АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

ГЛАВА 13

На следующий день, в полдень, Мак предложил встретиться по поводу стрельбы у «Парадизо». Он, Петра и Люк Монтойя ели сэндвичи в маленькой комнате совещаний и сравнивали записи. Сорокалетний Монтойя был лыс, мускулист, лицо, как у кинозвезды, а таких длинных ресниц у взрослого человека Петра больше никогда не видала. На нем красовались спортивный кремовый пиджак, бежевые полотняные брюки, белая рубашка и бледно-голубой галстук. Очень аккуратный, однако выглядел он подавленно и почти не говорил.

Мак облачился в обычный серый костюм из синтетики, его лицо было непроницаемо.

Мак и Люк опросили целую армию свидетелей. Результат нулевой. Не было даже слухов о какой-нибудь местной группировке.

Петра рассказала о лживой Сандре Леон.

Люк задумчиво пожевал нижнюю губу, а Мак сказал:

— Выходит, мы не знаем, где девчонка живет. Петра покачала головой.

— А ее врач? Может, он знает?

— Я оставила ему сообщение на автоответчике.

— Попробуй добраться до него, не дожидаясь конца его отпуска. А я займусь Комптоном. В прошлом году после концерта с рэп-музыкантами на автостоянке была стрельба. Уложили троих. Дело осталось нераскрытым, но кое-что следствие нарыло. Надо бы сравнить с нашими идеями. Посмотреть, что за компания там собралась, и все такое.

Петра снова позвонила в офис доктора Роберта Кацмана, пообщалась с автоответчиком, затем набрала номер онкологического отделения и поговорила с секретарем. Та переадресовала ее к администратору отделения, женщине по имени Ким Пагионидес.

— Сандра Леон, — сказала Пагионидес таким тоном, что было ясно: девушку эту она знает и не одобряет.

— Вы ее недавно видели? — спросила Петра.

— О нет. — Нервический смешок. — Нет, не видела. Когда доктор Кацман вернется, попрошу, чтобы он с ней связался.

— Мне нужно немедленно с ним поговорить.

— К сожалению, он сейчас очень занят.

— Я — тоже. Где он сейчас находится?

— Он в пути. Объезжает разные города. Распространяет материалы четырех научных конференций. Важные документы. Мы говорим о спасенных жизнях.

— А я говорю о разрушенных. Так что, может быть, добрый доктор уделит мне внимание?

Молчание.

— Сейчас я взгляну в его расписание, — сказала, наконец, Ким Пагионидес.

Спустя несколько мгновений.

— Он в Балтиморе, в университете Джона Хопкинса. Сообщаю вам номер его сотового телефона.

— Спасибо.

— До свидания.

Петра набрала номер мобильника и услышала тот же текст «доктора Боба». Медоточивый и обнадеживающий голос. Врачам, лечившим ее отца, скончавшегося от болезни Альцгеймера, не мешало бы получиться у доктора Кацмана.

Петра старалась скрыть душившую ее ярость и соблюсти приличия, но чувствовала, что готова зарычать на доктора Боба. Ну и пусть!

Час сорок три минуты, Айзек еще не пришел. Ну и хорошо, подумала Петра. Не буду отвлекаться. Она позвонила в пенсионный отдел лос-анджелесской полиции и выяснила адреса проживания бывших следователей — Конрада Баллу и Энрике Мартинеса.

Мартинес жил в Пенсаколе, штат Флорида, а Баллу — сравнительно недалеко, в Палмдейле. В одном часе езды, если выдерживать скоростной режим.

Поскольку дело «Парадизо» сейчас притормозилось, самое время прокатиться к Баллу, глядишь, и нервозность пройдет.

Она решила ехать на своем автомобиле. Заодно и музыку послушает.

Петра уже подходила к своему «аккорду», когда кто-то ее окликнул. Мелькнула глупая надежда, что это Эрик. В прошлый раз они повстречались на стоянке. Вдруг он вернулся?

Оглянувшись, увидела бегущего к ней Айзека. На нем была белая рубашка, хаки и кроссовки. Кейс хлопал его по бедру.

— Привет, — сказала она. — Что случилось?

— Я задержался в колледже. Торопился, надеялся застать вас.

— Какая-нибудь еще новость по делу?

— Нет. Просто думал, что мне лучше поехать с вами. Петра не ответила, и Айзек смутился.

— Если, конечно, вы не против…

— Ладно, — сказала она. — По правде говоря, я собиралась поговорить с одним человеком по поводу преступлений из вашего списка.

