АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Death of a Red Heroine 17 страница. Вернувшись в номер, Чэнь прислонился к кровати и включил переносной радиоприемник

Вернувшись в номер, Чэнь прислонился к кровати и включил переносной радиоприемник. Местные новости читали на гуандунском диалекте, который он понимал с большим трудом. Радио он выключил. Вдруг он услышал в коридоре шаги. Кто‑то подошел к его двери и негромко постучал. Не успел он отозваться, как дверь широко распахнулась. В номер вошел мужчина лет сорока с небольшим – высокий, сухопарый, преждевременно облысевший. На нем был дорогой серый костюм; на рукаве болталась несрезанная бирка иностранной фирмы – признак богатства. На шее висел вышитый шелковый галстук. Багажа у незнакомца не оказалось, он нес в руке только легкий кожаный чемоданчик.

Судя по виду, подумал Чэнь, незнакомец похож на популярного романиста, автора одного‑двух бестселлеров.

– Здравствуйте. Не помешал?

– Нет‑нет, что вы! – сказал Чэнь. – Вы тоже здесь остановились?

– Да, притом в этом же номере. Меня зовут Оуян.

– Чэнь Цао. – Он протянул новому знакомому визитную карточку. – Рад с вами познакомиться.

– Значит, вы поэт… Ух ты! Еще и член Союза писателей!

– Ну, не то чтобы… – Чэнь хотел было объясниться, но передумал. Какой смысл представляться старшим инспектором полиции? – Я написал всего пару стихотворений.

– Чудесно! – Оуян протянул ему руку. – Сегодня редко можно встретить настоящего поэта.

– Значит, вы – прозаик?

– Да нет, я… Вообще‑то я бизнесмен. – Оуян сунул руку в жилетный карман и извлек оттуда внушительного вида визитную карточку. Имя его было напечатано золотом, рядом перечислялся длинный список компаний. – Всякий раз, приезжая в Гуанчжоу, я останавливаюсь здесь. В Доме писателей можно жить не только писателям. Знаете, почему? Я приезжаю сюда в надежде познакомиться с писателями. И сегодня моя мечта сбылась! Кстати, вы уже ужинали?

– Да, в местной столовой.

– Что? Такие столовые – оскорбление для писателей!

– Много я там не ел.

– Вот и хорошо, – обрадовался Оуян. – Всего в двух кварталах отсюда есть один ресторанчик. Малое предприятие, семейный бизнес, но кормят там неплохо. Дождь кончился. Давайте сходим туда!

Вечерело; стало заметно темнее. Следом за Оуяном Чэнь вышел на улицу, пестревшую киосками с едой. Вывески с красно‑черными иероглифами подсвечивались бумажными фонариками. На маленьких угольных печках кипели кастрюли. На нескольких кастрюлях было написано на гуандунском наречии: «Повышает аппетит», «Гормоны», «Мужская сила». Эти киоски с едой, как и другие частные предприятия, выросли на улицах Гуанчжоу, как грибы после дождя, после поездки на юг товарища Дэн Сяопина.

Ресторанчик, в который привел его Оуян, с виду казался самой примитивной забегаловкой: несколько деревянных столиков с семью‑восемью скамьями. На открытой кухне помещалась одна большая угольная печь и две печи поменьше. Единственным опознавательным знаком был красный бумажный фонарь с нарисованным в классическом стиле иероглифом «счастье». Под вывеской в наполненных водой деревянных кадках и бадейках извивались и плавали живые угри, лягушки, моллюски и различные виды рыб. Рядом стоял довольно большой аквариум с несколькими змеями различных размеров и форм. Клиенты тыкали пальцем в понравившийся им экземпляр и указывали, как его приготовить.

