Лорен Вайсбергер 7 страница
В воскресенье вечером Матье, как обычно, поел быстрее других и молча встал из-за стола. Валери его остановила:
– Ты куда?
– Играть.
– Ты не доел картофель. Ты больше не хочешь есть?
– Да, но… э-э-э… нет.
– Если ты встал из-за стола, то больше ничего не получишь.
Матье посмотрел на Валери и отправился играть. Он вернулся, когда Тибольт заканчивал есть.
– Я хочу йогурт.
– Нет, я предупреждала: если ты встанешь из-за стола, то не получишь десерт. Раз ты не хочешь есть картофель, значит, не хочешь и все остальное.
Матье ничего не ответил и ушел. Тибольт, уплетая йогурт, сказал ему вслед:
– А он вкусный.
Думаю, такая размеренная жизнь успокаивала Тибольта и придавала ему уверенности: с Пинье он знал, чего ожидать. Он по-своему пытался создать свое второе гнездышко. Несколько дней спустя Валери рассказала мне другую историю:
– Вчера я хотела сесть рядом с Жаном-Марком, когда Тибольт сказал: «Нет, пожалуйста, можно я сяду между вами? Мне нравится место посредине, это мое любимое». И тут же с довольным видом уселся между нами.
Каждый из моих детей пытался найти свое место в новой семье. Марго захватила свою территорию самым естественным образом, протягивая ручки и топая ножками, настаивая, чтобы рядом был кто-то, кто позаботится о ней. Матье проверял, как далеко он может зайти, прежде чем кто-то отреагирует на происходящее. Что касается Жюли, то она еще держала многое в себе, но постепенно взрослела и начинала понемногу раскрываться. Пока что адаптация проходила спокойно, но я знала, что рано или поздно возникнут проблемы.
Уже три недели дети регулярно отправлялись к Пинье, когда мне позвонили из школы по поводу Тибольта: он, как и прежде, получал хорошие оценки, но постоянно ссорился и даже дрался на переменах. Это длилось уже неделю, но Тибольт, очевидно, не передал мне предупреждение учителя. В прошлом году мы обращались к психологу, и мне сказали, что мальчик страдает из-за отсутствия отца и выражается это в агрессии. Но сейчас Жиль был не при чем. Тибольта направили к школьному психологу, который посоветовал отвести его к специалисту. Карим дал мне координаты подходящего врача, и я договорилась о консультации на среду. Тибольт пошел очень неохотно.
– Я не хочу туда идти.
– Почему?
– Потому что психологи – это для дебилов.
– Вовсе нет, Тибольт. Психологи помогают людям, которые не в состоянии справиться со своими проблемами самостоятельно.
– Я не хочу туда идти, я лучше поиграю.
В конце приема я тоже зашла в кабинет. Психолог отметила, что Тибольт с трудом понимает, что произойдет после моей смерти, а также предостерегла меня, что СМИ сильно повлияли на него, в результате чего он потерял свои жизненные ориентиры. На следующей неделе я решила отвести к психологу и Жюли. Она снова жаловалась на боль в животе и тяжесть в груди. Я попыталась поговорить с ней, но она ничего не хотела слушать.
– Знаешь, почему у тебя иногда болит живот и в груди?
– Почему?
– Так твой организм реагирует на страх.
– Чепуха! Что еще за страх?
– Страх из-за того, что я умираю. Тебя это пугает.
– Я не боюсь. Я прекрасно поняла, что произойдет.
– Ты боишься, хоть и поняла это. Это вполне нормальная реакция.
– Никакой это не страх, а твои выдумки.
Мысль о том, чтобы пойти к психологу, показалась Жюли нелепой, но все же она, пожав плечами, подчинилась моему решению. После первого сеанса психолог сказала мне:
– Она считает себя взрослой, а это не так. Жюли берет на себя слишком много, учитывая ее возраст. У нее есть склонность путать роль старшей сестры с ролью матери.
