АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

III. Критика предложенных в литературе определений понятия изобретения

_ 88. Приведенная мною формула должна показаться неудовлетворительной главным образом с точки зрения ее малой определительности. Понятие творчества - могут мне сказать - есть понятие чисто субъективное, зависящее исключительно от личных воззрений: даже в художественных произведениях сплошь и рядом возникает вопрос о наличности или отсутствии творчества, противополагаемого ремесленному" навыку. Зачем же искусственно создавать такие же споры в области техники, в которой мы совсем не привыкли мыслить о творчестве? И как будем мы искать творчество в работе слесаря, выдумавшего какой-нибудь особо хитрый замок? И не проще ли определить понятие изобретения какими-нибудь другими признаками, более объективными, менее зависящими от личных настроений и вкусов судящего?

Раньше чем подробно ответить на эти вопросы, я позволю себе указать, какие именно "объективные" признаки обыкновенно предлагаются для определения понятия изобретения.

На первом месте мне придется поставить понятие новизны. Оно встречается в большинстве предложенных определений. Однако нетрудно будет доказать, что введение этого объективного признака было бы и неудобно, и опасно.

Оно было бы неудобно с точки зрения терминологической точности. Вопрос о наличности или отсутствии изобретения не может обсуждаться с точки зрения наличности объективной новизны. По этому вопросу существует в литературе большая контроверза: одни ученые утверждают, что (объективная) новизна имманентна понятию изобретения *(610), а другие такой тезис отвергают *(611). Мне кажется, что после вышеизложенного не потребуется особенно много рассуждений для того, чтобы показать, что первое мнение неправильно. Изобретению имманентна, так же как и открытию, только субъективная новизна (т. е. нельзя изобрести что-нибудь уже известное самому изобретателю, но можно "изобрести" что-нибудь уже известное другому или другим людям); те авторы, которые утверждают противное, делают это в большинстве случаев просто по невдумчивости; один лишь Staub старается как-нибудь обосновать свое мнение; но все его аргументы сводятся к ссылке на Sprachgebrauch *(612). A между тем словоупотребление-то и не представляет никакой устойчивости: можно даже утверждать, что выражения: "неновое изобретение", "он изобрел всем давно известный прибор" - нисколько не режут нашего уха. А ведь эти выражения являлись бы как contradictiones in adjectis, если бы объективная новизна действительно предполагалась имманентной.

Я повторяю, однако, что с точки зрения терминологической техники введение или невведение признака новизны может обсуждаться исключительно с точки зрения удобства. Конечно, никто не может запретить ученым условиться и называть "изобретениями" только те (редко) появляющиеся новые идеи, которые решительно никому на земле раньше не приходили в голову. Точно так же они были бы вольны несколько расширить терминологическое значение слова "изобретение" и отнести его к тем новым идеям, которые неизвестны данному количеству людей, в данном месте и в данное время; но в этом случае им пришлось бы точно установить последние три "данные" *(613) (что явится сложной работой!). Можно, наконец, избрать наиболее удобный путь и условиться требовать от изобретения - как сделано выше - только субъективной новизны. Такое решение вопроса будет и логически наиболее правильным, так как воистину непонятно, почему из двух изобретателей фотографии, работавших много лет независимо один от другого, мы назовем изобретателем только одного из них: того, кто первый опубликовал свои исследования. "Путь,- говорит Mittler jun. *(614),который самостоятельно проходится вторым творцом изобретения, ничем не отличается от пути, пройденного его предшественником".

Введение признака новизны было бы, во-вторых, опасно для развития патентного права. Не нужно забывать, что не всякая новизна влечет за собою наличность изобретения, а только некоторая квалифицированная ("существенная", как выражается Положение) новизна, которая позволяет отличить ничтожное улучшение от изобретения в благородном смысле этого слова (об этом см. подробно дальше, _ 97). Ведь не все то, что ново (отличается от существующего), есть ео ipso изобретение. Сделать восьмиугольную шляпу было бы новостью, но не изобретением. А так как различие существенной новизны от несущественной является уже признаком чисто субъективным, то я могу сказать: новизна как объективный признак не дает материала для определения понятия изобретения; введение признака новизны соединено с опасностью, что нам придется признавать изобретениями всякий хлам, ничтожные изменения внешнего вида уже известных приборов и орудий.

