АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Эрос как демон

Воспользовавшись подсказкой Гротстейна (Grotstein, 1984), мы отметили в эпиграфе к главе 1, что "когда невинность лишается своих титулованных привилегий, она превращается в дух дьявола". В соответствии с ходом этих рассуждений было бы лучше всего представить божество, Эроса, как воплощение неуничтожимого личностного духа или демона, который покинул личность (selfhood) Психеи, когда ее дух был угнетен. В главе 2 мы рассмотрели, как в ситуации ранней травмы происходит процесс, обратный тому, что Винникотт назвал вселением, и как диссоциируются соматический и духовный полюса архетипа. Мы предположили, что одной из причин этого расщепления является необходимость сохранения личностного духа неизменным, что Самость, реагируя на травму, является организующим фактором расчленения переживания, необходимого для выживания индивида. В наших клинических примерах мы были свидетелями того, как в таких случаях негативно констеллировалась Самость, препятствуя интеграции или индивидуации. Мы видели также, как, защищая личностный дух, Самость в то же время преследовала его и лишала свободы.

Если мы полагаем Самость как потенциальную целостность личности, которая постоянно ищет воплощения в эго и его объектных отношениях, то расчленение, разрушение отношений между Самостью и принадлежащим реальности эго, причиной которого является травма, означает, что Самость, так сказать, приносит себя в жертву, т. е. приносит в жертву саму свою сущность, которая и есть эти отношения. В лице демона или бога (Эроса в нашем рассказе) Самость отрезает себя от возможности своего воплощения в реальности (Психеи) — так сказать, расчленяет самое себя, разрушая свои отношения с эго и внешним миром. В итоге, пара Эрос/Психея представляет собой две половины исходного единства личностного/трансперсонального (внутреннего/внешнего), которое было расчленено травмой.

Подобно первому человеку Платона, разделенному на две части, каждая из которых вечно ищет свою половину, пара Эрос/Психея или Самость/эго теперь полностью разделена. Для их воссоединения необходимо, чтобы личность, в которой происходит этот процесс, обрела заново способность выносить (suffer) архетипические аффекты психики. Обретение этой способности претерпевания всегда является открытием заново, и это открытие основано на воспоминании о первых годах жизни пациента, когда зависимость была возможной, а любовь приветствовалась. Такое воспоминание происходит только в любовных отношениях с другим человеком, и мы вновь и вновь видим сопротивление этой любви, которое оказывает разлученная с эго Самость. В психоанализе эти любовные отношения проявляются в переносе, а вместе с ними проявляются и все трансперсональные объединяющие факторы, приведенные в действие этим переносом.

В нашей истории, да и вообще в мифологии, эти "трансперсональные объединяющие факторы" персонифицированы существами-посредниками или демонами, устанавливающими связь между чисто духовной сферой богов и привязанной к земле человеческой расой. В "Пире" Платона Сократ говорит об Эросе как раз как о таком могущественном демоне или духе [в русском переводе — гении (ред.)], представляющем собой нечто среднее между богом и человеком. Один из его слушателей задает ему более общий вопрос о том, каково назначение этих могущественных демонов или духов, и Сократ отвечает:

Быть истолкователями и посредниками между людьми и богами, передавая богам молитвы и жертвы людей, а людям наказы богов и вознаграждения за жертвы. Пребывая посредине, они заполняют промежуток между теми и другими, так что Вселенная связана внутренней связью. Благодаря им возможны всякие прорицания, жреческое искусство и вообще все, что относится к жертвоприношениям, таинствам, заклинаниям, пророчеству и чародейству. Не соприкасаясь с людьми, боги общаются и беседуют с ними только через посредство гениев*— и наяву, и во сне.

(von Franz, 1980a: 36**)

* См. примеч. к стр. 15.

** Русский перевод дается по изданию: Платон // Собрание сочинений, т. 2,— М.: Мысль, 1993, с. 112—113.

Итак, мы видим, что именно демоническое служит областью переживания, промежуточной между трансперсональным архетипическим миром с его нуминозным динамизмом — как негативным, так и позитивным — и земным человеческим миром эго-функционирования. В своей посреднической деятельности (dynamism) демоны представляют Самость. В виде фигур Защитника и Преследователя они являются необходимыми элементами системы самосохранения, именно в силу того, что в травматических обстоятельствах посреднические функции по передаче бушующих архетипических энергий, обрушившихся на эго, исполнялись недостаточно. Нам известно, что эго не может сформироваться, побуждаемое только трансперсональным руководящим центром, в отсутствии поддерживающего (facilitating) окружения — если архетипическому миру не будет предоставлена возможность персонифицировать себя так, чтобы его грандиозные образы были бы сведены к человеческим пропорциям. Иначе Самость направляет свои энергии не на жизненные процессы, а на последнюю, отчаянную попытку сохранить то, что осталось от истинной личности для возможного спасения (redemption) в будущем. Она "предоставляет" мир (хрустальный дворец Эроса) для осажденного детского эго взамен утраченного мира, где жизнь находится в отношениях с реальностью. Другими словами, демон-любовник — это то, как выглядит обращенная на себя, углубленная в саму себя Самость, не искупленная человеческим признанием.

В нашей истории Эрос, исполняя повеление своей матери, летит на своих огромных крыльях к утесу скалы, на котором стоит в ожидании Психея. При виде страданий Психеи что-то происходит с Эросом, то, что даже он не может контролировать, и он погружается в человеческую сферу, предав свою божественную мать, вступив таким образом по своей воле в собственный процесс трансформации. Этот поворот в сюжете отражает парадокс, согласно которому любовь пробуждается в Боге Любви только тогда, когда он становится ближе к человеческим страданиям и ограничениям. В нашей истории божественный Эрос подвигнут на измену своему небесному совершенству страданиями смертной души. Здесь звучит мотив воплощения (incarnation), созвучный с концепцией "кенозиса" раннего христианства (греческое слово, означающее "опустошаться)"), согласно которой Христос, отождествляемый с вездесущим единством Божества, которое нельзя определить, "изливает себя", свою всеохватывающую полноту, чтобы стать человеком, стать кем-то определенным. Юнг полагал, что он распознал в этой добровольной жертве намек на telos или конечную цель психики, состоящую не просто в удовлетворении целей эго, а в трансформации всей личности. Видимо, Самость не стремится к неограниченному выражению (разрядке). Она ищет человеческих ограничений для того, чтобы преобразовать саму себя.

Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 927 | Нарушение авторских прав