрудниками считались добросовестными, надежными.

Большая часть обследуемых были физически здоровы. У четырех в анамнезе отмечены легкие ЧМТ, еще у трех в детстве были церебрально-органические жалобы, позже прошедшие. У двух — в зрелом возрасте возникла гипертоническая болезнь, у одной она сопровождалась инсультом; у одной диагностировали атеросклероз сосудов головного мозга.

В характере подавляющего числа обследуемых встречался ти-мопатический радикал. Он мог явиться преобладающей чертой характера. В этих случаях встречались циклоидные, реактивно-лабильные и изредка конституционально-депрессивные личности. У сенситивных шизоидов и психастеников тимопатический радикал так же встречался с постоянством.

В течение жизни у обследованных аутохтонно или после психогений возникали субдепрессивные состояния. В случаях серьезных психических травм (смерть ребенка, развод с мужем) субдепрессии принимали протрагированный характер.

Во время АСПЭК психологи обнаружили у 16 обследуемых психический инфантилизм; клинически он был выявлен почти у всех. В наиболее заметной форме инфантилизм проявился в период супружеской жизни.

Нередко психологи выявляли у обследуемых отчетливую психическую ригидность.

Обследуемые вступали в брак в 20—22 года, реже раньше или несколько позже. До брака большинство из них не вступало в интимные отношения. Выходили замуж по любви или потому что «так принято». Многие считали замужество залогом счастливой и крепкой семьи, которую хотели создать. У некоторых отношения с мужьями (хотя они их и любили) отступали на второй план, даже если могли быть сексуально зависимы от них. Первое место занимали дети и семья. Бывшие ранее в годы учебы интересы, нередко разнообразные, в период замужества быстро гасли. Мужьям обследуемые сохраняли верность. С годами круг их интересов все более ограничивался семьей и работой.

В быту обследуемые проявляли себя хорошими хозяйками, трудолюбивыми, аккуратными, заботливыми в отношении членов семьи. К детям, а иногда и к внукам, относились внимательно, интересовались их учебой; могли быть строгими, иногда контролировали их поведение, но без явной раздражительности и излишней суровости. Интересы семьи стояли у них на первом плане.

Продолжительность первого брака колебалась от года до 25 лет, в последних случаях браки продолжались вплоть до правонарушения. В случаях развода при первом браке инициаторами были чаще обследуемые. Причина развода всегда — пьянство мужа. Развод возник у 16 человек, которые достаточно скоро вновь выходили замуж или же имели сожителей. Продолжительность новой семейной жизни составляла 2—3 года (редко), а обычно — 5— 8 лет. Во все годы супружеской жизни обследуемые всегда проявляли терпение и покорность.

Почти все обследуемые имели к моменту правонарушения детей, чаще малолеток или подростков, реже взрослых, живших отдельно.

У всех обследуемых и первые, и последующие мужья и сожители отличались сходными чертами характера, среди которых главными являлись раздражительность, взрывчатость, нетерпение, а временами они становились злобными и даже впадали в ярость. Они не были отходчивыми, и поэтому возникшие у них аффективные реакции на какое-то время могли «застрять», т. е. их аффектам была свойственна вязкость. Обычно они были о себе высокого мнения, легко вступали в споры, были несговорчивы и упрямы. Такие качества характера вспыльчивость и гневливость проявлялись прежде всего в семье, а чувство своего превосходства и любовь к спорам — вне дома. На людях они обычно были способны контролировать свою эксплозивность. Семейные дела занимали их мало. Заботы по дому они стремились переложить на жен. Дети их мало интересовали. Из мужей и сожителей у 10 человек существовали отчетливо выраженные идеи ревности.

В профессиональном отношении мужья и сожители были обычно ниже своих жен. Среди них преобладали неквалифицированные строительные рабочие, грузчики, подсобные рабочие, изредка встречались шоферы. Стремления к повышению своей квалификации у них не было. Пять мужей и сожителей привлекались к уголовной ответственности за кражу; четверо были приговорены к лишению свободы. Многие подвергались различным административным взысканиям за хулиганство и появление в пьяном виде в общественных местах.

