АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Дональд А. Блох 2 страница

В целях наиболее полного понимания неявного уровня семьи — скрытых союзов, коалиций, противоборств — полезно знать кое-что о системе убеждений семьи, управляющей этим уровнем.

Система убеждений

Поведенческий цикл в каждой семье управляется системой убеж­дений, которая состоит из набора жизненных позиций, основных установок, ожиданий, предубеждений, взглядов и убеждений, привнесенных в центральное ядро семьи каждым из родителей из той семьи, где они воспитывались. Эти личные убеждения смыкаются между собой и образуют руководящие посылки, управляющие данной семьей. Следует твердо осознавать, что для психотерапевта важны не личные убеждения или установки каждого из родителей, а то, как они связываются между собой, образуя правила всей деятельности семьи.

Некоторые из этих убеждений являются общими, другие — взаимосогласующимися, что и обеспечивает основу первоначального взаимного влечения родителей. В период ухаживаний и на ранних этапах брачных отношений вокруг этих убеждений происходит договорный процесс, находящий свое выражение в форме семейных тем. Далее происходит организация важных поведенческих последовательностей вокруг этих тем, которые часто служат в качестве метафор избранного типа симптома. Под словом “тема” подразумевается специфический, несущий эмоциональную нагрузку вопрос, вокруг которого формируется периодически повторяющийся конфликт. Поскольку в каждой семье имеется множество таких тем, психотерапевт старается обнаружить ту, что имеет наиболее непосредственное отношение к симптому. Одними из наиболее распространенных семейных тем являются следующие: ответственность и безответственность, когда один из супругов берет на себя роль ответственной стороны, а другой — роль безответственной стороны; болезнь и здоровье, когда один из супругов эмоционально или физически заболевает, а другой действует в качестве психиатра или доктора; близость и дистанцированность, когда один из супругов преследует другого, пытаясь добиться эмоциональной близости, а другой всячески уклоняется от этого преследования, стараясь сохранить эмоциональную дистанцию; учитель и студент, когда один из супругов занимает позицию обладания авторитетом и компетентностью, а другой остается беспомощным и некомпетентным. При различных ситуациях эти позиции могут претерпевать сдвиги, но центральная тема всегда остается одной и той же. Когда один из супругов начинает испытывать недовольство поведением другого супруга относительно данной темы, то чтобы прийти к какому-то решению, он или она может обратиться к ребенку. Ребенок приходит на помощь родителям, занимая позицию, согласующуюся с позицией одного из родителей, замещая, таким образом, ту позицию, что была ранее занята другим супругом.

Понимание этих убеждений и проистекающих из них тем не может быть достигнуто путем постановки прямых вопросов, а требует логических умозаключений. Эти умозаключения основываются на метафорическом языке, прослеживании поведенческих последовательностей и выявлении ключевых, отражающих жизненную позицию утверждений, например: “Я знала за ним все это, когда выходила за него замуж, но полагала, что любовь хорошей женщины излечит его”. Подобный комментарий проливает свет на непрестанное стремление жены спасать своего мужа от вредных заблуждений. Она убеждена в том, что если будет к нему достаточно добра, будет долго и преданно его любить, то сумеет спасти его от него самого и это даст ей возможность почувствовать себя нужной и значительной. Утверждение мужа: “Характер моей жены сильнее моего, и она лучше во всем разбирается” — указывает на его убеждение, что он обладает слабым характером и ответственная жена должна его спасать, удерживая от безответственных волеизъявлений. Эти взаимосогласующиеся убеждения влекут за собой легко предсказуемые поведенческие стереотипы, центром которых становится главная тема спасения. Эти стереотипы могут оставаться функциональными и асимптоматичными на протяжении длительного времени. Они перестают быть таковыми, если один из супругов выпячивает или изменяет свою позицию. Например: если в какой-то момент муж решит, что усилия жены, направленные на его спасение, удушают, а вовсе не спасают его, он может начать предпринимать попытки бегства от нее. В этом случае жена может обратить свои усилия на спасение их сына, который послушно начнет развивать у себя симптом, так чтобы она могла спасать теперь уже его. После этого отец может подать сигнал бедствия их дочери, чтобы спасала его уже она, раз жена не сумела справиться с этой задачей, после чего дочь может начать конкурировать с матерью на предмет того, кто из них лучший спаситель мужчин их семейства. Тема спасения и бегства будет управлять всеми семейными делами, при этом каждый член семьи будет действовать исходя из своей собственной позиции относительно центральной темы.

