АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Death of a Red Heroine 11 страница

Прочитайте:
  1. A. дисфагия 1 страница
  2. A. дисфагия 1 страница
  3. A. дисфагия 2 страница
  4. A. дисфагия 2 страница
  5. A. дисфагия 3 страница
  6. A. дисфагия 3 страница
  7. A. дисфагия 4 страница
  8. A. дисфагия 4 страница
  9. A. дисфагия 5 страница
  10. A. дисфагия 5 страница

– Значит, я беседую с профессором Се Кунь?

– Да, я Се Кунь, профессор в отставке.

– Познакомиться с вами для меня большая честь! Я читал вашу «Современную музу».

– Вот как? – удивилась профессор. – Не ожидала, что сотрудник народной полиции интересуется литературой.

– О да! На самом деле я перечитывал книгу дважды или трижды.

– В таком случае надеюсь, что у вас не первое издание. Позавчера я случайно увидела ее на блошином рынке; она продавалась всего за двадцать пять фэней.

– Кто знает, как будет дальше? «Суха, мой друг, теория везде, а древо жизни пышно зеленеет» [13], – произнес Чэнь, радуясь, что вовремя вспомнил подходящую по смыслу цитату. Ему хотелось немного ободрить профессора, намекнуть, что у нее есть читатели и последователи, которые с почтением относятся к ее труду.

– Ах, если бы вы были правы, – вздохнула профессор, – но даже у себя дома я не нашла понимания. Например, Се Жун книгу не читала.

– Как такое возможно?

– Я‑то надеялась, что она тоже будет изучать литературу, но она, едва закончив среднюю школу, устроилась в отель «Шелдон». С самого начала она зарабатывала втрое больше меня, не говоря уже о бесплатной косметике и чаевых, которые она там получала.

– Мне очень жаль, профессор Се. Не знаю, что и сказать. – Чэнь вздохнул. – Но экономика развивается; возможно, изменится и отношение людей к литературе. Будем на это надеяться.

Он решил не рассказывать профессору о собственных литературных изысканиях.

– Вы слышали распространенную поговорку: «Самый бедный – доктор философии, самый глупый – профессор»? Я оказалась и тем и другим. Вполне понятно, почему моя дочь выбрала для себя иную стезю.

– А почему она ушла из отеля и стала работать в бюро путешествий? – спросил Чэнь, которому не терпелось сменить тему. – А после уволилась из бюро путешествий и уехала в Гуанчжоу?

– Я спрашивала ее, но она ответила, что я слишком старомодна. По ее словам, сегодня молодые люди меняют работу как перчатки. Неплохое сравнение, согласитесь. Главное, конечно, деньги.

– Но почему именно Гуанчжоу?

– Вот это‑то меня и беспокоит. Молодая девушка совсем одна в чужом городе…

– Не рассказывала ли она вам о поездке в Желтые горы в октябре прошлого года?

– Она не слишком откровенничала со мной насчет своей работы. Но про ту поездку немного рассказывала. Она привезла оттуда зеленый чай. Горный чай сортов «Облако» и «Туман». По возвращении она показалась мне расстроенной.

– Вы знаете, почему?

– Нет.

– Может, именно поэтому она сменила работу?

– Не знаю, но вскоре после того она и уехала в Гуанчжоу.

– Вы не можете дать мне ее недавнюю фотографию?

– Конечно. – Профессор Се Кунь вынула снимок из альбома и протянула Чэню.

На снимке была изображена молодая худенькая девушка, стоящая на набережной. На ней была белая футболка в обтяжку и очень короткая плиссированная юбка – довольно смелая даже по последней моде.

– Если отыщете ее в Гуанчжоу, пожалуйста, передайте, что я очень прошу ее вернуться. Наверняка ей одной там нелегко. А я здесь тоже одна – старуха…

– Передам, – обещал Чэнь, забирая снимок. – Сделаю все, что смогу.