Приведенные в настоящем параграфе соображения освобождают меня от обязанности специально полемизировать против определений понятия изобретения, формулированных в таком роде:

1) "Изобретение есть или новый продукт, или новый способ изготовлять известный продукт". Von Schtutz *(615).

2) "Изобретение есть нахождение или выдумывание того, что ранее не существовало". Ransom v. Mayor of New-York; также Conover v. Roach *(616). Cp. Landgraf: "Изобретение есть создание того, что дотоле не существовало". Аналогично Dambach *(617).

3) "Изобретение есть такой технический продукт или процесс, в коем или новыми средствами достигается новый или старый результат, или старыми средствами достигается новый результат". Der deutsche Techniker-Verband *(618); то же в Allg. Encyclopaedie von Ersch & Gruber, Leipzig, 1840, стр. 273; то же в Antrage des Vereins d. Patentanwalte, 1888, (Berlin?), стр. 1; приблизительно то же в австрийском законе 1852 г.

4) "Изобретение есть изготовление нового из старого для определенной цели (?)". Biedermann *(619).

Все эти определения страдают одним общим недостатком: они определяют понятие изобретения еще более сложным понятием новизны, а также упускают из виду, что не всякая новизна дает в результате изобретение.

_ 89. Вторым объективным признаком, обыкновенно встречаемым в определениях изобретения, является польза, прогресс. Ненаучное мышление, а за ним и некоторые авторы *(620) нередко предполагают, что всякое изобретение должно представлять какой-то "шаг вперед" *(621). Нетрудно выяснить и генезис такого мнения: две причины способствовали появлению учения, отождествляющего изобретение с идеей прогресса. Одна из этих причин - чисто историческая: я указывал в 1-й главе, что патентное право создано было путем тяжелой борьбы, во время которой его сторонникам приходилось ссылаться на утилитарные соображения пользы, приносимой изобретателями обществу; соображения эти целиком перешли в текущую догматическую литературу. Еще на конгрессе 1873 г. американец Tacher *(622) отстаивал патентные законы именно потому, что они являются поощрением для столь полезной вещи, как изобретения. Klostermann около того же времени начинал свой комментарий совершенно справедливыми указаниями на то, что изобретения полезны *(623), так как они "расширяют наше владычество над вещественным миром и улучшают наше существование". А отсюда легко было перейти и к логической ошибке, перенося такое указание на качество большинства изобретений - в самое определение их понятия *(624). Другая причина появления разбираемой теории является чисто практической: она вызвана была желанием расширить защиту патентного права. Происходит это таким образом: доказать наличность изобретения, этого трудноопределимого понятия, на практике очень нелегко; поэтому заинтересованные лица обыкновенно стремятся свести вопрос к доказыванию "преимуществ" (что гораздо проще!), а затем утверждают, что "всякая техническая идея, гарантирующая преимущества по сравнению с тем, что было известно ранее", и есть изобретение в смысле закона. Введение элемента "пользы" в понятие изобретения особенно часто встречается поэтому в прошениях патентных агентов и т.п. заинтересованных лиц. "Es muss jeder Versuch, welcher einen technischen Fortschritt bedeutet, aпs eine Erfindung angesehen werden",- говорит один немецкий патентный агент *(625). В русской практике такие случаи чрезвычайно многочисленны. Изобретатель доказывает, напр., что изобретенный им способ приготовлять соль в плитках (для скота) имеет несомненные преимущества, так как в этих плитках нет прослоек гипса и скотина не может порезать себе язык. Следовательно, это есть изобретение, говорит проситель *(626). Другой ссылается на то, что изобретенные им фарфоровые кокарды легче моются и чище выглядят; они представляют преимущества и, значит, заслуживают патента *(627). Все такие соображения неправильны: полезность не необходима и недостаточна для наличности изобретения. Всякое изобретение утилитарно в том смысле, что оно служит для удовлетворения материальных человеческих потребностей: но из этого не вытекает, чтобы оно удовлетворяло их лучше, полнее или проще.

