АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Продюсер и режиссёр. Силуэт Джозефа Барбары мелькает всюду: между камерами, между декорациями, где-то среди горящих и выключенных софитов

Силуэт Джозефа Барбары мелькает всюду: между камерами, между декорациями, где-то среди горящих и выключенных софитов. Режиссёр места себе не находит от волнения. Уже десять часов утра, съёмки должны были начаться час назад, а никто из исполнителей главных ролей до сих пор не явился на площадку. Из его тонких губ вырываются слова проклятий, которые нередко можно услышать от творческого человека которому не дают работать. Они будут страшнее проклятия Великого магистра Ордена тамплиеров Жака де Моле, который обрёк короля Франции Филиппа Красивого и его потомков на смерть.

Джозеф берёт со стола белый телефон DynaTAC 8000X, ― не так давно появившийся в продаже и взбудораживший весь мир ― набирает номер подносит огромный агрегат к уху. Он звонит мисс Харрисон и не скупится на слова и крик, расспрашивая, где же, чёрт возьми, она находится и собирается ли приезжать на студию? Его лицо покраснело. Джозеф не подрассчитал нагрузку на горло, и она оказалась слишком сильной. Голос охрип, но прежде он всё же успел высказать своё недовольство мисс Харрисон. Она на удивление спокойно ответила режиссёру и сказала о случившимся впереди происшествии, вытянув свою изящную лебединую шею.

― Поторопитесь как-нибудь!

Сорванный голос не помешал режиссёру прокричать в телефонную трубку так громко, что по всей студии прошлось его эхо. Видимо, по старой ораторской привычке. Для режиссёра не должно быть преград, его командный тон всегда должен заполнять пространство.

― Простите, мистер Барбара, но что я могу сделать? Я в пробке, и не по своей вине…

Внезапно гнев Джозефа сменился на милость. Сладкий и одновременно по-детски обидевшийся голос мисс Харрисон заставил его настроение перемениться. С пониманием он ответил ей, как маленькому невинному дитя:

― Да, простите Вы меня, мисс Харрисон. Приезжайте, как только весь этот кошмар у вас там закончится.

― До свидания, ― Джейн отключает свой телефон; медитацию её прервали, но ничего страшного в этом нет: происшествие впереди ещё не ликвидировали, и у неё достаточно времени, чтобы продолжить сеанс глубокой релаксации.

Джозеф открывает записную книжку и начинает перелистывать странички в поисках нужного номера. Его руки подрагивают от злости, и страницы постоянно ускользают из тонких пальцев. Творческим людям всегда труднее справиться с порывами гнева, чем представителю какой-то гуманитарной профессии, который привык общаться людьми и смог изучить природу человеческого сознания. Подавить гнев бывает непросто, а бывает и легко ― в зависимости от ситуации. Джозеф в любой непонятной ситуации, которая вызывает у него самый негативные эмоции, не может долго справляться со своими чувствами и даёт им волю. Импульсивность свойственна ему, но достаточно быстро Джозеф забывает о мелких незначительных проблемах и снова становится спокойным, вежливым и обходительным. Сегодняшнее происшествие, когда никто из актёров не явился, а босс вновь зашёл на полигон, чтобы поторопить работу, как Папа Римский Юлий II торопил великого мастера Микеланджело, когда тот трудился над потолком Сикстинской капеллы, не вызывает у Джозефа ничего, кроме ярости.

К нему подбегает местный хиппи Джон. От него разит немытым неделями, а то и месяцами грязным телом. Хиппи тяжело дышит, ведь бежал со всех ног, и даже человек с насморком смог бы учуять этот ужасный запах изо рта, который едва ли может быть сравним по своей омерзительности с амбре изо рта курильщика со стажем пятнадцать лет.

― Мистер Барбара, ― говорит Джон, ― вы просили предупредить, если кто-то из ваших актёров появится. Приехала мисс Голден, она уже идёт сюда.

― Хорошо, спасибо, Джон, ― отпускает его жестом Джозеф.

