Мать вымыла посуду, повернулась, подставила Айзеку щеку для поцелуя.
— Ты рано.
Это прозвучало, как обвинение.
— Что, нет больше работы?
— Уик-энд, ма.
— Ты не слишком занят, можешь поесть с нами?
— Я учуял запах твоей еды за несколько миль отсюда.
— Правда? Сегодня ничего особенного, тамалес и суп.
— Запах тем не менее бесподобный.
— Новая разновидность бобов. Черные. Они крупнее обычных. Я увидела их на рынке, и кореец сказал, что они хорошие.
Мать пожала плечами.
— Возможно, он и прав.
— Звучит заманчиво.
— Когда кто-нибудь из вас женится, я приготовлю настоящий обед.
Она принялась возиться у плиты.
— Еще я приготовила рис с луком и цыпленком. В этот раз я добавила побольше куриного бульона и положила морковь. Я готовлю такую еду для доктора Мэрилин, и получается вкусно. Для бульона я сварила целого цыпленка и добавила белое мясо в кукурузу. То, что осталось, положила в холодильник. Это в основном кожа, но ты можешь съесть ее, если проголодался.
— Я подожду. А где папа?
— Он в дороге. «Тойота» опять взбрыкнула, и ему пришлось показать ее Монталво. Надеюсь, там его не слишком обдерут.
— Что-то серьезное?
— Монталво уверяет, что дело в фильтре. Я в таких вещах не разбираюсь.
Она подошла к холодильнику и налила ему стакан лимонада.
— Выпей.
Напиток был холодным и чересчур сладким.
— Выпей еще стаканчик.
Он подчинился.
— Джоэл не придет, — сказала мать. — Вечернее занятие. В пятницу. Ты можешь в это поверить?
Айзек думал, что Джоэл врет. Если это и дальше будет продолжаться, он с ним поговорит. Осушил второй стакан лимонада и пошел в свою комнату.
— Исайя спит, не разбуди его.
— А он поел?
— Немного поел, но придет еще. Мать слегка улыбнулась.
— Ему нравятся мои тамалес. Особенно с изюмом.
— Мне — тоже, мама.
Она остановилась, повернулась. Ее губы были плотно сжаты, и Айзек приготовился выслушать упрек.
— Приятно видеть тебя здесь, мой доктор. Это бывает не так часто.
Вернулась к плите.
Он снял туфли и осторожно отворил дверь в спальню, но все же Исайя услышал и уселся на верхней койке.
— Привет… — он потер лоб, словно пытаясь взять его в фокус. — Это ты.
— Извини, — сказал Айзек. — Поспи еще.
Исайя оперся на локти, глянул на жалюзи, через которые светила лампа вентиляционной шахты. В комнате сильно пахло асфальтом.
— Ты здесь, братец? — удивился Исайя.
— Пришел пораньше, — сказал Айзек.
Исайя хрипло рассмеялся. Закашлялся, утер рот тыльной стороной ладони. Айзек невольно подумал о его легких, о запахе асфальта, забившем все…
— Значит, говоришь, «пораньше», — сказал Исайя. — Звучит как условное освобождение.
Айзек засунул свой кейс подальше под кровать, снял рубашку, надел свежую футболку. Поднял штору и посмотрел вниз. На улице был разбросан мусор.
Исайя заслонил глаза от немилосердного света лампы.
— Опусти.
Айзек опустил жалюзи.
— От меня жутко пахнет. Чувствуешь?
— Нет.
— Не ври, братец.
— Спи, не буду тебе мешать.
Когда Айзек подошел к двери, брат его окликнул:
— Тебе звонили. Какая-то леди.
— Детектив Коннор?
— Я сказал «леди».
— Детектив Коннор — женщина.
— Да? Красивая?
— Кто звонил?
— Это был не детектив, — улыбнулся Исайя.
— И кто же?
— Что-то ты разволновался.
— Зачем мне волноваться?
— Потому что она тоже волновалась. Вот так-то, братец.
— Кто? — спросил Айзек. Он знал и боялся.
— Угадай.
Айзек стоял молча.
Исайя лукаво приподнял брови.
— Некто по имени Клара.
Он не давал ей домашнего телефона. Вероятно, она взяла его на кафедре биостатистики. Или в делах выпускников. Ну вот, начинается…
Он постарался, чтобы голос звучал спокойно.
— Чего она хотела?
— Поговорить с тобой, братец. — Исайя захихикал. — Я положил номер ее телефона тебе под подушку. Начинается с 818, значит, ты связался с девушкой из Долины?
Айзек взял бумажку и сделал вторую попытку уйти из комнаты.
— Она красивая? Белая? По голосу слышно, что белая.
— Спасибо за то, что сообщил, — сказал Айзек.
— Тебе следует получше меня благодарить. Исайя снова уселся. Глаза засветились.
— Наверное, это та, с которой ты был вчера, верно? По голосу слышно, что с ней должно быть хорошо. Я прав?
— Не будь дураком, — сказал Айзек.
Исайя открыл рот, и лицо его сделалось старым. Он с размаху лег на спину, уставился в потолок. Одна рука, почерневшая от смолы, свесилась с кровати. Ногти растрескавшиеся, безобразные.
— Да, я дурак.
— Извини, братец. Я просто устал. Исайя повернулся лицом к стене.