Бесполезное изобретение остается изобретением, несмотря на свою бесполезность.

Доказывать это положение я опять-таки буду только с точки зрения терминологического удобства. Если считать, что действительно в каждом изобретении должен быть какой-нибудь Fortschritt, то надо прежде всего определить, что мы будем называть Fortschritt'oм. A эта задача окажется многим и многим, если не всем исследователям, не под силу. Какое количество полезности должна заключать в себе выдумка для того чтобы получить титул изобретения? И в каком направлении должна проявиться эта полезность? И, наконец, почему не считать изобретением новый способ проявлять фотографические пластинки, не представляющие никакого прогресса ни по дешевизне, ни по быстроте, ни по ясности получаемых изображений и т. д.,- но в то же время несомненно являющейся новым и оригинально задуманным? Да, наконец, почему мы не будем называть изобретением и такую выдумку, которая, при всей ее остроумноcти, представит шаг назад по своей культурной вредности? Положительный закон может expressis verbis признать непатентуемыми вредные и безнравственные изобретения. Но все-таки это будут изобретения, а не что иное.

Французская судебная практика так и признает, что понятие прогресса, пользы не имманентно понятию изобретения. Mainiй приводит *(628) полторы страницы решений различных судебных мест, устанавливающих это положение.

Несколько иначе поставлен вопрос в странах англосаксонской культуры. Как в С. Штатах, так и в Англии суды требуют от изобретения, чтобы оно обладало свойством utility. Обстоятельство это, однако, не говорит против моего тезиса, так как: 1) закон волен требовать наличности не вообще изобретения, а именно полезного изобретения (т. е. предполагая возможность сделать и бесполезное изобретение), и 2) в этих странах полезность тоже, конечно, не признается сама по себе доказательством наличности изобретения.

Ввиду всего этого я считаю, что и терминология положительных законодательств не мешает мне предложить определение, согласно которому полезность не признается имманентной понятию изобретения. Не все полезное является изобретением, и не всякое изобретение полезно.

Соображения, изложенные в этом параграфе, избавляют меня от необходимости специально полемизировать против таких определений:

1) "Изобретение есть... выдумывание чего-либо нового, что может послужить на пользу и выгоду людям и увеличить радости земного существования (enjoyment of mankind)". Conover v. Roach *(629).

2) "Изобретение есть всякий технический продукт или процесс, коего употребление или применение может длительным образом расширить владычество человека над внешним миром". Goepel *(630).

3) "Изобретения суть такие оригинальные произведения умственной работы, промышленное применение коих доставляет имущественную выгоду". Klostermann *(631).

4) "Изобретение есть такое изменение производства, которое экономизирует работу, увеличивая количество или качество продуктов" *(632).

Польза, выгода, барыш, прогресс, удобство могут отсутствовать в изобретении.

_ 90. Оригинальный "объективный" признак был, наконец, предложен д-ром Schanze *(633). Он говорит: не все то, что ново, должно быть считаемо изобретением; мыслимы такие технические выдумки, которые, при всей их новизне, не подойдут под понятие изобретения; например, карандаши *(634) до сих пор делались или круглые, или шестиугольные: тот, кто изготовил бы восьми- или десятиугольный карандаш, еще не был бы изобретателем; зонтичный мастер, который бы изготовил "новый" зонтик в комбинации с перочинным ножиком, тоже не был бы признан сделавшим изобретение; следовательно, не всякая новизна свидетельствует о наличности изобретения. "Мне кажется абсурдом признавать изобретением allйs was so nicht dagewesen ist". Отличительным признаком изобретения, продолжает Schanze, является новизна, соединенная с преодолеванием особых трудностей; всякое изобретение "bietet etwas Ungewфhnliches, Auffвliges, Ueberraschendes". Искомый объективный признак есть поэтому Ueherraschung, поражающая новизна, поразительность (если так можно выразиться). И Schanze продолжает: неизвестное распадается на две категории: на логически вытекающее (ableitbares) и на логически невытекающее (nicht-ableitbares); если при данном положении химической промышленности нельзя было ожидать данного результата, то мы имеем дело с логически невытекающим неизвестным, нахождение коего и будет изобретением. Всякое изобретение обладает для посторонних лиц моментом "поразительности".

