АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Формальный мир науки и реальный мир цвета

“Познай себя”, – говорили древние... Тысячи лет шло человечество по этому пути – пути самопознания, разработку которого в новое время взяла на себя психология. Вместе с тем, как уже говорилось, никакой раздел науки не в состоянии охватить все области изучения человека с тем, чтобы составить его реальную (действующую, работающую на практике) модель. Об этом более четверти века назад говорил Б.Г. Ананьев, когда призывал создать новое синтетическое человекознание, основанное на междисциплинарных связях изучения человека. Как считал Ананьев, для этого требовалось, во-первых, приведение всех дисциплин к единому модельному представлению о человеке, во-вторых, создание единого междисциплинарного языка; и, в-третьих, усовершенствование существующих психологических методик для осуществления не столько статистических, сколько научно воспроизводимых результатов.

Действительно, наука возникает там, где существует измерение, и не каких-либо любых, а лишь воспроизводимых величин. Однако, измерение – это объективный процесс. Следовательно и величины должны быть объективными, как, например, в физиологии (пульс, артериальное давление, ЭЭГ, ЭКГ и т.п.). Мы же будем говорить о возможности измерять психологические величины, типа темперамента, гендерных характеристик, возрастных функций и т.п. Какие же могут быть объективные характеристики в субъективном представлении индивида? Разумеется, цвет, который, с одной стороны, представляет образно-смысловое (семантическое) пространство интеллекта (психического), а, с другой стороны, может быть достаточно точно измерен как объективная величина колориметрии. Однако далее мы увидим, что цвет не так прост, как это кажется.

Кроме того, в науке все измеряемые величины формализованы и характеризуются определенными единицами измерения, которые (в отличие от таких статистических единиц психологии как частотность-частота) объективно связаны с внешним миром и имеют надежный критерий достоверности при их конвертации (например, в виде системы размерностей). Психология же, по выражению одного из ученых, напоминает изложение романов, где, разумеется, какие-либо формулы или единицы измерения не допустимы. В цветотерапии же, по лаконичному замечанию Ж.-М. Вайса, требуется точность физических измерений. И не только точность, добавим от себя, но и воспроизводимость, и единицы измерения, связанные с физическим миром в силу их единства и общности.

Помимо этого, отсутствие целостного подхода при определении роли цвета в психологии и, в частности, в теории восприятия, по-видимому, было связано с отсутствием единого представления как о цвете, так и о структуре интеллектуальных функций человека. Об этом говорит прежде всего раздробленность характеристик цвета: психофизических (ощущения, апертуры), психологических (цветовосприятия, образ-концепта), психолингвистических (фокусных цветов, цветообозначений) и других функций интеллекта, то есть психического. Об этом говорит, к примеру, до настоящего времени теоретически не обоснованные выборки цветов в проективных методиках функциональной, дифференциальной, возрастной и других областей психологии.

И, наконец последняя сложность психологии. Эмпирические корреляции в науке признаются только после их объяснения теорией или моделью. Практически же все психологические методики, согласно данным Джеймса Кеттела и Пола Клайна, основаны на экспертных, т.е. эмпирических оценках, полное согласование которых (при известной системе отбора) считается достоверным. Однако, насколько нам известно, не существует объективного критерия адекватности полученной оценки, т.е. метода, модели, или теории, которые бы давали объективную оценку достоверности этого совокупного мнения экспертов. Не зря же в литературе до сих пор оговаривается «искусство психологической диагностики». А искусство – это никак не наука.

Мощный толчок познанию человека дала информатика, которая напрямую поставила перед психологами вопрос о необходимости давать определения в объективных терминах атомарных понятийных единиц. Однако, как более 30 лет назад констатировал А.Н. Колмогоров[42], мы еще очень далеки от осуществления анализа и описания высших форм человеческой деятельности; к примеру, точное определение таких понятий, как “воля”, “мышление”, “эмоции”, еще не удалось сформулировать. Вместе с тем, примерно в то же время П.В. Симонов развивал информационную теорию эмоций и, в частности, формализацию таких фундаментальных понятий психологии как “потребность”, “эмоции” и “дефицит информации”. С тех пор практически ничего не изменилось.