Режиссёр откидывает в сторону записную книжку. Маленькая, обшитая кожей книженция падает на старый хлипкий стол с щипцами, кучей канцтоваров и небрежно валяющимися плёнками. Из неё выпадают старые мятые листки, исписанные чёрной пастой. В этой книжке огромное количество номеров, а некоторые из этих имён Джозеф и вовсе не помнит. Это «деловые» номера: актёры, продюсеры, друзья-режиссёры, операторы и многие другие. Джозеф старается баловать своих подчинённых, но вместе с тем держит их в ежовых рукавицах. Порой он может открыть свои записанные номера и позвонить кому-нибудь из подчинённых глубокой ночью.

Издалека доносится стук высокой негнущейся платформы длиною во всю крохотную стопу ста пятидесяти сантиметровой Бетти Голден. В предвкушении появления звезды Джозеф становится в доминантную позу и нахмуривает взгляд. Он должен выглядеть твёрдым и мужественным, отчасти даже устрашающим ― с теми, кто не хочет подчиняться, только так и нужно поступать! Он провёл в обществе мисс Голден несколько прекрасных мгновений тогда в ресторане, однако, сейчас они на площадке, где он ― главный. Джозеф никогда не позволяет себе переносить на работу личную жизнь. Ровно, как и сама Бетти Голден, что она, появившаяся на площадке в золотом платье, чёрных мехах, с ног до головы покрытая бриллиантами, сразу обратившая на себя всеобщее внимание и подошёдшая к Джозефу, смело демонстрирует ему.

― И позвольте узнать, что вас задержало? ― спрашивает суровым тоном Джозеф.

― Простите, возникли проблемы, ― улыбается Бетти, ― долго выбирала платье.

― Шутки в сторону, мэм! ― повышает Джозеф тон. ― Вы опоздали на три часа, вы понимаете это?!

― Три часа? Ух, надеже! ― Бетти оглядывается по сторонам, и перья, возвышающиеся над её практически белыми светлыми волосами, эротично потряхиваются. ― Почему вы так кричите, мистер Барбара? Я гляжу, съёмки вообще не начались.

Мощной волной на Бетти обрушивается шквал негодования и агрессии, которым Джозеф в полной мере не дал выхода в недолгом разговоре с Джейн.

― Они не начались, потому что ни вы, ни Сазерленд, ни Харрисон не появились! Я не знаю, мисс Голден, что вас там задержало, но вы обязаны приходить в назначенное время, вам понятно?! Пока что Я здесь начальник, Я здесь главный, и по контракту вы обязаны мне подчиняться! Я не потерплю ни оплошностей, ни опозданий, ни каких других причин и отговорок! Если вам что-то не нравится ― убирайтесь отсюда вон! А если нет, то сейчас же отправляйтесь в свою гримёрную и готовьтесь к съёмкам!

Джозеф вдыхает горячий воздух полной грудью и тяжело выдыхает его, устремляя вдумчивый взгляд куда-то в высокий тёмный металлический потолок. Он падает в своё кресло с обречённым видом и прячет искажённое судорогой лицо в узкие длинные ладони. Никогда ещё Джозеф не сталкивался с такой ситуацией за всю свою недолгую, но успешную карьеру режиссёра. Всё бывает впервые, и с первыми большими трудностями Джозеф Барбара встречается, уже будучи пятнадцать лет в кинематографе. Безумно сложное испытание для человека, которому всегда сопутствовала удача, а работа шла легко и быстро. Джозеф всегда умел ладить с людьми и подбадривать их, и исключительно все его кинопроекты были удачными, что вызывало и продолжает вызывать зависть у «партнёров по цеху». В один миг фортуна будто бы отвернулась от него. С большим потоком воздуха Джозеф вновь произнёс слова проклятья, после чего добавил слова жалости к себе. Руки его начинают дрожать, толи от злости, толи от ярости, толи от страха. На лбу и висках выступили активно пульсирующие зелёные венки.

