АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Противоречие биологического и социального как основная проблема здорового существования

Обозревая концепции, составляющие так называемую “адаптационную модель здоровья”, следует отдельно остановиться на тех философских и психологических учениях, которые подчеркивают исключительно негативное, деформирующее влияние культуры и цивилизации на природу человека. Согласно этим учениям, прогрессивное развитие человеческого общества не только приводит к достижению духовных вершин, но и ограничивает естественные биологические ресурсы отдельного индивида, лишая его тех преимуществ, которыми отличается естественное существование в полном согласии с природой.

Наиболее ярким выразителем этих идей в истории западной мысли, видимо, следует признать Жан-Жака Руссо, посвятившего свой знаменитый трактат “Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми” сравнительному анализу “естественного” и цивилизованного человека. Выводы, сделанные Руссо на основе этого сопоставления, весьма плачевны. Человек цивилизованный, хотя и располагает возможностью пользоваться достижениями науки и техники, в самом главном уступает дикарю; он беспомощен и слаб в постоянно меняющемся мире и оказывается жертвой собственных грандиозных притязаний. Могущество достается ему слишком дорогой ценой: разрыв с природой превращает его в болезненное и ослабленное существо. Согласно Руссо, по мере развития цивилизации “мы изобретаем для себя болезней больше, чем медицина может предоставить нам лекарств” [160, с. 51]. “Крайнее неравенство в образе жизни, избыток праздности у одних и избыток труда у других; та легкость, с какою можно возбуждать и удовлетворять наши аппетиты и нашу чувственность... бессонные ночи, излишества всякого рода, неумеренные порывы всех страстей, треволнения и истощение умственных сил, бесконечные огорчения и заботы, которые человек испытывает при любом имущественном положении и которые постоянно гложут его душу, — вот печальные доказательства того, что большая часть болезней наших — это дело наших собственных рук и что мы могли бы почти всех их избежать, если бы сохранили образ жизни простой, однообразный и уединенный, который был нам предписан природою” [там же]. Позиция Руссо радикальна: “если она (природа) предназначала нас к тому, чтобы мы были здоровыми, то я почти решаюсь утверждать, что состояние размышления — это уже состояние почти что противоестественное и что человек, который размышляет — это животное извращенное” [там же].

Извращенности цивилизованного человека Руссо противопоставляет идиллические картины здорового и гармоничного существования первобытных людей. “Когда подумаешь о прекрасном здоровье дикарей, по меньшей мере тех, которых мы сами не погубили с помощью наших спиртных напитков; когда вспомнишь, что они почти не знают никаких иных немощей, кроме как раны и старость, то склоняешься к мысли, что легко можно было бы составить историю человеческих болезней, если проследить историю гражданских обществ” [там же, с. 51—52]. Руссо полагал, что “человек в естественном состоянии почти что не нуждается в лекарствах и еще менее — во врачах” [там же, с. 52]; его врачевателем является сама природа, законам которой подчинена вся его жизнь. В общем можно заключить, что в качестве “эталона здоровья” для Руссо выступает далекий предок, гипотетический Первочеловек, живший в естественных, первозданных условиях, в полной гармонии с Природой.

Идея Руссо о негативном, деформирующем влиянии культурной жизни на человеческую природу и о превосходстве “естественного человека” над человеком цивилизованным получила развитие в психологических концепциях XX века. В них само устройство общества и его институтов, характер социального принуждения и подавления рассматриваются как факторы, которые, усиливая эволюционные возможности человечества, одновременно подрывают физическое и душевное здоровье отдельного человека.

