 |
|
АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология |
Переходные процессы между человеческим и божественнымЧисто персоналистическая психология не охватывает, однако, истинного таинства появления на свет личностного духа под угрозой травмы, таинства, к которому относятся во всем остальном точные образы, предложенные Винникоттом. Это связано с тем, что такой подход оставляет в стороне трансперсональный элемент или интерпретирует трансперсональный элемент как инфантильное ощущение всемогущества и пренебрегает первичностью нуминозного в человеческом опыте. С точки зрения юнгианской психологии, процессы в пограничной зоне между возможным и действительным в человеческом развитии должны рассматриваться на фоне архетипических процессов, то есть на фоне мифологии. Мифология и все великие мировые религии озабочены одним основным вопросом — вопросом о взаимоотношении между человеческим и божественным и о том, как оно поддерживается перед лицом человеческого страдания. Как, посредством каких факторов поддерживается связь между трансцендентным миром с его дающими жизнь божественными энергиями и земным миром, ограниченным временем, пространством, историей и установленным порядком? Откуда мы приходим? Имеет ли смысл наше существование помимо повседневной жизни? Проявляет ли себя в истории Бог? Эти и другие связанные с ними вопросы напоминают нам, что слово "религия" составлено понятиями "re"* и "ligeo", связь или соединение, то есть слово "религия" можно прочесть как "воссоединение". Конечно, утверждение, что сюжеты мифов имеют отношение к этой связи, парадоксально, потому что мифы сами являлись такими связями, когда их рассказывали. Символ представляет собой мост или связь между нами и тайной существования, но кроме того, в глубине своего образного содержания он качественно полнее отображает эту связь. * Приставка re- образует новые слова преимущественно от глагольных форм, придавая им значение повторности, совершения действия заново, либо возвращения в прежнее состояние. (Прим. перев.) На ум приходит множество примеров для иллюстрации этой точки зрения, я приведу два из них. В мифе о Деметре и Персефоне Деметра с дочерью, носившей сперва имя Кора, собирали нарциссы, когда Гадес примчался на своей колеснице и похитил юную деву, увлекши ее в свое подземное царство, которое мы интерпретировали бы как бессознательное, или нуминозный мир в его хтонической форме. В этих образах мы видим искажающее расщепление, подобное тому, что происходит с личностью, пережившей травму. Архетипические защиты овладевают невинным остатком травмированного "я" и выталкивают его во мрак бессознательных процессов, под наблюдение дьявольской фигуры, здесь представленной самим Гадесом. Тем временем Деметра, представляющая человеческую жизнь во всем ее потенциальном плодородии, обходит весь мир в поисках дочери, но безрезультатно. Наконец, все еще безутешная в утрате Коры, она удаляется в свой храм в Элевсине, откуда угрожает, что наступят жестокие и ужасные времена для всего человеческого рода: она не позволит земле плодоносить, ни один урожай не созреет до тех пор, пока она вновь не увидит свою дочь. Для разрешения назревшего кризиса Зевс посылает Гермеса к Гадесу в подземное царство и добивается от того обещания вернуть царицу, чье имя теперь Персефона, к матери. Но прежде чем отправить жену обратно на землю, Владыка Мрака искушает ее съесть немного гранатовых зерен. Гранат был плодом, символизирующим брак, и эффект его съедания состоял в объединении — установлении неразрывной связи между мужем и женой. Результат этого брака означает, что два мира, внутренний (божественный) и внешний (человеческий), соединены навечно. Персефона, таким образом, принадлежит обоим мирам и, проводя шесть месяцев в нижнем мире и шесть месяцев в верхнем мире, она является "связкой" (ligament) между человеческим и божественным. Баланс восстановлен. Травматический разрыв между двумя мирами заживлен. Второй пример взят из Ветхого завета: когда Яхве в гневе на развращенность человеческого рода был вынужден уничтожить мир, он сохранил одну часть творения — праведного Ноя и порученных ему животных всех видов, "каждой твари по паре". Если в этом повествовании мы рассмотрим Яхве как образ "антилибидозного эго"(Фэйрберн), то получим довольно точную картину того, что происходит во внутреннем мире травмы,— разорение и уничтожение всего, за исключением инкапсулированного ядра жизни, в котором остается все самое ценное. Тогда вопрос заключается в следующем: "Будет ли когда-нибудь выкована связь между этой утраченной основой "я" и всей той архетипической трансперсональной агрессивной энергией, которая отрезала его от мира, но, вместе с тем, и сохранила для будущего?" В книге Бытие эта "связь" представлена как завет в одном из самых любимых образов всех времен — мосте радуги — знаке того, что Бог и человек никогда больше не будут разделены: И сказал [Господь] Бог: вот знамение завета, который Я поставляю между Мною и между вами и между всякою душею живою, которая с вами, в роды навсегда. Я полагаю радугу Мою в облаке, чтоб она была знамением [вечного] завета между Мною и между землею... и Я увижу ее и вспомню завет вечный между Богом [и между землею] и между всякою душею живою во всякой плоти, которая на земле. (Бытие, 9: 12-16) Христианским символом этой мистической связи между человеком и Богом является парадоксальный догмат "Богочеловека" — Слова, ставшего Плотью. Повсюду в мифологии воображение повторяет все ту же тему. Что-то от вечности входит во время и навсегда изменяет его. Дитя света рождается в самое темное время года; или воды текут в пустыне; или неопалимая купина горит и не сгорает. Все эти либидо-символы с удивительным