Внезапно блеск тридцати двух мелких бриллиантов скрывается за губками, которые перестают улыбаться. Бровь Бетти подлетает, а взгляд полон удивления, которое медленно сменяется сочувствием. Это ощущение, которое Бетти плохо знакомо. Слова, произнесённые Джозефом собственным ладоням, были едва слышны, но их громкости оказалось достаточно для мисс Голден. В темноте своих ладоней и шуме съёмочной группы он и не замечает, как она садится в кресло рядом с ним. Он вдруг чувствует, как что-то мягкое и тяжёлое обжигает его левое плечо. Он опускает руки и поднимает голову. На крепком мужском плече Джозефа лежит пухлая дряблая рука Бетти Голден, на которой набухают зелённые вены и блестят крупные турмалины в окружении миллионов мелких бриллиантов. Это рука дружбы, это рука поддержки, протянутая своевольной старой занудой, какой Бетти была ещё два минуты назад. Она смотрит на Джозефа удивительно добрыми, заботливыми глазами, даже жар её будто потускнел. Джозеф ещё никогда не видел Бетти такой…простой, настоящей, живой. Странное ощущение, когда обладатель многомиллионного состояния, человек, который всегда шокирует людей невероятными туалетами и дорогими украшениями, в котором всегда была великолепная пикантность, способная обмануть цензуру, внезапно опускается до уровня обычного человека и перестаёт быть секс-символом целой эпохи. Однако блеск дорогих бриллиантов, вычурного золотого платья и пышные чёрные перья, какие носили ещё в конце прошлого века, по-прежнему напоминают о её статусе звезды, вот только теперь существуют будто отдельно от той, что их носит.

Низким голосом с мудростью выпускницы института под названием “C'est la vie” Бетти пытается успокоить пришедшего в отчаяние режиссёра:

― Расслабьтесь. Мысли материализуются, знаете ли, и своими криками, нервами и скандалами вы ничего не решите. Напротив, вы только сделаете хуже. Я прожила жизнь, и знаю, что если хочешь чего-то добиться, нужно этого сильно хотеть, но вместе с тем попытаться отпустить своё желание. И просто делать всё, что можно и нужно. Вы хотите, чтобы фильм стал сенсацией? Представьте, что он уже ею стал! Я тоже возлагаю на него не меньшие надежды. Я вам обещаю, что фильм получит высокие оценки сразу после премьеры! Но и вас я попрошу кое-что сделать ― просто относитесь ко всему легко и просто.

― Спасибо за поддержку, мисс Голден, ― Джозеф кладёт свою тонкую длинную ладонь на толстую руку Бетти. ― Я подумаю над вашими словами…

― Очень надеюсь. Особенно надеюсь на то, что смогла вас успокоить. Уверена, Джейн и эта молоденькая, ― с презрительной миной на лице отворачивается Бетти, вспоминая Сару, ― скоро появятся. А пока я приглашаю вас к себе в гримёрную. Идёмте, поговорим, выпьем немного шампанского…

― Спиртное днём? ― в смущении говорит Джозеф. ― Мисс Голден, мы ведь не алкоголики!

― В таком случае, могу предложить вам чашку ромашкового чая ― отличное средство, чтобы успокоиться и снять стресс! ― говорит Бетти. ― Я привезла его с Востока, и всегда пью, особенно перед сном.

― Никогда не пробовал,… ― с пустотой незнания трав и их свойств отвечает Джозеф.

― Вот и попробуете, Джозеф. Я оставила несколько пакетиков в гримёрной, специально для себя. Знаете ли, раньше я только шампанским успокаивалась…

― Что ж, идёмте, мисс Голден, ― улыбается режиссёр.