Выходя из дома профессора Се, он почувствовал, как азарт, охвативший его в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, мало‑помалу тает. И дело было не в том, что Се Жун переехала в Гуанчжоу, не оставив адреса, хотя это тоже осложняло поиски. Его огорчил разговор с профессором в отставке.

Китай стремительно развивается, но, если честных интеллигентов считают «самыми бедными и самыми глупыми», положение причиняет беспокойство.

Вэй Хун жила на улице Хэтяньлу, в доме номер 60. Новый жилой комплекс. Он несколько секунд нажимал на кнопку звонка – безрезультатно. От досады Чэнь стукнул в дверь кулаком.

Ему открыла пожилая женщина; она подозрительно смотрела на него.

– В чем дело?

– Вы товарищ Вэй Хун? Меня зовут Чэнь Цао. – Он протянул хозяйке свое удостоверение. – Я из управления полиции Шанхая.

– Старый Хуа, к нам пришли из полиции! – обернувшись, крикнула Вэй, а потом кивнула ему: – Входите.

Комната была плотно уставлена мебелью. Чэнь совсем не удивился, увидев в прихожей портативную газовую плитку. Планировка жилища Вэй Хун была примерно такой же, как в общежитской комнате Цянь Ичжи. На конфорке стояла кастрюля, из которой шел пар. С серовато‑белого кожаного дивана с трудом поднимался седовласый старик. Перед диваном на низком кофейном столике лежал полуразложенный пасьянс «Косынка».

– Чем мы можем вам помочь, товарищ старший инспектор? – спросил старик.

– Извините за беспокойство, но мне необходимо задать вам несколько вопросов.

– Нам?

– Вопросы касаются не вас, но одной вашей знакомой.

– Пожалуйста.

– Несколько месяцев назад вы ездили в Желтые горы?

– Да, ездили, – ответила Вэй. – Мы с мужем любим путешествовать.

– Эта фотография сделана там, в горах? – Чэнь вынул из портфеля поляроидный снимок. – В октябре прошлого года?

– Да, – довольно сварливо ответила Вэй. – Разумеется, я узнаю себя.

– А вот на обороте написано… – Чэнь перевернул фотографию. – Кто такая Чжаоди?

– Одна молодая женщина, с которой мы познакомились в той поездке. Она несколько раз фотографировала нас по нашей просьбе.

Чэнь достал снимок, на котором Гуань выступала с докладом на съезде партии.

– Это она – женщина по имени Чжаоди?

– Да, это она. Хотя здесь она выглядит по‑другому – понимаете, в другой одежде. А что она сделала? – Увидев, что Чэнь достал блокнот и ручку, Вэй преисполнилась любопытства. – Когда мы прощались – там, в горах, – она обещала позвонить. Но не позвонила.

– Она умерла.

– Что?!

Изумление на лице пожилой женщины было неподдельным.

– А зовут ее Гуань Хунъин.

– Да что вы говорите? – вмешался в разговор Хуа. – Неужели Всекитайская отличница труда?!

– А ее сяньшэн называл ее Чжаоди, – возразила Вэй.

Настала очередь удивляться Чэню. У слова «сяньшэн», заново вошедшего в обиход в девяностых годах, было несколько значений. Так можно было называть и мужа, и любовника, и друга. В случае Гуань что бы ни означало данное слово, оно указывало на то, что Гуань была в горах не одна, а со спутником.

– Вы имеете в виду ее любовника или мужа?

– Мы не знаем, – ответила Вэй.

– Они путешествовали вместе, – добавил Хуа, – и жили в одном номере гостиницы.

– Значит, они зарегистрировались как супружеская пара?

– Наверное, иначе их не поселили бы вместе.

– Она представила вам его как своего мужа?

– Нет, она просто сказала нечто вроде «Это мой хозяин». В горах не принято знакомиться официально.

– Вы не заметили в их отношениях ничего подозрительного?

– Что вы имеете в виду?

– Гуань была не замужем.

– Извините, мы ничего такого не заметили, – ответила Вэй. – У нас нет привычки шпионить за другими.

– Да перестань, Вэй, – вмешался Хуа. – Старший инспектор просто выполняет свою работу.