Основоположник психоанализа 3. Фрейд напрямую связывал происхождение невротических расстройств с необходимостью подчиняться законам и принципам, лежащим в самом основании любой культуры. В работе “Будущее одной иллюзии” он писал: “Примечательно, что как бы мало ни были способны люди к изолированному существованию, они тем не менее ощущают жертвы, требуемые от них культурой ради возможности совместной жизни, как гнетущий груз. Культура должна поэтому защищать себя от одиночек, и ее институты, учреждения и заповеди ставят себя на службу этой задаче; они имеют целью не только обеспечить известное распределение благ, но и постоянно поддерживать его, словом, должны защищать от враждебных побуждений людей все то, что служит покорению природы и производству благ... Так создается впечатление, что культура есть нечто навязанное противящемуся большинству меньшинством, которое ухитрилось завладеть средствами власти и насилия” [184, с. 19]. Согласно 3. Фрейду, “всякая культура покоится на принуждении к труду и на отказе от влечений, а потому неизбежно вызывает сопротивление со стороны объектов своих императивов” [там же, с. 22]. У всех людей имеют место деструктивные, т. е. антиобщественные и антикультурные тенденции, которые неизбежно вступают в конфликт с жесткими требованиями общественной жизни. Усиление этих тенденций представляет реальную угрозу социальным устоям, поэтому общество либо подавляет, либо преобразует их, направляя опасные асоциальные импульсы в русло общественно полезной и приемлемой активности. Организация общества такова, что каждый отдельный его представитель вынужден смириться с невозможностью полного и безболезненного удовлетворения всех своих биологических потребностей. Сдерживание влечений и вынужденный отказ от немедленного удовлетворения, его отсрочка являются необходимыми условиями социализации индивида. Более того, энергия, необходимая для достижения социальных целей (“целей культуры”), может быть отнята только у первичных инстинктов за счет ослабления либидо и обеднения сексуальной жизни. Цивилизованный труд возможен только при условии обуздания сексуальности. Все это неизбежно порождает скрытое недовольство, “неудовлетворенность” культурой [185]. Сублимация как навязывание биологическим влечениям чуждых им культурных целей может принести лишь иллюзию, суррогат счастья, несравнимый с полнотой удовлетворения в половой любви. Счастье, по словам Фрейда, не является культурной ценностью. Необходимость отказываться от удовольствий, подчиняясь требованиям реальности, приводит к нарастанию внутрипсихического напряжения, разрядка которого может принимать деструктивные и болезненные формы. Самое большое достояние, приносимое в жертву общественной жизни, — это целостность личности, которая утрачивается в процессе социализации, уступая место расщепленному, внутренне противоречивому Я. Структура личности, которая формируется как продукт социальной детерминации, изначально предполагает внутриличностный конфликт, поскольку включает непримиримо противоборствующие инстанции: инстинктивное, подчиненное “принципу удовольствия” Оно (Ид) и воплощающее социальные нормы и требования, выполняющее функции цензуры Сверх-Я (Супер-Эго) [186]. Такая душевная организация приводит к закреплению патогенного механизма вытеснения и подавления: все, что может нарушить социальные нормы или противоречит им, вытесняется в бессознательное, которое становится резервуаром блокированной либидозной энергии. Не находя другого выхода, энергия либидо может прорываться в сферу сознательной активности, принимая форму всевозможных душевных аномалий и симптомов. Так извечный конфликт биологического и социального в человеке оборачивается утратой душевного здоровья и благополучия. Неудовлетворенность и невроз становятся постоянными спутниками цивилизации. По этому поводу 3. Фрейд писал в статье “Недовольство культурой”: “Я воздерживаюсь от предрассудка, согласно которому культура является самым драгоценным нашим достоянием, а путь культуры обязательно ведет к невиданным совершенствам. Я могу без негодования выслушивать критика культуры, полагающего, что при рассмотрении целей и средств культуры неизбежно следует вывод: все ее усилия не стоят затраченного труда, а итогом их будет лишь невыносимое для индивида состояние” [185, с. 133]. Фрейд даже осмелился предположить, что вследствие указанных причин целые культуры и культурные эпохи (а возможно, и все человечество) сделались “невротическими” [там же]. Итак, по Фрейду, принципы, на которых утверждается цивилизация, изначально исключают возможность здорового и полноценного существования отдельного человека.

