 |
|
АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология |
Монреальский синдром 19 страница
– М‑да, все почти логично… – Почти? Почему «почти»? – Именно – почти. Имею в виду пятерых убитых новобранцев. Ведь ничего хуже вступительных испытаний в Легионе и особенно десяти последующих недель подготовки не придумаешь, это просто ад на земле. Тебя подвергают бог знает чему, физически и психологически, мучают до тех пор, пока не захочется застрелиться. Легко себе представить, что кое‑кто начинает бунтовать, а у кого‑то попросту едет крыша. Слегка обобщая, приходим к выводу, что имело место некое нарушение порядка. У инструктора выбора нет – только стрелять, ведь новобранцам выдают настоящее оружие. Видишь, все сходится, остается непонятным только одно: почему у них вынули мозг и глаза, прежде чем закопать. Его предположения сыпались с такой скоростью, что Люси смогла ответить только после паузы: – Потому что надо было скрыть следы чего‑то более серьезного, чем обычное нарушение порядка? Потому что за всем, происходившим с новобранцами, стоял этот чертов фильм и эти девочки, запертые в комнате и внезапно кидающиеся на беззащитных животных, чтобы убить их? – И девушки, с которыми так жестоко расправились в Африке. Египет, Франция, Канада… Да, хотя реальной связи и не видно, она, несомненно, существует. Кроме того, есть еще одна проблема: нога легионера не ступала в Египет больше пятидесяти лет. Помимо внешнего сходства в способе действий, помимо феномена коллективной истерии, который, как мы предполагаем, имел место во всех случаях, две серии преступлений как будто ничем не связаны. Что до фильма, то нам пока не удалось установить, каким боком он к этому всему причастен… Люси провела по лицу рукой. Нервная усталость все больше и больше ее тяготила. А Шарко продолжал думать вслух: – Они и впрямь очень сильны. Нотр‑Дам‑де‑Граваншон… Там же ничего нет, никакого военного полигона. Конечно, надо справиться, но я убежден, что Легионом там и не пахнет. Если бы мы нашли тела поблизости от Обани, где‑то в этом регионе, но здесь… Не подкопаешься, защита у них что надо. – Погодите, вы что, хотите сказать, что к Легиону никак не подступишься? – Обвинения серьезные, а ты знаешь порядок. Как бы убедительно ни выглядели наши доводы, от нас потребуют конкретных доказательств. Понадобятся свидетели, документы, следы, улики… А у нас нет ничего, кроме уверенности. Ни мое управление, ни судебная полиция не заведут уголовного дела, основываясь только на уверенности сыщиков. Крал Мухаммед Абан удостоверение личности брата или не крал, а прошлое этого парня работает против нас. Легион ответит, что никогда бы не принял человека с таким прошлым. Их главное правило: никакой крови позади. Шарко замолчал. Люси старательно вытирала губы бумажной салфеткой. – Ну а если бы кто‑то все‑таки решился возбудить дело против Легиона, что произошло бы дальше? – наконец спросила она. Комиссар безнадежно махнул рукой: – Наше заключение отправили бы в министерство обороны. Допустим, что случилось невероятное, и там дали добро, – тогда для того, чтобы получить возможность допросить парней, отобранных для дачи показаний в рамках расследования, нам пришлось бы подать письменное заявление о возбуждении дела и приложить к нему еще кучу бумаг. Все это заняло бы уйму времени, тем временем слухи о том, что мы собираемся допрашивать легионеров, долетели бы до руководства Иностранного легиона, и там приняли бы меры. Предполагая по‑прежнему, что удалось возбудить дело, вспомним: существует понятие «государственная тайна». А не вспомним, так нам напомнят: не приходится сомневаться, что нам предстоит общаться с кем‑то из начальников, полковником или генералом, имеющим право ссылаться на необходимость сохранить государственную тайну, если не хуже того – на то, что вся их деятельность строго засекречена. Мне уже случалось несколько лет назад сталкиваться с такими людьми: с тем же успехом можно ждать ответа от якоря со дна океана… Легион – это тело, Легион – это дух. Даже