Система убеждений и возникающие из нее темы описывались различными авторами как семейные мифы (Феррейра, 1966), семейные построения (Рейсс, 1971), семейные темы (Гесс и Гендель, 1969) и семейная самоидентификация (Волин, Беннет и Нунэн, неопублик.). Волин и др., описывая семейную самоидентификацию как семейное “субъективное ощущение своего собственного положения, непрерывности и характера”, утверждает, что данная самоидентификация всегда является методом установления связей между одним поколением и другим.

Некоторые школы психотерапии сосредоточивают внимание только на поведенческом цикле и, хотя и признают существование системы убеждений, не прибегают к ней в терапевтических целях. “Эффекты воздействия одних типов поведения на другие, пути организации межличностных последовательностей будут тщательно фиксироваться, тогда как, с другой стороны, не будет делаться никаких выводов относительно мотиваций участников” (Слуцкий, 1978, стр. 367). Подразумевается, что изменение может быть вызвано множеством различных способов на многих различных уровнях. Хотя ни членам семьи, ни психотерапевту нет особой необходимости уделять пристальное внимание системе убеждений, чтобы вызвать изменение, знание ее обеспечивает более широкий контекст, из которого можно осуществить вмешательство, особенно при использовании парадоксального подхода, поскольку эти убеждения и темы создают фундамент для косвенного и метафорического вмешательства. Влияние системы убеждений на уровень восприятия и формирования идей членов семьи будет детально рассмотрено в главе 2.

2. ФОРМИРОВАНИЕ ГИПОТЕЗЫ

Первым шагом в любом терапевтическом подходе является формулирование гипотезы, без которой психотерапевт не будет в состоянии получить или организовать информацию. Согласно оп­ределению, которое дает Международный словарь Вебстера, ги­потеза — это “отправная точка всякого исследования”. Но психотерапевт прежде всего должен знать, что он исследует, в противном случае у него лишь накопится масса бессмысленной информации. Цель данного исследования заключается в определении взаимосогласуемости между симптомом и системой в рамках времени и изменения. Психотерапевту необходимо знать ответ на такие вопросы: почему в этой семье обнаруживается данная конкретная проблема в данное конкретное время? Какие события и поступки привели к обострению проблемы? Какой текущий цикл взаимодействия поддерживает ее? Как изменился этот цикл с течением времени? Как изменились методы, которыми семья решала эту проблему? Как повлияли ее методы на данную проблему? Что произойдет с семьей в будущем, если данная проблема сохранится? Если ее не станет?

Начальная гипотеза неизбежным образом является умозрительной и используется в качестве основания для дальнейшего сбора информации, которая данную гипотезу либо подтвердит, либо опровергнет. Психотерапевт может неоднократно изменять формулировку по мере того, как при работе с семьей у него накапливается новая информация. Для осуществления вмешательства вовсе необязательно дожидаться окончательной гипотезы, поскольку во многих случаях лишь само вмешательство может обеспечить недостающую информацию. Также необязательно, чтобы гипотеза была абсолютно точной, — она лишь должна быть вполне приемлема для данной семьи и изменения. Критерий приемлемости определяется на основе обратной связи — по последующим откликам членов семьи.

Поскольку главной целью гипотезы является образование связей, то, каким образом накапливается информация, имеет чрезвычайно важное значение. Очень часто психотерапевты-практиканты собирают информацию таким образом, что у них накапливаются лишь разрозненные факты о разрозненных событиях, которые сами по себе могут быть ошеломляющими (кровосмешение, изнасилование, убийство, самоубийство и т.д.), но не имеют никакого значения, не будучи связаны каким-то полезным образом с обозначившейся проблемой. Сами по себе члены семьи не могут создать эти связи, поскольку продолжение симптоматичного поведения требует, чтобы они оставались в неведении относительно этих связей.