– Спасибо, – поблагодарил старика Чэнь. – Вы не помните, как звали того мужчину?

– Нас официально не представили друг другу, но, кажется, она называла его Тигренком. Наверное, это его прозвище.

– Как он выглядел?

– Высокий, хорошо одет. А еще у него была дорогая иностранная фотокамера.

– Он говорил немного, но с нами держался вежливо.

– Не было ли у него акцента?

– Был, пекинский.

– Пожалуйста, постарайтесь как можно подробнее описать его внешность.

– Извините, но, наверное, больше мы ничего… – Неожиданно Вэй осеклась. – Газ!

– Что?

– Газ кончается!

– Газовый баллон, – пояснил Хуа. – Нам в нашем возрасте трудно его заменить.

– Во время культурной революции нашего единственного сына подвергли критике за ревизионизм и отправили в трудовой лагерь в Цинхае, – сказала Вэй. – Сейчас его реабилитировали, но он решил остаться там вместе с женой.

– Мне очень жаль. В те годы моего отца тоже посадили в тюрьму. Это была национальная катастрофа, – сказал Чэнь. Интересно, подумал он, вправе ли он извиняться от лица партии. Впрочем, он понимал, почему старики так недоверчивы и подозрительны. – Кстати, где газозаправочная станция?

– В двух кварталах отсюда.

– Тележка у вас есть?

– Да, а что?

– Позвольте мне съездить туда и обменять пустой баллон на новый.

– Нет, спасибо. Завтра к нам зайдет племянник. Вы ведь пришли о чем‑то спросить нас, товарищ старший инспектор.

– Но я могу вам и кое‑чем услужить. Правила нашего управления это не запрещают.

– Все равно – не надо. – Вэй покачала головой. – Спасибо.

– О чем еще вы хотели нас спросить? – поинтересовался Хуа.

– Если больше вы ничего не помните, тогда ни о чем. Спасибо за все.

– Извините, мы не очень‑то вам помогли. Если у вас будут еще вопросы…

– Я снова с вами свяжусь, – сказал Чэнь.

Выйдя на улицу, Чэнь не переставал думать о мужчине, который был вместе с Гуань в горах.

Тот мужчина говорил с ярко выраженным пекинским акцентом.

Как и мужчина, который, по словам дядюшки Бао, часто звонил Гуань.

Высокий, вежливый, хорошо одетый…

Не тот ли это высокий мужчина, которого соседка Гуань видела в коридоре общежития?

В горах у мужчины была дорогая фотокамера.

В альбоме Гуань много первоклассных снимков.

Старший инспектор Чэнь больше не мог ждать. Вместо работы он поехал прямиком в Шанхайское телефонное бюро. К счастью, в портфеле у него нашелся официальный бланк с шапкой управления. У него не ушло много времени на то, чтобы написать на нем текст официального запроса.

– Приятно познакомиться, товарищ старший инспектор, – сказал пожилой служащий лет пятидесяти. – Меня зовут Цзя. Можно просто дядюшка Цзя.

– Надеюсь, этого достаточно. – Чэнь предъявил свое служебное удостоверение и письмо‑запрос.

– Да, вполне достаточно. – Цзя держался вполне дружелюбно и тут же принялся набирать на клавиатуре нужные цифры. – Владельца номера зовут… У Бин.

– У Бин?

– Да, номера, начинающиеся с цифр 867, находятся в районе Цзиньгань, и… – Служащий вдруг смутился. – Знаете, там живут высокопоставленные партийные работники.

– Ах, У Бин! Теперь понимаю.

У Бин, шанхайский министр пропаганды, последние несколько лет почти все время находился в больнице. О том, чтобы неизвестным мужчиной оказался У Бин, и речи быть не могло, но кто‑то из его родных… Чэнь поблагодарил Цзя и быстро вышел.