если кто‑то что‑то видел и даже если эти люди все еще на территории Франции, никто ничего не скажет. Люси медленно водила пальцем по ободку чашки. – А если мы пренебрежем существующим порядком? Взгляд Шарко заледенел. – Об этом не может быть и речи. – Ой, только не говорите, что сами об этом не думали! Комиссар пожал плечами: – Ты слишком молода, чтобы позволить себе сбиться с пути. Хочешь дружеский совет? Не навлекай на себя неприятностей. Твои дети тебе этого не простят. – Ладно, давайте без проповедей. Мы начинаем собственное расследование. Мы едем туда и просим главного начальника принять нас: якобы нам надо с ним поговорить… например, об одном подозреваемом. Если ему будет угодно нас принять, мы осторожно переведем разговор на наше дело. И если он как‑то в этом деле замешан, мы, скорее всего, сами это поймем по его реакции. – Какой реакции? Ты что, полагаешь, он прокричит во весь голос правду? – Нет, но, возможно, он начнет нервничать, куда‑то звонить. Мы проследим за ним. Устроим засаду перед его домом с… ну, не знаю с чем… с дальнодействующими микрофонами? Шарко обидно усмехнулся: – Ты чересчур увлекаешься сериалами. И любимый, похоже, «Миссия невыполнима». Его кабинет, дорогая, должен быть набит детекторами хай‑фай, способными уловить любой источник электромагнитных волн в радиусе десятков метров. Кроме того, у него наверняка есть закодированный телефон спецсвязи. Эти типы большей частью чистые параноики, потому их и назначают на такие должности… Вернись в реальность, милочка! – Ну так что? Сдадимся и позволим им сбежать? Шарко не ответил, он пристально рассматривал собственные ладони. Люси скомкала салфетку. – Нет уж, лично я не сдамся! Не хотите идти со мной – пойду одна. Сказав «а», говори «б», а сделал шаг – иди до конца. Мгновение – и она скрылась в ванной. Шарко вздохнул. Это девчонка вполне на такое способна, она совершенно отчаянная, хуже, чем отчаянная. Как следует подумав, он встал, вышел в коридор и остановился перед запертой дверью ванной. – Тебе нужна виза или что там еще, чтобы лететь в Канаду? – спросил он громко. Душ продолжал шуметь. – Что вы спросили? – Сначала надо отработать канадский след. Чем больше я об этом думаю, тем мне яснее, что сведения о девочках мы сможем найти в архивах. А вот если там ничего не обнаружится, тогда пойдем в атаку на Легион. Так нужна тебе виза? – У меня есть паспорт. Иногда этого достаточно, иногда нет. Во всяком случае, так я поняла, шаря сегодня ночью по Сети. Наверное, было бы проще, будь у нас на руках официальный запрос международного образца. Шарко говорил, едва не приклеившись губами к двери. Он чувствовал, что Энебель там, в ванной, в нескольких метрах от него, намыливается. Он невольно представил ее голой, и по животу растеклось тепло. – Ладно, согласен… У нас хорошие отношения с канадцами, они обучают для нас специалистов‑аналитиков, и у нас есть там все нужные контакты. Я добуду тебе документы через наше управление. А ты не знаешь, есть ли прямой рейс из Лилля в Монреаль? – Да, но… Ой, мне мыло попало в глаз! Подождите!.. Шарко улыбнулся. Послышался шум раздвигаемой пластиковой занавески, потом женский голос: – Вы со мной разве не полетите? – Нет. Сядешь на ближайший экспресс. Насчет своего начальства не беспокойся, я сам передам твоему шефу всю информацию. Тебе забронируют электронный билет до Квебека. – А вы? – А я пойду к Леклерку и посмотрю, что там за список представителей гуманитарных организаций, находившихся в Каире во время убийства девушек. Может быть, в длинном списке найдется и имя убийцы. Дверь внезапно распахнулась, и на пороге появилась завернутая в махровую простыню Люси с мыльной пеной на волосах и ушах. От нее пахло ванилью и кокосом. При виде ее Шарко почувствовал себя как‑то странно и отступил на шаг. – Почему вы хотите меня отослать? – спросила она жестко. Шарко сжал зубы. Потом протянул руку, стряхнул кончиками пальцев с ее виска пену и сразу же резко развернулся. – Почему, комиссар? Но он уже, не обернувшись, исчез в конце коридора.