Детям нужно было время, чтобы усвоить некоторые вещи. По средам я продолжала водить Жюли и Тибольта к психологу. Каждый раз мне стоило огромных усилий уговорить их пойти туда, но я не сдавалась. Все, что я могла сделать, – это выслушать их и выказать им свою любовь. Каждый раз, когда дети ночевали у Валери, они требовали меня, задавая одни и те же вопросы, особенно Матье:
– Как мама?
– Хорошо. Не волнуйтесь.
– А когда мы поедем домой? Скоро?
– Вы же знаете, что в среду утром, как обычно.
– Да, и правда!
Как будто они боялись, что я забуду о них… Я, со своей стороны, часто хотела зайти к Пинье взглянуть на детей, но сдерживалась, убеждая себя в том, что переходный период должен пройти правильно, чтобы быть успешным. По вечерам мне особенно не хватало детей. Тишина, царившая в доме, была даже утомительной. Я привыкла, что в это время они кричали: «Не хочу делать домашнее задание! Мне это не нравится! Это невкусно!», или: «Фу! Что это за цвет? Я не буду это есть!», или: «Но это он начал!» Я удивлялась тому, что мне скучно, и с нетерпением ожидала очередной партии в «Скрабл» с Джо. К счастью, он заходил каждый вечер.
Самое забавное заключалось в том, что я никогда не бывала одна. Ко мне и раньше часто кто-нибудь заходил, а с тех пор как я заболела, визитеры сменяли друг друга. Первой появлялась Магали – очень рано, сразу после семи утра. Она помогала мне собрать детей, а после отвести их в школу и колледж. Пока я принимала душ, на смену ей приходила Сесилия, около девяти часов, и оставалась у меня весь день. Три раза в неделю меня навещала подруга Эвелин – добровольный социальный работник. Они вместе с Анн (еще одним социальным работником) помогали мне с уборкой и с детьми. Был еще Карим, который заходил каждый вечер. Моя сестра Кристелль, после того как переехала со своим спутником в Ронсево, появлялась два раза в неделю. Плюс Мари-Те, которая, хоть и жила в сорока пяти километрах, но заезжала хотя бы раз в неделю. А также Паскаль, Карина и Роза – мои соседи сверху, Жислен – водитель школьного автобуса, Агнесса, Валери, другие подруги и даже мать, которая дважды навестила меня вместе с женами моих сводных братьев. Как обычно, она ничего не сказала, и я до сих пор задаюсь вопросом, почему она вообще приехала.
Эти визиты мне не надоедали. Наоборот, они поднимали настроение. Кроме тех случаев, когда я хотела спать. Но и тогда я проявляла терпение. Я бы никогда не позволила себе попросить кого-то уйти под предлогом, что я устала: в моем доме такого не было, я была иначе воспитана. Я не могла сказать «нет» ни журналистам, ни кому-нибудь другому. В результате наш дом всегда был полон народу. Детям нравилось быть с друзьями и знакомыми, но я думаю, что иногда они бы предпочли тишину и спокойствие. Валери рассказала, что однажды Тибольт, ночуя у них, сказал:
– Мне нравится здесь. Тут спокойно, никого нет.
Следовало признать, что все зашло чересчур далеко. Журналисты были не единственными, кто не оставлял меня в покое. Были и совершенно незнакомые люди, время от времени стучавшие в мою дверь.
Как-то в пятницу некая дама открыла садовую калитку и подошла к дому. Вместо того чтобы подняться по ступенькам и позвонить во входную дверь, она постучала в окно кухни: вероятно, увидела меня через стекло. Я открыла окно, и мы принялись разговаривать. Она была очень вежливой, представилась, сообщила, что она англичанка по происхождению, и объяснила, что привело ее сюда.
– Я была в Орлеане и ехала в машине, когда Господь тронул меня за плечо и сказал мне выехать за город и отправиться в Пюизо. Господь указал мне путь к вашему дому. Я должна положить руку вам на плечо, и Господь вылечит вас. Он сказал мне, что ваш час еще не настал.
