АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Наблюдение № 1

С. — 43-х лет, обвиняется в убийстве. АСПЭК Костромской области психиатрической больницы от 28 января 1997 г. Акт № 53.

Из материалов уголовного дела, со слов испытуемой известно: наследственность психическими заболеваниями не отягощена. Родители отличались спокойным, покладистым характером. Испытуемая родилась от нормальной беременности, родов, 4-м ребенком. В детстве росла и развивалась правильно. Формировалась тихой, послушной, добросовестной. Всегда ответственно относилась к любым поручениям. Тяжелые соматические заболевания не переносила. В школу пошла своевременно, училась «без троек». Была застенчивой. Сама инициативы не проявляла, к лидерству не стремилась. Замечания в свой адрес переживала болезненно, снижалось настроение, выискивала в себе недостатки. Долгое время не могла прийти «в норму». В период полового созревания каких-либо расстройств психической деятельности у нее не наблюдалось. Месячные начались с 14-ти лет, установились сразу. По характеру не менялась. Окончила 10 классов, кооперативный техникум, работала экономистом. С 20-летнего возраста проживала одна. Из-за стеснительности, робости не могла познакомиться с молодыми людьми. Инициативы никогда не проявляла. В 20 лет вышла замуж, спустя год родила ребенка. Роды протекали нормально, ребенок родился здоровым. Муж практически с самого начала семейной жизни стал злоупотреблять спиртными напитками, работал сантехником. Приработок тратил на спиртное. Когда приходил домой пьяный, ничем не занимался, ложился спать. В последующем с усилением пьянства становился все более раздражительным, придирчивым, конфликтным. С 1990 г. стал пить практически каждый день, стал проявлять агрессию по отношению к жене, дрался, бил кулаками и различными предметами по телу, голове, выгонял из дома. К этому времени семейные отношения были очень плохими. Со слов испытуемой жила в основном ради ребенка. На работе характеризовалась положительно. В характеристике указано, что проявила себя как грамотный работник, знающий свое дело. Замечаний не было. Соседями характеризовалась вежливой, положительной. Отмечено, что вела трезвый образ жизни, была заботливой матерью. В 1991 г. 9-летняя дочь испытуемой была сбита машиной и погибла. Потерю дочери перенесла крайне тяжело. Смерть ребенка восприняла, как «крушение всей жизни», не могла поверить, что такое случилось. Первое время практически ничего не могла делать, сидела в одной позе, плохо воспринимала слова окружающих, не понимала, что происходит. Спустя несколько дней после гибели дочери появились слезы, оставался стойко сниженный фон настроения, не могла ни о чем думать, кроме как о ребенке, ежедневно ходила на кладбище, осунулась, постарела. Считала и тогда, и в последующие годы, что муж виновен в смерти дочери. Муж все время, несмотря на трагедию, продолжал пьянствовать. Два года испытуемая не могла забеременеть, хотя страстно хотела иметь ребенка. В 1994 г. родила второго ребенка, воспитывала в условиях гиперопеки. Постоянно переживала о том, что с ребенком может что-то случиться. Мужа как человека уже не воспринимала. Побои, пьянство сносила безропотно, попыток к разводу не предпринимала, так как, по ее слова, квартиру разменять было невозможно, а без этого разводиться смысла не было. В последнее время с работы испытуемая приходила поздно, муж забирал ребенка из детского сада ежедневно. Из материалов уголовного дела известно, что 28 апреля 1996 г. С. в своей квартире причинила своему мужу черепно-мозговую травму, от которой он в больнице скончался. В ходе следствия испытуемая показала, что придя домой, в тот день она увидела двери квартиры распахнутыми. Муж сидел на полу, был сильно пьян. Она растолкала его, спросила «где дочь?», он ответил, что забрал ее из садика, но ее, т. е. дочери, нигде не было. Что случилось потом, она не помнит, отключилась. Возникло сильное волнение, перед глазами все потемнело. Чем била мужа, сказать не могла, но полагала, что била табуретом. Помнит, что выскочила из квартиры, побежала в садик. Найдя дочь, вернулась домой. Увидела мужа на полу, не предполагала что с ним, подумала, что он валяется пьяный, а когда услышала, что он хрипит, вызвала «скорую» и милицию. Из показаний сестры испытуемой, С. говорила ей, что когда не обнаружила дочери в квартире — «психанула». Что сделала — не помнит. Помнит, что побежала в садик проверять ребенка, вернулась, удивилась, что Николай хрипит, вызвала скорую помощь. Виноватой себя совсем не чувствовала.

При амбулаторном обследовании в настоящее время (спустя 9 месяцев после совершения правонарушения) установлено следующее: Физическое состояние удовлетворительное. Нервная система: без знаков очагового поражения.