Он широко раскрыл глаза.

— Значит, вы считаете, что здесь что-то есть…

— Думаю, вы наткнулись на нечто интересное. И, поскольку пока мне делать нечего, почему бы нам это не проверить?

Направляясь к пятому выезду, она сказала:

— Нам нужно четко уяснить главное. Это не официальное расследование. Важно соблюдать осторожность.

— То есть…

— Никому ничего не разбалтывать. Временно.

Ее голос звучал сухо. Айзек придвинулся поближе к дверце.

— Да. Конечно.

— Особенно капитану Шулкопфу, — продолжила Петра. — Он меня не любит. Никогда не любил. Отыгрывался на мне, когда я вела одно шумное дело. Мог навсегда испортить мою карьеру. А теперь у меня сложилось впечатление, что и к июньским убийствам у него особое отношение. Каждый раз следователь, отвечавший за дело, по тем или иным причинам уходил. Кто-то — на пенсию, кто-то на другой участок, а кто-то в мир иной. Вряд ли в этом есть что-то необычное. Со времен беспорядков и скандала в Рэмпартсе, в участке произошли огромные перемены. Удивляет меня то, что ни одно дело из вашего списка не было передано другому следователю. Впрочем, Шулкопф не любит возиться с «глухарями». Так что, если мы и накопаем что-нибудь новенькое об этих убийствах, он вряд ли обрадуется.

Повисла долгая пауза. Потом Айзек сказал:

— Это я виноват. Разворошил старое.

— Пустяки, — ответила Петра. — Главное — жертвы заслуживают большего внимания.

Прошло несколько минут.

— Почему вы ему не нравитесь?

— Потому что у него плохой вкус.

— Думаю, меня он тоже едва терпит, — улыбнулся Айзек.

— А вы что, часто с ним контактируете?

— Да нет, я поговорил с ним только при поступлении, да время от времени встречаю его в коридоре. Он притворяется, что меня не видит.

— Не принимайте это на свой счет, — сказала Петра. — Он — мизантроп. К тому же плохо воспитан.

— Это верно, — согласился Айзек.

Она свернула на двести десятое шоссе, затем выехала на сто четырнадцатое и взяла курс на северо-восток, в Долину Антилоп. Миновали Бербанк, Глендейл и Пасадену. Горные отроги и зеленый пояс — национальный лесной заповедник, место последних мгновений жизни Бедроса Кашиджана, излюбленный уголок всех психопатов.

Сегодня здесь красиво. Голубое небо, редкие перистые облака.

Хорошо бы приехать сюда с мольбертом, найти удобное место и поработать.

Как давно не держала она кисти.

По пути рассказала Айзеку о размерах предполагаемых орудий убийства и об остальных деталях шести преступлений.

— Данные измерений близки, — удивился он. — Этого я не заметил.

«А ни один из следователей не заметил дату 28 июня».

— Это надо было искать специально.

— Мне следует быть более внимательным в будущем, — сказал Айзек.

«В будущем?»

— Важен звонок из телефона-автомата, — продолжил он. — Получается, что миссис Добблер знала этого человека. А что, если мистер Солис тоже его знал? Человек, известный всем жертвам.

— Я думала об этом, — сказала она. — Но это поспешный вывод.

— Хотя и вероятный.

— Если наш убийца был знаком со всеми шестью жертвами, то круг общения у него необычайно широк. Тут у нас и беглецы, и мужчины-проститутки, и исполнительные секретари, и пенсионеры, и в придачу матрос Хохенбреннер. Кстати, в его дело я еще не вникала.

Айзек смотрел на пустыню. Если он и слышал ее монолог, то виду не подал. Наконец, сказал:

— У мистера Солиса на тарелке была еда, которую готовят на завтрак, но убийство произошло в полночь.

— Люди едят когда вздумается, Айзек.

— Мистер Солис тоже?

— Не знаю, — ответила она. — А вы что же, думаете, что наш плохой парень пробил Солису голову, после чего приготовил яичницу с ветчиной и подал ее трупу?

Айзек смущенно поежился. «Вот тебе, получай», — подумала она, испытывая злобное удовлетворение.

— У меня слишком мала база данных, чтобы делать выводы…

— Убийца-кулинар, — оборвала его Петра. — Как будто нам недостаточно других заморочек.

Он замолчал. В автомобиле стало жарко. В пустыне на десять градусов жарче, чем в городе. Июнь начался с жары.