Склонившись над бадьей, женщина средних лет снимала кожу со змеи. Несмотря на то что голову ей отсекли, змея продолжала извиваться в деревянной бадье. Однако всего через пару минут кольцо белого мяса будет тушиться в коричневом глиняном горшке. Старик в белом колпаке, помахивая черпаком, обжаривал в воке карпа. Заказы разносила молодая девушка; она проворно сновала между столиками, удерживая в худых руках по нескольку тарелок сразу. Ее деревянные сандалии громко клацали по тротуару. Повара в белом колпаке она называла дедушкой. Семейное предприятие!

Посетители все прибывали; вскоре все столики оказались занятыми. Очевидно, этот ресторанчик пользуется здесь известностью. Чэнь видел вывеску еще утром, но решил, что питаться здесь ему не по карману.

– Здравствуйте, почтенный Оуян! Каким попутным ветром вас сегодня занесло к нам? – Очевидно, девушка, подошедшая к их столику, хорошо знала Оуяна.

– Сегодняшний попутный ветер – наш прославленный поэт Чэнь Цао. Знакомство с ним – большая честь для меня. Нам – как обычно. И лучшее вино. Самое лучшее!

Оуян картинно шлепнул на стол толстый бумажник.

– Конечно, самое лучшее! – повторила девушка, уходя. Меньше чем через пятнадцать минут на грубой, некрашеной столешнице появился внушительный ряд мисок, блюд и тарелочек.

Тень от бумажного фонаря падала на лица и на крошечные чашечки в руках. В Гуанчжоу, как слышал Чэнь, способны приготовить настоящее лакомство из всего, что движется. И сейчас он в этом убедился: им подали омлет с пресноводными моллюсками, мясные шарики «четыре вида счастья», жареного рисового угря, очищенные креветки в помидорах, рис «восемь сокровищ», суп из акульих плавников, целую черепаху в коричневом соусе, соевый творог с крабовым мясом.

– Несколько самых простых кушаний; придорожная забегаловка, – сказал Оуян, поднимая палочки, и, словно бы извиняясь, покачал головой. – Недостаточно почтения к великому поэту. Завтра пойдем в другое место. Сегодня уже слишком поздно. Пожалуйста, попробуйте черепаховый суп. Знаете, хорошо влияет на инь – нам, мужчинам, это полезно.

Черепаха была огромная, с мягким панцирем. Весом не менее килограмма. Если учесть, что на рынке в Гуанчжоу такое мясо продается по сто шестьдесят юаней за килограмм, порция супа стоит не меньше ста юаней! Цены взвинчивались благодаря суевериям. Считается, что черепахи, упрямые, живучие земноводные, способствуют долголетию. Чэнь готов был согласиться с тем, что суп из черепахи очень питателен; однако он совершенно не понимал, при чем тут баланс инь и ян в организме.

Впрочем, времени на размышления у Чэня не было. Радушный хозяин, Оуян постоянно подкладывал ему на тарелку самые, по его мнению, лакомые кусочки. Выпив по второй чашке «Маотая», Чэнь тоже ощутил прилив сил. Настроение стремительно улучшалось. Превосходная еда, приятное на вкус выдержанное вино, молодая официантка – проворная, приветливая, как молодой месяц. Ароматы ночи в Гуанчжоу опьяняли.

Но пожалуй, более, чем все остальное, старшего инспектора Чэня опьяняла его новая ипостась. Признанный поэт, которому поклоняется преданный почитатель.

– «У чаши с вином дева – луна,/Чьи сверкают руки белизной», – процитировал Чэнь строки «Воспоминания о юге» Вэй Чжуана. – Так и хочется думать, будто Вэй описывал сцену в Гуанчжоу и все происходило неподалеку от того ресторанчика, где мы сейчас сидим.

– Надо записать эти строки в блокнот, – заявил Оуян, глотая ложку супа из акульих плавников. – Вот настоящая поэзия!