Люси вышла из квартиры в Л’Аи‑ле‑Роз, и все понеслось на немыслимой скорости. У нее было всего несколько часов на то, на что у другой ушло бы не меньше двух суток. Ее самолет отбывал из аэропорта Лилль‑Лескен в 19.10. Международный отдел управления, в котором работал Шарко, договорился с ее начальством – и дальше все произошло как по мановению волшебной палочки: ей оформили командировку, выдали нужные бумаги, забронировали номер в гостинице, переслали электронные авиабилеты туда и обратно… А только что она распечатала полученный опять‑таки электронной почтой пресловутый официальный запрос международного образца… «Боинг» приземлится в Канаде в 20.45 по местному времени. Остановится она в трехзвездочном отеле «Дельта‑Монреаль», расположенном между плато Мон‑Руаяль и Старой гаванью – это в двух шагах от архива. В строгих рамках расследования ей отводилось на командировку четыре дня, не считая дня прилета и дня вылета. Однако они не поскупились: целых четыре дня на поиск в архиве старых бумажек – это много! По дороге домой Люси вспоминала последние слова Шарко, сказанные на платформе скоростного метро в Бур‑ла‑Рен: «Береги себя, детка, давай‑ка поосторожнее там…» – и слова эти перекатывались у нее в груди, как камешки, ударяясь одно о другое. При прощальном рукопожатии его палец оказался сверху, Шарко улыбнулся ей, она ему: что ж, два‑ноль – потом он, как первый раз, ушел, сгорбив плечи и не оборачиваясь. У Люси кольнуло сердце, когда она смотрела ему вслед, долго смотрела, как скрывается в толпе силуэт этого странного человека. Она приняла душ, уложила вещи – по минимуму, только то, без чего не обойтись, закинула чемодан в багажник, вынесла мусор и, сев в машину, направилась к городскому Клиническому медицинскому центру. Волновалась она просто как никогда. Канада… международное дело… и это дело поручено ей, лейтенантишке, у которой совсем еще недавно только и было дел, что годами перекладывать туда‑сюда бумажки в комиссариате Дюнкерка… В глубине души она даже гордилась таким своим взлетом. Люси налила в два пластмассовых стаканчика кофе и вошла с ними в палату. Верная своему долгу мать конечно же была на посту: осваивала с Жюльеттой какую‑то игру на видеоприставке. Кровать дочки была завалена раскрасками. Девочка, не отвлекаясь от экрана, увидела краем глаза Люси и улыбнулась, личико ее, обретшее естественный для ребенка ее возраста персиковый цвет, сияло. Врач официально объявил, что завтра Жюльетту выпишут. Люси кинулась обнимать дочку: – Завтра с утра? Ой, как здорово! Нацеловавшись, малышка вернулась к прерванной игре… как же давно Люси не видела ее такой веселой! Мать и дочь со стаканчиками кофе в руках смотрели на нее с порога палаты. Собравшись наконец с духом, Люси начала: – Мам, тебе придется посидеть с Жюльеттой еще как минимум четыре дня. Ну, то есть четыре дня и четыре ночи. Мне очень жаль, но расследование оказалось дико сложным, и… – …и куда же ты теперь? – В Монреаль… У Мари Энебель определенно был дар одним взглядом погружать тебя в чувство вины с головой. – Значит, теперь за границу. Надеюсь, это, по крайней мере, не опасно? – Нет‑нет, совсем не опасно! Мне надо будет порыться в документах одного архива. Ничего особенно увлекательного, но, к сожалению, обойтись без этого нельзя, ну и надо было отправить туда кого‑то, чтобы выполнить работу. – И конечно же работу свалили на тебя! – Можно сказать и так. Мари слишком хорошо знала свою дочь, чтобы поверить в безобидность командировки: если бы Люси предстояло сразиться с самим дьяволом, она бы сообщила, что идет в лес за грибами. Лучше сменить тему. – Твой бывший заходил. – Мари показала на серого плюшевого бегемота. – Мой бывший?.. Ты имеешь в виду Людовика? – А что, были и другие? Люси промолчала. Мари печально смотрела на Жюльетту. – Видела бы ты, как они весело играли… Людовик провел здесь, с Жюльеттой, целых два часа. Его выписали, и он зашел сюда по пути домой. Сказал, если захочешь, можешь ему позвонить. И тебе надо это сделать. – Мама… Мари поймала взгляд дочери и больше уже не отводила от Люси