Концепция 3. Фрейда, в которой центральное положение занимает конфликт между цивилизацией и базовыми инстинктами индивида, а подавление биологических влечений рассматривается как основной принцип социальной жизни, получила развитие в программном произведении лидера франкфуртской социологической школы Герберта Маркузе “Эрос и цивилизация”. Маркузе рассматривает концептуальные положения Фрейда, перенося их в область социальной философии и политики. В его монографии мы находим развернутую критику так называемой “репрессивной” цивилизации, основанной на жестком регулировании биологических потребностей. Культура определяется им как “методическое принесение либидо в жертву, его принудительное переключение на социально полезные формы деятельности и самовыражения” [120, с. 22]. Жизнь в цивилизованном обществе означает невозможность полного удовлетворения, модификацию инстинктов и подавление (репрессию) неуправляемых биологических импульсов. Принцип удовольствия перестает быть господствующим и подпадает под ограничения, выступающие в виде социальных запретов, норм, табу. Ему на смену приходит “принцип производительности”, который, согласно Маркузе, представляет собой историческую форму принципа реальности. Наряду с общим подавлением, которое выражается в модификации инстинктов, Маркузе постулирует наличие “прибавочного (дополнительного) подавления” [там же, с. 27]. Это ограничения, налагаемые социальной властью. Автор полагает, что “любая форма принципа реальности требует значительного репрессивного контроля над инстинктами, исторические институты принципа реальности и специфические интересы господства вводят дополнительный контроль над ними, неизбежный в цивилизованном человеческом сообществе” [там же, 30]. Этот дополнительный контроль, необходимость которого проистекает из самой специфики институтов господства, Маркузе и обозначил как “прибавочное подавление” [там же, с. 30]. В качестве примеров прибавочного подавления Маркузе приводит “модификации и отклонения энергии инстинктов, вызываемые закреплением моногамно-патриархальной семьи, иерархическим разделением труда или публичным контролем над частным существованием индивида. Они прибавляются к основным (филогенетическим) ограничениям инстинктов, которыми отмечено развитие человека от человекообразного животного до animal sapiens” [там же, с. 31]. Усиление дополнительного контроля и подавления, связанное с прогрессом господства и производительных сил, неизбежно приводит к “ослаблению Эроса (инстинкта жизни)”, к разрушению “живых связей между индивидом и его культурой”, к нарастанию отчуждения. Десексуализация организма, отчужденный труд, ставший источником постоянной неудовлетворенности, рост деструктивности и нигилизма — таковы главные “достижения” репрессивной цивилизации [там же, с. 75—106]. Очевидно, что в условиях подобной организации общества здоровье и счастье отдельного индивида становятся проблематичными; их место занимает научно-технический прогресс. Маркузе задается вопросом о возможности “нерепрессивного принципа реальности” или “нерепрессивной организации инстинктов” как таковой. При этом он обращается к мифологическим образам Нарцисса и Орфея, видя в них архетипы радости жизни, гармонии, единения с природой и противопоставляя их архетипическому образу Прометея, символизирующего принцип производительности. Свободное воображение (фантазия) признается альтернативой разуму, основанному на подавлении и господстве, а эстетическое восприятие природы позволяет преодолеть стремление к ее порабощению. Для постепенного перехода к цивилизации нерепрессивного типа необходимо, чтобы тяжелый труд (основа общественной жизни) превратился в “свободную игру человеческих способностей”. Этим идеям сам Маркузе придавал не только философское, но и политическое значение, однако в его работе нет конкретных и четких рекомендаций по переустройству общества и созданию такой социальной системы, которая позволила бы человеку вернуть себе наслаждение жизнью во всей полноте. Маркузе ограничился тем, что стал проповедовать Великий Отказ — отрешение от принципов и ценностей репрессивной Цивилизации. Согласно его учению, счастье и благополучие человека требуют полной реорганизации современного общества; вопрос, как это может быть осуществлено, остается открытым.

Сходные рассуждения по поводу социальной обусловленности душевных аномалий и расстройств обнаруживаются в трудах выдающегося психолога и психотерапевта XX века Вильгельма Райха. В разработанной им психологической системе, получившей название “Анализ характера”, выделяются особые слои личности, которые возникают в результате общественного развития и функционируют независимо друг от друга. Наиболее поверхностный уровень личности среднего человека характеризуется, по Райху, такими социально одобряемыми чертами характера, как трудолюбие, ответственность, добросовестность, вежливость, сострадание. “Не было бы никаких общественных трагедий, — писал Райх, — если бы этот поверхностный пласт личности человека находился в непосредственном контакте с его глубинной естественной основой. К сожалению, дело обстоит иначе. Поверхностный слой личности не соприкасается с глубинной биологической основой индивидуальности; он опирается на второй, промежуточный слой характера, который состоит исключительно из импульсов жестокости, садизма, сладострастия, жадности и зависти” [156, с. 10]. Второй слой составляет совокупность всех так называемых “вторичных влечений”; к нему относится все антисоциальное в человеке как вторичный результат подавления первичных биологических импульсов. Хотя это и может показаться парадоксальным, но именно трансформация естественных влечений, осуществляемая обществом, приводит к извращению (социальной по своей сути) человеческой природы, делая ее злейшим врагом общественного порядка. “После прохождения второго слоя “извращений” и погружения в биологический субстрат человека всегда обнаруживается третий, самый глубокий слой, который мы называем биологической основой. В этой основе, при благоприятных условиях, человек, как правило, представляет собой искреннее, трудолюбивое, склонное к сотрудничеству, любящее, и, при наличии достаточной мотивации, рационально ненавидящее существо. В то же время представляется совершенно невозможным освобождение характерологической структуры современного человека путем проникновения в этот самый глубокий и столь перспективный слой без предварительного удаления ложного, социального поверхностного слоя. Сбросьте маску воспитания, и перед вами предстанет не естественная общительность, а лишь извращенный, садистский слой характера” [там же].