Эта дама меня развеселила. Она стояла на газоне, в то время как я сидела на краю подоконника и смотрела на нее свысока (в прямом и переносном значении этого слова): ситуация была достаточно комичной. Я не подставила ей плечо, но она и не настаивала, однако, прежде чем уйти, написала на бумажке свой номер телефона.
– Позвоните мне, если у вас окажется немного свободного времени. Я буду рада возможности пообщаться с вами. До свидания, мадам.
– Спасибо. До свидания.
Эта дама не была приставучей, и я легко отделалась. Троица Блеков, засевшая в моем доме на следующий день, была более настойчивой. В то утро Жюли долго спала, мальчишки были у Пинье, а я отправилась за покупками. Около половины двенадцатого мне на мобильный позвонила Сесилия:
– Привет, Мари-Лора. Представь себе: я заехала к тебе, а там три монахини. Ждут тебя в кухне.
– Да? И что они делают там?
– Молятся за тебя. По крайней мере, они так сказали.
– А Жюли?
– Она приготовила им горячий шоколад и оставила их в кухне.
Подобные визиты были настоящим бедствием. Я не могу выпроваживать людей из своего дома, даже если речь идет о посторонних. Я решила затянуть шопинг в надежде, что они отчаются и уйдут. Несколько раз обойдя супермаркет «Интермарше», я позвонила домой. Трубку взял Джо.
– Джо, что ты там делаешь?
– Мне позвонила Сесилия. Попросила прийти на помощь.
– А! Отлично. Они все еще там?
– Да. Их невозможно выпроводить. Они приехали из Парижа и добирались автостопом с вокзала в Малешербе. Короче говоря, эти женщины настроены решительно!
– Хорошо. Попроси Жюли одеться и выйти из дома через пять минут. Я заеду за ней. И скажи этой троице, что меня весь день не будет дома.
Через пять минут я забрала дочь, и мы отправились поесть в центр Пюизо. Хотя эти женщины и выставили меня из собственного дома, я не могла позволить им испортить нам субботний день. Жюли чувствовала себя неловко.
– Почему вдруг ты открыла им дверь?
– Не знаю. Они показались мне милыми и очень вежливыми.
– Но ты не должна была приглашать их войти. Сколько раз я просила тебя не впускать в дом незнакомых людей!
– Знаю, но ты бы их тоже впустила…
Она была права. Зная себя, я понимала, что открыла бы им дверь…
Жюли вдруг дернула меня за руку:
– Смотри, кто здесь…
Это была троица Блеков, приехавшая на центральную площадь Пюизо. Кошмар! Я сразу же накинула плащ и опустила налицо капюшон: скорее всего, эти женщины знали, как я выгляжу, так как видели меня по телевизору или на фото в газете. К счастью, мы сидели в глубине бистро.
Мы с Жюли ели не торопясь: очевидно, монахини коротали время, ожидая моего возвращения домой, чтобы еще раз попытать счастья. Через час они наконец-то ушли. Мы тоже. Подъехав к дому, я пулей вылетела из машины (капюшон я так и не сняла), добежала до калитки, промчалась по лестнице, вставила ключ в замочную скважину и заскочила внутрь, а Жюли – за мной по пятам. Я боялась, что эти дамы притаились где-то рядом и ждут моего возвращения! Не представляю, что обо всем этом подумала Жюли, одно я знаю наверняка: очень хорошо, что Тибольт и Матье не видели всего этого!