Психическое состояние: настроение снижено, несколько заторможена идеаторно. Жалуется на чувство пустоты в душе, слабость, плохой сон с кошмарными сновидениями. Говорит, что ей тяжело все делать, работает машинально, просыпается рано. В то же время отмечает, что в настоящее время состояние ее несколько улучшилось и с течением времени становится лучше. Тягостные воспоминания постепенно уходят, переживания ослабевают. Остается тревога, беспокойство, т. к. не знает, что с ней будет дальше, а с ее судьбой впрямую связана судьба ребенка. Описывает себя человеком спокойным. Говорит, что ей никогда не были свойственны агрессивные формы поведения, она всегда уступала. В школе никогда не была лидером и в последующем старается не выделяться особо. Главным приоритетом в жизни являлась семья, а в семье — ребенок. Причем ребенок стал высшей ценностью для нее не сразу а тогда, когда пришло окончательное понимание, что жизнь с мужем и не наладится, человек он пропащий, чувств к нему больше не было. Не могла уйти от него, т. к. по своей сути была не способна к активным действиям, хотя пьянство мужа и нанесение ей побоев переносила тяжело. Говорит, что уже к 90-м годам стала замечать у себя не свойственную ей раздражительность, утомляемость, пониженное настроение. После смерти дочери с ней случилось что-то «страшное», она как бы обездвижила, не могла двигаться, думать, плакать. Слезы появились в последующем, и стало как будто легче, но подавленность и тревога не проходила. Когда родился второй ребенок, все ее мысли были сосредоточены только на нем, беспокоилась, что сама не могла брать дочь из садика, но в этом плане доверяла мужу, т. к. в любом случае, даже в самом пьяном состоянии, всегда приводил ребенка. Когда в день правонарушения она вернулась домой и увидела пьяного мужа на полу без малыша, внутри «словно что-то оборвалось». Помнит, как подбежала к мужу, стала трясти его, спрашивать, где дочь. Отчетливо помнит, что он сказал ей: «Девочку брал». После этих слов мужа у нее возникло такое состояние, будто она «провалилась куда-то». В голове калейдоскопом одна за другой прокрутились несколько картин о том, что второй ребенок сбит машиной, что он в морге, что его хоронят. Как действовала дальше, не помнит. Чем била мужа не знает, но допускает, что била табуретом. Воспоминания сохранились относительно того периода, когда выскочила в коридор, побежала в детский сад, встретила дочь. В этот момент напряжение резко спало. Появилась непреодолимая слабость, еле доплелась до подъезда. Когда зашла в квартиру и увидела лежащего мужа, не подумала, что с ним что-то случилось, тем более не было мысли, что она что-то сделала с ним. Его неестественный хрип ее очень удивил. Она побежала вызывать милицию и «скорую». Во время беседы испытуемая подчеркивает, что смерть мужа перенесла словно автоматом, словно не с ней все происходило: когда его увезли, когда он умер, своей вины не чувствовала. Позднее в связи с возбуждением уголовного дела, после беседы со следователем, когда более или менее представила то, что могло происходить между ними, возникли страх и чувство жалости к мужу, но без чувства вины. При обследовании отмечаются явления истощаемости психической деятельности испытуемой, трудности сосредоточения, неустойчивость внимания, общее замедление и обеднение психической деятельности. Психопродуктивных расстройств (бреда, галлюцинаций) во время осмотра не определяется.

Из акта экспериментально-психологического исследования. На психотравмирующей ситуации в семье, которую С. воспринимала, как тупиковую, на фоне пониженного настроения, существовавшего длительное время, переживаний и мыслей, что в гибели первой дочери виноват муж, в момент непосредственной предшествовавший правонарушению, у С. развился аффект страха потери второго ребенка по тем же причинам, что и первого. Вслед за ним возникла острая аффективная реакция с разрядкой накопившихся аффективных переживаний. Сознание С. было изменено, двигательная разрядка была мощной, сопровождалась стереотипными действиями большой силы. После сброса части напряжения на фоне аффективно измененного сознания у С. стали проявляться другие уровни реагирования, связанные с ее материнской ролью — она побежала искать ребенка. Найдя его, испытала состояние постаффективной разрядки. Налицо были все признаки, характеризующие аффект. Осознание противоправных действий у С. определенное время отсутствовало. Вернувшись домой, была удивлена состоянием мужа, отмечались признаки отчужденности — смерть мужа пережила «как автомат». Полное осознание содеянного и эмоциональная реакция в виде страха, жалость к мужу, но без чувства вины, возникли лишь в кабинете следователя при восстановлении с его помощью картины случившегося. Противоправные действия С. противоречат социально-положительной направленности ее личности. Об этом свидетельствует так же глубина ее реакции на правонарушение — у С. на момент обследования отмечалось пониженное настроение с заторможенностью, чувством опустошенности в душе.