Раздобыть сведения о семье У не составило труда. В управлении архивов Шанхая, где у Чэня имелось знакомство, на каждого руководящего работника была заведена отдельная папка. С сотрудником архива Сун Лунсяном Чэнь подружился еще в первый год своей работы в полиции. Чэнь набрал номер Суна из уличного телефона‑автомата. Сун даже не спросил, зачем эти сведения понадобились Чэню.

У товарища У Бина имелся сын по имени У Сяомин.

Имя У Сяомин уже попадалось Чэню в связи с расследованием.

Оно значилось в списке, который составил следователь Юй. Список людей, с которыми он беседовал лично или по телефону в поисках возможной информации. У Сяомин работал фотографом в журнале «Красная звезда»; он несколько раз снимал Гуань для «Жэньминь жибао».

– У тебя есть фото У Сяомина?

– Да, есть.

– Можешь переслать мне по факсу в управление? Я вернусь туда через полчаса, буду ждать у аппарата.

– Конечно. Тебе не нужно сопроводительное письмо, так ведь? Только фото?

– Да.

Чэнь решил поймать такси.

Вскоре он уже держал в руках присланный по факсу снимок У Сяомина. Возможно, его снимали несколько лет назад. Но одно было точно: У Сяомин оказался высоким мужчиной.

Старший инспектор Чэнь понимал, что надо спешить.

До конца дня он сделал еще две вещи. Позвонил в редакцию «Красной звезды». Секретарша ответила, что У нет на месте.

– Мы составляем энциклопедию современных художников, включая и молодых фотохудожников, – заявил Чэнь. – Нам пригодятся любые сведения о работах товарища У Сяомина.

Его подход себя оправдал. Меньше чем через час ему переслали по факсу список публикаций У Сяомина.

И Чэнь снова отправился в гости к пожилой чете. Второй визит оказался не таким трудным, как ожидал старший инспектор.

– Это он, – сразу же заявила Вэй, едва увидев фотографию. – Симпатичный молодой человек и везде носил с собой фотоаппарат.

– Не знаю, хороший он или плохой, – добавил Хуа, – но с ней он в горах обращался хорошо.

– У меня есть еще одна фотография. – Чэнь достал снимок Се Жун. – Она ведь была вашим гидом, верно?

– Да, вообще‑то… – Вэй загадочно улыбнулась. – Наверное, она сможет рассказать вам о них больше – гораздо больше.

– Почему?

– Во время той нашей поездки Гуань и Се сильно поссорились. Гуань даже назвала Се шлюхой.

 

 

Утром в воскресенье старший инспектор Чэнь чистил зубы дольше обычного, однако избавиться от горького привкуса во рту ему так и не удалось.

Ему не нравилось, как развиваются события. Не слишком впечатляли и предстоящие планы на сегодняшний день: покопаться в старых подшивках журналов в читальном зале шанхайской библиотеки.

Очевидно, у Гуань Хунъин была интрижка с У Сяомином. Значит, Всекитайская отличница труда вела двойную жизнь. Она поехала в горы под чужим именем. Как и У. Однако ее гибель вовсе не обязательно явилась результатом тайной любовной связи.

Невзирая ни на какие возможные осложнения, Чэнь преисполнился решимости найти убийцу. Не может он быть старшим инспектором, если не примет вызов. Поэтому он решил побольше узнать об У Сяомине, изучив его работы. Возможно, данный подход заведет его не туда; если следовать «безличной теории» Т.С. Элиота, по трудам творческого человека невозможно понять ничего, кроме уровня его мастерства. Тем не менее попытаться все же стоит.

Оказавшись в читальном зале, Чэнь вскоре понял, что задуманное им дело гораздо сложнее, чем представлялось накануне. В списке, присланном по факсу, содержались только снимки, опубликованные в журнале «Красная звезда», но фотографии У Сяомина появлялись и в других изданиях. В «Красной звезде» указали только общее количество фотографий, появившееся в других журналах и газетах. К тому же названия печатных органов часто давались в сокращениях. Поскольку большинство журналов не помещали в последнем номере алфавитного указателя опубликованных снимков, Чэню приходилось просматривать номер за номером. К тому же старые журналы держали внизу, в хранилище; приходилось долго ждать каждой новой подшивки.