Согласно Райху, такая деформация естественных потребностей и влечений является результатом жесткого подавления биологической энергии, без которого не обходится ни одна система воспитания. Извращение исходных биологических импульсов всегда происходит под влиянием определенных общественных условий, а раскол в структуре характера воспроизводит царящую в обществе классовую разобщенность. Таким образом, заложенная в человеке природная социальность деформируется под давлением нездоровой социальной среды. “Все “естественное” и “возвышенное” в человеке, все, что объединяло его с космосом, находило подлинное выражение в великих произведениях искусства, особенно в музыке и живописи. И тем не менее оно до сих пор не оказало существенного влияния на формирование человеческого общества”, — сетовал Райх.

Суть райхианской концепции в том, что социум посредством подавления создает не только законопослушного обывателя, но и скрывающегося под его маской садиста, “жестокое чудовище”, в котором узнается облик репрессивного государства, этого гоббсовского “левиафана”. Только возвращение к естественной первооснове существования, к первозданной чистоте непосредственных импульсов и душевных порывов может спасти человека от саморазрушения, на которое его обрекает патогенная структура общественного устройства.

В этой связи вспоминается также “социокультурная теория неврозов” К. Хорни, позволяющая определить “вклад патогенных ценностей и установок культуры в процесс формирования невротической личности нашего времени”. “Когда мы сосредотачиваем внимание на сложившихся к данному моменту проблемах невротика, мы осознаем, что неврозы порождаются не только переживаниями отдельного человека, но также теми специфическими культурными условиями, в которых мы живем, — отмечала К. Хорни в своем классическом труде “Невротическая личность нашего времени”. — В действительности культурные условия не только придают вес и окраску индивидуальным переживаниям, но и в конечном счете определяют их особую форму... Когда мы осознаем громадную важность влияния культурных условий на неврозы, то биологические и физиологические, которые рассматриваются Фрейдом как лежащие в их основе, отходят на второй план” [202].

Итак, именно культура формирует невротика — больного и неудовлетворенного индивида. Таков основной лейтмотив как классических, так и неортодоксальных психоаналитических концепций. Укорененная в человеке глубокая неудовлетворенность окружающей социальной средой с ее нормами, ограничениями, санкциями и запретами порождает острый внутриличностный конфликт, источник всевозможных отклонений и болезней. Различные школы психоанализа вскрыли фундаментальное противоречие естественного и социального в развитии человека, показав, как болезненно переживаемый разрыв между глубинными слоями психики и поляризация разнонаправленных тенденций приводят к закреплению невротического типа личности в западной культуре.

Н. А. Бердяев, обобщая психоаналитические представления о природе человека, писал: “Обратившись к изучению подсознательного, мы находим там Libido, с рождения присущее человеку, и неудовлетворенное половое влечение, находим постоянно терпящее поражение в жизни стремление к преобладанию власти, находим ressentiment, больное самолюбие, всю жизнь получающее уколы, порождающее обиду и зависть. Человек болен потому, что он не может вынести, что он живет не так, как ему хотелось бы, не в той среде, не с такими людьми, не в тех направлениях, которые совпадают с его подсознательными влечениями” [21, с. 74].

Можно допустить, что подобные выводы — всего лишь следствие устойчивого предубеждения, закрепившегося среди представителей конкретного научного сообщества, иными словами, предрассудок или иррациональное убеждение, неподкрепленное эмпирикой. Однако полевые, кросс-культурные исследования позволили собрать обширный материал, подтверждающий тезис о существовании “патогенных факторов культуры” [243, 244, 262]. Примером могут служить исследования, определяющие влияние на здоровье индивида определенных ценностей и установок, поощряемых в социуме и культивируемых семейным окружением. Согласно полученным данным, эти культурные установки, становясь в процессе социализации достоянием индивидуального сознания, формируют предрасположенность к различным эмоциональным расстройствам. Так, кросс-культурные исследования депрессии показали, что число депрессивных нарушений выше в тех культурах, где особо значимы индивидуальные достижения, успех и соответствие самым высоким образцам и стандартам [200, с. 63]. При этом семейная система воспитания, стимулирующая подобные нарушения здоровья, ориентирована на жесткие стандарты и предъявляет к ребенку чрезмерные завышенные требования.

Дата добавления: 2014-12-12 | Просмотры: 869 | Нарушение авторских прав