Таким образом, по особенностям своих личностных черт и жизненным установкам, обследуемые во всем являлись антиподами мужей. Это различие сохранялось вплоть до правонарушения.

Первое замужество первоначально в ряде случаев казалось удачным: «Вначале жили хорошо». Однако затем через месяцы, самое большее через год, «муж начинал алкоголизироваться». Все новые мужья и сожители пили уже давно и много.

К моменту своей смерти более 2/3 мужей и сожителей страдали алкоголизмом второй, а иногда второй-третьей стадии; у остальных существовал алкоголизм первой-второй стадии.

Среди обследованных, 18 человек после замужества начали употреблять алкоголь. Выпивки происходили среди знакомых, в значимые дни, в части случаев вместе с мужьями, в том числе и для того, чтобы уменьшить дозу спиртного, употребляемого мужем. Разовые дозы алкоголя у обследуемых составляли 100—150, реже 200—250 мл водки. В состояниях опьянения они вели себя спокойно. Можно сказать, что большинство из них были почти или полными абстинентами.

К моменту совершения убийства у 19 обследуемых сохранялась хорошая социальная адаптация; у пяти она была снижена по независящим от них социальным причинам, а также по болезни. Лишь у одной обследуемой (наблюдение № 5) социальная адаптация была утрачена.

Материальное положение обследуемых к моменту правонарушения определялось бедностью (16 человек) или нищетой (9 человек).

К этому времени у большинства мужей и сожителей была выявлена полная социальная дезадаптация; у остальных — резкое ее снижение. В основном они вели паразитический образ жизни по отношению к работающим женам и жили за их счет. Они уносили из дома вещи, продукты, в том числе жизненно необходимые семьям на данный момент; продавали домашнюю птицу, пытались резать для продажи мелкий скот (коз). Для большинства мужей и сожителей были применены такие частично или полностью слова, сказанные обследуемой: «Пил, бил, воровал, сел».

Начавшееся, а в основном уже существующее пьянство мужей в последующем лишь усложнялось во всех свойственных алкоголизму характеристиках. Особенно часто встречались измененные формы алкогольного опьянения. В них всегда доминировали черты, свойственные мужьям в трезвом состоянии, но резко усиливающиеся в состоянии опьянения. Если замужество было повторным, то перечисленные особенности опьянения у мужей и сожителей были выражены в большей степени.

Первоначально агрессивность мужей проявлялась недовольством, грубостью, бранью, циничными и оскорбительными словами. Затем начинались избиения. В ход шли не только кулаки и ноги, но и подворачивающиеся под руку предметы: ножки от стула, скалки, ручки от щеток. Одну обследуемую муж избивал цепью. Кулаками били по лицу и голове; подручными предметами и ногами — в первую очередь по корпусу, особенно когда обследуемых сбивали с ног. Избиения могли сопровождаться унизительными для обследуемых поступками или требованиями: им плевали в лицо, заставляли вставать раздетыми на колени и просить прощения, выгоняли на улицу полураздетых в любое время года, заставляли спать у порога. Могли намотать волосы на руку и бить головой о стену. Били в одно и то же место, чтобы было больнее. Заставляли в присутствии детей и без вступать в извращенные и унизительные формы половых отношений. Могли, приходя пьяными ночью, сбросить сонную с кровати и начать бить. При избиениях могли угрожать ножом, топором, тяжелыми металлическими предметами, говорить об убийстве. Часто при экзекуциях присутствовали дети. Они плакали, кричали, орали. На них мужья не обращали внимания. Особой жестокостью отличались ревнивые мужья и сожители.

Обследуемые пытались уклониться от ударов, хватали детей и убегали из дома. Прятались в сарае. Нередко забивались в угол, с особым постоянством на кухне, где нередко и происходило избиение. Обычно они не кричали, а молчали или плакали.