Июнь. Сегодня четвертое. Если в этом сумасшествии есть какой-нибудь смысл, то через двадцать четыре дня появится еще одна жертва.

— Ну, а что исторические архивы? Происходило 28 июня что-нибудь необычное?

— Ничего особенного.

Он говорил тихо, уставившись в окно. Напуган?

«Какая ты плохая Петра, какая злая. Он же еще мальчишка».

— Расскажите мне, что вы нашли, — сказала она. — Может, там что-то важное.

Айзек наконец отвел взгляд от пейзажа.

— Я изучил различные источники и составил несколько списков. Длинные списки. Правда, ничего пока не вырисовывается. Сейчас покажу.

Он открыл кейс, вынул свои бумажки.

— Я выписал дни рождения, самая ранняя дата — 28 июня 1367 года. Родился Сигизмунд, король Венгрии и Богемии.

— Он был плохим парнем?

— Обычный король-автократ.

Палец Айзека двинулся вниз по длиннющему, набранному мелким шрифтом списку.

— Есть здесь папа Павел IV, художник Питер Пауль Рубенс, еще одна творческая личность — Жан-Жак Руссо, несколько актеров — Мел Брукс, Кэти Бейтс… как я и сказал, список внушительный. В нем и Джон Диллинджер.

— А кроме Диллинджера, есть там другие плохие парни?

— В списке с датами рожденья — нет. А в списке с датами смерти есть еще несколько. Но никто из них не замешан в дела такого рода.

— Такого рода? — переспросила Петра.

— Серийные убийства.

Она стиснула зубы. Насмотрелся сериалов. Такие дела практически не раскрыть. Постаралась придать своему голосу мягкость.

— А кто из плохих парней в этот день умер?

— Питер Ван Дорт, голландский контрабандист. Его повесили 28 июня 1748 года. Томас Хикки, колониальный солдат, осужденный за измену, повешен в 1776 году. После значительного хронологического перерыва по списку идет Джозеф Коломбо, нью-йоркский мафиози, расстрелян в 1971 году. Десятью годами позже подорвали аятоллу Мохаммада Бехешти, основателя иранской исламской партии. Впрочем, «плохим парнем» его назовут лишь те, у кого другие политические воззрения.

— А есть ли в ваших списках маньяки-извращенцы? Вроде Теда Банди, душителя из Хиллсайда?

— К сожалению, ничего такого я не обнаружил, — сказал он. — С исторической точки зрения 28 июня произошло немало бед, однако не больше, чем в любой другой день. По крайней мере, ничего необычного с точки зрения статистика я найти не смог. История основана как на трагедиях и политических переворотах, так и на достижениях выдающихся людей.

Он свернул бумаги в тугую трубку и забарабанил ею по своему бедру.

— Не могу поверить в то, что пропустил сходство числовых данных по орудиям убийства.

— Прекратите стучать, — приказала Петра.

Включила приемник, настроилась на станцию, передающую более тяжелый рок, чем слушала обычно. Заглушала мешанину мыслей громом барабанов, звучанием гитар, истерическим визгом — до тех пор пока внезапно перед ее носом не начали вырастать горы.

«4 июня».

Она увеличила скорость.

Национальный лесной заказник остался далеко позади. Они объезжали каньон за каньоном со скоростью восемьдесят пять миль в час. С восточной стороны мелькали серо-коричневые ложбины пустыни. К дороге прижался аэропорт для маленьких самолетов, за ним тянулись белые коробки складов и фабрик. В отдалении выстроились аккуратные дома с красными черепичными крышами. Петра заметила между строениями крошечные зеленые лужайки, кое-где имелись изумрудные бассейны. Несмотря на строительный бум, свободного пространства еще много.

Дорожный щит объявил о въезде в Палмдейл. Петра вслух произнесла название города.

— Раньше он назывался Палменталь. Основан немцами и швейцарцами. Название сменили на английское в начале двадцатого века, — пояснил Айзек.

— И что? — сказала Петра.

— Ничего, вдруг эти сведения вам пригодятся.

— Что ж, — сказала она. — Образование хорошо для души. Где вы все это узнаете?

— В моей средней школе давали факультативно углубленный курс географии. Я изучал несколько пригородов Лос-Анджелеса и был удивлен: раньше я считал, что все здесь имеет испанские корни, а оказалось, что во многих случаях

это не так. Игл-Рок называли западной Швейцарией. Когда воздух здесь был хорошим.

— Древняя история, — заметила Петра.

— Моя голова битком набита ненужной информацией. Иногда что-нибудь лишнее само выскакивает изо рта, — сказал Айзек.

