АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

ГЛАВА 35

Второе совещание кончилось для Петры хуже.

Через пять минут после начала явился представитель отдела по борьбе с организованной преступностью — огромный мужчина в форме с тремя нашивками. Голова наголо обрита, глаза ледяные, обаяние на том же уровне. Пока первый детектив читал лекцию о поведении банды, представитель рассматривал собственные ногти.

Поиски Омара Селдена и его сообщников официально поручены этому отделу.

Шулкопф решил отсидеться на собрании.

Говорил капитан мало. Он выглядел сонным и маленьким, и Петра, зная о его третьей жене, чувствовала к нему жалость. Во время доклада начальника она чуть не задремала. Наконец тот захлопнул блокнот и сделал жест подчиненному сложить планшет.

— Итак, — сказал он, затянув узел галстука, — мы с вами в одной лодке.

Петра глянула на огромного сержанта и спросила:

— Возможно, вы захотите кое-что проверить: наш Омар учился в колледже фотографии. Когда я встретилась с ним в Венисе, при нем было все фотографическое снаряжение. Он указал вымышленный адрес в Нохо, но, может быть, его с этим местом что-то связывает.

— Это был ложный адрес, — вмешался Шулкопф. — Он вам солгал, детектив Коннор. Чтобы направить вас по ложному следу.

Это, конечно, была полная ерунда. Преступникам не хватало воображения. Они постоянно совершали глупейшие ошибки. Если бы этого не было, работа полиции была бы равносильна признанию в собственном бессилии.

На ее защиту никто не встал.

— И все же, сэр… — начала она.

Сержант поднялся во все свои шесть футов и четыре дюйма.

— Никогда в Нохо не встречал бандитов, за исключением ярмарочных дней. До следующего месяца никаких ярмарок не предвидится.

Он вышел из комнаты.

— Вперед, — сказал старший детектив из Даунтауна.

Когда Петра вернулась в комнату следователей, Айзек ждал ее. Сейчас ей хотелось пройтись, и она сказала ему об этом. Они вышли из здания и двинулись в южном направлении, к Уилкоксу. Айзек был достаточно умен, чтобы самому не начинать разговор. Так, молча, они и направились к бульвару Санта-Моника. Наконец она успокоилась и заметила, что парень держится от нее на некотором расстоянии. Возможно, он ее побаивался. Пора выдавить из себя улыбку.

— Итак, — сказала она, — 28 июня. Дата должна что-то значить — день рожденья, годовщину, что-то значимое для преступника, Или какое-то важное для него историческое событие. Я проверила по базе данных информацию в отношении всех действующих лиц. В этот день никто из жертв не родился. Вполне возможно, что наш маньяк свихнулся на истории.

Петра ждала, что он ответит. Не дождалась.

— Есть какие-нибудь мысли?

— Все, что вы говорите, звучит резонно.

Неужели он теряет интерес? Может, его отвлекает та, вторая жизнь?

— Не устаю удивляться обаянию убийцы, — продолжила она. — Он умеет обольщать. Похоже, что человек он тонкий, умеющий выстраивать мизансцены. Марту Добблер вызвали из театра. Джеральдо Солиса обманул придуманный ремонт кабеля. Если кабельщик наш подозреваемый, то он, по-видимому, сначала осмотрел дом, а позже вернулся. В другом случае в качестве приманки он воспользовался собакой.

Она рассказала о двух видах собачьей шерсти, обнаруженных на одежде Корал Лэнгдон. Пересказала предполагаемый сценарий с прогуливающимся собачником.

— Мизансцены, — сказала она, — могут быть для преступника таким же сдвигом, как и убийство.

— Хореограф, — сказал Айзек.

— Хорошее определение. Так что думаете вы?

— Вы правы в том, что преступник действует изящно.

— Да, но лишь до рокового удара. Нападает он сзади, вышибает мозги. Изящным такое убийство не назовешь. Эти преступления могут свидетельствовать: во-первых, о трусости — он боится посмотреть жертве в глаза и избегает поведения, свойственного сексуальному маньяку, то есть удушению, и, во-вторых, его распирает от злости, которую он способен контролировать в повседневной жизни. Больше, чем контролировать. Он действует безупречно, пока не приводится в действие спусковой механизм. Мы знаем, что таким спусковым крючком является для него 28 июня, но и жертвы тоже как-то на него влияли.