глаз. – Тебе нужен мужчина, Люси. Кто‑то, кто внес бы стабильность в твою жизнь, кто умел бы, когда потребуется, вернуть тебя к реальности. Людовик – хороший парень. – Очень. Вся проблема в том, что я его не люблю. – Ты не успела его полюбить. Твои близняшки проводят куда больше времени с бабушкой, чем с матерью, это я их воспитываю, я сижу с ними. По‑твоему, это нормально? На самом‑то деле Мари была совершенно права. Люси вспомнила, как Шарко говорил о работе: ненасытное чудовище, которое с течением времени срыгивает из своей пасти разрушенные, погубленные семьи. – Давай подождем, когда расследование будет позади, а, мама? Обещаю тебе остановиться и подумать над этим. – Подумать, подумать, конечно… Во время прошлого расследования ты говорила то же самое. И в прошлый раз, и в позапрошлый, и в позапозапрошлый… Во взгляде Мари ясно читался упрек, но одновременно и что‑то вроде жалости. – Уж разумеется, теперь мне не переделать свою дочь, поздно. Ты какая‑то железобетонная, Люси, и, чтобы тебя хоть немножко изменить, твои чертовы мозги надо перестроить целиком! – Но я, по крайней мере, знаю, в кого я пошла! Люси удалось‑таки вытянуть из матери полуулыбку, и Мари погладила дочь по щеке. – Ну ладно. Я быстренько смотаюсь домой и вернусь. Тебе когда отсюда уходить? – Самое позднее – в пять. Мне надо быть в аэропорту заранее: регистрация и все такое. – То есть у тебя всего три часа, чтобы побыть с дочуркой. Господи ты боже мой: прямо как свидание в тюрьме…
Расставшись с Люси, Шарко поехал в Нантерр. Эта женщина‑лейтенант оставила после себя в его сознании сверкающий след, она словно бы никуда и не уходила, и комиссар не мог избавиться от ощущения, что она здесь, рядом. Он снова и снова вспоминал ее завернутой в махровую простыню, покрытую пеной, видел так ясно, как наяву. На пороге его собственной ванной! Кто бы мог поверить, что там, где принимала душ Сюзанна, встанет под душ другая женщина? Кто бы мог подумать, что при виде слегка обнаженного тела сердце в его груди снова забьется сильнее? Сейчас он ходил туда‑сюда по кабинету начальника. Люси была далеко, у нее были свои дела. А он метал громы и молнии перед сидящим за письменным столом Леклерком. – Нам нельзя сдаваться без боя! Другие же пробовали атаковать Легион! – Пробовали – и нарывались… Перес и шеф думают точно так же, как я. Нам надо не лезть на рожон, как ты предлагаешь, нам надо законным путем получить конкретные сведения. Жослен поручит двоим из следственной группы разобраться, где находился Мухаммед Абан после того, как ушел от брата, – и больше ничего пока, потому как это единственное, повторяю, законное средство, которым мы сейчас располагаем. – Ну да, конечно, потратим кучу времени и ни к чему не придем, тебе же самому это ясно как день! Леклерк посмотрел на лежавший перед ним на столе конверт. – Я сказал тебе по телефону – как раз перед тем, как ты нарушил порядок, обогнав Переса, – что мы получили список гуманитарных организаций, представители которых были в Египте, в районе Каира, в то время, когда произошли убийства трех девушек. Здесь есть несколько фамилий – людей, ответственных за миссию, но есть и еще одна очень любопытная штука: вот этот вот конгресс ГСБИ. Глянь‑ка… Мартен Леклерк был мрачен, замкнут, он бессмысленно перекладывал бумажки на столе, стараясь ни в коем случае не встретиться взглядом с Шарко. Комиссар взял в руки документ и стал читать: – «Улыбнемся сиротам всего мира!» – около тридцати участников. «Срочно: планета под угрозой!» – более сорока. «SOS, Африка в опасности!» – шестьдесят… О других уже и не говорю… – Он прищурился. – Ага, вот то, о чем ты говорил: март девяносто четвертого, ежегодная встреча членов Глобальной сети безопасных инъекций (ГСБИ)… Свыше… ух ты, свыше трех тысяч участников со всех концов земли! Всемирная организация здравоохранения, ЮНИСЕФ, ЮНДЭЙС, Объединенная программа ООН по СПИДу, неправительственные организации, университеты, врачи, исследователи, представители здравоохранения и промышленности из более чем пятнадцати стран… Но… что, по‑твоему, я должен с этим