всепроникновением связывают этот мир с другим, превосходящим его миром, выковывая связь между нереализованным духовным потенциалом, спрятанным в ядре каждой индивидуальной жизни, и мирским историческим существованием в этом теле, этом месте, этом времени. Как в мифологии, так и в здоровой личности мы наблюдаем усилия по направлению к балансировке взаимоотношений между энергиями эго и Самости, так, чтобы энергии Самости наполняли эго, но не затопляли его или не служили суррогатом удовлетворения человеческих потребностей. Либидо может пересечь порог эго-Самость и быть инвестированным в отношения любви, интересы, свершения и т. д. Однако при травме, как мы видим, дело обстоит иначе. Система самосохранения оказывает сопротивление всем попыткам инвестировать либидо в "эту жизнь" для того, чтобы избежать дальнейшего разрушения. В этом случае энергии нуминозного мира становятся заменой самооценки, которая должна была бы складываться на основе удовлетворенных потребностей, получивших воплощение в человеческом мире. Трансперсональное выступает в качестве защиты. Вопросы психологии развития Если травма прекращает все переходные процессы и, следовательно, весь религиозный опыт, то возникает вопрос, как восстановить эти процессы. Базовый вопрос может быть выражен таким образом: "Какой процесс нормального развития способствует установлению диалектических взаимоотношений между трансперсональным нуминозным опытом и земной реальностью, так что жизнь становится истинно осмысленной, живой и полной?" или "Как магический мир детства сохраняется во взрослой жизни?" Формулируя наш вопрос несколько по-другому, мы можем спросить: "Как мы проживаем символическую жизнь?" Существует множество теоретических вариаций этого вопроса, но только Юнг глубоко проникает в его духовное измерение. Юнг бы спросил: " Как мы удерживаем диалектические взаимоотношения между эго и Самостью (образом Бога в психике) так, что мы не страдаем ни от сильного отчуждения от Самости, ни от чрезмерной идентификации с ней?" Один из частичных ответов Юнга на этот вопрос заключается в том, что присущая психике "трансцендентная функция" преобразует напряжение между психическими оппозициями в символ, "третью сущность", промежуточное звено между мистерией жизни и усилиями эго. Но Юнг не разрабатывал тему "трансцендентной функции" в межличностном пространстве, он также не уделил должного внимания травме и той центральной роли, которую она играет в разрушении трансцендентной функции. Представители психологии "я"(см. Кохут, 1971,1977) сформулировали бы этот вопрос приблизительно так: "Как детское первичное грандиозное и всемогущее "я" с его хрупкой самооценкой, всецело обусловленной отражением "другого", и с его склонностью к фрагментации постепенно трансформируется в автономное "связное я" с прочной системой самооценки, реалистичными ожиданиями и подлинными идеалами?" Ответом Кохута является введение понятия промежуточного периода, известного как стадия "я-объект", стадия, которая включает перенесения (transferences) между "я" и объектом — с "фазо-соответствующим" разочарованием (disillusionment)" и превращение архаичных грандиозных структур во внутренние психические структуры — без потери контакта с "я-объектом", несущим на себе проекции этих образов. Теоретики объектных отношений сформулировали бы этот вопрос по-другому, например, так: "Как первичное недифференцированное единство (oneness) матери и ребенка трансформируется в опыт сепарации "я"/объекта (двойственность — two-ness) так, что парадоксальным образом оказывается реализована подлинная способность символизации (тройственность — three-ness)?" (см. Ogden, 1986: 214). Ответ Винникотта был таков — "достаточно хорошая" мать поддерживает "потенциальное пространство" или "переходное (transitional) пространство" достаточно долгое время, чтобы могло произойти взаимопроникновение субъективного мира ребенка и объективного мира действительности. У ребенка, окруженного оптимальной заботой, опыт реальности вращается вокруг всемогущества. Впоследствии всемогущество может быть постепенно оставлено. * Это слово можно также перевести как "избавление от иллюзий". Об этом втором смысле нужно помнить, читая следующую главу. Возможно, от внимания читателя не ускользнуло, что каждая из этих теорий предлагает "ответ" на наш вопрос о том, как божественный и человеческий миры пронизывают друг друга, используя для этого термины, которые начинаются с приставки "транс". Юнг говорит о трансцендентной функции. Если сохраняется напряжение между противоположностями, психика будет продуцировать символы, которые синтезируют обе оппозиции, превосходя вместе с тем обе эти противоположности. Согласно Винникотту, "Истинное я" — спонтанное, склонное к парадоксам и юмору, преступающее свои собственные пределы (transcends itself) через проживание культурной (символической) жизни, появляется из достаточно обжитого переходного (transitional) пространства. Для Кохута парадоксальная стадия "я-объекта" с ее единством с грандиозным самоидеализированным другим постепенно подходит к преобразующей (transmuting) интернализации психической структуры и, следовательно, к реалистическим идеалам (включая и религиозные идеалы). У нас есть еще одно слово с приставкой "транс", а именно — перенос (transfer), которое является важным именно потому, что оно обозначает "пространство", в котором два упомянутых выше слова неизбежно соединяются (co-mingled) и вовлекаются в орбиту вокруг образа аналитика (человеческая сущность которого неизбежно должна быть раскрыта, после чего могут быть успешно проработаны отношения между реальными и воображаемыми элементами). Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 592 | Нарушение авторских прав |