При накоплении информации психотерапевт занимает нейтральную позицию и старается ни о чем не судить с позиций морали и не примыкать ни к одной фракции семьи. В целях сохранения нейтралитета психотерапевт не сосредоточивается на каком-то одном человеке на сколь бы то ни было продолжительное время, оставляя без внимания всех остальных, поскольку этим данному человеку придается некий особый статус. В силу того, что всякое поведение рассматривается как попытка каким-то образом сбалансировать систему, психотерапевт с должным уважением от­носится к стоящему за ним стремлению к единству, хотя нельзя за­крывать глаза на поведение само по себе. Такого рода нейтралитет подчас представляет определенную трудность для психотерапевтов, обученных более конфронтационным методам воздействия. Целью курса терапии не является осуществление изменения путем мелких подвижек в течение каждого сеанса, то есть за счет активной перегруппировки, перестройки или реорганизации семьи, проводимых психотерапевтом благодаря авторитету или профессиональным навыкам; изменение, скорее, осуществляется благодаря способности психотерапевта оставаться за пределами системы и сохранять целостный взгляд на вещи, то есть наблюдать, уважать и увязывать друг с другом все семейные дела и, наконец, — нацеливать вмешательство на те из них, что имеют самое непосредственное отношение к обозначившейся проблеме.

Если бы на какой-то конкретный поступок психотерапевту следовало бы реагировать с позиций осуждения или одобрения, то непоследовательно было бы характеризовать этот поступок положительно, как выполняющий определенную функцию в системе.

При сборе информации весьма полезно постоянно удерживать в памяти следующие вопросы.

1. Какую функцию при стабилизации семьи выполняет симптом?

2. Каким образом функционирует семья при стабилизации симптома?

3. Что является центральной темой, вокруг которой организуется проблема?

4. Каковы будут последствия изменения?

5. Что является терапевтической дилеммой?

Для того чтобы ответить на эти вопросы, психотерапевту необходимо прийти на сеанс с некоторыми основными априорными предположениями, касающимися взаимосогласующихся отношений между симптомом и системой. При данном подходе эти апри­орные предположения будут следующими.

1. Проявление симптома часто совпадает с определенным или заранее предвиденным изменением в семье, угрожающим нарушить равновесие (уход из семьи одного из ее членов, вступление в брак, переход на другую работу, поступление в школу, развод, достижение переходного возраста, достижение средних лет, болезнь или смерть).

2. Обеспокоенность, вызванная данным изменением, активизирует дремавшие до этого конфликты, которые, вместо того чтобы разрешиться, находят свое выражение через симптом.

3. Симптом может быть либо средством предотвращения данного угрожающего изменения, либо обеспечивает ему возможность осуществиться.

Например: в одном случае проявляющимся симптомом было связанное с правонарушениями поведение 16-летней дочери, которая внезапно начала плохо учиться, прогуливать занятия в школе, воровать, лгать и возвращаться домой в четыре часа утра. Это совпало с переводом ее матери на работу, из-за которой она стала приходить домой очень поздно. Выяснилось, что бабушка со стороны матери не одобряла то, что мать так работает, и в связи с этим высказала дочери свое неудовольствие. Каждый раз, когда дочь совершала какой-либо проступок, бабушка звонила матери в ее офис и та, оставив все дела и срочно вернувшись с работы, разбиралась с дочерью. Плохое поведение дочери выполняло функцию предотвращения изменения, мешая матери нормально работать и удерживая ее в той традиционной роли, что выбрала для нее бабушка.