13 ОРГАНИЗАЦИЯ ПОХОРОН
Невозможно вообразить себе количество дел, которые необходимо выполнить перед смертью. В конце октября я составила список того, что должна была сделать: проверить сумму страховки, привести в порядок бумаги для детей в банке, решить, где я умру, дома или в больнице, заказать медицинскую кровать – словом, масса скучных, но неизбежных дел, требующих кучи бумаг и писанины. К счастью, рядом была Сесилия, всегда готовая мне помочь и гораздо более организованная, чем я. Однако было одно дело, которым я хотела заняться самостоятельно: похороны. Выбор гроба может показаться делом простым, но следовало продумать многочисленные детали. Поначалу я приняла решение в пользу кремации, но когда завела разговор на эту тему с детьми, Жюли ужаснулась:
– Пожалуйста, мама, не надо!
– Почему? Я могу сама решить, чем все закончится, разве нет?
– Если тебя кремируют, у тебя не будет могилы. И куда мы сможем приходить, чтобы навестить тебя?
– Зачем меня навещать?
– Когда ты умрешь, у меня, возможно, будут секреты, которыми я захочу с тобой поделиться. Мне нужно место, где я могла бы поговорить с тобой.
Жюли – единственная, кто высказал свое мнение по этому поводу. Ее слова тронули меня. В конце концов, мне-то какая разница? Главное – мнение моих детей. Поэтому я подумала и решила, что меня похоронят традиционным способом. Что касается выбора кладбища, то напрашивался вариант Бютье: именно с этим округом были связаны самые счастливые воспоминания моей жизни. Именно сюда, в поселок Ронсево, я приезжала на лето ребенком. Здесь же были похоронены мои бабушка и дедушка, отец и дяди. Кристелль предложила:
– Знаешь, Мари-Лора, если не хватит средств, можно похоронить тебя рядом с отцом.
Когда умер отец, мы выкупили два места на кладбище: не потому что так было проще, просто в настоящее время нет выбора – невозможно приобрести только одно место. Учитывая его стоимость, идея Кристелль не была такой уж абсурдной, тем не менее я чуть не уничтожила ее взглядом.
– Быть похороненной рядом с отцом? Ты в своем уме? Я не любила его при жизни! Не хватает еще, чтобы мы продолжали ссориться…
Но самым срочным было другое. Я уже решила, где буду похоронена, и теперь предстояло заняться выбором гроба. Я обратилась в похоронное бюро Малешерба и вскоре отправилась туда в сопровождении Эвелин: подобные вещи лучше делать с подругой. Последний раз я была здесь в связи со смертью отца, а сейчас оказалась из-за самой себя, поэтому чувствовала себя как-то странно. Женщина-брюнетка, принявшая нас, была специалистом своего дела.
– Чем могу быть полезна?
– Я хотела бы составить контракт на оплату своих похорон.
– Ваших?
– Да. У меня рак, и жить мне осталось недолго. Это вопрос двух-трех недель, в лучшем случае – месяца.
Женщина, ничуть не смутившись, принялась что-то записывать. Можно было подумать, что она каждый день сталкивается с подобными случаями.
– Хорошо, не волнуйтесь, мы все уладим.
– Точно?
– Конечно. Люди приезжают к нам заранее.
– В моем случае это не «заранее», а довольно-таки срочно.
– Хорошо. Я сейчас покажу вам варианты гробов. Вы сами будете оплачивать похороны?
– Нет, мой муж.
Жиль пока еще не был в курсе, но я была настроена убедить его.
– Отлично. Пройдите, пожалуйста, за мной в соседнюю комнату. Я покажу вам несколько моделей. Вы уже думали о том, что бы вам хотелось?
У меня была одна идея, но я сомневалась в возможности ее реализации. В течение нескольких дней я убеждала подруг в том, что хочу стеклянный гроб, полностью прозрачный.
– Я хочу иметь возможность видеть свои похороны и тех, кто на них придет, – говорила я.
– Мари-Лора, но как-то странно…
– Я бы очень хотела видеть вас!
Я не осмелилась высказать идею о стеклянном гробе в похоронном бюро – у моей собеседницы был такой серьезный вид! Следовало покончить со всем этим раз и навсегда. Женщина показала мне несколько самых дорогих, а после – самых дешевых моделей. Взглянув на выставленные гробы, я ни секунды не сомневалась и выбрала нечто среднее:
– Вот этот, лакированный, с ручками.