Прошли еще немного, а потом она сказала:

— Все, что вы захотите добавить, будет мне очень кстати. Он покачал головой.

— С вами все в порядке?

Он вздрогнул. Она вывела его из задумчивости.

— Да, конечно.

— Кажется, вы меня не слушаете.

— Извините, — сказал Айзек.

— Не нужно извинений. Я просто хочу быть уверенной в том, что у вас все хорошо. — Она улыбнулась. — Спрашиваю вас как ментор. Я, правда, не очень менторила. Я тот глагол употребила?

Айзек тоже улыбнулся.

— Такого глагола нет.

— А теперь можете подумать о том, что я сказала.

— Все, что вы говорите, весьма разумно. Мне просто нечего добавить.

Прошли еще полквартала. И он сказал:

— Мне тут одна мысль пришла. Между убийством Марты Добблер и другими преступлениями существует нестыковка. Если убийца пришел в дом мистера Солиса в роли кабельщика, то, получается, что Солис его не знал. Если собачья история верна, то в случае с Корал Лэнгдон повторяется тот же сценарий: она встретила мужчину, прогуливавшего собаку рядом с ее домом. Разговорилась, повернулась, чтобы идти, и получила удар по голове. Убийца мог прорепетировать сцену с собакой, чтобы как следует ознакомиться с окрестностями. Но все же он мог быть относительным незнакомцем. К Марте Добблер такие сценарии не подходят. Она не вышла бы из театра посреди спектакля, если бы не знала, кто ее вызывает. К тому же незнакомец не знал бы, что Марта пойдет в театр.

— Она должна была доверять этому человеку, — сказала Петра. — Возвращаемся к мужу. Таинственному Курту. Есть и еще одно несоответствие между Мартой и другими жертвами. Те так и остались лежать на земле. Марту же убили на улице, но положили в автомобиль. Тут чувствуется больше уважения. Значит, опять напрашивается предположение, что убийца хорошо ее знал.

Он скривился.

— Как же я не подумал об этом?

«Был отвлечен. Кларой. Неуверенностью в себе. Пистолетом Флако… у меня теперь пистолет… воспользуюсь ли я им когда-либо?»

— Вот потому и надо время от времени устраивать мозговой штурм, — сказала Петра.

Они дошли до бульвара Санта-Моника. Движение, шум, пешеходы, веселые шлюхи на перекрестках.

— Отличало Добблер от всех остальных и то, что она была первой. Когда детектив Баллу сказал мне, что у Курта Добблера отсутствовала реакция, и потом я сама увидала Курта, то задумалась: а что, если преступник и не задумывал серию убийств? Что, если он убил Марту по личной причине и обнаружил, что ему это понравилось? И он превратил это в хобби. Такое предположение снова приводит нас к Курту.

— Хобби, осуществляемое раз в году, — сказал Айзек.

— Годовщина, — сказала Петра. — Что, если 28 июня стало значимым днем для Курта, потому что в этот день он убил Марту? Что, если каждый год он заново переживает это событие?

Он уставился на Петру.

— Это блестящее предположение.

К нему снова вернулась юношеская восторженность. Странно, но собственная мысль, напротив, убавила Петре энтузиазма, и она сказала:

— Вряд ли. Это теория. Но, по крайней мере, мы сфокусировали свое внимание.

— На Марте Добблер?

— За неимением лучшей кандидатуры.

— Может, — сказал он, рассеянно притронувшись к синяку, — нам следует выяснить, с кем она была в театре. Она ведь ходила с подругами?

На нее смотрело невинное, гладкое лицо развитого не по годам ребенка. Ей хотелось его поцеловать.

Они вернулись в участок, и Петра вынула дело Добблер. Марта ходила в театр с тремя подругами, и детектив Конрад Баллу добросовестно выписал их имена. Сообщил, что общался по телефону с двумя из женщин — Мелани Джэгер и Сарой Касагранде. Третьей, Эмили Пастерн в то время в городе не было.

Согласно заметкам Баллу, ни Джэгер, ни Касагранде не знали, кто вызвал Марту из театра.

Свидетель Касагранде сообщила, что жертва Добблер была взволнована телефонным звонком, жертва немедленно на него среагировала — «соскочила со своего места и ушла. Похоже, произошло что-то, не терпящее отлагательства. Она даже не извинилась за то, что не отключила мобильный телефон. Это не было похоже на Марту: она всегда очень тактична». Свидетель Джэгер, независимо от свидетеля Касагранде, сказала то же самое.