Он поднимается на свои длинные крепкие ноги (Бетти не любит мужчин с длинными ногами, потому что зачастую это говорит о низкой сексуальной активности…), и классические брюки со стрелками падают небрежно до самых носов кожаных лакированных туфлей Pierre Cardin. Как и полагается галантному кавалеру, Джозеф подаёт руку Бетти, на чьём лице снова сверкают неотразимой красоты алмазы. Они вместе направляются в трейлер звезды. Она ― в светлом платье, он ― в тёмном брючном костюме. Они напоминают жениха и невесту, которые, держась за руки, идут из-под алтаря уже счастливой супружеской парой.

Из желания сесть на что-нибудь мягкое после изнурительной ходьбы и позволить своим ножкам расслабиться, Бетти направляется к манящей её софе. Изящная изогнутая спинка выделана золотом, а обивка сшита на заказ из бархата самого лучшего качества. Бёдра актрисы покачиваются так, что даже ожерелье на пышной груди звенит. Со странным взглядом, игривым, кокетливым, отрешённым и самовлюблённым, она падает на мягкую подушку, и забрасывает на узорами сделанную спинку левую руку. Толстые когтистые пальцы под тяжестью бриллиантов падают вниз и висят в воздухе, как толстые сардельки в лавке мясника на средневековой базарной площади. Бетти садится на правую сторону софы и перекатывается на левое бедро, поворачиваясь к Джозефу, который скромно и так нерешительно, как подросток на первом свидании, приземляется напротив. Бетти кладёт левую ногу на правую. Нижнюю она чуть вытягивает, из-за чего платье небрежно морщится и путается, а из-за подола и вовсе выглядывает шитая замшей платформа.

― Когда придёт этот ассистент? ― вырывается у Бетти. ― Я ведь только что просила его прийти ко мне.

― Джон ― это просто наше проклятье, мисс Голден! ― говорит Джозеф. ― Мы уже ищем ему замену, потому что этот хиппи порой просто не даёт нам работать.

От бесконечно кокетливого, всепожирающего взгляда мисс Голден тело Джозефа бросает в мелкую дрожь, а блестящие бриллианты меж двух прелестных губок, настолько тонких во время улыбки, что кажется, будто бы их хозяйка страстно прикусила одну, заставляют сердце Джозефа биться ещё быстрее. Виднеющаяся в декольте грудь, чуть прикрытая колье с тремя огромными турмалинами в окружении миллионов белых бриллиантов, вызывает желание прикоснуться к этим округлым возбуждающим формам, прижаться к ним, к мягкой, тёплой и живой плоти, утонуть и остаться в этом океане. У Джозефа потеют руки от волнения…и напряжения. Напряжения в обоих головах: и в той, что на плечах, но больше в той, что ниже талии. Второй головой Джозеф думает крайне редко. Однако аппетитные булочки на прилавке в виде декольте мисс Голден, посыпанные белой кокосовой стружкой, приводят извилины её в действие.

― Мисс Голден, ― неуверенно начинает Джозеф, ― знаете, я в последние дни часто возвращаюсь к тому вечеру в ресторане…

Внезапно его откровения в уединённой, спокойной и даже романтичной обстановке прерывает звук открывающейся двери. По запаху пота и помоев, которые заглушают чарующий аромат косметических средств и французских духов, Джозеф догадывается, что на пороге стоит их местный зловонный хиппи.

― Простите, что задержался, ― говорит он подростковым голосом, медленно и неторопливо, будто бы пережёвывая что-то во рту.

Лицо Бетти на долю секунды искажает лёгкая, едва заметная судорога отвращения, и оно превращается из кокетливого и игривого в холодное и бездушное. Джозеф с удивлением замечает это превращение, и с каждой минутой ему, недостойному, всё больше и больше хочется сесть ближе к этой женщине, чтобы лицезреть её красоту вблизи, ощутить всю прелесть её духов и ещё лучше слышать низких хриплый голос. «Боже, как она красива! ― думает недостойный, наблюдая, как жестами Богиня его показывает неприятному ей ассистенту место, где лежат маленькие самодельные пакетики с китайским травяным чаем. ― Эти губы, эти зубы, эти брови,… и эта грудь, - взгляд его снова косится на вызывающее декольте. ― Интересно, в молодости она была такой же привлекательной? Впрочем, какая разница? Она и сейчас просто божественна…»