– Дубовый.
– Дубовый? Отлично! Могу я его испробовать?
– Простите?
– Это важно, ведь в дальнейшем мне придется находиться в нем постоянно.
Дама ничего не ответила, только сдержанно улыбнулась: не всем нравился мой юмор. В любом случае, гроб есть гроб: даже в моделях «люкс» в конце концов появится грязь. К счастью, грязевые ванны полезны для кожи. Комфорт – вот главное. Внутренняя часть выбранной мною модели была обита стеганым атласом: идеальный вариант, учитывая мои проблемы со спиной.
– Что касается цвета…
– Белый. Белый атлас. Он нейтральный, скромный и неброский.
– Подушка нужна?
– Зачем?
– Чтобы положить ее на гроб во время церемонии. Иначе гроб выглядит как-то грустно…
– Вы так полагаете? Тогда почему бы и нет?
– С цветами?
– Да, с красными цветами, чтобы их было видно издалека.
– Желаете ли вы проведения особенной церемонии?
– Нет.
– Религиозной церемонии?
– Нет.
Религия и я – совершенно разные вещи. Я никогда не верила во что бы то ни было. Мне всегда сложно находиться в церкви. У меня даже аллергия на церковь. Возможно, потому что люди там слишком серьезные, а я чувствую себя некомфортно в такой обстановке. Даже ради похорон я не изменю своего мнения. И все-таки у меня была идея относительно проведения церемонии.
– Скажите, а кто проводит погребальную церемонию на кладбище?
– Я. А что?
– Тогда не могли бы вы прочесть письмо?
– Какое письмо?
Она подняла на меня растерянный взгляд. Эвелин, стоявшая рядом, посмотрела на меня подозрительно, уверенная в том, что я собираюсь сделать очередную глупость.
– Я еще не знаю, но я хотела бы обратиться к людям, сказать им, что не стоит злиться и что…
– Я вынуждена сразу же предупредить вас: это невозможно. Я не могу зачитывать подобные вещи.
– Но ведь это будет мой последний день. Если и есть день, когда я имею право сказать то, что думаю, так это он, не так ли?
– Дело не в этом. Я не принимаю участия в подобных личных посланиях.
– Черт…
Я поразмыслила несколько секунд. Вдруг Эвелин просияла:
– Ты можешь записать кассету!
– Отличная мысль!
– И в самом деле. Если у вас есть необходимое оборудование, это возможно. Нужно будет всего лишь передать мне кассету, и я поставлю ее. Никаких проблем.
– Гениально! В таком случае можно будет включить и музыку. Я обожаю Рено, Жан-Жака Голдмана, Алена Сушона… Я хочу, чтобы мои похороны были как можно более веселыми.
С очевидным облегчением она принялась составлять в компьютере сводную таблицу.
– Простите, но вы уверены, что ваша смерть настолько близка?
– Ни в чем нельзя быть уверенным. А что?
– Возможно, вы продержитесь еще год?
– Никакой надежды на это нет.
– Очень жаль, поскольку если вы сможете продержаться год, то получите существенную скидку.
Если бы я могла продержаться год… Ну что ж! Эта женщина, похоже, все-таки обладала чувством юмора. Она развернула монитор, чтобы показать заполненную таблицу.
– Вот. В целом это будет стоить три тысячи двести восемьдесят шесть евро. Эта сумма включает в себя стоимость гроба, обивки, подготовки тела, подушки и церемонию, которую буду проводить я лично. Но если вы продержитесь год, то получите скидку в тысячу евро.
– Да уж, это немало! – в очередной раз пошутила я.
Сидевшая рядом со мной Эвелин была потрясена.
– Зачем вы это делаете?
– Простите?
– Она же сказала, что умрет через месяц, а никак не через год! Неужели нужно было заводить разговор об этой скидке?