Муж жертвы, Курт Добблер, отрицает, что звонил в тот день жертве в какое бы то ни было время, отрицает наличие у него сотового телефона. К. Добблер согласился немедленно проверить звонки с домашнего телефона, и таковая проверка состоялась утром в 11:14 при содействии Тихоокеанской телефонной службы. Фирма подтвердила слова К. Добблера.

В последующей записи Баллу сообщает, что звонок на мобильник Марты поступил из телефона-автомата, находившегося неподалеку от театра.

Айзек прочитал эти записи через плечо Петры и сказал:

— Добблер мог приехать из Долины в Голливуд, позвонить Марте из телефонной будки и подождать возле ее машины. Может, потому он с такой готовностью и согласился проверить звонки, понимая, что они ничем его не скомпрометируют.

— Интересно, — сказала Петра, — была ли когда-нибудь у господина Добблера собака?

И вызвала соответствующую базу данных Долины. Собака в доме Добблера зарегистрирована не была, но ведь многие люди не регистрируют своих животных.

Затем Петра позвонила подругам, ходившим с Мартой в театр. Оказалось, что и Мелани Джэгер, и Сара Касагранде свои телефоны поменяли.

Изменчивый Лос-Анджелес.

В базе данных Департамента транспортных средств калифорнийского адреса Джэгер не значилось, зато там была указана улица в Сакраменто, на которой проживала Сара Ребекка Касагранде. Петра узнала номер ее телефона из справочника Сакраменто и позвонила.

Ответил секретарь семейной медицинской клиники. Доктор Касагранде была с пациентом.

— Какая у нее специализация?

— Психолог. Вообще-то, она ассистент психиатра.

— Это что-то вроде медсестры?

— Нет. Доктор Касагранде недавно защитила докторскую диссертацию. Ее руководители — Эллис и доктор Гольдштейн. Если хотите попасть на прием…

— Я — детектив Коннор. Из лос-анджелесской полиции. Будьте так добры попросить ее позвонить мне.

Петра продиктовала телефон.

— Полиция?

—.Не беспокойтесь, пожалуйста, — сказала Петра. — Это старое дело.

Затем она попыталась выйти на Эмили Пастерн, единственную подругу, с которой Баллу не удалось поговорить.

Телефон пикнул на пятом звонке, и веселый женский голос сказал: «Это дом Эмили и Гарри Дейзи. Сейчас нас нет дома, но если вы оставите…»

Петра дождалась конца сообщения. К словам не прислушивалась, потому что ее внимание привлек посторонний шум.

Слова Эмили Пастерн сопровождались собачьим комментарием.

Собачий лай.

Когда она повесила трубку, мимо ее стола прошел Мак Дилбек, печально посмотрел на нее и отправился в мужской туалет.

Петра вышла, подождала в коридоре. Когда Мак вышел, то почти не удивился.

— Что-то случилось, Мак?

— К сведению, — сказал он. — Ваше предложение насчет фотографии было удачным.

— Спасибо, — сказала она.

— Это хотя бы что-то, Петра. Этим динозаврам такое и в голову бы не пришло. — Его глаза блеснули. — Мне только что позвонила мать одной из жертв преступления. Тот веснушчатый мальчишка, Далкин, который хотел быть крутым. Бедная женщина рыдала. Хотела узнать, как продвигается следствие. Что я мог ей сказать?

Он хлопнул в ладоши. От громкого, словно выстрел, звука Петра едва не подскочила.

— Видите, что происходит, Петра? Мы выдаем им главного подозреваемого на блюдечке с голубой каемочкой, а они даже задницы не поднимут, чтобы найти его и арестовать. — Мак оглянулся, словно отыскивая место, куда сплюнуть. — Специализированное полицейское отделение. Все, чем они занимаются, это проведение собраний, с планшетами и диаграммами. Словно это футбол. Возможно, придумали себе какое-нибудь красивое название. «Боевой аллигатор» или что-нибудь еще в этом роде.

Он покачал головой. Напомаженные волосы не шевельнулись, но веки нервно подергивались.

— Прохлаждаются, — продолжил он, — пока Селден не узнает, что они пустились на его поиски, и не сбежит. Может, он уже сбежал.

Мак казался старым, усталым, жалким. Петра его не утешала. Такой человек, как Мак, плохо воспримет утешения.