Если вдуматься в эти рассуждения, то они покажутся нам содержащими несомненную долю истины; например, совершенно правильно соображение о невозможности признавать изобретением все то, что не было до сих пор делаемо именно так только потому, что оно т а к не было делаемо (см. выше, _ 88). Несомненно также, что новизна вещи бывает двух родов: одна ведет к изобретению, а другая к простому видоизменению существующего. Можно, пожалуй, называть эти два сорта новизны, один - логически вытекающим из данного уровня знаний, а другой - логически невытекающим. Но мне кажется совершенно недопустимым, чтобы научный исследователь выставлял, как критериум для различения этих двух областей, "поразительность" сделанного нововведения для посторонних лиц. Везде ли, где есть "поразительность" (Ueberraschung) достигнутого результата, имеется и изобретение? Конечно нет: паровой молот в 20 раз более сильный, чем все дотоле построенные, поражает видящего его в первый раз, но может не быть изобретением; рабочий, который достиг феноменальной быстроты в изготовлении булавочных головок, поражает непривычного зрителя, но не делает никакого изобретения; я упомяну, наконец, шутливый пример вора, который очень поражает обокраденного, стянув у него часы... Дело, очевидно, идет не о поразительности достигнутого результата, а о чем-то совсем другом: о причинах, вызывающих чувство удивления; не всякая поразительность позволяет заключать о наличности изобретения. При ближайшем рассмотрении оказывается, что такими причинами могут быть самые разнообразные факторы: несоответствие внешних условий с содержанием действия, неожиданность результата, необычность его и т. д. Но только одна из причин поразительности свидетельствует о наличности изобретения: ее-то и нужно ввести в определение понятия. Какова эта причина? Один из экспертов немецкого Патентамта говорил мне однажды: "Вы спрашиваете, как я отличаю изобретения в той массе всяких пустяков, которые заявляют к привилегированию? Очень просто: перелистывая чертеж за чертежом, я иногда чувствую свое внимание внезапно прикованным к одному из них; по спине у меня пробегает нервная дрожь; я сразу вижу в данной детали искру творческого огня; это и есть изобретение". "Дрожь по спине" может показаться смешной; но тот, кто стоял близко к практике патентного дела, знает, что никакими учеными "точными" формулами не выразить того, что по существу своему изменчиво и субъективно. Если нововведение носит на себе печать творчества, оно будет вызывать и дрожь, и удивление. И говорить о поразительности как признаке изобретения можно именно постольку, поскольку эта поразительность является обратной стороной медали творчества. Лучеиспускательная способность смеси церитовых земель с цирконом несравненно больше, чем таковая же способность отдельных ингредиентов смеси. Но колпачок Ауэра является изобретением не потому, что он поражает зрителя, а потому, что понадобилось творческое усилие ума для того, чтобы задать себе вопрос: не будет ли смесь светить ярче ингредиентов?

Следовательно, я не отрицаю того, что признак, указанный Sсhanzе, может быть иногда полезным, например, когда есть потребность дать выпуклую (хотя бы и в ущерб тонкости) мотивировку. Но, говоря об элементе поразительного, не нужно забывать, что он является определителем понятия изобретения лишь постольку, поскольку он свидетельствует о наличности творчества.

Введение же в определение именно элемента поразительности обрекло бы формулу на полное бесплодие: никаких следствий из этого признака извлечь было бы невозможно. Совсем иначе - с понятием творчества; но об этом - ниже (см. _ 93).

_ 91. Новизна, прогресс, поразительность являются главными из объективных признаков понятия изобретения, до сих пор предложенных. Кроме них можно было бы указать и еще на большое количество признаков объективного характера, встречающихся в ходячих определениях того же понятия. Однако подробное рассмотрение и критика всех их по очереди завлекли бы нас слишком далеко - и кроме того, по существу дела являлись бы бесполезными: я укажу ниже, почему. Поэтому лишь для полноты изложения я намечу, как формулируются эти остальные объективные признаки *(635). С. Штаты С. Америки, Rev. Stat., sec. 4886: "Any new and useful art, machine, manufacture, or composition of matter, or any new and useful improvement thereof". Французский закон 5 июля 1844 г.: "Art. 3. Seront considйrй comme inventions ou dйcouvertes nouvelles: l'invention (!) de nouveaux produits industriels; l'invention de nouveaux moyens ou l'application nouvelle de moyens connus, pour l'obtention d'un rйsultat ou d'un produit industriel". Ср. русский Проект III, ст. 6 (см. стр. 183)", а затем непосредственно перейду к общему вопросу о желательности и возможности объективного определения.