В другом случае симптом 26-летней дочери рассматривался как способ вызвать изменение в семье. Через полтора года после смерти матери дочь вернулась из-за границы и стала жить одна в пустом доме семьи. Ее брат и сестра разъехались, а отец вновь женился и жил со своей новой женой. Вокруг смерти матери было очень много вызывавших тяжелые чувства вопросов, которые никогда среди членов семьи не обсуждались, но в связи с этим между ними возникло напряженное молчание и неловкая отчужденность. Дочь предприняла попытку разрушить это молчание и отчужденность, избрав средством для этого совершенно скандальное поведение — учиняя драки, устраивая в доме погромы, злоупотребляя наркотиками и алкоголем и открыто заявляя о переживаемой ею депрессии. В конце концов отец собрал всех вместе, и они всей семьей прошли курс психотерапии, в процессе которого дочь подняла все невысказанные вопросы, относящиеся к смерти матери, и заставила семью заговорить о них. В этом случае симптом рассматривался как попытка ускорить изменение, быстро миновав период траура в семье.

При разработке гипотезы информация накапливается и интегрируется на трех различных уровнях: поведенческом, эмоциональном и формирования идей (что люди делают, чувствуют и мыслят). Для того чтобы понимать семейные стереотипы, важно осознавать, как все эти три уровня связаны между собой и взаимно питают друг друга.

Поведенческий уровень

Подробная информация о поведении часто выявляет важные искажения или противоречия, являющиеся ключом к пониманию функционирования данного поведения. Психотерапевту следует получить замедленную картину событий, приводящих к возникновению проблемы, сопутствующих ей и происходящих впоследствии. Психотерапевты часто сталкиваются с труд­ностями при сборе информации, касающейся особого поведения, поскольку члены семьи склонны говорить обо всем в общих выражениях и дают весьма субъективные описания. Например, жена может утверждать, что она всегда “тянется” к мужу в сексуальном плане. Выясняя подробнее, что именно она делает, когда “тянется”, психотерапевт может обнаружить, что она подвергает нападкам и критике его манеру любить, вынуждая его отступать. Такого рода информация может подтолкнуть психотерапевта к мысли, что функция ее “тяги” заключается в том, чтобы уберечь себя от осознания своих собственных сексуальных затруднений. Или же муж может рассказать о том, что становится совершенно беспомощным перед лицом своей разъяренной супруги. Фактически же его “беспомощность” выражается в том, что он начинает ходить из бара в бар, пока жена не найдет его там. То, что в его понимании представляется “беспомощностью”, является рядом действий, рассчитанных на то, чтобы заставить жену отправиться на его поимку. Оказываемое на других воздействие, лежащее в основе поведения, очень важно учитывать при оценке его функции.

В целях получения такого рода информации психотерапевт должен со всей тщательностью проследить конкретную поведенческую последовательность: он должен задаться вопросом, какие специфические действия идут вслед за другими специфическими действиями и какова специфическая реакция на это у других людей. Иногда бывает необходимо заниматься этим, пока всем не надоест, если иначе невозможно пробиться через расплывчатые формулировки членов семьи. Следующий типичный диалог дает представление о той настойчивости, которую требует такое про­сле­живание:

Терапевт: Что вы делаете, когда Джимми получает двойку по поведению?

Мать: Я не знаю, что делать.

Терапевт: Ну, и что же вы делаете?

Мать: А что я могу сделать?

Терапевт: Я не знаю, что вы можете сделать, но что же вы все-таки делаете?

Мать: Я уже все перепробовала.

Терапевт: И что же вы пробовали?

Мать: Ничего не помогает.

Терапевт: А когда последний раз ничего не помогло?

Мать: Вчера.

Терапевт: И как же оно не помогло?

Мать: Я просто махнула рукой.

Терапевт: И как же вы махнули рукой?

Мать: Я убежала к себе в комнату, бросилась на кровать и расплакалась.

Терапевт: А что же делали другие члены вашей семьи, когда вы убежали?

Мать: Джимми было все равно, он пошел на улицу гулять.

Терапевт: А что делал ваш муж?

Мать: Он вошел в комнату и пытался меня успокоить.

Терапевт: Как он пытался вас успокоить?

Мать: Он стал меня уверять, что все будет хорошо и обещал, что будет уделять Джимми больше времени и постарается его исправить.

Из описания поведения матери в тот момент и реакции мужа психотерапевт может предположить, что функция, которую выполняет отказ матери от дальнейших попыток справиться с сыном, заключается в том, чтобы заставить мужа почувствовать свою вину и уделять семье больше времени.