Бетти только что отправила Джона вон из гримёрной, приказав ему подать им с мистером Барбарой по чашке чая. Она встаёт с софы и с видом оскорблённой королевы направляется к своему туалетному столику, которого практически не видно под кучей косметики, грима, различными губочками и расчёсками, кисточками и флакончиками. Заглянув под широкий зелёный листок, свисающий из хрустальной вазы с пышным букетом, Бетти берёт в руки большую бутылочку с духами, похожую на лампу Джина, и начинает распрыскивать повсюду.

― Какой мерзкий запах от вашего Джона! ― говорит она. ― Невероятно!

― Что с него взять, мисс Голден! ― отвечает Джозеф, любуясь на её слегка утянутые пышные формы в золотистом длинном платье.

― Кроме кольца на левой руке ― ничего, ― отвечает Бетти, поставив духи на столик, и снова направляясь к софе качающейся походкой. ― Что вы там говорили о том ужине? ― спрашивает она Джозефа, принимая на мягких подушках прежнюю удобную позу.

― Я всё время мысленно возвращаюсь к нему, мисс Голден, ― говорит Джозеф с прежней неуверенностью.

Что нашло на этого уверенного зрелого мужчину, который уже дважды был женат, который сделал блестящую карьеру режиссера, и каждый год зарабатывает неплохие деньги? Что вдруг переменило его, превратив из смелого умного сильного духом мужчину в глупого, дрожащего, как заяц, трусливого паренька? Таким он не был со своей первой женой, которая была много эгоистичнее и тщеславнее, чем любой из людей, которых Джозеф когда-либо встречал. Он не был таким с той девушкой Анной, известной художницей, с которой у него были недолгие отношения между первым и вторым браком, и которые закончились из-за слишком разных взглядов на жизнь и разных пониманий жизни. Этот союз разорвался даже несмотря на то, что оба они были творческими натурами. Говорят, что такие союзы обычно бывают самыми хрупкими, и частенько между влюблёнными могут быть скандалы. В конце концов, Джозеф никогда не был трусливым зайцем со своей нынешней женой, а ведь эта женщина – самая сильная, самая жёсткая и твёрдая из всех. Почему же он стал этим зайцем сейчас? Неужели он так испугался статуса звезды мисс Голден, или же статей в газетах, или же обручальное кольцо с каждой минутой всё больше и больше сжимает и жжёт ему палец? Или же Джозеф просто подчиняется законным природы, и разницы вполне очевидна ― колоссальная разница в возрасте? Как бы там не было, голова ниже талии сейчас думает за него уже на все сто процентов, и эта голова хочет утопать в мягкой тёплой плоти звезды, а тело ― брыкать по волнам любви и страсти…

― Что ж, ― поднимает Бетти свой игривый взгляд, закидывает обе руки за голову и извивается, подобно змее, ― я рада, что смогла скрасить ваш вечер.

Увидев ещё более игривое выражение лица Бетти и ещё более широкую улыбку, Джозеф невольно думает отнюдь не на то, что она может кокетничать и заигрывать с ним, а что она откровенно над ним насмехается. Джозеф чувствует себя настолько неловко, что даже бледные впалые щёки вдруг покраснели. «Глупец!», ― думает он. Джозеф неловко безмолвствует, стесняясь и слова вставить, как бы его откровенно не обсмеяли! А Бетти добавляет ещё несколько приятных слов всё на той же широкой улыбке:

― По правде говоря, мне тоже очень понравился вечер в вашей приятной компании. Давненько я так хорошо не отдыхала. Не хотите ли как-нибудь повторить?

Джозеф прерывает своё неловкое молчание. От молниеносным рывком соскакивает с софы и начинает ходить по гримёрной, энергично размахивая руками. Речь его красноречива, а голо вырывается далеко за стены трейлера. Но даже это сейчас не беспокоит режиссёра.