Так, в науке и философии до сих пор используется понятие ‘человек’ без адекватной конкретизации, а нередко и в полной изоляции от окружающей среды. Например, множество психологов в своих исследованиях не учитывает ни пол, ни гендер, ни возраст, ни время, ни светоцветовую среду, в которой проводятся эксперименты. Вместе с тем, как мы только что видели, еще в начале века Е.Н. Трубецкой задавался вопросами о возможной взаимосвязи пола с цветом. Вообще говоря, за этим стояла не столько проблематика иконографии, сколько множественность аспектов существования человека как открытой системы. Отсюда вытекала и обратная задача: каким образом можно объективно оценить (измерить) собственно оценивающую систему, то есть интеллект? Философия и психология выдвинули множество критериев такой оценки. Однако в философии они размыты и не имеют единиц измерения и задания граничных условий, а в психологии –настолько дифференцированы, что за “деревьями и леса не видно”...

В чем же дело? Человечество познало органическую и неорганическую природу, космос и ядро атома, макро и микромиры, и никак не может познать себя... Почему? Опираясь на мнения ученых в этом разделе, кратко изложены те факты, которые, на наш взгляд, могли “мешать” человеку реализовать девиз древних мудрецов – познать себя.

Во-первых, как отмечал Дж. Гибсон, исследователи потратили много сил, пытаясь определить, как осуществляется восприятие, и не обратили внимания на вопрос о том, что воспринимается, хотя ответ на первый вопрос ясно зависит от ответа на второй. Как показано далее, уже это высказывание могло оказаться достаточно надежным основанием для введения светоцветовых величин в качестве формализуемых (измеримых) параметров психики человека. Однако использование цвета традиционно считалось (да и сейчас считается) прерогативой поэтических, художественных, но никак не научных построений. Так, правомерно ли предлагаемое нами введение “цвета” в науку?

Сопоставим практически неограниченные смыслы метафорической палитры поэтических произведений с известной бедностью прозаических и обратимся к мнению Аристотеля (Ритор. III 5, 1407 а 31), который считал необходимым “называть вещи собственными, т.е. неметафорическими именами... недвусмысленными”. Уточняя это положение, он писал (Метеор.II 3, 357 а 24): “смешно, если кто-нибудь, назвав море “потом земли”, думает, что сказал нечто ясное, как например, Эмпедокл: для поэзии такое выражение быть может, адекватно (поскольку метафора – поэтическое средство), а для познания природы – неадекватно”.

Поскольку это мнение оказалось определяющим в построении западной науки, обратим внимание на известные смены ее отношения к цвету. Интуитивное сочетание смысла цвета с цветом предметов возникло в давние времена. Античные мыслители впервые представили всю сложность подобной (недифференцированной) интерпретации цвета. Так, орфико-пифагорейцы стремились познать смысл цвета путем установления пропорций между аналогичными членами дихотомического деления мира, куда входили как эстетические, этические и/или психологические функции, так и собственно цветовые их соответствия: правое/левое = мужское/женское = свет/тьма = белое/черное = хорошее/дурное и др. Это бинарное членение мира на оппозиционные пары элементов последующие философы, в частности, Гераклит и затем Эмпедокл преобразовали в объемное представление, каждое из направлений которого может быть представлено оппозиционными парами, например, первоэлементов Огонь/Вода, Земля/Эфир и "первоначал": Любовь/Вражда. С каждым из этих направлений на рис.4 сопоставлены пары дополнительных цветов (Б/Ч, 0/С, К/Г,), что в согласии с современной теорией цветовосприятия, позволило построить хроматическую модель цветового тела античности, по существу, представляющую современное цветовое тело (см.рис.1).