— Тягомотина, — сказала она.

— Супертягомотина. Шоу «Клетка глупостей», — он нервно улыбнулся, на шее вздулись вены, заходили желваки. — Кстати, я пошутил.

Петра улыбнулась.

— Когда дома я высказываюсь подобным образом, все говорят, что шутка не получилась. Хотите верьте, хотите нет, но раньше я был весельчаком. Когда служил в армии на Гуаме, участвовал в театральных представлениях, и знаете — публика смеялась.

— Музыкальное представление? — спросила Петра.

— У нас были гавайские гитары. Он вдруг покраснел.

— В женщин мы не переодевались, этого не было. Я тогда умел пошутить. А сейчас? Юмор испарился. Неуместен.

Его смущение передалось и Петре. Она рассмеялась больше для себя, чем для него.

— Приходите ко мне почаще, Мак, и шутите вволю.

— Обязательно, -' сказал он и пошел прочь. — Именно это мы и называем полицейской работой, верно?

Петра смотрела ему вслед, пока он не исчез за углом. Люди всегда ее удивляли.

Вернулась к столу и увидела Айзека, сгорбившегося над ноутбуком.

Петра снова взяла дело Добблер и стала вчитываться в него, словно в Библию.

К половине шестого в пятницу ни доктор Сара Касагранде, ни Эмили Пастерн ей не позвонили. Петра сделала еще одну неудачную попытку. Все отправились на уик-энд.

Энергия, накопленная в результате мозгового штурма с Айзеком, неожиданно испарилась. Петра подошла к его столу. Он перестал печатать, закрыл файл. Выскочила заставка с Альбертом Эйнштейном. Гений в смешном галстуке-бабочке. Дико взлохмаченные волосы. Но глаза Альберта…

Айзек закрыл крышку ноутбука. Может, он не хотел, чтобы она что-то увидела?

— Не хотите пойти пообедать? — спросила Петра.

— Спасибо, но я не могу.

Он опустил взгляд и принялся разглядывать линолеум пола, и Петра приготовилась выслушать ложь.

— Я обещал матери, что буду больше времени проводить дома.

— Это похвально.

— Она всегда очень много готовит и страшно обижается, если ее стряпню некому есть. Отец, конечно, принимает участие, но этого ей недостаточно: она хочет, чтобы за столом собирались все. Младший брат обычно приходит поздно, а старший ест иногда на работе, а потому приходит домой и сразу отправляется спать.

— Остаетесь вы, — сказала Петра. Он пожал плечами.

— Сейчас уик-энд.

— Я действительно думаю, что все это очень хорошо, Айзек. К матери надо относиться бережно.

«Ну, только тебе об этом и говорить». Он нахмурился. «Клара, ее дети…»

— Вы нормально себя чувствуете? — спросила Петра.

— Устал.

— Для этого вы еще слишком молоды.

— Иногда, — сказал он, — я не чувствую себя молодым.

Петра смотрела, как он уходит со своим тяжелым кейсом. Что-то явно на него давит. Может, наркоман Джарамилло? Может, следует ослушаться детективов из Даунтауна и поговорить с мальчиком?

Нет, это уж точно плохая идея.

И все же они поставили ее в неудобное положение. Втянули в неоплаченную работу — присматривать за юношей — и лишили права что-нибудь предпринимать.

Быть нянькой, как и прежде.

Может ли быть, чтобы Айзек сделал что-то предосудительное и не предупредил ее об этом?

Ведь они вместе работают над делом 28 июня.

У Петры разболелась голова. Пора обедать. Еще одна одинокая ночь. Может, в выходные позвонит Эрик.

И он тут же позвонил, словно она наколдовала.

— Свободна?

— Только что освободилась. Что случилось?

— Я тут кое-чем занимаюсь, и хотел бы тебе об этом рассказать.

— С удовольствием послушаю.

Они встретились сразу после шести в тайском кафе на Мелроз, возле Гарднер, в излюбленном месте хиппарей и прочих странных людей. Однако готовили в кафе так хорошо, что о царившей здесь атмосфере тут же забывалось.

Петра подумала, что внешне она и Эрик не выбивались из окружения. На нем была белая полурасстегнутая рубашка, черные свободные штаны, черные же полуботинки на каучуковой подошве, на руке большие военные часы.