— И иногда вы сообщаете интересные факты.

Петра заглянула в путеводитель Томаса и поехала в восточном направлении по адресу Конрада Баллу.

Зная об алкогольном прошлом Баллу, она предположила, что он живет в каком-нибудь мрачном жилище для пенсионеров, а то и хуже. Первые несколько построек, мимо которых проехали, и в самом деле производили грустное впечатление, но затем картина изменилась: она увидела большие дома, высокие ворота.

Баллу жил в особняке среднего размера, построенном в испанских традициях, в месте под названием Голден Ридж Хайте. Красивый район: здесь росли пальмы и клены, лужайки окружал кустарник. Много жилищ на колесах, пикапы и микроавтобусы. Улицы широкие, чистые и спокойные, за домами дворики с видом на пустыню, на горизонте, словно декорация, — остроконечные горные вершины. На вкус Петры, слишком спокойно, однако она представила теплые, тихие, звездные ночи и подумала, что здесь, должно быть, неплохо.

Петра подъехала к поребрику, распугав стаю ворон. На подъездной дорожке стоял десятилетний «форд». У соседей висели над гаражом баскетбольные корзины, а лужайки были скорее бетонными, нежели травяными. Дом Баллу выгодно от них отличался: ползучий карликовый можжевельник, безупречный газон, роскошные саговые пальмы. Дорожку, посыпанную галькой, обрамляли обрезанные наискось короткие трубки бамбука. Еще один бамбуковый стебель, вставленный в каменный резервуар, служил фонтаном. Слышалось несмолкающее мелодичное пение воды.

Любитель Японии?

Не похоже на жилище алкоголика. Может, устарела база данных пенсионной конторы, а вместе с ней и база данных полиции Лос-Анджелеса? Ей следовало бы прежде позвонить, а не тратить понапрасну время и газ. Не хватало ей осрамиться в глазах мистера Гения.

Японские иероглифы на тиковой панели входной двери, медное дверное кольцо в форме рыбы. Карп — кои — такую рыбу держал в своем маленьком пруду Алекс Делавэр.

Петра стукнула кольцом. Мужчина, отворивший дверь, был невысок, кривоног, худ, если бы не живот, нависший над пряжкой ремня.

Пряжка в форме кои.

На вид от шестидесяти пяти до семидесяти. Обритая загорелая голова, висячие белые усы. Хлопчатобумажная рабочая рубашка, джинсы, красные подтяжки, ботинки на шнурках. Из заднего кармана торчит белый носовой платок. Человек оглядел Петру и Айзека и потер руки, будто бы он только что их вымыл.

Ясные бледно-голубые глаза, никакой пьяной мути. Умные глаза.

— Я продаю только по выходным, — сказал он.

— Детектив Баллу?

Человек замер. Глаза превратились в два кусочка гранита.

— Давно меня так никто не называл. Петра показала ему свое удостоверение. Он покачал головой.

— Я с этим давно завязал. Выращиваю и продаю рыбу. И думать не думаю о прошлом.

Он повернулся, чтобы уйти в дом.

— Марта Добблер, — сказала Петра. — Когда-нибудь о ней вспоминаете?

Конрад Баллу стиснул челюсти.

— Нет. Плевать я хотел на все это.

— Да ведь было это не так уж давно, сэр. Шесть лет назад. Я сейчас рассматриваю незаконченные дела, включая и дело Добблер. Если бы я могла воспользоваться вашими соображениями…

— Нечем воспользоваться. Баллу потер лысую голову.

— Начальство и психиатры, они дали мне пинка. — Он едва не плюнул. — Напрасно утруждались, сам мог уволиться. Я не был сумасшедшим. Обыкновенный пьяница. Благодарю бога, что никого из них не убил.

Покачал головой.

— Им следовало выгнать меня раньше. Проклятый участок.

— Вы скучаете по полицейской работе, — сказала Петра. Баллу вскинул на нее глаза. Улыбнулся. Рассмеялся.

— Вы любите рыбу?

— Есть?

— Смотреть. Пойдем. И практиканта с собой прихватите.

Обстановка дома была бы стандартной, если бы не коллекция азиатских предметов: циновки, столики из розового дерева, фарфоровые вазы и декоративные цветочные горшки, бумажные экраны на стенах — и на каждой вещичке изображение кои.

Слишком много предметов для такого помещения и, как показалось Петре, ничего ценного. Такое броское, залитое лаком барахло можно купить в любом рассчитанном на туристов магазине Чайна-тауна или Малого Токио.