― Знаете что, мисс Голден! Да, мне понравился ужин в вашей компании, да, я в восторге от того вечера! Но что в этом такого смешного? Даже если я, женатый человек, испытал к вам слабость, то вы не можете насмехаться надо мною, над моими чувствами. Я вам не позволю, мэм! – его шаг твёрд и уверен, даже пол подрагивает, а взгляд Джозефа полон ненависти к себе. ― Но коли я уж сглупил, и теперь вы потешаетесь надо мною, то нате! Получите! Мне не просто приятно находиться в вашей компании, вы мне очень понравились, мисс Голден, очень! Ваш образ просто вонзился мне в голову, днём и ночью я думаю о вас! Не могу забыть ваши волосы, ваш голос, ваши дивные глаза и обворожительные губы…. Вот! Я сказал это, и теперь мне вдвойне стыдно! ― кончив свою речь, Джозеф падает в мягкое кресло с бархатной обивкой в ожидании смертного приговора.

Приговора о смертной казни не последует.

За все те минуты, что Джозеф с такой экспрессией говорил свою речь, Бетти ни разу не пошевелилась, и лицо её не изменило своего облика. Теперь и Бетти может вставить свою фразу, которая в сочетании с её сексуальным хриплым смехом приводит Джозефа в замешательство.

― Никогда не видела мужчину таким разгорячённым в вертикальном положении!

Джозеф поднимает голову. От страха, что он выложил всё, как есть, язык прилип к гортани. Он зажал руки меж коленей, плечи его ссутулившиеся едва не поцеловали пол, а взгляд устремился вниз, будто в бездну глядит. Но услышав эти слова, глаза невольно вновь увидели свет, а от смущения брови взобрались в гору.

― Милый мой, ― поднимется вдруг Бетти и подходит к туалетному столику, ― с чего же вы взяли, что я смеюсь над вами? ― она достаёт из серебряной шкатулочки с узорами сигаретку и закуривает её. ― Были бы вы некрофилом – вот это было бы смешно!

― Но ваш взгляд, эта ваша улыбка, эта надменная поза…

Теперь он чувствует себя ещё хуже. «Глупец! Идиот! Болван!», ― Джозеф ругает себя нещадно за поступок, что он совершил. Как можно было поступить так глупо? Как можно было неправильно истолковать эту улыбку и взгляд? Как неправильно можно было истолковать эти слова? Мелкая дрожь разбирает его, а в голове ни единого приличного слова. Теперь ему по-настоящему стыдно. Настолько, насколько никогда ещё не было за всю жизнь!

― Джозеф, ну, что же вы? ― снова улыбается Бетти. ― Как я могу смеяться над вами? Ведь я сказала, что мне тоже понравился тот вечер…. Или вы решили, что я соврала? ― секунда неловкого молчания дала Джозефу возможность спрятать свой взгляд, но Бетти, словно ясновидящий, угадывает его мысли. ― Зря, дорогой мой Джозеф, ― она садится в кресло по соседству с ним, ― либо вы так неуверенны в себе, либо вы очень плохого мнения обо мне…

― Боюсь, что я больше не смогу быть о вас плохого мнения, мисс Голден.

― Мне прозвали «Golden Betty» не за мою «золотую» фамилию, ― говорит она, ― а за то, что у меня золотое сердце. Золото карат на двадцать…

Внезапно дверь открывается, и снова в гримёрную звезды проникает этот мерзкий запах. В грязных заношенных одеждах, Джон проходит внутрь. Впереди он несёт серебряный поднос и две фарфоровые чашки на блюдцах. Это чашки, которые владелец киностудии мистер Лу приобрёл специально для мисс Голден, чтобы обеспечить ей комфортное пребывание на съёмках. Джон ставит чашки на стеклянные журнальный столик, золотые ножки которого блестят в свете мелких лампочек, и в которых отражаются миллионы мелких хрустальных бусинок. Джозеф поднял голову, чуть только тронулась дверь, но сидел в зажатой тяжёлой позе и не говорил ни слова. Теперь, когда мальчик на побегушках ушёл, он роняет взволнованную фразу.