1. Весьма часто встречается в патентной литературе, а в особенности в решениях немецкого Патентамта, ссылка на так называемый "технический эффект". (Цитаты были бы бесполезны за обыденностью этого выражения.) Изобретением считается то, что дает новый технический эффект. Оспаривать этот критериум я не в состоянии по той простой причине, что во всей известной мне литературе я не нашел ни одного анализа этого понятия и мне поэтому неизвестно, что разумеется под этими столь ходко употребляемыми словами. Думается мне, что "технический эффект" есть формула для некоторой ближе неопределимой суммы полезности, неожиданности и новизны *(636), и как таковая подлежит критике со всех трех точек зрения, с которых я критиковал отдельно указанные элементы (а вдобавок еще и критике с точки зрения ее крайней туманности).

2. В очень интересной брошюре о предварительном рассмотрении *(637) д-р R. Wirth, один из талантливейших специалистов патентного дела, критикует понятие технического эффекта и, указав на его неполноту, вводит как дополнительный объективный признак еще и "экономический эффект". Понятие это иллюстрируется на таких изобретениях, вся сущность коих заключается не в каком-либо особенном действии, а в чисто экономическом понятии "удобства употребления" (Bereitstellung!): карандаш не дает никакого нового технического эффекта оттого, что к нему присоединяется на конце резинка; но он представляет изящное изобретение, как предмет более удобный для пользования, чем карандаш и резинка, не соединенные вместе. Я думаю, что "экономический эффект" является просто хитрым названием для той пользы, о которой говорил я выше; к нему относится, следовательно, и вся та критика, которая изложена в _ 89.

3. На последнем промышленном конгрессе гг. Mintz и Sсhutz *(638) пробовали подставить вместо technischer Effect понятие "нового действия" (neue Wirkung). Не думаю, чтобы этим термином вносилась большая ясность.

4. Венский технологический музей предлагал термин "quа1itativ andere Wirkung" *(639), т. е. желал указать, что аппараты, коими только увеличивается достигнутый уже раньше результат, не должны быть рассматриваемы как изобретения. Мы имеем однако, с одной стороны, изобретение Ауэра, коим именно увеличивалась лучеиспускательная способность калильных колпачков; а с другой стороны, мы не можем сказать, чтобы все выдумки, находящиеся вне круга увеличений результата, составляли по необходимости изобретения. Наконец:

5. Формулы "durchaus neu" *(640) (торговая палата гор. Мюнхена), или "prinzipiell neue" *(641), или "eigenthtimlich" *(642), могут быть только по ошибке причислены их авторами к объективным: их объем всецело зависит от усмотрения применяющего их судьи.

Можно бы еще увеличить приведенное перечисление, но и указанные признаки дают достаточно ясное представление о положении дела.

_ 92. Рассмотрев, таким образом, каковы те объективные признаки, которыми обыкновенно стараются определить понятие изобретения, я могу перейти к решению общего вопроса: а что было бы, если бы оказалось, что моя критика где-нибудь хромает? - а что, если бы кто-нибудь доказал неверность отдельной части моих рассуждений в предыдущих параграфах? - значило ли бы это, что объективные признаки выдерживают критику? Я не колеблясь отвечу: нет, это только значило бы, что я неумело критиковал ложные посылки,- но не доказало бы их верности. И для того, чтобы подтвердить такое мое положение, я позволю себе проанализировать самый принцип объективного признака и подвергнуть его, так сказать, критике каузальной, т. е. критике с точки зрения тех причин, которые вызвали появление тенденции к объективному определению.

Я думаю, что такая каузальная критика лучше всего покажет, в чем заключается основное принципиальное противоречие между предложенной мною субъективной формулой и всеми "объективными" определениями.