Библиотекарша, милая дама, стремительно передвигалась по залу, несмотря на высокие каблуки. Однако она строго придерживалась правил. За один раз она приносила ему годовую подшивку только одного журнала. Чтобы получить подшивку за другой год или подшивку другого журнала, приходилось выписывать новое требование и ждать еще полчаса.

Чэнь сидел в вестибюле и маялся оттого, что время уходит. Всякий раз, завидев, что сотрудница читального зала выходит из лифта с кипой книг на маленькой тележке, он вскакивал. Но оказывалось, что книги предназначены другим читателям. Поскольку больше всего времени ему приходилось ждать, он начал испытывать смутное раздражение.

Как давно это было – и вместе с тем как недавно! Нужные фрагменты словно отмечены у него в голове закладками… Другое лето, другая библиотека, другое ожидание, другие надежды… В высоком, голубом пекинском небе ворковали голуби. Он закрыл глаза, отгоняя непрошеные воспоминания.

Старшему инспектору Чэню необходимо вернуться в настоящее, к его работе.

В половине двенадцатого он пришел к выводу, что за утро сделано крайне мало. Собрав все свои заметки, он вышел пообедать. Шанхайская библиотека находится на углу улицы Нанкинлу и улицы Хуанпулу. Рядом множество дорогих ресторанов. Он вошел в северные ворота Народного парка; неподалеку, на тротуаре, молодой уличный торговец продавал хот‑доги и бутерброды с тележки под зонтиком с рекламой пива «Будвайзер». Кроме того, у него имелись импортная кофеварка и радио, гремевшее рок‑н‑роллом. Бутерброд с курицей оказался недешевым. Чэнь запил его разогретым, чуть теплым кофе из бумажного стаканчика – конечно, здешнему кофе далеко до того, какое варят в кафе «Риверсайд». Совсем недавно он был там вместе с Ван…

Вернувшись в библиотеку, он позвонил Ван в «Вэньхуэй». Шутливо посетовал на то, что даже в воскресенье ее можно застать только на работе. Затем сменил тему:

– Ван, хочу попросить тебя об одной услуге.

– Люди никогда не приходят в храм без того, чтобы не попросить о помощи.

– Но они не обнимают Будду за ноги – кроме тех случаев, когда оказываются в отчаянном положении. – Чэнь знал, что его реплика придется ей по душе. Клише в ответ на клише.

– Обнимают Будду за ноги или цепляются за них? – Ван хихикнула.

Чэнь объяснил, что намертво застрял в библиотеке.

– Может быть, ты мне поможешь по своим каналам? Конечно, если ты сейчас не слишком занята.

– Постараюсь, – ответила она. – Я, конечно, занята, но не настолько.

– Как приятно знать, что ты не настолько занята для меня.

– Когда тебе это нужно?

– Как можно скорее.

– Я тебе перезвоню.

– Я в библиотеке. Позвони мне на пейджер.

В ожидании звонка Ван он снова принялся листать подшивки. Однако за следующие двадцать минут не нашел ни единой статьи, проиллюстрированной снимком У. Ему снова пришлось ждать. И он начал читать другое. Сборник стихов Бянь Цзылинь. Блестящая китайская поэтесса‑модернистка, Бянь заслуживала гораздо более внимательного прочтения. Особенно Чэню нравилось короткое стихотворение, названное «Фрагмент»:

 

Глядя на сцену из окошка сверху,

Ты становишься сценой для кого‑то другого.

Луна светит в твое окно,

Ты украшаешь чей‑то сон.

 

Впервые он прочел стихотворение в пекинской библиотеке, вместе с подругой… Предположительно любовное, стихотворение, возможно, имело гораздо более глубокий смысл: все в мире относительно.

Запищал пейджер, висевший у него на поясе. Несколько читателей оглянулись. Чэнь поспешно вышел в коридор, чтобы перезвонить.

– Ван, неужели ты что‑то уже нашла?

