АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Внутренний мир травмы в его дьявольской форме

Когда невинность лишается своих
титулованных привилегий,
она превращается в дух дьявола.

Гротстейн, 1984: 211

В этой и последующих главах я представлю читателю ряд клинических виньеток и теоретический комментарий к ним для того, чтобы осветить феноменологию "демонической" фигуры, с появлением которой я неоднократно сталкивался в бессознательном материале пациентов, перенесших в раннем детстве психическую травму.

Слово "демонический" (daimonic) происходит от греческого слова daiomai, которое означает "делить", и я бы связал его с состояниями разделенного сознания, подобных тем, что проявляются в оговорках, ошибках внимания, или в других видах прорывов содержаний из сферы бытия, которую мы называем "бессознательное" (см. von Franz, 1980a). В самом деле, именно разделение внутреннего мира, по-видимому, является функцией этой фигуры. Юнг в этом случае использует слово "диссоциация", и наш "демон" выступает как персонификация диссоциативных защит психики, в тех случаях, когда ранняя психическая травма сделала интеграцию психики невозможной.

Я лучше опишу предмет моего изложения, если поделюсь с читателем тем, как я заинтересовался этой темой. За последние двадцать пять лет клинической практики довольно много пациентов, проходивших у меня анализ, после начального периода, характеризовавшегося личностным ростом и улучшением состояния, достигали своего рода плато. Казалось, что в их терапии нет прогресса, и вместо улучшения в ходе лечения они как будто застревали в "компульсивном повторении"ранних паттернов поведения, испытывая чувства поражения и безнадежности. Это были индивиды, которых можно было бы назвать "шизоидами". Имея в виду то, что травматические переживания, испытанные ими в детстве, были слишком интенсивными для их чувствительности и направили их дальнейшее развитие внутрь. Внутренний мир, в который они так часто уходили, был детским миром, и он, отличаясь богатством фантазии, нес на себе печать тоски и меланхолии. Такие пациенты, находясь в этом, похожем на музей "убежище невинности", цеплялись за остатки своих детских магических переживаний, которые хотя поддерживали их, но не развивались вместе с другими частями личности. Несмотря на то, что их приход в терапию был продиктован настоятельной необходимостью, на самом деле они не хотели взрослеть или изменяться настолько, чтобы это действительно удовлетворяло их потребности. Выражаясь более точно, некоторая их часть хотела изменений, но другая, более сильная, сопротивлялась этим изменениям. Они были разделены внутри себя.

В большинстве случаев эти пациенты были чрезвычайно умными и чувствительными, страдающими, во многом, из-за этой чрезвычайной чувствительности и от эмоциональной травмы, которую они пережили в раннем детстве. Все они в детстве преждевременно стали самостоятельными, не имея подлинных отношений со своими родителями в период взросления и заботясь о себе в коконе своих фантазий. Они были склонны рассматривать себя в качестве жертвы агрессии со стороны других людей и были не в состоянии мобилизовать силы для эффективного отстаивания самих себя, когда наступала потребность в самозащите или индивидуации. Часто за непроницаемым фасадом их самодостаточности скрывалось тайное пристрастие, которого они стыдились. Тогда в процессе психотерапии они обнаруживали, что им трудно отказаться от своей защитной самодостаточности и позволить себе зависеть от реального человека.

Постепенно, по мере того как я анализировал сны этих пациентов, мне становилось ясно, что они находились в плену некой внутренней фигуры, которая ревностно охраняла их от внешнего мира и, в то же время, безжалостно атаковала их, подвергая жесткой, неоправданной критике. Более того, эта внутренняя фигура представляла собой такую мощную "силу", что термин "демоническая" вполне подходил для ее характеристики. Порой, во снах моих пациентов, эта внутренняя демоническая фигура неистово разделяла их внутренний мир на части, активно атакуя эго сновидца или те "невинные" части "я", с которыми идентифицировалось эго. В других случаях казалось, что ее целью была инкапсуляция некой хрупкой, уязвимой части пациента, безжалостная изоляция ее от контакта с реальностью для того, чтобы предохранить от повторного насилия. Иногда же демоническое существо являлось в виде ангела-хранителя, оберегающего и защищающего детскую часть "я" изнутри, стыдливо укрывая ее от внешнего мира. Это существо могло быть как защитником, так и преследователем, периодически изменяя свое обличье.

Дело усложняется тем, что эта двойственная фигура обычно появляется в "тандеме", по выражению Джеймса Хиллмана (Hillman, 1983),— в паре с внутренним ребенком или другим более беспомощным или уязвимым "партнером". У этого невинного "ребенка", в свою очередь, также присутствует двойной аспект. Порой он является "плохим" и "заслуживает" наказания, в другой же раз он выглядит "хорошим" и получает защиту.

Вообще говоря, эти двойные имаго, образуя вместе внутреннюю "структуру", и составляют то, что я называю архетипической системой самосохранения. Как я надеюсь продемонстрировать на страницах этой книги, у нас есть основания полагать, что эта структура представляет собой универсальную внутреннюю "систему" психики, чья роль, по-видимому, состоит в защите и сохранении неприкосновенного личностного духа, находящегося в сердцевине "истинного я" индивида.

Затем я заинтересовался следующим вопросом: "Каким образом организованы в бессознательном фигуры Хранителей в этой "системе" и их "Клиентов" — беззащитных детей? Из каких источников проистекает их ужасающая власть, которую они имеют над благонамеренным эго пациента?"

Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 639 | Нарушение авторских прав