делать? – Март девяносто четвертого года – ведь именно в это время были убиты девушки, так? Пауза. Шарко всмотрелся в документ более внимательно. – Черт побери, а ведь ты прав. – Естественно, я прав. Сегодня мы должны получить подробный список участников этого конгресса. Пока, если прикинуть, получается, что французов среди них – от ста пятидесяти до двухсот. – Две сотни… – Короче, сам видишь, эти люди вряд ли носили армейские ботинки и полевую форму… Потому мы на время забудем об Иностранном легионе: у нас и кроме легиона дел хватает. Имею в виду Канаду, эти списки и расследование, связанное с Абаном. Шарко оперся обеими руками на стол Леклерка. – Что происходит, Мартен? Мы с тобой привыкли работать на пару, привыкли вместе доводить все до конца, использовать все средства, между нами все всегда было ясно, а сейчас ты пытаешься напустить туману, заговариваешь мне зубы… своими списками. Раньше ты шел бы напролом… – Раньше… Мартен Леклерк вздохнул. Он схватил со стола лист бумаги, смял его в кулаке и выбросил в корзину. – Все из‑за Кати, Шарк. Я ее теряю. Шарко сдержался, не выдал себя, на самом деле он уже не первый день чувствовал: что‑то у них не в порядке. Катя и Мартен могли бы служить образцом нерушимой семьи, идеальной пары, они перенесли вместе множество бурь и штормов, и казалось, ничто не может пошатнуть этот союз. – Это началось во время дела Юрье, да? Почему ты мне ничего не сказал? – Потому что потому… Шарко помнил все в мельчайших подробностях. Да, разлад между ними начался год назад. Наркобизнес, дело о незаконной торговле кокаином в окрестностях Фонтенбло… Один из мелких наркоторговцев попался. Оливье Юссар, двадцати лет. Крестник Кати… Катя попросила мужа вмешаться, использовать свои связи, чтобы облегчить его участь, но Мартен стоял как скала, оставался верен присяге. Франк злился на себя самого: пока он разбирался с собственными бесами, друг попал в беду, а он ничего не заметил. Он! Дипломированный аналитик, специалист по человеческому поведению! – Я имел право знать, Мартен. – Да? Интересно, с какой это стати ты имел право знать? – С такой, что мы друзья, Мартен, и это дает мне право. Все очень просто. В комнате повисла тяжелая тишина. Слышалось только урчание мотора проезжавшего вдалеке мотоцикла. – Я ходил к начальству, Шарк. Позавчера. – Зачем? Только не говори, что… – Именно так и скажу Покончим с этим делом, и я уйду в отставку. Все равно я не смог бы выдержать еще восемь лет, не смог бы ждать пенсии, одолеваемый таким страхом. Не смог бы без нее. Она уже несколько дней ночует у сестры, и я с ума схожу от этого. Ну и потом… разве ты можешь представить себе мою одинокую старость, разве можешь представить, что я старею один, как… как… Он умолк. Шарко не сводил с него глаз. – Как я, ты хотел сказать? Леклерк опустил голову, попытался спрятаться за бумагами: складывал их в стопки, разбирал эти стопки, перекладывал с места на место. – И вообще, ты меня достал, Шарк. Умолкни! Комиссар отлепил ладони от стола, разогнулся. Он был оглушен, на глазах выступили слезы. Леклерк просто не представляет, какой удар только что ему нанес. Шарко сжал кулаки. – Нет, ты понимаешь, что такое для меня твоя отставка? Ты понимаешь, каково мне будет столько лет тянуть здесь лямку без тебя? Леклерк бабахнул кулаком по столу: – Да! Да! Отлично понимаю! А ты как думаешь? – На этот раз Леклерк уставился на подчиненного и больше уже глаз с него не сводил. – Послушай, я сделаю все, чтобы… – Ни черта ты не сделаешь! Ты уйдешь, меня вышибут, и ты это отлично знаешь. Никому не нужен старый больной полицейский. Таких убирают. Все проще некуда. Леклерк, глядя на друга, покачал головой: – Не приставляй мне нож к горлу, очень тебя прошу. Мне и так хреново. Шарко, чуть сгорбившись, двинулся к выходу. Но, уже взявшись за ручку двери, обернулся: – Когда я потерял жену и дочь, вы с Катей не отходили от меня. Что бы ни случилось, какой бы ты ни сделал выбор, я его приму. А сейчас ты пойдешь к Жослену и скажешь ему, что отпустил меня денек отдохнуть, потому что я слышу голоса – отовсюду.