– Да. Я позвонила в Ассоциацию фотографов. Будучи ее членом, У Сяомин обязан писать отчет всякий раз, как публикует какую‑либо свою работу.

– Какая ты умная! – восхитился Чэнь. – И как я сам об этом не подумал?

– Жаль, что я не следователь, – засмеялась Ван, – как та девушка во французском фильме. Как ее звали? Мими? Кстати, как мне передать тебе список?

– Я могу подъехать к тебе на работу, – предложил он.

– Не нужно. Сейчас я выезжаю на зерноочистительный комбинат в округе Янпу. На улице Бэйцзинлу мне нужно пересесть на семьдесят первый автобус. Если не будет пробок, я буду там через сорок пять минут. Жди меня на автобусной остановке.

– Оттуда далеко до комбината?

– По‑моему, еще минут пятьдесят.

– Ладно, до встречи на остановке.

Затем Чэнь позвонил в автотранспортный отдел управления – он впервые решил воспользоваться своей привилегией с тех пор, как его назначили старшим группы.

Трубку снял Малыш Чжоу.

– Товарищ старший инспектор Чэнь! – воскликнул он. – Вы совсем нас забыли. Если бы все были такими, как вы, мы остались бы без работы.

Малыш Чжоу, бывший сослуживец Лу Иностранца, поступил на работу в управление в начале года. Старший инспектор Чэнь замолвил словечко за приятеля друга. Однако не по этой причине Чэню не хотелось пользоваться служебной машиной. Теоретически все машины управления предназначались для нужд руководства. Поскольку Чэнь был старшим инспектором, ему по штату полагалась машина. Учитывая повсеместные пробки и то, что автобусы ползли с черепашьей скоростью, привилегия превращалась в необходимость. Чэню было отлично известно: простые сотрудники были недовольны тем, что руководство использует служебный транспорт в личных целях. Но в данном случае Чэнь решил, что имеет право вызвать машину.

– Знаю, вы так заняты. Мне очень неприятно беспокоить ваших подчиненных.

– Ни слова больше, старший инспектор Чэнь! Я позабочусь о том, чтобы сегодня вам подали самую роскошную машину.

Вскоре ко входу в библиотеку подкатил «Мерседес‑550».

Открывая дверцу, Малыш Чжоу пояснил:

– Начальник управления Чжао улетел на совещание в Пекин. Так почему бы и нет?

Когда машина подъехала к автобусной остановке на улице Бэйцзинлу, Чэнь заметил на лице Ван удивленную улыбку. Она вышла из очереди пассажиров, ждущих автобус, – многие, сидя на корточках, смотрели на нее с нескрываемой завистью.

– Садись, – пригласил он, открывая окошко. – Мы тебя довезем.

– Значит, ты действительно важная персона. – Она села, с наслаждением вытянув в просторном салоне длинные ноги. – В твоем распоряжении «мерседес»!

– Кто бы говорил! – Чэнь повернулся к Малышу Чжоу. – Товарищ Ван Фэн – журналист из газеты «Вэньхуэй». Она только что составила для нас очень важный список. Давайте подбросим ее.

– Конечно, мы должны помогать друг другу.

– Ты из кожи вон лезешь, – заметила она.

– Да нет, это ты вылезла из кожи ради нас, – возразил он, принимая у нее список. – Там… ну‑ка, посмотрим… четыре страницы. И как аккуратно напечатано!

– Факс не такой четкий; названия журналов в сокращении, и везде какие‑то добавления и вставки от руки – то ручкой, то карандашом. Вот и пришлось все для тебя перепечатать.

– Наверное, это отняло у тебя кучу времени.

– Честно говоря, я еще не обедала.

– Правда? Я, кстати, тоже только бутербродом перекусил.

– Вам необходимо научиться заботиться о себе, товарищ старший инспектор.

– Совершенно верно, товарищ Ван, – вмешался в разговор Малыш Чжоу, поворачиваясь к ней с широкой ухмылкой на лице. – Наш старший инспектор – просто трудоголик какой‑то. Просто необходимо, чтобы кто‑нибудь позаботился о нем.