– Образ уличной таверны в классической китайской поэзии встречается довольно часто. Возможно, он берет начало в истории любви Чжо Вэньцзюнь и Сыма Сяньжу, живших в эпоху Хань. Оказавшись в труднейших обстоятельствах, влюбленные вынуждены были зарабатывать на жизнь, продавая вино в придорожной закусочной.

– Вэньцзюнь и Сяньжу! – воскликнул Оуян. – О да! Я видел оперу, посвященную их роману. Сяньжу был великим поэтом, и Вэньцзюнь сбежала с ним.

Ужин удался на славу; под конец Оуян заказал еще одну бутылку «Маотая», которую они и распили. Чэнь забыл о сдержанности; он взахлеб толковал о поэзии. На работе его литературные опыты не ценили; он воспользовался случаем поговорить о мире слов с благодарным слушателем.

Молодая официантка все подливала им вина; ее белые руки так и мелькали над столом, деревянные сандалии приятно цокали в ночи. Те же слова и звуки больше тысячи лет назад опьянили Вэй Чжан.

Попутно, наслаждаясь вкусной едой и вином, Чэнь также выслушивал по кусочкам историю жизни Оуяна.

– Двадцать лет назад – а помню, словно вчера это было, – говорил Оуян, – не успеешь щелкнуть пальцами…

Двадцать лет назад, учась в старших классах школы, Оуян вознамерился стать поэтом. Но с приходом культурной революции его мечта разбилась вдребезги – как и окна в школьных классах. Школу закрыли. Его, как представителя «грамотной молодежи», послали в деревню. После того как он растратил восемь лет жизни впустую, Оуяну разрешили вернуться в Гуанчжоу. Как и многие его сверстники, он долго маялся без работы. Вступительный экзамен в институт он завалил, зато ему удалось основать частное предприятие – завод по производству пластмассовых игрушек в Шэкоу, километрах в семидесяти к югу от Гуанчжоу. У Оуяна оказался талант к предпринимательству, и теперь у него было все, кроме времени на занятия стихосложением. Несколько раз он собирался все бросить, но в его памяти еще свежи были воспоминания о том, как он, представитель «грамотной молодежи», работал по десять часов в день, получая жалкие гроши. Он решил вначале заработать достаточно денег, а пока по‑разному пытался оживить мечту о литературе. Например, сейчас он приехал в Гуанчжоу не только по делам, но и для того, чтобы посетить литературные курсы, организованные местным отделением Союза писателей.

– Дом писателей того стоит, – говорил Оуян, – ведь я наконец познакомился с настоящим поэтом – с тобой!

Не совсем настоящим, подумал Чэнь, отделяя палочками черепашью ногу. Впрочем, сидя рядом с Оуяном, он ощущал себя истинным поэтом, профессионалом. Вскоре он убедился в том, что Оуян – любитель; поэзия для него лишь средство для излияния личных чувств. Несколько строк, которые прочитал ему Оуян, были потоком сознания и страдали отсутствием правильной формы.

Очевидно, Оуян готов был рассуждать о поэзии сутки напролет. На следующее утро он снова заговорил о стихах за утренним чаем – он пригласил Чэня на чай и пельмени в ресторан «Золотой феникс».

К их столику официантка подкатила тележку со множеством сладостей и закусок. Они могли есть сколько угодно, если не забывали время от времени заказывать очередной чайник с чаем.

– Что вам подать сегодня, господин Оуян? – поинтересовалась официантка.

– Копченые свиные ребрышки с соевым соусом, курицу с клейким рисом, отварной говяжий рубец, свиной окорок «Орешек» и хризантемовый чай с сахаром. – Оуян повернулся к Чэню и улыбнулся. – Это мои любимые здешние закуски к чаю, а ты сам выбирай.

– Боюсь, – ответил Чэнь, – мы назаказывали слишком много. Ведь сейчас мы всего лишь пьем утренний чай.