Избиения чаще совершались по вечерам и ближе к ночи, иногда же в начале ночи. Именно тогда пьяные мужья обычно приходили домой. Дневные избиения первоначально встречались редко. По мере углубления алкоголизма мужей, при появлении похмельных состояний и измененных форм опьянения избиения могли начаться и в первую половину дня. Поводом в этих случаях являлся отказ дать денег на опохмеление, просто их отсутствие, защита обследуемыми сохранности продуктов и имущества. Избиения в это время могли стать неоднократными — в первую половину дня в связи с похмельем, к вечеру — в связи с опьянением.

В первое время избиения возникали эпизодически. Протрезвев, мужья могли просить прощения, давали обещания больше не пить и не драться. Им, как правило, верили, уговаривали больше не пить. Обследуемые в своем подавляющем большинстве надеялись, что их мужья перестанут пить, избиения прекратятся, жизнь наладится. У многих эта вера наперекор всему сохранялась годы. О том, что их бьют, обследуемые не говорили сотрудникам по работе. Если их спрашивали о причине синяков на лице — отмалчивались или ограничивались случайными отговорками. Лишь трое из них обращались в милицию с жалобами, оставленными без последствий.

Желая как-то оградить себя от побоев, обследуемые нередко выпивали с мужьями, надеясь тем самым уменьшить глубину их опьянения, хотя употребление алкоголя их тяготило. Доза спиртного, принятого женщиной, как об этом говорилось выше, была невелика. К урежению последующих побоев совместные выпивки не приводили. Скорее происходило обратное. У мужей постоянно возникал во время выпивок повод к чему-нибудь придраться, а затем могло последовать и избиение.

Со временем у обследованных появлялись мысли о разводе. Некоторые из них добивались расторжения первого брака, после чего вступали во второй. С новыми мужьями и сожителями все оставалось по-прежнему, повторялось сразу или же вскоре после начала совместной жизни. С новыми брачными партнерами отношения складывались так же, но на тот раз разводы не совершались.

Агрессивное поведение мужей и сожителей и в первом, и в последующем браке усиливалось за год-два, нередко за больший срок до их убийства. Именно в этот период времени у обследуемых появлялись стойкие изменения настроения и самочувствия. Возникало подавленное настроение, в том числе и с ретроспективной оценкой прошлой супружеской жизни: «да жилось тоскливо»; «за 20 лет едва ли наберется неделя благополучной жизни»; «13 лет была хуже половой тряпки»; «со скотиной так не обращаются»; «сколько было унижений»; «относился хуже, чем к собаке» и т. д. Подобного рода признания часто встречались в протоколах обследования психологов. Дело в том, что у них всегда имелось больше времени для бесед с обследуемыми, чем экспертов, да и происходили эти беседы с глазу на глаз.

Подавленное настроение сопровождалось рассеянностью, забывчивостью, нередко трудностью сосредоточения. Начинали допускать ошибки в работе. Возникала несвойственная ранее раздражительность. Все это напоминало астению. Следует, однако, заметить, что большинство обследуемых вплоть до правонарушения выполняло не только профессиональные обязанности, в том числе и в форме подработок. На их плечах было хозяйство, дети, работа на приусадебных участках, помощь престарелым родителям, уход за внуками и т. п.

Обследуемые нередко говорили, что физическая работа, в частности движение, улучшают, а не ухудшают, их состояние. При них ослабевают и даже могут исчезнуть на какое-то время подавленность и чувство тягостного ожидания беды. В отдельных случаях находили себе просто какое-то занятие, т. к. оно приносило облегчение.

Соматические жалобы чаще всего были обусловлены вегетативными расстройствами: различные формы нарушения сна, потливость, зябкость, тахикардия, колебания уровня артериального давления. Могли возникать парэстензии, неприятные ощущения в различных участках тела. При обращении к терапевтам чаще всего диагностировали вегетососудистую дистонию или неврастению.

За различные сроки до правонарушения продолжительностью в недели-месяцы пониженное настроение с тревогой усиливалось и могло сопровождаться периодически возникающими страхами за собственную жизнь или (и) жизнь детей.