― Вы видели, как он смотрел на нас?

― Да, заметила, ― отвечает холодным тоном Бетти и тушит сигарету.

― Похоже, он догадывается, что здесь происходит,… здесь, между мной и вами, ― говорит Джозеф. ― Боже, если он сейчас разболтает, то какие последствия могут быть! Проклятье, ― снова он тяжело вздыхает.

― Во-первых, ваш Джон такой тупой, что наверняка собственное имя не всегда запоминает. Во-вторых, вам так важно, Джозеф, узнает ли об этом пресса? ― с равнодушным видом подносит Бетти хрупкую широкую чашку с горячим чаем ко рту; один лишь пар чуть обжигает её губы.

― Да, ― отвечает режиссёр. ― Я женатый человек, я не хочу разрушать семью, у меня и так всё идёт не слишком гладко…

― Успокойтесь, выпейте чаю, ― говорит Бетти, ― он ничего не заподозрил. Не о чем волноваться.

Джозеф поражается спокойствию и безразличию актрисы. Он берёт чашку и через край, по его губам течёт приятный на вкус, запах и цвет ромашковый чай. Согревающий напиток успокаивает Джозефа одним лишь свои ароматом. Вкус этого чая для него и вовсе экзотика! Словно одурманивающий наркотик, чай разносит по телу Джозефа тепло и расслабление, в душе селится спокойствие, и становится всё менее-менее важно, заподозрил ли что-то Джон, или же нет. Столь приятный момент не хочется ничем портить. Да и не получится. Неуравновешенный и легко возбудимый Джозеф нашёл то, что долгое время искал ― верное средство от нервоза и злости.

― Вы не ответили на мой вопрос, ― прерывает Бетти его блаженное состояние. ― Будет ли продолжение того прекрасного вечера?

Задумчивое молчание режиссёра становится ей ответом.

Глаза её, похоже, не врут, или же она просто опытная актриса, которая использует свои способности в своих меркантильных, корыстных целях?

― Я подумаю, мисс Голден,… ― отвечает Джозеф, поставив чашку обратно на блюдце.

― Пожалуйста, зови меня Бетти.

― Хорошо,… Бетти. Ты не будешь против, если тебя поцелую?

― Смотря, куда ты хочешь, ― снова улетает в потолок её игривый взгляд, но затем снова спускается с небес на землю.

― А куда бы ты мне позволила тебя поцеловать?

― Сюда, ― с улыбкой на лице протягивает она ему свою ухоженную пухлую ручку, к которым Джозеф с удовольствием прикасается губами, ― и сюда, ― подвигается она к нему и вытягивает шею, подставляя щёчку. Влажные губы режиссёра прикасаются и к ней. ― И в губы, ― после этой короткой фразы, Бетти сексуально приоткрывает ротик, округляя его.

Джозеф, начиная медленно закрывать глаза, тянется к её божественными губам, но вместе с тем желая как можно скорее ощутить их сладость.

На вкус они слаще любого вина!

А язычок змейкой извивается, он так нежно играет во рту режиссёра. Профессионала всегда легко отличить.

― Это было приятно, Джозеф, ― Бетти откидывает спину назад, и её поясница встречается с самым краем подлокотника, ― но это были не те губы, о которых я вам говорила…

― А о каких же вы говорили?

― Подумайте,… мистер Барбара…

― Я не посмею,… ― на выдохе произносит Джозеф тихо, но романтично.

― Врата рая не всегда открыты, мистер Барбара, ― внезапно в глазах актрисы появилось выражение, какое бывает в глазах приговорённого на смертную казнь, которому удалось избежать наказания.

― Я дождусь, когда они снова откроются. А пока мне ещё раз хотелось бы пообщаться с этими губами…

После чаепития с мистером Барбарой Бетти Голден останется без грамма помады на губах!

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 381 | Нарушение авторских прав