– Насколько мне известно, этот обычай зародился в Гуанчжоу. Просыпаясь, местные жители привыкли первым делом выпивать чашечку отменного чая, – сказал Оуян. – Наверное, кому‑нибудь пришло в голову, что к чаю можно подать что‑нибудь вкусное. Не полную трапезу, а всякие деликатесы. Так появились крошечные порции закусок к чаю. Вскоре чайные закуски вошли в привычку. Чай сейчас – не главное.

В зале слышался гул голосов, звяканье чашек. Посетители говорили о делах, поглощая закуски, тележки с которыми катались от кухни к столикам. Молодые официантки расписывали клиентам новые фирменные блюда. Для разговора о поэзии не самое лучшее место.

– В Гуанчжоу все так заняты, – заметил Чэнь. – Как же местные жители ухитряются выкраивать время на утренний чай?

– Утренний чай – дело обязательное. – Оуян широко улыбнулся. – За чаем легче обсуждать дела. Подготовиться к важным сделкам. А мы с тобой можем в свое удовольствие потолковать о поэзии.

Чэня слегка покоробило то, что его новый друг не дал ему заплатить. Оуян разразился страстной речью:

– Мне удалось заработать немного денег. Ну и что? Что останется через двадцать‑тридцать лет? Ничего. Мои деньги перейдут к кому‑то другому. Они обесценятся, упадут в цене, потеряют свой смысл. Как говорил наш дорогой учитель Ду Фу? «Ничто не длится вечно, кроме твоего писания». Да, ты – поэт, которого знает вся страна, так позволь мне пару дней побыть твоим учеником, Чэнь, если ты не считаешь это ниже своего достоинства. В древности ученики обязаны были приносить учителю целый окорок Цзиньхуа.

– Я не учитель и не известный поэт.

– Вот что я тебе скажу. Вчера я немного посидел в библиотеке Дома писателей – вот еще одно здешнее преимущество: открытый доступ к книгам и газетам всю ночь. И знаешь что? Я нашел не меньше шести статей, посвященных тебе. И везде твои стихи ценятся очень высоко.

– Шесть! Не знал, что их так много.

– В самом деле. Я так взволновался, что, как говорится в Книге песен, «ворочался с боку на бок и никак не мог уснуть».

Оуян не совсем точно процитировал стихотворение из Книги песен. Ведь в нем, если уж на то пошло, речь велась о любви. Однако в его искренности сомневаться не приходилось.

После утреннего чая Чэнь пошел в тот отель, где по приезде в Гуанчжоу останавливалась Се. Фасад отеля облупился; вполне подходящее место для приезжих девушек, которые ищут работу. Портье стоически долго рылся в записях и наконец нашел то, что нужно. Он придвинул книгу записи постояльцев к Чэню, чтобы тот прочел сам. Се уехала отсюда второго июля. Куда – никто не знал.

– Она не оставила никакого контактного адреса?

– Нет. Эти девчонки не оставляют контактных адресов. Чэню пришлось ходить из одного отеля в другой со снимком в одной руке и картой города – в другой. В незнакомом, на глазах меняющемся городе это оказалось труднее, чем он ожидал, несмотря даже на то, что у него имелся список более‑менее подходящих гостиниц.

Везде в ответ на его расспросы только качали головой.

– Нет, мы такой не помним…

– Попробуйте что‑нибудь выяснить в городском справочном бюро…

– Нет, извините. У нас так много постояльцев…

Короче говоря, Се Жун никто не опознал.

После обеда Чэнь пошел в маленькую закусочную, стоявшую в глубине, на улице, и заказал миску пельменей с креветками и несколько пончиков в масле. Обедая, он вдруг понял одну характерную особенность Гуанчжоу. Улицу, на которой он сидел, нельзя было назвать центральной, но дела у владельцев закусочной и тут шли хорошо. Постоянно входили‑выходили люди, брали пластиковые коробки с комплексными обедами и начинали есть одноразовыми палочками прямо на ходу. Только Чэнь сидел за столиком и ждал, пока его обслужат. Видимо, здесь люди больше спешат, больше ценят время. Что бы ни говорили о произошедших в городе переменах, в Гуанчжоу жив дух, который едва ли можно назвать социалистическим, несмотря на развешанные повсюду лозунги «Построим новый социалистический Гуанчжоу». Такой же лозунг, кстати, висел и на стене в закусочной.