Любезная брюнетка, казалось, не понимала всей ироничности ситуации. Она распечатала таблицу и протянула ее мне.
– Вот, мадам Мезоннио. У вас есть время подумать. Если я смогу чем-то вам помочь, обращайтесь без колебаний.
– Ну что ж…
Эвелин уставилась на меня круглыми глазами, словно спрашивая: «Ну что ты придумала еще?»
– Я могу взять с собой в гроб какие-нибудь вещи?
– Да, вы можете взять четыре предмета.
– И это все?
– Э-э-э… таковы правила.
– Спасибо, мадам. До свидания.
Четыре предмета? Мне нужно было хорошенько подумать, хотя четыре – это не так мало. В одном я была уверена: я хотела, чтобы меня похоронили с моим «Скраблом» и мобильным телефоном… чтобы мне не было так скучно!
Решив вопрос с гробом, мы с Эвелин отправились в Бютье, чтобы приобрести место на кладбище. За двести двадцать пять евро я получила место в тени плюс второе место для того, кто захочет расположиться рядом со мной. Спустя несколько дней после получения счета я поехала к Жилю.
– Жиль, по поводу своих похорон я все решила. Это стоит три тысячи двести евро.
– Да? И что?
– И ты оплатишь этот счет. Общество взаимного страхования выплатит деньги после моей смерти, поэтому я считаю твое участие вполне нормальным. Это будут не самые дешевые похороны, но и не самые дорогие.
– Но почему не повременить с этим?
– Потому что подобные вещи следует оплачивать заранее. К тому же я не хочу никаких сюрпризов. Я хочу, чтобы все было оплачено сейчас, чтобы я была уверена в том, что моя воля будет выполнена. Договорились?
– Хорошо, хорошо.
Итак, Жиль оплатил мои похороны – не первоклассные, тем не менее достойные. Что касается детей, то я еще не разговаривала с ними об этой церемонии. Сначала я хотела узнать мнение их психолога, хотя и не представляла, как можно будет запретить моим трем старшим детям присутствовать на ней. Я думаю, будет правильно, если они увидят мой гроб. К тому же это будет последний раз, когда и я их увижу.
14 ЧЕРНЫЙ И БЕЛЫЙ ЮМОР
«Эй, Дедушка Мороз!
Спускаясь с неба,
Быстрее обернись!
Не то я тебя стукну,
Не то я тебя тресну,
Не то я тебя прихлопну!»
А! «Дед Мороз» Рено… Мы с Сесилией знаем эту песенку наизусть. Я обожаю Рено с его ярким языком и слегка черным юмором. Я и сама над всем смеюсь, даже над смертью. Я не выношу людей, пристающих ко мне на улице со своей жалостью: мне нелегко справиться со страхом собственных детей, не говоря уже о страхе других. Все дело в том, что если люди видят, как ты плачешь, то они делают то же самое. А слезы, подобно грузу, тянут ко дну… Поэтому я стараюсь опередить таких людей, заставая их врасплох. А еще это помогает мне не обращать на них внимания. Если я встречаю знакомых, которые начинают оплакивать мою горькую участь, то сразу же предлагаю им пойти поискать себе другую «жилетку». Однажды моя сестра Кристелль попыталась завести разговор о похоронах. Она только заикнулась об этом, как я оборвала ее – прежде чем она успела хотя бы присесть на диван:
– Послушай, Кристелль, ты очень хорошая, но сегодня нагоняешь на меня тоску. Давай ты вернешься, когда будешь в более веселом настроении.
Она не ушла, но сразу же все поняла. Я знала, что новость о моей скорой смерти затронула ее за живое, но не могла ничем ее утешить. Я не видела никакого смысла в хандре. Мне нужны были позитивно настроенные люди рядом. Возможно, из-за этого при болезни и появляется определенный юмор. Доктор Хаус – мой тип. Каждую неделю я смотрю очередную серию. Мне нравится искренность этого персонажа. Не то чтобы я была циником, просто мне не нравится поддаваться жалости. Когда жизнь играет с тобой такую злую шутку, как этот чертов рак печени, возникает желание так или иначе противостоять ей. Например, Рено в своей песни говорит: «Плевать я на вас хотел». Если это кого-то шокирует – тем хуже.