Баллу провел их мимо этого китча через двойные двери на задний двор. То есть туда, где когда-то был задний двор. Ныне каждый дюйм этой территории превращен в пруды. Закрепленная на столбах сеть служила крышей для водного пространства, отбрасывала тень, холодила пустынный воздух. За прудами высился бамбуковый забор, за. ним стоял соседский автофургон.

Раздавалось громкое хлюпанье. В отличие от водоема Алекса, эти пруды красотой не отличались. Простые прямоугольные цементные резервуары. Их было двенадцать, а между ними — дорожки. Не были они и прозрачными, как у Алекса. Зеленая, мутная вода. Движение на поверхности воды создавали аэрационные трубки.

Но когда Конрад Баллу приблизился к первому пруду, поверхность воды взбурлила, и десятки — нет, сотни — маленьких золотых и розовых рыбьих мордочек высунулись наружу, разевая рты.

Баллу показал на ближайшую стену, возле которой, рядом с сетями, были сложены ярко-голубые пластиковые ведра и стоял уличный автомат. Вместо конфет его стеклянное брюхо было набито шариками цвета ржавчины, размером в половину горошины.

Баллу показал им на машину.

— Бросьте четвертак.

Петра бросила двадцатипятицентовую монету. Он взял ее ладонь и подсунул под сопло автомата. Повернул ручку, машина выбросила шарики, и Петра ощутила аромат свежих морепродуктов.

— Покормите их, — предложил Баллу. — Это забавно.

— В каком пруду?

— В этом. Здесь детки, им необходима подкормка.

Указал на первый пруд, где молодь до сих пор высовывалась из воды. Петра подошла и бросила шарики. Начался плавниковый хаос.

Айзек уже дошел до третьего пруда. Согнулся и разглядывал рыбу, высунувшуюся его поприветствовать. Рыба здесь была крупнее — красная и черная, золотая и голубая.

— Мистер Баллу, вы используете отечественный корм или заказываете его из Ниигаты?

Баллу перевел на него взгляд:

— Ты знаешь кои.

— Я всегда ими восхищался, — сказал Айзек. — У работодателей моей матери есть пруд.

— Восхищаешься? — сказал Баллу. — Тогда займись этим сам.

Айзек рассмеялся.

— Что тут смешного, сынок?

— У меня на это и денег нет. И места тоже. Я живу в квартире.

— Гм, — сказал Баллу, — тогда устройся на хорошую работу, скопи деньжонок и купи дом. Возьми кредит и устрой себе японский сад и пруд с такой рыбой. Ничто лучше этого не приводит в норму кровяное давление.

Айзек кивнул.

— Сделай все это, сынок, возвращайся сюда, купи у меня рыбы, а я дам тебе бесплатно карасу — это та, черная. Символ удачи.

— Вот бы и мне немного удачи, — сказала Петра. — По делу Марты Добблер.

— Ну дайте же потолковать о приятных вещах… может, чаю? — предложил Баллу.

В кухне он налил в керамические чашки обжигающую зеленую жидкость.

— Не думайте, что я фанатик. Азиатская культура успокаивает душу. Я выписался из реабилитационного отделения, и меня нанял предприниматель, разводивший кои. Приятный старый человек. Я у него два года махал шваброй и помалкивал, на третий год начал задавать вопросы, кое-чему научился. Перед смертью он включил меня в завещание. Оставил мне рыбу. Это побудило меня купить дом и заняться бизнесом. Такое занятие очень успокаивает. О прежней работе не хочу и вспоминать.

Петра пила горячий ароматный чай.

— Марта Добблер — хороший пример, — сказал Баллу. — Отвратительная картина. К чему ни привыкнешь, работая в убойном отделе.

Сунул большой палец под подтяжку и рассеянно посмотрел в окно. Снова перевел взгляд на Айзека.

— Похоже, ты хороший паренек. Что тебе делать в таком месте?

— Айзек собирается стать врачом, — вмешалась Петра. — Между прочим, у него уже есть докторская степень в биостатистике.

— Между прочим? — сказал Баллу, снова оглядывая Айзека. — Мы говорим с Эйнштейном?

— Ну что вы, — пробормотал Айзек.

На темной коже проступил румянец, теперь она своим цветом напоминала умеренно прожаренную говядину.

— Может, лучше поговорим о Марте Добблер? — бросилась ему на помощь Петра.

Дата добавления: 2015-03-04 | Просмотры: 613 | Нарушение авторских прав