– Ну что ж, – улыбнулся Чэнь, – на углу улицы Сычуаньлу есть лапшевная. Кажется, она называется «Маленькая семья». Лапша там хорошая, да и в зале не слишком шумно. Можем обсудить твой список там.

– Я не против.

– Малыш Чжоу, можете присоединиться к нам.

– Нет, спасибо. – Малыш Чжоу энергично потряс головой. – Я только что пообедал. Подожду вас снаружи – а пока сосну в машине. Сегодня до трех ночи играли в мацзян. Так что приятного вам аппетита.

Лапшевная изменилась. Чэнь помнил ее, когда она была уютным местечком всего с четырьмя‑пятью столиками. Теперь здесь все было более традиционно и модно. Стены обиты дубовыми панелями, на них висят длинные шелковые свитки с каллиграфическими надписями и классическими пейзажами. Новой была и длинная стойка красного дерева, на которой стоял огромный медный чайник, множество глиняных терракотовых заварных чайничков и чашек.

К ним тут же подошла молодая хорошенькая официантка – стройная, проворная, в блестящей шелковой национальной юбке пунцового цвета; в длинных разрезах мелькали смуглые бедра. Она провела их к столику в углу.

Чэнь заказал куриную лапшу с зеленым луком. Ван предпочла салат из жареного угря с лапшой. Кроме того, она заказала бутылку минеральной воды «Гора Лао». Изящным движением сбросив с плеч блейзер, она повесила его на спинку стула и расстегнула воротничок шелковой блузки.

Чэнь заметил, что на левой руке у нее нет кольца.

– Большое тебе спасибо, – сказал он.

Он не раскрывал список, который держал в руках. У него будет достаточно времени, чтобы изучить его в библиотеке. Потом он положил список на стол и, подавшись к ней, похлопал ее по руке.

– Ты ведь знаешь, кто такой У Сяомин, – сказала Ван, не убирая руку.

– Да, знаю.

– И тем не менее хочешь продолжать расследование.

– Я ведь полицейский.

– Ты полицейский‑романтик, который верит в правосудие, – сказала Ван. – В этом деле нужна крайняя осторожность.

– Я буду осторожен, – обещал Чэнь. – Знаю, ты волнуешься за меня.

Их глаза встретились; он понял, что она не собирается ему возражать.

В такой час они были единственными посетителями и сидели в углу, словно в капсуле, отгороженные от всего мира.

– Жалко, что они не поставили на столы свечи, – заметила Ван. – Свечи бы подошли к твоему настроению.

– Может, поужинаем завтра у меня? – спросил Чэнь. – При свечах.

– Отпразднуем твое зачисление на курсы при Центральной партийной школе?

– На курсы я еду только в октябре.

– Ужины при свечах не улучшат твою репутацию.

Она права, отметил про себя Чэнь. Сейчас интрижка с ней была вовсе не в его интересах.

– Что толку быть старшим инспектором, – ответил он, – раз нельзя поужинать с другом при свечах?

– У вас впереди большое будущее, товарищ старший инспектор. Возможность поучиться в Центральной партшколе выпадает не каждому.

– Постараюсь вести себя осмотрительно. Ван улыбнулась.

– По‑моему, – заметила она, – приезжать в лапшевную на служебном «мерседесе» не слишком‑то осмотрительно.

От необходимости отвечать его избавила официантка, которая принесла им заказ.

Лапша была вкусной, как раньше. Зеленый лук в бульоне испускал восхитительный аромат. Ван обед тоже понравился; она вытерла испарину со лба розовой бумажной салфеткой.

После еды Чэнь купил у стойки пачку «Кента».

– Не для меня, – объяснил он в ответ на удивленный взгляд Ван.

Сигареты он отдал Малышу Чжоу.

– Спасибо, но не стоило, товарищ старший инспектор, – сказал Малыш Чжоу. – Кстати, комиссар Чжао собирается в конце года подавать в отставку. Вы не в курсе?

– Нет, но за информацию спасибо.