Миланская группа разработала чрезвычайно полезную методику накопления информации, называемую круговым опросом, при котором у каждого члена семьи спрашивают, как ему или ей видится отношение между двумя другими членами семьи. Это эффективный способ получения информации, касающейся различий и изменения в семье. Например, ребенка можно спросить: “Как тебе кажется, после смерти бабушки твои родители стали жить дружнее или нет?” (Сельвини Палаззоли, Босколо, Чеччин и Прата, 1980). Независимо от того, какая методика используется при получении информации, важно, чтобы эта информация была взаимосвязана и на ее основе сформирована системная гипотеза.

Эмоциональный уровень

При рассмотрении эмоционального уровня семьи психотерапевт должен сконцентрировать внимание на функции чувств и форме их проявления. Проявление чувств является мощным орудием воздействия на остальных членов семьи. Эта концепция довольно трудна для усвоения, поскольку она идет вразрез с расхожим представлением о том, что чувства священны — что они являются достоверным показателем того, “кто мы есть на самом деле”, и “где мы есть на самом деле”, и “хорошо об этом знать и дать знать об этом другим”. Этот так называемый культ общения игнорирует политику чувств в социальном контексте. Чувства порождаются душой индивида не оттого, что она общается сама с собой, а пробуждаются к жизни и подготавливаются человеческой средой, даже когда эта среда только предвидится или хранится в памяти. Как и поведение, выражение чувств программирует других, и ими же программируется.

Например, жена может программироваться мужем таким образом, что будет испытывать и выражать гнев по отношению к его матери, чтобы ему самому не приходилось испытывать и выражать гнев по отношению к ней; мать может запрограммировать своего ребенка таким образом, чтобы он чувствовал и вел себя беспомощно, отчего она ощущала бы себя нужной ему и приходила бы ему на выручку; жена может запрограммировать мужа так, чтобы он испытывал ревность и действовал в том же ключе, из-за чего у нее был бы повод обвинить его в том, что он ей не доверяет. Именно на эту стереотипизацию чувств — на эту систему эмоций — терапевту важно обратить свое внимание при формировании гипотезы. При каких обстоятельствах возникают и выражаются чувства? Какие ответные чувства и реакции возбуждают в других людях такие проявления эмоций? Если во время сеанса мать оплакивает смерть своего отца, ее чувство скорби может быть вполне искренним, но она не может не знать, какой эффект произведут ее слезы на остальных членов семьи: весьма вероятно, что ее чересчур непоседливый сын притихнет, или муж пододвинется поближе к ней, или дочь перестанет ее ругать. Едва ли будет полезно просто узнать о том, что мать испытывает печаль; но то, в какой именно момент она решит выразить свою печаль, как она это сделает и как на это будут реагировать другие — указывает на ее функцию.

Уровень восприятия и формирования идей

Помимо знания о том, что делает и чувствует в отношении данной проблемы каждый член семьи, психотерапевт должен знать, как они воспринимают данную проблему, ее причину и способы разрешения и как каждый из них реагирует на восприятие остальных. Уровень восприятия и формирования идей является наиболее сложным для понимания, поскольку он часто выходит за пределы осведомленности и имеет отношение к системам убеждений.

Ключ к пониманию этого уровня, по всей вероятности, может быть выявлен как через содержание, так и через процесс, вследствие чего язык семьи начинает играть чрезвычайно важную роль. Терапевту следует прислушиваться к метафорам и утверждениям, выражающим жизненную позицию. Так, например, утверждение: “Мужчины любят женщин, а женщины любят своих детей” — несет в себе убеждение, что женщина прежде всего должна быть верна своим детям, а не мужу. Утверждение: “Никто никогда не будет любить тебя так, как твоя семья” – выражает убеждение, что никогда нельзя полностью доверять чужаку. Такие утверждения часто содержат в себе секретные правила семьи, поддерживающие симптом.