Обычно убийству, совершенному обследуемыми, предшествовали дополнительные вредности. У11 человек это было алкогольное опьянение. Чаще выпивка происходила, как это бывало и раньше, в компании с мужем или сожителем. Дозы выпитого обследуемыми были обычно невелики — 2—3 стопки (100—150 мл) водки, реже несколько более. Во время выпивки обследуемые вставали, хлопотали на кухне. Нарушений координации движений у них не было. Этот факт мог быть отмечен и в материалах дела. Позже, во время АСПЭК многие говорили, что чувство опьянения было легким и его даже могло не быть. Убийство всегда совершалось в одиночку. Если и были свидетели, то ими являлись лишь дети или подростки. Но чаще совершалось спустя некоторое время после принятия обследуемыми спиртного.

У части обследуемых перед приемом алкоголя или без него существовали временно астенизирующие факторы: вечернее время, утомление на работе или по другой причине: недосыпание, охлаждение, могли угореть в бане. Встречались случаи внезапного насильственного пробуждения от сна, которому до этого предшествовало утомление. У одной обследуемой за три месяца до правонарушения возник инсульт с последующей астенией.

В большинстве случаев убийство совершалось вечером, к ночи, иногда около полуночи. Убийства в другое время суток, например днем, встречались много реже. Поводом для убийства всегда являлось агрессивное поведение пьяных мужей и сожителей, очень часто сопровождаемое угрозами убийства. Таким образом, почти во всех случаях убийству предшествовала стереотипная аффектогенная ситуация.

Нередко агрессия мужей проявлялась внезапно, совершенно неожиданно для обследуемых: «Я даже подпрыгнула от неожиданности и страха», — говорила позже одна из них.

Обычно в связи с агрессивным поведением пьяных мужей менялось и психическое состояние обследуемых. Аффективным нарушением, предшествующим правонарушению, обычно был страх. Возникнув, он очень быстро резко усиливался. В случае внезапной агрессии он мог сразу же быть крайне интенсивным.

Это был страх смерти или увечья, к нему мог присоединиться страх за детей. Иногда испытывали нечто более сильное, чем страх: «Внутри даже не страх, а что-то более сильное», испытывала сверхстрах». В какой-то момент обследуемые внезапно из жертв превращались в нападающих. Они обычно помнили, как это происходило. Позже, во время АСПЭК они могли рассказать о начале собственной агрессии: «Бил, угрожал, прижал спиной и краю столешницы, я завела руку назад, чтобы защитить спину от боли, в руку попал нож...»; «муж выстрелил в стену, затем в пол прямо у моих ног, навел на меня винтовку, находился в метре, я винтовку вырвала...»; «размахивал перед лицом сапожной лапой и все метил в голову...»; «повалил на пол и начал избивать ногами, я вывернулась и сбила его с ног...».

У ряда обследуемых за какие-то моменты перед совершением убийства могло возникнуть ощущение, которого раньше никогда не было: «словно какая-то волна захватила»; «случилось нечто необычное»; «сорвалась с места»; «внутри все замерло, потом какая-то сила появилась»; «острое чувство безысходности»; «чувствовала прилив необыкновенной силы» и т. д. Говорили о том, что в этот момент ничего не слышали, хотя в материалах дела могли встречаться указания на крики или плач детей. Не видели окружающих предметов, натыкались на них. Окружающее воспринималось неотчетливо. Могло возникнуть ощущение резкого ускорения, остановки и даже исчезновения времени. Некоторые говорили, что ничего тогда не понимали в происходящем. Могли не чувствовать силы удара. Испытывали ощущение скованности, особенно в руках и ногах. Возникало ощущение, что пол уходит из под ног или просто исчезал. Мужья могли восприниматься необычно. Помнили их изменившиеся лица и руки; иногда возникало ощущение, что они отдаляются и приближаются: «лицо мужа расплывалось, то приближаясь, то удаляясь».

Перечисленные симптомы представляли собой деперсонализацию, дереализацию, психосенсорные расстройства, аффект недоумения (растерянность), иллюзорное восприятие агрессора.