Перед ним расстилалась дорога: длинная, однообразная, бесконечная. Шарко только что проехал Лион и теперь двигался прямо на юг, к Марселю. Окно было открыто, радио орало во всю мочь, мобильник лежал на уровне руля. – Хуже всего то, что я не знаю, чем ему помочь. Поговорить с Катей? Нет, это ничего не решит. У меня ощущение, что я толку воду в ступе. – Что значит «толку воду в ступе»? Шарко посмотрел направо, на место пассажира. – Что значит? То же, что «носить воду в решете», «тратить силы впустую», «топтаться на месте»… В общем, сизифов труд – то, чем я сейчас занимаюсь. Эжени забавлялась своими локонами, накручивая прядку волос на палец, распуская и снова накручивая, и при этом продолжала его допрашивать: – Послушай, а ты сам‑то заметил, как Люси похожа на Сюзанну? Шарко судорожно сглотнул. Да уж, эта девчонка совершенно непредсказуема. Он пожал плечами: – По‑моему, она похожа на Сюзанну не больше, чем банка твоего соуса на паровоз. – Я хотела сказать: в твоих глазах. Это тебе кажется, будто она похожа на Сюзанну. И даже твоему каменному сердцу так кажется. Я‑то знаю… Там, внутри, горячо – в твоем сердце. – Ты бредишь. – Ну конечно, я брежу! Я! Ты неравнодушен к ней, к Люси, и потому хочешь ее защитить. А Канада – это далеко. Завибрировал мобильник комиссара. – Мне‑то самой очень нравится Люси. Надеюсь, вы будете вместе. – Ты совсем с ума сошла, малышка. Он взял трубку. Звонил один из его ответственных источников, работавший в Главном управлении внутренней разведки. – Ну что – добыл информацию? – А ты как думаешь? Сейчас Легионом командует полковник по имени Бертран Шатель. Ну и послужной список у этого парня – закачаешься! – Давай дальше. – Легионер‑профессионал, служил в самых что ни на есть знаменитых войсковых соединениях. Если коротко: командовал Вторым парашютно‑десантным полком Легиона по время событий в Ливане, потом в Афганистане. Затем сменил курс – и вот он уже главный инструктор в гвианском аду, здесь он ввел новые программы тренировок, формировал элиту из элит. Можно подумать, ему чем круче гайки завернуты, тем приятнее. Парней, попавших под его начало, он гонял так, что не позавидуешь, зато вправлял им мозги до полной боеготовности. Снова оказавшись во Франции, провел три года во внешней разведке, то бишь в Главном управлении внешней безопасности, после чего вернулся к своей первой любви, командуя поочередно Первым иностранным полком в Обани, Четвертым иностранным полком в Кастельнодари и, наконец, два года назад встал во главе Группировки по привлечению солдат в Иностранный легион. Одно из мест работы полковника Шарко тут же взял на заметку: Главное управление внешней безопасности. Прямо в точку… – Значит, был легионером, потом вдруг перешел в секретную службу, а потом назад. С чего бы такой поворот в карьере? – Может, ты думаешь, что все это написано на бумаге черным по белому? Вот уж нет! Все, что я тебе сообщил, нарыто в папках с грифом «совершенно секретно». Бертран этот знаком со многими шишками, и большей частью эти шишки работают в Консультативной комиссии по секретам национальной обороны. Мы с тобой залезли в слишком высокие сферы, Шарк, а в высоких сферах полным‑полно черных ящиков. И если ты эти ящички откроешь, сразу увидишь, что каждый из них – ящик Пандоры. Не знаю, что ты собираешься делать с этой информацией, но точно знаю: человек, о котором мы говорим, недоступен и неуязвим. – А вот это мое дело. Он сейчас в Обани? – Я справлялся, говорят, да. Один звонок под чужим именем – и все в порядке. – Гениально! Спасибо, Папи! – Кстати, я тебе не звонил, ты же понимаешь! Не знаю и знать не хочу, какой херней ты занимаешься. Но тем не менее будь осторожен, приятель! Шарко положил телефон на место, мстительно глянул направо. Слава богу, Эжени исчезла. Он приглушил радио, которое стало действовать ему на нервы. За окном долины сменялись горами, реки равнинами… Баланс, Монтелимар, Авиньон. Вот и Прованс. Столбик термометра лез, наверное, все выше и выше, потому что солнце сквозь ветровое стекло припекало сильнее некуда. В горле у него пересохло, но не от жажды, а из‑за Энебель… Эжени была права. Эта блондиночка перевернула весь его изношенный организм. Жгло в груди, в животе. Все было напряжено до предела, и