На основании изложенного комиссия приходит к заключению, что в настоящее время С. обнаруживает признаки протрагированной депрессии, связанной по времени с гибелью первой дочери. На это указывают депрессивный фон настроения испытуемой, идеаторная и моторная заторможенность, истощаемость психической деятельности, психогенное содержание высказываний. В момент совершения противоправных действий С. находилась во временном болезненном расстройстве психической деятельности в форме «реакции короткого замыкания». На это указывает возникновение на фоне длительной психотравмирующей ситуации в результате длительного интенсивного аффективного напряжения, сопровождающегося тревожными опасениями, внезапно возникшего эпизода помраченного сознания с нарушением ориентировки, напряженным аффектом, стереотипными действиями, амнезией и последующим истощением. Болезненные расстройства психики, обусловленные реакцией «короткого замыкания» у С. в момент совершения инкриминируемого ей деяния были столь выраженными, что лишали ее возможности отдавать себе отчет в своих действиях и руководить ими. В отношении инкриминируемого ей деяния С., как совершившая правонарушение в состоянии временного болезненного расстройства психической деятельности, следует считать НЕВМЕНЯЕМОЙ. По своему психическому состоянию С. в настоящее время социальной опасности не представляет. В принудительных мерах медицинского характера не нуждается. Может быть передана под надзор органов здравоохранения для лечения в психиатрической больнице с обычным наблюдением на общих основаниях.

Ретроспективное дополнение к экспертному заключению.

Характеру С. свойственны отчетливые психастенические черты и реактивная лабильность с явным преобладанием субдепрессивного настроения, часто сочетающегося с тревожными опасениями. Такие характерологические особенности С., как аккуратность, добросовестность (сверхаккуратность?), ответственность за семью и профессиональные обязанности позволяют отнести ее к ригидным личностям. Эти две отмеченные у С. черты характера обычны для лиц конституционально-депрепрессивного типа. У таких людей часто встречается склонность к образованию сверхценных идей узкого семейного круга и к определенному жизненному стереотипу. Для С. было характерно сверхценное отношение к дочери — «жизнь в основном ради ребенка».

Внезапная трагическая смерть первой дочери, воспринятая, как «крушение всей жизни» (резкий, психогенно обусловленный слом привычного жизненного стереотипа) повлекла за собой кратковременную «сухую» депрессию по типу реакции шока. Она сопровождалась растерянностью с аффектом недоумения: «Не понимала, что происходит». При облегчении психического состояния у С. возникла более легкая депрессия — появилась слезливость и выявилось психогенное содержание этой депрессии. Она, в частности, определялась и появлением сверхценных идей. Они представляли собой культ погибшей (ежедневное посещение кладбища) и сопровождались убежденностью в виновности мужа в гибели ребенка.

Со временем сверхценная идея, связанная с культом ослабела, в то время, как сверхценная идея виновности мужа продолжала оставаться. С этого времени появилась новая сверхценная идея: дальнейший смысл жизни связывался с рождением другого ребенка, С. «страстно желала иметь ребенка». Ради этой овладевшей С. идеи, она по-прежнему терпела агрессивное поведение мужа. Можно сказать, что вслед за психической травмой у С. через короткое время возникло сверхценное мировоззрение узкого семейного круга.

Об этом же говорит и тот факт, что С. испытывала постоянную тревогу за состояние и судьбу своей новой дочери. Данное явление свидетельствует так же и о наличии субдепрессивного настроения без симптомов идеомоторного торможения, т. е. у С. в течение пяти лет отмечалось смешанное состояние, существовавшее на амбулаторном уровне.

Следует отметить еще одну черту в характере С. Несмотря на усиливающееся пьянство мужа, на постоянную тревогу за дочь, С. доверяла пьянице «ежедневно» брать ребенка из детского сада. Такое поведение свидетельствует о наличии в ее характере психического инфантилизма.

Правонарушение было совершено в вечерние часы (С. «поздно приходила домой с работы»), т. е. возможно, на фоне временно появившейся астении; ведь экономисты типа С. всегда работают с отчетливой интеллектуальной нагрузкой. ООД возникло в момент, когда С. внезапно предположила, что с дочерью случилось несчастье, в котором, как и в предыдущем, был виновен муж. Одновременно возник псевдогаллюцинаторный эпизод, отражавший содержание внезапной психической травмы: «В голове калейдоскопом одна за другой прокрутилось несколько картин»... и т. д. Обращает на себя внимание большое число ударов табуретом потерпевшему. По мнению Балабановой Л. М. (1998 г.) множественные удары нанесенные в состоянии аффекта, свидетельствуют о наличии большей степени нарушения ясности сознания.

Через 9 месяцев после правонарушения, во время АСПЭК, у С. отмечалась субдепрессия с витальным компонентом («пустота в душе») и с психогенным содержанием (судебно-следственная ситуация, мысли о правонарушении), но без чувства своей вины.

Диагноз: протрагированное депрессивное состояние со сверхценными идеями по типу сверхценного мировоззрения у тимпопатической личности (патологическое развитие по П. Б. Ганнушкину). В момент правонарушения С. находилась в состоянии аффекта.

Дата добавления: 2015-10-19 | Просмотры: 413 | Нарушение авторских прав