В конце ноября у меня появились постоянные мигрени. Болеутоляющее, выписанное Каримом, не помогало. Тогда он переговорил с доктором Пико, и тот решил направить меня на исследование. Он опасался, как бы метастазы не начали появляться в мозгу.
– Скажи, Карим, если в мозгу будут метастазы, что это изменит?
– Это сократит твою жизнь.
– Но она уже и так короткая, разве нет?
– Все не так просто. Никто не может знать наверняка, сколько тебе осталось жить. Срок в несколько месяцев зависит от самого больного. Но в случае опухоли в мозгу прогноз становится гораздо более точным.
– Сколько?
– Максимум месяц.
– А-а… Ну что же, тогда мне не придется покупать календарь к Рождеству.
– Что?
– Календарь. Тот, который покупают для детей: внутрь кладут небольшие подарки – так легче считать дни.
Бедняга Карим… Он никак не привыкнет к моему юмору. Как только разговор заходит о моей болезни, его невозможно развеселить. Обычно, когда я так шучу, он смеется сквозь слезы. Наверное, потому что знает: на самом-то деле я не шучу. Я и в самом деле решила купить такой календарь, если окажется, что мой мозг угасает. Оставалось только провериться…
Однажды утром Розелин, моя любимая санитарка «скорой помощи», заехала за мной, чтобы отвезти в больницу Фонтенбло. Она высадила меня перед входом в здание, которое я теперь знала как свои пять пальцев. Две медсестры поздоровались со мной: здесь все меня знали. В конце коридора я заметила главную медсестру.
– Здравствуйте!
– Здравствуйте, мадам Мезоннио.
– Ну, где мой номер «люкс»?
– Пока что я отведу вас в двухместную палату.
Я предпочитаю индивидуальные палаты: никогда не знаешь, на кого попадешь, а б о льшую часть дня приходится проводить с соседкой. Нет ничего хуже, чем выслушивать наставления пожилой женщины, которая к тому же стонет и громко жалуется, что «бип-бип» аппарата чересчур быстрое или наоборот медленное… Мне повезло встретить нескольких интересных людей. В частности, я запомнила охваченную паникой женщину, которую попыталась успокоить, как могла:
– Почему вы здесь?
– Рак кишечника.
– А как долго вы делаете химиотерапию?
– Это мой первый сеанс.
– Первый раз всегда самый лучший!
Женщина как-то странно посмотрела на меня и с трудом выдавила из себя слабую улыбку. Но вскоре она расслабилась, и мы веселились до самого вечера.
Мое наиболее безумное воспоминание связано с женщиной, которой было шестьдесят шесть лет. У нее оказался неизлечимый рак легких и отличное чувство юмора. Мы начали размышлять над тем, как отдадим концы, о том, как будем похоронены, и старая дама, икая от смеха, еле выговорила:
– Я хочу, чтобы меня похоронили с моим вибратором.
Мы смеялись, надрывая животы.
– А я требую, чтобы меня похоронили с Губкой Бобом, чтобы мне было там тепло!
Не так давно друзья подарили мне огромную куклу – Губку Боба, сделанного вручную. С тех пор Боб служил мне подушкой и проводил со мной все ночи.
– Я хочу еще, чтобы со мной был мой телефон. Если я ни с кем не буду разговаривать, это будет скучно! Нужно подумать о заземлении, чтобы заряжать его. К счастью, не придется рыть чересчур глубоко.
Мы разгулялись не на шутку. Давно мы так не смеялись! Вот он, юмор умирающих. Он безграничен, и чем серьезнее ситуация, тем лучше чувствуешь себя посмеявшись.