Рис.4. Моделирование стихий, по Эмпедоклу	Рис.5. Моделирование эмоций, по Вундту

Рис.4. Моделирование стихий, по Эмпедоклу

Рис.5. Моделирование эмоций, по Вундту

Таким образом, античная мысль приблизилась к пространственной трактовке цвета, которая сегодня может включать как внешний, так и внутренний мир (к примеру, чувства, по В. Вундту - рис.5) человека. Вместе с тем, софисты и затем Демокрит представили цвет как бы не формализуемым качеством, которое зависит и от состояния и/или строения вещества (атомов), и/или от воспринимающего субъекта. Следуя за схемой активного цветовосприятия (предмет ® цвет мозг), которую развивали пифагорейцы и софисты, Сократ и Платон усмотрели возможность логического подразделения предметных и апертурных цветов.

Однако, если до Аристотеля цвет рассматривался как более или менее сущностная характеристика свойств вещей (Платон, например, вводил ахромные цвета для моделирования разума, как показано в табл.1.2.1), то (за исключением символических теософских и алхимических, – пришедших с Востока, – средневековых трактатов) в европейской науке со времен Возрождения к цвету обращались преимущественно или как к красящему пигменту, или как к мистическому символу. Рационалистически устранив теософию (отца Кастеля и др.), Просвещение наделило цвет “ вторичными качествами ” как несущностными свойствами, что с одной стороны преодолели Ньютон, Юнг, Гельмгольц и др. исследователи физики света, и с другой, – Гете, Шопенгауэр, Гегель и др. исследователи восприятия цвета.

Иначе говоря, в науке со времен Аристотеля стало традицией оперировать однозначным языком понятий, то есть понятий, образованных абстракцией (пренебрежением конкретными проявлениями цвета предметов). Так, например, слово “деревья” может включать в себя и светло-зеленые кроны весенних деревьев, и изумрудные летних, и желтые осенних, и и черно-белые зимних, одновременно не включая ни одно из них. По-видимому, абстракция является таким обобщением, которое в принципе не может передать смысл этих образов времен года, заключенных в салатных, изумрудных, желтых, красных и т.п. цветах.

Вместе с тем, согласно Аристотелю, цвет (как принципиально метафорический компонент описания) не только не мог, но и не должен был передавать в науке эти специфические особенности внешней (всегда и во всем светоцветовой!) среды. Поэтому неудивительно, что и сегодня высказываются мнения, что цвет – сугубо эмоциональное поэтическое субъективное средство описания, которое не имеет никакого отношения к объективности и строгости научных определений. В связи с этим забегая вперед, замечу, что основываясь на современных данных спектроскопии, колориметрии, функциональной психологии и психофизиологии цветовосприятия, цвет принято считать субъективной и, вместе с тем, измеряемой характеристикой именно объективных свойств вещей и их отношений (включая в последние именно субъективные проявления). Именно это и позволило мне ответить на поставленный выше вопрос: благодаря цвету можно объективно оценить собственно оценивающую систему, то есть интеллект человека.

Во-вторых, говоря словами Жан-Жака Руссо, нужно иметь достаточно философский склад ума, чтобы однажды увидеть очевидное – то, что находится перед глазами каждый день. В самом деле, цвет настолько очевиден, что можно услышать вопросы о том, зачем его изучать, если он и так понятен. Любопытно, что этот вопрос задают исключительно мужчины, пренебрегающие “цветом” даже в одежде (серый костюм как униформа ХХ века). Для женщин же цвет не является столь очевидным. Об этом говорят как тщательно подбираемые цвета одежд, так и гендерное сопоставление исследователей цвета – судя по публикациям, женщины здесь явно преобладают, что, вероятно, связано с их более реалистическим отношением к жизни, с умением высказывать свои чувства...

Последнее может быть связано с уже отмеченной нами аналогией. Как говорят искусствоведы, “мы всегда переживаем больше, чем осознаем… Чувства, испытываемые человеком, бесконечно разнообразны, и только очень немногие, такие как любовь, страх, гнев и т.д. получили наименования”. Показательно, что из полутора миллионов (различаемых глазом) цветовых оттенков, человеческое сознание к настоящему времени опредметило в понятиях несколько десятков цветов, из которых лишь дюжину принято относить к фокусным, (запоминающимся лучше и точнее других даже теми испытуемыми, в языке которых отсутствуют данные цветообозначения). Известно, что подобное познается подобным... Так, нельзя ли измерить чувства с помощью цвета, характеристики которого сегодня являются вполне доступными для измерений? К сожалению, после Вундта, впервые поставившего этот вопрос, данная тема была практически не разработана из-за отсутствия строго научных (воспроизводимых) единиц измерения.