Для того чтобы получить ясное представление об этом уровне, психотерапевту не мешает собрать информацию о семьях, где воспитывался каждый из родителей. Поскольку именно здесь берут начало убеждения, восприятия и жизненные позиции, историческая перспектива расширенной семьи часто проливает свет на текущие дела. Хотя семье вовсе не обязательно понимать связи между прошлым и настоящим, контекст трех поколений дает психотерапевту более широкий гештальт для формирования гипотезы и осуществления вмешательств. Иногда недостающая информация выявляется при близком рассмотрении семейных призраков, секретов или мифов, оказывающих могучее влияние на все семейные дела.

При сборе “исторической” информации психотерапевт прослеживает семейные темы, и если оказывается, что какая-то тема имеет непосредственное отношение к обозначившейся проблеме, она будет использоваться при вмешательстве. Далее приводится пример того, как это происходит на консультационном интервью. Один психотерапевт обратился ко мне с просьбой проконсультировать для него бедную сельскую семью, которая была представлена как “многопроблемная” и “кризисная”. Старший сын привлекался к суду за то, что бросился с ножом на человека, проживавшего с его матерью. Мать, Перл, располневшая, неряшливая и слезливая молодая женщина, к своим 32 годам уже трижды побывала замужем и имела от трех мужей пятерых детей. На тот момент у нее был уже новый сожитель. В поселке о ней говорили, что она разогнала всех своих мужей, совершенно не заботится о детях, и называли их не иначе, как “белыми отбросами”.

На консультационном сеансе присутствовали Перл; ее сожитель Крис; трое детей Перл — 15-летний Майк, идентифицированный пациент; Джуд, 14 лет и Мэри Джо, 12 лет. Старшая дочь, Милдред, 17 лет, проживала вне дома с молодым человеком; 11-лет­няя дочь Сиси была отправлена жить к тетке, когда обнаружилось, что она не умеет читать, а мать чувствовала, что не сможет ей в этом помочь. В то время родители Перл жили с ее бабкой со стороны матери, алкоголичкой, которая целый день только пила и смотрела телевизор. Между бабкой со стороны матери и родителями постоянно происходили стычки, и поэтому родители уходили из дома рано утром и проводили весь день с Перл и ее семьей. Отец использовал задний двор ее дома для ремонта старых автомобилей, которые он покупал и продавал, что вызвало большое недовольство Криса, который расценивал это как вмешательство в личную жизнь. Крис жаловался, что у него с Перл совсем нет времени побыть вдвоем, поскольку она была на побегушках у своих родителей и выполняла все их прихоти. Это вызвало частые перепалки между Крисом и Перл. Когда конфликт достигал апогея, на сцену выступал Майк, чтобы защитить свою мать от Криса, и затевал с ним драку. Тогда уже приходилось вмешиваться Перл и защищать Майка от Криса. Мальчик был готов уйти из дома, поскольку опасался, что рано или поздно кого-нибудь поранит. Это повторяло стереотип ухода из дома всех предыдущих мужей из-за чрезмерной привязанности Перл к своим родителям и из-за того, что она вставала на защиту Майка.

Усилия психотерапевта были направлены главным образом на то, чтобы попытаться прекратить насилие и установить в семье нечто напоминающее порядок. Стремясь обозначить границы, ус­тановить иерархии и приоритеты и ужесточить дисциплину, он поставил бесчисленное количество конкретных задач — и все безрезультатно. Перл по-прежнему позволяла детям делать все, что им вздумается, и каждый вечер оставляла их одних, чтобы поиграть в лото со своей матерью.

Во время консультационного интервью выяснилось, что Перл сбежала из дома, когда ей было 15 лет, из-за того, что ее родители постоянно ссорились. Мать несколько лет гонялась за ней, пока у нее не парализовало ноги и она не оказалась прикованной к инвалидной коляске. Она упрекала Перл в том, что дочь на всю жизнь сделала ее инвалидом. (Фактически же паралич был вызван опухолью в спинном мозге.) Как бы то ни было, Перл никогда не снимала с себя ответственности за инвалидность своей матери, и по ее поведению и некоторым заявлениям было ясно видно, что свою жизнь она посвятила тому, чтобы загладить свою вину перед матерью. Навязчивая идея об оплате этого огромного долга затмила для нее все остальные отношения. Мать постоянно от нее чего-то требовала, и, хотя ей это не доставляло никакого удовольствия, Перл сдалась — она сопровождала ее в туалет, готовила ей еду, вывозила в машине на прогулку, играла в лото и т. д.