В 1887 г. в Берлине была созвана комиссия сведущих людей ввиду предстоявшего пересмотра закона 1877 г. Первый вопрос, поставленный этой комиссией, гласил: "Как определить понятие изобретения?" После долгих дебатов проф. Reu1еаuх, известнейший специалист по механике, предложил следующую формулу *(643):

"Предметом изобретения является всякое приспособление или продукт, который при применении его в области промышленности дает в результате важные изменения известных уже продуктов, орудий производства, технических процессов и комбинаций".

По-немецки: "...welches von bestehenden Einrichtungen und Erzeugnissen durch weitergehende Wirkung abweicht". И как только была прочитана указанная формула, кто-то из присутствующих воскликнул: "Wie weit abweicht?"

В этом "wie weit" заключается ключ к уразумению всей проблемы объективного определения.

Все соображения, касающиеся этой проблемы, имеют одну общую исходную посылку, вокруг которой они вращаются как вокруг аксиомы. Эта аксиома есть стремление математизировать закон; под таким термином я разумею тенденцию создать юридические нормы, которые, как точная и ни от чьего усмотрения не зависящая мерка, применялись бы с математической простотой к конкретным примерам. Другими словами: тенденцию, стремящуюся создать закон, который мог бы быть применяем "как таковой", не проходя через горнило свободного усмотрения судьи; закон, который бы "просто и точно" определял объективные мерки правовых понятий *(644). Всем известно постановление русского закона о перепечатке чужих переводов, типичное в этом направлении. Второй переводчик уже переведенного иностранного сочинения, очевидно, рискует дать работу, во многих своих частях схожую с работой своего предшественника; закон поэтому должен предоставить ему некоторую большую мерку свободы, чем авторам оригинальных сочинений. Как, однако, фиксировать эту мерку? Наиболее целесообразным было бы сказать: дозволяется такое сходство с работой предшественника, которое не переходит в явное воспроизведение чуждого перевода. Составители нашего Положения сочли такое правило слишком "расплывчатым", слишком многое отдающим на бесконтрольный "произвол" судьи и потому постановили: считать контрафакцией такой второй перевод, который воспроизводит подряд и слово в слово две трети первого (а досужие "комментаторы" еще отмечают - в аналогичном случае - для пущей "точности", что счет печатных листов должен производиться по оригиналу, а не по контрафакции). Такой математизированный закон действительно устраняет всякого рода недоумения: для всех случаев найдена точная и притом объективная мерка. Вместо того чтобы применять право, судье остается решать арифметические задачи.

Именно той же тенденцией объясняются и возражения, которые фингировал выше. Или дай объективный признак - или признай себя неспособным.

В желании математизировать закон кроется причина, почему - скоро уже 30 лет - определенная группа людей так настойчиво ищет объективного определения для понятия изобретения. Дело обстоит чрезвычайно просто: эту категорию людей составляют все те, кому приходится - за себя или за других - получать патенты. Понятно то озлобление, которое овладевает этими людьми, когда им десятки, сотни и тысячи раз отказывают в выдаче желанных прав на том основании, что "данная простая выдумка не составляет изобретения", и когда на их вопросы - "да что же вы считаете изобретением?" - судьи и администрация отвечают ссылками на неуловимую и неизмеримую силу внутреннего убеждения. Совершенно естественно возникла у этих людей мысль: "Так замените же это туманное внутреннее убеждение ясными и для всех понятными "точными" нормами; так укажите же нам раз навсегда, что именно вы будете, а чего не будете считать изобретением; промышленность страдает от всякой неопределенности своих прав" *(645).

Как бы я ни ратовал за обязанность юриста прислушиваться к пульсу того организма, который он берется врачевать, прислушиваться к требованиям жизни; как бы я ни ратовал за усиление связей, соединяющих жизнь с наукой,- по данному вопросу я считаю немыслимыми какие бы то ни было компромиссы. Есть в юриспруденции свое святое святых, и оно именуется: свободная оценка конкретных явлений жизни независимым юристом. Для того-то и воспитывают ум юриста в строгих формах абстрактного мышления, чтобы он в состоянии был отрешиться от мелочей конкретного жизнеоборота и взирать немного свысока, немного c самодовлеющим спокойствием на то, что он призван судить. В праве свободной оценки, которое французы недаром окрестили именем, соответствующим наивысшей форме земной власти (souverainetй, le jugeest souve-rain), заключается весь смысл, вся raison d'кtre юриспруденции. Юрист только постольку имеет право на существование, поскольку он, как суверен, призван свободно судить конкретные факты.