Быть может, эта неразработанность чувственной и цветовой тематики человеческой жизни связана со своеобразной “цвето-чувственной слепотой” мужчин, достаточно представительная популяция которых тысячелетиями “познавала себя”? Однако возможно ли такое отношение к миру, где игнорируется одна из существеннейших сторон информации – противоборство с энтропией? Не потому ли женщины живут дольше мужчин, что живут информацией цвета как очевидностью (правда, на другом уровне ее представления)? (см. гл.14).

Действительно, труднее всего заметить то, что видишь каждый день. Так, вопрос Анны Вежбицкой “Что значат слова вроде красный и синий?” – может прозвучать, по ее же словам, “до обидного глупо. Разве и так неясно? Нет, неясно, – подчеркивает Вежбицкая, – совсем неясно”. И после четвертьвекового изучения цветовых универсалий (концепта, то есть смысла цвета), констатирует: “Концепт ‘цвета’ действительно чрезвычайно сложный, и я не буду пытаться дать его толкование”. Далее, кстати, она цитирует Р. М. Фрумкину и Кристину Торен, согласно выводам которых, “чистая” лингвистика ничего не может предложить для понимания цветового концепта и, следовательно, цветообозначения не следует рассматривать отдельно от других областей как самодовлеющую систему.

Обобщая понятие “чистых наук”, вслед за Н.П. Бехтеревой, говорящей уже об изучении человека, следует отметить, что одни (очищенные от других) свойства явления никогда еще не приводили к видению его в целом, так как именно в результате такого подхода, его единство превращалось в неинтегрируемую дискретность, то есть в набор разнородных понятий науки, абстрагированных от существа этого явления, от единства его конкретных жизненных проявлений. Выше это было показано на примере сравнения “цвета деревьев” и “бесцветного” понятия ‘дерево’.

И, наконец, в-третьих. Если считать, что интеллект человека сформировался в земных условиях, характерным свойством которых, согласно У.Р. Эшби, является распределение информации в трехмерном пространстве, а, согласно С.И. Вавилову и Дж. Гибсону – зависимость от солнечного света, то, на мой взгляд, должна быть установлена и раскрыта неразрывная связь внутреннего пространства человека с окружающим земным пространством светоцветовой среды. В связи с этим следует подчеркнуть, что наиболее конструктивные идеи о системности и атрибутивной формализации семантики цвета исследовали И.-В. Гете, М. Борн, Г.Ю. Айзенк, С.В. Кравков, С.С. Аверинцев, Э.В. Шредингер, В.С. Тюхтин, В. В.Кандинский, Р.Штайнер, М. Люшер, Д. Хьюбел, Е.Н. Соколов и многие другие ученые.

Вместе с тем, серьезной проблемой изучения интеллекта является именно тот факт, что проявления его компонентов (и/или их функции) не локализованы ни во внешнем пространстве, ни во времени. Впрочем, аналогично цвету, который, согласно определению Американского оптического общества, является функцией непространственных и невременных характеристик света. Но если “подобное познается подобным”, то это будет уже не просто аналогия, а как показано далее, – база для создания реалистического подхода к ‘информации’.

Быть может, поэтому в книгах современных философов и психологов слово “цвет” или просто отсутствует, или упоминается лишь как вид раздражителя, или без достаточного обоснования связывается с тем или иным эмоциональным проявлением человека? Возможно. Ибо, как уже говорилось, человек в западной науке изучался и изучается в отрыве как от времени и пространства, так и от цвета и гендера, то есть в пренебрежении тем, что его интеллект является взаимодействующей системой, открытой для внешней среды.

Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 471 | Нарушение авторских прав