По мере того, как разрабатывалась тема морального долга и его возмещения, выяснилось, что вскоре после того, как родилась Перл, мать “уступила” двух ее старших братьев приемным родителям. Родители чувствовали, что не смогут заботиться о них ввиду слабого здоровья и бедности. Отец Перл хотел также уступить и ее, но мать настояла на том, чтобы оставить дочь, чем еще больше увеличила те обязательства, которые, по мнению Перл, она несла перед матерью. Братья проживали в настоящее время в том же поселке и никогда не упускали случая тем или иным образом напомнить Перл о том, насколько она им отвратительна из-за того, что стала избранным ребенком, в то время как они сами были отосланы из дома (еще одно долговое обязательство.) Перл также чувствовала себя в долгу перед своим сыном Майком, поскольку он стал жертвой насилия и жестокого обращения в ее первых браках, в связи с чем она не могла допустить строгого с ним обращения.

Было вполне очевидно, что пока Перл не решит вопрос с унаследованными задолженностями, ей будет неимоверно трудно уста­новить границы как с родителями, так и с детьми. Это наследие сделало для нее невозможным быть счастливой с мужчиной, поскольку она не могла себе этого позволить (как же она могла быть счастливее тех, кого заставила страдать?), и поведение Майка выполняло функцию предотвращения ее излишней близости с кем бы то ни было.

Мои рекомендации этому психотерапевту сводились к тому, что­бы он заякорил будущие вмешательства с этой весьма сильной те­мой моральных обязательств и их выполнения, которая главенствовала в этой семье. Я предложила начать с того, чтобы устроить собрание расширенной семьи в полном составе (включая бабушку со стороны матери, родителей и двух братьев). На этом собрании ему следует продолжить изучение темы неоплаченных долговых обя­зательств в этой семье: кто еще их несет, по отношению к кому, как они выполняются, какова процентная ставка, есть ли какие-нибудь законодательные ограничения. Было решено, что в первую очередь необходимо знать, каким образом другие члены семьи заключили с Перл тайное соглашение о том, чтобы держать всю семью под сенью неоплаченных долгов. (Предполагалось, что в расчетах между матерью Перл и бабкой также пока нет полной ясности.) Более того, основываясь на собранной информации, психотерапевт получал возможность сконструировать семейный ритуал вокруг искупления долгов, предоставляя семье возможность оп­латить их открыто и официально. Поскольку это был тип семьи, крайне чувствительный к эпитетам, таким как “белые отбросы”, “слабый характер” и “дурная кровь”, было также предложено, что­бы этот ритуал был оформлен в рамках контекста высочайшей ответственности и добросовестности всех членов семьи, в их решимости исполнить свои обязательства по отношению друг к другу.

Исторические данные часто помогают психотерапевту раскрыть центральную тему, связывающую совместно функционирующие уровни семьи: поведенческий, эмоциональный и когнитивный. Данный исторический фон для каждого конкретного случая имеет большее или меньшее значение, в зависимости от того, в какой степени наследие прошлого превратилось в жесткие правила, которым подчинено настоящее. В течение первых лет работы Проекта краткосрочной терапии мы чаще всего игнорировали исторический контекст симптома и сосредоточивали внимание в первую очередь на текущих поведенческих циклах. Однако в некоторых случаях вмешательства, нацеленные только на эти циклы, оказывались не в состоянии дать результаты, поскольку они не изменяли тематическую идеологию, стоящую за этими циклами. В настоящее время мы собираем историческую информацию в обычном порядке во время первого же сеанса и позднее уже решаем, следует ли использовать ее терапевтически.

Дата добавления: 2014-11-24 | Просмотры: 591 | Нарушение авторских прав