Внезапно мог возникнуть и мгновенно пронестись в голове поток мыслей, содержание которых касались тягостных событий прошлой жизни. Возможно, что это были пароксизмы ментизма. В некоторых случаях остро возникали образные, обычные сценоподобные представления. Их содержание касалось обычно своих детей: «перед глазами стоял ребенок», «сразу представила детей в детском доме, казалось, что они погибли», «увидела убегающего в темноту сына». Оценить данное расстройство можно попытаться по аналогии. Ж. Сегля (1895) и С. А. Суханов (1905) описали существование при навязчивых влечениях, сопровождаемых страхом осуществить их, следующее: одновременно с влечением на высоте его развития, возникала яркая картина последствий его осуществления. Авторы обозначали это явление термином «галлюцинаторные обсессии» и отнесли его к «псевдогаллюцинациям Кандинского». Может быть, и в данных случаях возникало аналогичное нарушение?

Таким образом, помимо выраженного страха, появляющегося перед убийством и особенно выраженного в момент его совершения, могли возникать острые, кратковременные и полиморфные психопатологические симптомы. Их содержание обычно прямо или косвенно отражало психотравмирующую ситуацию.

Все перечисленные симптомы, в том числе страх, позволяют диагностировать у обследуемых перед и в момент правонарушения ухудшение ясности сознания. Судя по отдельным сведениям, убийство совершалось мгновенно или за 1—3 минуты. Сразу же после него большинство женщин испытывало слабость, разбитость, дрожь, особенно в ногах, трудно думать или просто не было мыслей. Некоторые, несмотря на эти расстройства, пытались сами оказать мужьям посильную помощь или же обращались к соседям, прося вызвать врача. У некоторых возникал резкий упадок сил и чувство безразличия. Они какое-то время сидели неподвижно. У двух обследуемых подобное состояние бессилия неожиданно возникло через несколько дней — неделю после совершенного убийства. До этого они продолжали испытывать чувство резкого напряжения.

Вскоре после наступления постаффективной разрядки у многих обследованных возникало чувство морального облегчения. Исчезли бывшие ранее напряжение, тревога, страх за свою жизнь и жизнь детей.

В 16 наблюдениях орудием убийства являлся кухонный нож — избиения происходили чаще всего на кухне. Обычно наносился один удар, попадавший в область груди (т. к. нападающий и его жертва находились рядом и могли соприкасаться телами). Реже наносили 2, а еще реже 3—4 удара. Иногда в ход шел топор — 3—5 ударов. При использовании утюга или табуретки наносились множество ударов. В одном случае пьяный муж был застрелен из винтовки, из которой он предварительно сам стрелял. Единственный смертельный выстрел был произведен с расстояния менее метра. В двух случаях пьяные мужья были сбиты с ног и затоптаны. В одном случае муж был задушен спящим.

В последующем у большинства обследованных, несмотря на чувство облегчения на недели — многие месяцы продолжало оставаться пониженное настроение. В ряде случаев наблюдались образные воспоминания содеянного.

Во время проведения АСПЭК у большинства обследуемых существовало отчетливо пониженное настроение. Они сожалели о случившемся. Некоторые при этом плакали. Обычно убитых жалели, но часто добавляли «как человека». Нередко из контекста разговора можно было сделать вывод о том, что чувств к убитому, как к мужу, теперь нет. Иногда об этом говорили прямо: «Убил он все во мне». Как правило совершенное убийство вызывало недоумение: «Так ведь никогда не было, всегда терпела и вдруг случилось такое». Могло существовать чувство вины, но всегда с оговоркой, что иначе было нельзя.

Отдельные обследованные не испытывали подавленного настроения и не жаловались на него при задаваемых вопросах. Они не жалели убитых и не сожалели о содеянном. Им было свойственно отчетливое чувство облегчения. Даже могли сказать, что тюрьма была бы для них легче, чем их прежняя жизнь. Себя виноватыми не считали. Надеялись на смягчение обвинения и приговора.

Все обследуемые хорошо говорили о событиях, предшествующих убийству. О моменте самого убийства говорили хуже, могли ссылаться на запамятывание отдельных событий. Иногда сообщаемые ими сведения расходились с теми, которые они сообщали следователю. По сообщаемым фактам можно было схематически представить себе случившееся. Обычно соглашались с тем, что было написано в материалах дела. Некоторые говорили, что вспомнить о случившемся им помогли сотрудники милиции или соседи. Запирательств при рассказах о содеянном не было.