Они сидели на заднем сиденье, соприкасаясь плечами. Чэню было приятно, когда она на поворотах чуть приваливалась к нему. Они почти не говорили. Ван позволила ему взять себя за руку. Машина проехала мимо черного купола нового стадиона, потом повернула к Парку мира. Малыш Чжоу объяснил, почему вынужден ехать в объезд. На нескольких улицах только что ввели одностороннее движение.

До места назначения они добирались куда дольше, чем планировали, но старший инспектор Чэнь не видел повода для недовольства.

Но вот Ван уже приказала Малышу Чжоу остановиться. Перед ними был зерноочистительный комбинат, о котором она собиралась писать репортаж.

– Спасибо, что подбросили, – сказала она.

– Тебе спасибо, – ответил Чэнь, – что дала возможность тебя подвезти.

Когда он вернулся в библиотеку, было уже половина четвертого. Малыша Чжоу он отправил назад, в управление. Он понятия не имел, сколько времени еще пробудет здесь, изучая новый список.

Список оказался внушительным; в него входили самые влиятельные журналы и газеты. Однако Ван значительно облегчила ему поиски: против каждой фотографии был проставлен номер журнала и страница, на которой помещался снимок. Вдобавок здесь перечислялись полученные У награды.

Вторая половина дня выдалась гораздо более удачной. После трех часов работы Чэнь нашел кое‑что интересное. У Сяомин, очевидно, плодовитый художник. Его снимки публиковались во многих изданиях, от ведущих до второ‑ и даже третьеразрядных журналов. Кроме того, хотя У можно было назвать специалистом широкого профиля, большинство его работ подпадали под две основные категории.

Первая – политическая. Имея таких влиятельных родственников, У получал доступ к целому ряду известных людей, которые не возражали против того, чтобы их фотографии напечатали в прессе. Снимки становились для них как бы символами славы. В свою очередь, данные снимки способствовали карьерному росту самого У.

Снимки из второй категории можно было назвать художественными. Они демонстрировали замечательный профессионализм У. Чэнь отметил, что всем фотографиям У Сяомина свойствен характерный почерк. Через некоторое время он научился безошибочно отличать снимки, сделанные У, благодаря своеобразным композиционным приемам. У помещал подборки фотографий с одним и тем же героем, снятым с различных ракурсов. Видимо, ему нравилось делать так называемые «предметные ряды».

Одним из примеров «предметного ряда» была подборка снимков Гуань, помещенная в «Синмин ивнинг пост». Фотограф запечатлел Гуань на работе, на различных собраниях и дома. На одной фотографии она что‑то готовила на кухне. Повязав кружевной фартук, в алых домашних тапочках, Гуань жарила рыбу; на лбу явственно выступили капли пота. Кухня, очевидно, была чья‑то чужая: яркая, просторная, с изящным полукруглым окошком над мойкой. Снимок подчеркивал мягкость и женственность Всекитайской отличницы труда, уравновешивая другие фотографии подборки.

Большинство героев У Сяомина были в своих областях также людьми известными. Особенно понравилась Чэню подборка фотографий Хуан Сяобая, прославленного каллиграфа. Снимки запечатлели Хуана, наносящего кисточкой штрихи иероглифа «чэн»: горизонтальная линия, точка, косая линия, вертикальная линия – как если бы линии представляли разные фазы его жизни, достигая кульминации в иероглифе, обозначающем «искренность».

С удивлением он разглядывал снимки Цзян Вэйхэ, приобретающей известность молодой женщины‑скульптора. Чэнь был с ней знаком; они несколько раз встречались по разным поводам. На одной из фотографий Цзян ваяла скульптуру. В коротком комбинезоне, босоногая, она была всецело поглощена работой. Скульптура изображала обнаженного фотографа, единственным аксессуаром которого была камера, нацеленная на нее. Называлась композиция «Творчество». Оригинально, ничего не скажешь!


Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 550 | Нарушение авторских прав



1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 |



При использовании материала ссылка на сайт medlec.org обязательна! (0.024 сек.)