Резюмирую все сказанное. Существует категория заинтересованных людей, которая хочет дать объективное определение понятия изобретения для того, чтобы впредь не зависеть от судейского усмотрения. Когда этой категории людей указывают, что изобретение должно: "weit abweichen" от известного, то они спрашивают "wie weit?" Юристу, верящему в свое призвание, никакое соглашение с этими людьми немыслимо. Юрист будет считать в высокой степени вредным именно тот порядок вещей, который практики признавали бы для себя идеально удобным. Юрист будет смотреть с удовольствием и с верой в будущее на все крушения попыток дать объективную мерку. Он знает, что если бы, сверх ожидания, она была бы найдена, то тем самым уничтожалась бы и самая благородная из его задач: "Wir kфnnen kein Gesetz machen, das die Erfahrung tiberflussig macht".

Если теперь возвратиться к фингированным мной выше (см. стр. 244) возражениям против предложенной мной формулы, то станет ясным, что мне нет ни малейшей надобности против них что-либо возражать. Они все исходят из миросозерцания, диаметрально противоположного моему собственному: между миросозерцаниями же не может быть спора, а только борьба. Для спора с указанными выражениями мне недостает самого важного: только одного общего отправного пункта *(646).

_ 93. Мне остается, для того чтобы заключить этот отдел, ответить на поставленный выше (см. стр. 252) вопрос: в чем же заключается ценность данного мной определения.

Я предполагаю, что для практики эта ценность равняется приблизительно нулю; и мне остается только повторить то, что я сказал в самом начале этого отдела (см. _ 82): я думаю, что вообще неправильно искать всеспасения в логических абстрактных формулах,- что практика может и должна развиваться из сил, в ней самой заложенных, а не из импульсов, получаемых извне,- что кабинетные синтезы полезны только для кабинетных же дальнейших работ,- что они лишь отдаленным своим влиянием могут оказывать действие на практику.

Теоретическая же ценность данного мной определения сводится к двум следующим (скромным) моментам. Во-первых, мне кажется, введенный мною отличительный признак позволит связать воедино такие части патентного права, которые доныне излагаются в виде рассыпанной храмины. Учения о комбинационных и субституционных изобретениях, о патентных эквивалентах, о законе "равных расстояний", наконец о самой юридической сущности патентного права могут получить несколько иное, чем обыкновенно, и притом для всех них общее освещение. А в таком сведении всего богатого материала к одному общему центру нельзя не видеть некоторого методологического удобства. Итак, данное мною определение, во-первых, позволит объединить изложение одной общей руководящей идеей.

Во-вторых, оно позволит до некоторой степени углубить изложение, дав точку опоры для построения любопытных аналогий с обширной родственной областью авторского права *(647). Патентное и авторское право являются в такой степени близнецами, что можно удивляться безразличию, с которым писатели одной области обыкновенно взирают на труды другой. Kohler в любопытной заметке *(648) эскизно намечает родственную связь двух институтов. Но ни сам он, ни иной кто, насколько мне известно, не использовали до сих пор той богатой, золотоносной жилы, которая кроется в указании на такую аналогию. Учения о лицензиях, об объекте патентного права и в особенности о контрафакции могут с пользой для себя допускать экскурсы в область авторского права. Творчество художественное и творчество техническое, в сущности своей одинаковы, и потому для развития обеих родственных областей полезно будет, если основные определения будут подчеркивать общность исходного принципа, намечая тем самым и желательность совместной работы *(649).

Итак, во-вторых, указанное определение позволит строить полезные аналогии, подчеркивая близость институтов авторского и патентного права.

Такова может быть ценность данного мной субъективного определения понятия изобретения.

Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 705 | Нарушение авторских прав