При психологическим обследовании у 14 человек в момент правонарушения был выявлен физиологический аффект. В двух случаях он был оценен как атипичный, а еще в двух, как «более глубокий, чем физиологический аффект»; у 6 обследованных был выявлен просто аффект.

В. А. Внуков считал, что убийство представляет собой стеническую реакцию С таким высказыванием можно не согласиться. И. Н. Введенский (М., 1950), обсуждая вопрос о «реакции короткого замыкания» высказал мнение о том, что клинические проявления отражают астенические черты личности: недостаточную активность, пассивную подчиняемость обстоятельствам, малую, а чаще полную неспособность противостоять психотравмирующим условиям жизни. Поэтому «преступный акт, несмотря на его внешне тяжелый и агрессивный характер... является скорее выражением отчаяния, непреодолимого гнева, скорее безнадежности, чем активной защиты, скорее ухода от истомившей ситуации, чем стремлением восторжествовать над ней».

Правомерно сделать предположение, что убийства, совершенные наблюдавшимися женщинами, в зависимости от ряда обстоятельств, главным из которых является их личность, могут относиться то к астеническому типу убийства (обследуемые аффективной группы), то к стеническому типу убийства (обследуемые, совершившие убийство вне состояний аффекта).

По заключению комплексной психолого-психиатрической АСПЭК у четырех обследуемых были диагностированы отдельные психопатические черты характера (1) и психопатии; у четырех — депрессивные состояния на фоне легкой остаточной органической симптоматики (ЧМТ, инфекционные болезни); у двух — органическое поражение ЦНС сосудистого генеза (гипертоническая болезнь и атеросклероз сосудов головного мозга) с церебрастеническими расстройстрвами; у двух — олигофрения степени легкой дебильности; у одной — остаточные явления органического поражения ЦНС с редкими вегетативно-сосудистыми пароксизмами; у одной — «реакция короткого замыкания». 11 обследованных были признаны психически здоровы. 24 обследованных были признаны вменяемыми. У двух, кроме того, было дано заключение (после 1998 года) о том, что к ним применена статья 22 УК РФ. Одна обследованная диагнозом «реакция короткого замыкания» была признана невменяемой.

Привлеченные диагностические заключения вызывают ряд вопросов.

1. В психическом статусе во время АСПЭК у 20 обследованных была отмечена субдепрессия, в то время как при диагностике о ней упоминалось лишь в четырех случаях.

2. У всех обследованных и клиницистами, и психологами была отмечена длительная, нередко многолетняя психическая травма, при которой в течение самое меньшее года (редко), а обычно в течение двух-трех и даже более лет отмечалось депрессивное состояние с соматическими жалобами, обычно сопутствующими депрессиями. Глубина этих депрессий была невелика и они оставались все время на «амбулаторном» (циклотимическом) уровне. То, что они не сопровождались двигательным торможением и, как правило, сочетались с постоянными тревожными опасениями или просто с тревогой, а в последствии и тревогой, страхом, позволяет отнести их к смешанным состояниям циклотимической глубины.

3. Во всех случаях был диагностирован аффект.

Эти три обстоятельства не нашли своего отражения в диагностических заключениях АСПЭК.

Правомерно дать предположительные варианты диагностических заключений обследованных. Предварительно следует отметить, что экспертная оценка вменяемости-невменяемости во всех случаях остается прежней. Что касается окончательного диагноза, то у подавляющего большинства обследованных он мог быть сформулирован следующим образом: протрагированное субдепрессивное состояние, обусловленное хронической психогенией (депрессивное патологическое развитие по П. Б. Ганнушкину) у психопатической личности или личности такого-то круга (тимопатической, шизоидной, психастенической и т. д.), осложненное тем-то. В момент правонарушения обследуемая находилась в состоянии аффекта и оно было совершено по механизму «реакции короткого замыкания».

Дата добавления: 2015-10-19 | Просмотры: 523 | Нарушение авторских прав