Конечно, не все больные раком настолько раскованы. В тот день, когда мне должны были делать исследование мозга, меня перевели в палату, где уже была лысая женщина с лицом пупса. Она лежала под капельницей и, похоже, страдала. Ее дочь, сидевшая в кресле рядом с кроватью, не знала, как утешить мать, и едва сдерживала слезы. Я улыбнулась ей и устроилась на соседней кровати. В таких случаях лучше не навязываться.
Немного спустя пришел доктор Пико.
– Здравствуйте, мадам Мезоннио. Как вы себя чувствуете?
– Хорошо, только голова болит.
– Я знаю. Вас отвезут на ядерно-магнитную резонансную томографию мозга. Но сначала я объясню вам, в чем заключается медикаментозная химиотерапия.
С тех пор как я в конце октября узнала о неэффективности второго этапа химиотерапии, я не принимала никаких лекарств, кроме морфина. Доктор Пико предложил это новое лечение не для того, чтобы попытаться вылечить меня, а чтобы замедлить распространение рака. В отличие от предыдущего лечения, мне не нужно было часами лежать в палате, достаточно лишь принимать таблетки.
– Вы будете пить по таблетке утром и вечером в течение двух недель. После недельного перерыва повторите двухнедельный курс.
– Побочные эффекты такие же, как обычно?
– Приблизительно. Возможно также, что у вас на ладонях появится покраснение.
– Это все?
– Да. Медсестра передаст вам брошюру, в которой все детально описано.
– Итак, сегодня никакой перфузии?
– Нет, только томография. Вас проводят. Я позвоню вам в ближайшие дни и сообщу результат.
Доктор Пико был очень любезен, но он наивно полагал, что я попадусь на эту уловку. Последний раз, когда он сказал: «Я позвоню вам, чтобы сообщить результат», он настолько опоздал, что я сама все узнала. Сорок восемь часов в неведении, сколько тебе осталось жить, месяц или больше, – это чересчур долго.
– Я не хочу, чтобы вы мне звонили. Я хочу сразу же узнать результат.
– Посмотрим, мадам Мезоннио.
– Предупреждаю: я не уйду из больницы, пока не услышу свой приговор!
Доктор Пико ничего не ответил. Вскоре пришла медсестра и рассказала мне о побочном действии лекарства более детально:
– В худшем случае ваша кожа станет сухой и на ней появятся трещины.
– Вот как! Если мне будет больно, я перестану его принимать.
– Решать вам. Если вы почувствуете, что лекарство печет, или проявится аллергия, позвоните нам, и врач решит, стоит ли продолжать лечение.
– У меня, например, начинаются приливы. Взгляните на мое лицо. Такое чувство, будто меня вынули из скороварки!
Это сказала моя соседка. Она действительно была вся красная.
– Не стоит жаловаться. Вы отлично выглядите!
Видя, что мы смеемся, медсестра вышла из палаты.
Я поправляла подушку, когда в палату вошла Мари-Те с коробкой печенья в руках: я обожала эти штуки. С тех пор как я заболела, она всегда старалась составить мне компанию в больнице, независимо от того, приезжала я на курс химиотерапии или на обследование. Я успела рассказать ей последние новости о детях, о приступе страха Жюли, когда сообщили, что на улице меня ждет машина «скорой помощи». Меня отвезли на сотню метров, в другой корпус. Я не боялась: я уже привыкла к томографии и ядерно-магнитным резонансным исследованиям. Я умирала. Узнать, когда именно это произойдет, было лишь деталью. Важной, но все равно деталью.
Обследование продолжалось десять минут. Потом я отправилась в зал ожидания, предупредив врача:
– Я хочу узнать результат сейчас же. Не волнуйтесь: я знаю, что если в моем мозгу обнаружат опухоль, это значит, что мне остался месяц, не больше. Вы ничего не будете скрывать от меня, хорошо?
Дата добавления: 2014-12-11 | Просмотры: 572 | Нарушение авторских прав
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 |
|