Убеждения Эрика не имели ничего общего с движением хиппи. Но если взглянуть на коротко стриженные волосы, бледную кожу, глубоко посаженные глаза и бесстрастное лицо, то он был… точь-в-точь непонятый художник.

Да и ее, одетую в брючный костюм от Донны Каран и соответствующие туфли, можно было принять за стильную деловую женщину, возможно даже работающую в области развлечений.

Ха!

Помещение уже стало заполняться, но им удалось быстро занять столик. Официанты так же быстро их обслужили. Петра и Эрик, не тратя слов, тут же расправились с салатами из папайи.

— Ну, — спросила Петра. — Чем занимаешься? Эрик отложил вилку.

— Серьезно подумываю о частной работе. Лицензионные требования не кажутся слишком жесткими.

— Они и не будут такими.

Он служил в отрядах специального назначения, поработал детективом в лондонской полиции, прежде чем заключить контракт с полицией Лос-Анджелеса. Все это научило его бесконечному терпению. Прекрасное качество для частной работы.

— Вопрос в том, — сказал он, — буду ли я полностью независим или стану работать по сложившимся правилам.

— Что бы ты ни решил, — сказала она, — все будет правильно.

Он покрутил черенком вилки.

Интуиция Петры, придавленная усталостью, теперь включилась на полную мощность.

— Тебя что-то беспокоит?

Холодок в ее голосе заставил Эрика поднять на нее глаза.

— Да нет.

— В самом деле?

— А ты что, расстроена? — спросил он.

— Зачем бы мне расстраиваться?

— Из-за меня. Из-за того, что я ушел.

Петра рассмеялась.

— Ну конечно нет. Возможно, я последую твоему примеру.

— Сегодня был плохой день?

У нее защипало в глазу, и она его потерла.

— «Парадизо»? — спросил Эрик.

— Нет, другие неприятности. Он ждал.

К разговору Петра была не расположена. И все-таки выложила все, что наболело: отстранение участка от «Парадизо», выволочка, устроенная ей Шулкопфом на глазах у других сотрудников. Нулевой результат в расследовании убийств 28 июня. До злосчастной даты осталась неделя.

— Кто-то умрет, Эрик, а я ничего не могу сделать. Он кивнул.

— Может, у тебя есть идеи? — спросила она.

— В этом отношении — никаких. Что до Селдена, то ты права в том, что продемонстрировала фотографии.

— Ты в самом деле так считаешь? — Да.

— Ты стал бы этим заниматься?

— Да, если бы это было мое дело.

Он сощурился и подцепил на вилку салат. «Интересно, — подумала Петра, — сейчас он думает о Саудовской Аравии или о придорожном кафе в Тель-Авиве?»

По его лицу пробежала тень.

— Что случилось? — спросила она. Он молча на нее посмотрел.

— Ты что-то от меня скрываешь, Эрик.

Он снова покрутил вилку, а она вытерпела еще одну его увертку.

— Если стану работать самостоятельно, буду получать меньше денег. Пока не приобрету клиентуру. В лос-анджелесской полиции я работал не так долго и не могу получать городскую пенсию. Все, что у меня есть, — это военная пенсия.

— Это приличные деньги.

— Их хватит, чтоб заплатить по счетам, а дом на них купить нельзя.

Он вернулся к еде. Жевал медленно, невыносимо медленно. Такая у него была привычка. Петра была быстрым едоком. Ее манеры сложились в детстве: она сидела за столом с пятью прожорливыми братьями. Сейчас она просто ждала, когда он закончит. Обычно такое положение вещей ее забавляло. Сейчас ей хотелось включить его рубильник на полную мощность, выжать из него эмоции.

— Дом, конечно, дело неплохое, однако и особой необходимости в нем нет.

Он положил вилку на стол. Отодвинул тарелку. Утер рот.

— Твоя квартира маленькая, моя — тоже. Я подумал, что если мы…

В груди у Петры стало горячо. Она тронула его за запястье.

— Ты хочешь, чтобы мы съехались?

— Нет, — сказал он. — Сейчас не время.

— Почему нет? — спросила она.

— Не знаю, — сказал он и стал похож на двенадцатилетнего мальчика.

Она подумала о его тяжкой потере. Ему трудно было выразить себя эмоционально даже на этом уровне. Петра услышала собственный голос.

— Я тоже не знаю.

Дата добавления: 2015-03-04 | Просмотры: 717 | Нарушение авторских прав