ему от этого было плохо. Плохо, потому что в сердце у него нет места никому, кроме Сюзанны. Плохо, потому что он на пятнадцать лет старше Люси, и, снова и снова глядя на себя ее глазами, он ясно видит все свои слабости, пороки, несовершенства, все, что разрушало его самого и разрушило его семью. Слишком отдавался работе, почти не бывал дома, единственное, к чему стремился, – преследовать зло, истинное зло, пока не припрут к стенке, измученного, сломленного… Из этой работы не выберешься. И нет этому конца, и нет никакого удовлетворения от нее. День уже клонился к вечеру. Восемь часов в дороге, восемь часов раздумий – в том числе и о плане атаки. Чистое самоубийство, Шарко это сознавал. Не важно, все равно он давно умер. И так часто умирал. Он уже свернул с Солнечного шоссе, проехал с полсотни километров по А52 и дальше – руководствуясь стрелкой с надписью «Обань», по трассе А501, вдоль которой выстроились здания Главного командования Иностранного легиона и центра приема рекрутов. Длинные белые дома, напоминающие корабли, безупречные линии, строгая военная архитектура. Несколько минут спустя он выехал на дорогу местного значения, потом на дорожку, ведущую к будке постового, охранявшейся дежурным капралом. Белое кепи, красные эполеты, парадная форма Легиона во всей красе. Шарко протянул часовому свое трехцветное служебное удостоверение и сказал: – Комиссар Шарко из Центрального управления по борьбе с преступлениями против личности. Мне хотелось бы встретиться с полковником Бертраном Шателем. Полное название его конторы всегда производило сильное впечатление. Шарко в двух словах объяснил, что охотится на преступника‑рецидивиста, который, скорее всего, не так давно вступил в Легион по подложным документам. Впечатление лучше было еще усилить, и комиссар добавил, что на счету разыскиваемого преступника насилие и пытки. Часовой попросил его подождать и скрылся за дверью будки. Когда он вышел и показал, где припарковаться, Шарко понял: партия выиграна. – Вот гостевая парковка, позади вас, можете поставить там машину. Полковник вас примет. Сейчас сюда придет младший лейтенант и проводит вас к нему. Но прежде мне надо забрать у вас служебное оружие. Комиссар сдал пистолет. Вскоре он уже молча, зажав под мышкой папку с резинками, следовал за младшим лейтенантом. Внутри, на чистенькой стене ограды, сверкал золотом знаменитый девиз: «Legio patria nostra».[28]Колонны солдат всех национальностей – поляки, колумбийцы, русские – маршировали на плацу под военные песни. Другие, одетые в синие тренировочные костюмы с белыми майками, чуть в стороне пытались одолеть тренировочные лестницы: скорее, скорее, скорее. Во взгляде у любого из этих парней читался страх. Новобранцы… Готовность идти до конца, экстремизм – чудовищно! Эти не достигшие еще и тридцати братья по оружию с бритыми черепами и стальными глазами не остановятся ни перед чем, они готовы умереть за трехцветное знамя прямо здесь, в любую минуту. Внимание Шарко внезапно привлекло одноэтажное строение, на фасаде которого виднелась табличка: «Группа информации и коммуникации, ГИИК». Комиссар ускорил шаг, догнал своего провожатого: – Скажите… а что тут‑то делают, в этой самой ГИИК? – Это подразделение связей с общественностью, по существу – пиар‑группа. Сюда поступают многочисленные вопросы, здесь организуют репортажи о Легионе. Производственный отдел группы обеспечивает рекламу Легиона во Франции и за ее пределами. – А отдел видеопродукции там тоже есть? Такой, где создавались бы и монтировались фильмы для военнослужащих? – Да, конечно. Репортажи, пропагандистские фильмы и фильмы в честь каких‑либо событий, к памятным датам. – И что же, легионеры сами снимают такие фильмы? – Съемочные группы формируются из личного состава в Генштабе, входят в них в основном офицеры и унтер‑офицеры пехотных полков. Будут еще вопросы? – Нет, спасибо. Шарко подумал об убийцах реставратора фильмов Клода Пуанье. Один из них был военным кинематографистом, и он наверняка скрывается здесь, в тепле и холе, носит свои армейские ботинки, живет в одном из этих больших домов… Вставших на места кусочков пазла становится все больше и больше. Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 448 | Нарушение авторских прав |