Гуанчжоу действительно постепенно превращается во второй Гонконг. Деньги льются сюда рекой – как из Гонконга, так и из‑за границы. Вот почему сюда так стремятся молодые девушки. Некоторые действительно пытаются найти легальную работу, а некоторые сразу идут на панель. Местным властям нелегко уследить за ними. Они становились еще одной характерной чертой, из‑за которой сюда приезжали жители Гонконга и иностранцы.

Интересно, чем занимается здесь Се Жун – одинокая молодая девушка? Чэнь понимал, почему профессор Се так волнуется за дочь.

Он позвонил в управление полиции, но никаких новостей у коллег не было. Местные коллеги не горели желанием помочь приезжему из Шанхая. У них свои проблемы, объяснил инспектор Хуа, а людей не хватает даже на раскрытие собственных, местных преступлений.

В конце третьего дня, также прошедшего зря, Чэнь вернулся в Дом писателей полностью опустошенный. Оуян пригласил его в ресторан «Змеиный царь» на, как он выразился, «особенный ужин». Чэнь почти разуверился в том, что его поездка в Гуанчжоу окажется удачной. Последние несколько дней принесли одни огорчения. Он, словно переместившийся из своей эпохи Дон Кихот, ходил по городу с фотографией в руке и задавал одни и те же вопросы. Перемещался из одного отеля в другой, ища невозможного. Чэнь понимал, что его цель невыполнима, но тем не менее не сдавался. Поэтому он согласился на «особенный ужин», решив, что такой ужин восстановит его силы.

Их провели в отдельный кабинет с белыми стенами и раскрашенными в голубой цвет херувимами на потолке. Во всем чувствовалось непосредственное влияние Гонконга. Среди яств, перечисленных в меню, он увидел такие деликатесы, как, например, жареный молочный поросенок или медвежьи лапы, но они попросили принести им фирменное блюдо под названием «Битва тигра с драконом». По словам официантки, «Битва» состояла из разных видов змеиного и кошачьего мяса. По просьбе Оуяна она перечислила разнообразные полезные свойства змей:

– Змея полезна для кровообращения. В медицине ее применяют для лечения анемии, ревматизма, артрита и астении. Желчный пузырь змеи особенно успешно разжижает мокроту и улучшает зрение.

Чэнь задумчиво листал меню, но вовсе не потому, что предвкушал радость попробовать фирменное блюдо ресторана. Как можно назвать его поездку? Сумасбродной затеей, погоней за несбыточным… Как говорят, «погоня за диким гусем»? Но Се – их единственный след. Если он не отыщет ее, скорее всего, расследование придется прекратить.

Оуян налил в миску Чэня половник змеиного супа, приговаривая:

– Без этого никак. «Битва тигра с драконом»! Официантка принесла им бутылку рисовой водки на пробу.

– «Маотай», – объявила она, поворачивая бутылку так, чтобы стала видна этикетка.

Оуян отпил глоток и кивнул: годится. Водка оказалась крепкой. Чэнь также осушил свою чашечку одним глотком.

Будучи человеком светским и искушенным, Оуян заметил, что Чэнь не в духе, но не стал спрашивать о причинах его плохого настроения напрямую. И только через несколько чашечек Оуян заговорил о собственных делах, приведших его в Гуанчжоу:

– Хочешь верь, хочешь не верь, а ты моя счастливая звезда. Литературная звезда! Я только что получил выгодный крупный заказ. Так что сейчас мы отмечаем сделку.

Ужин удался на славу. «Битва тигра с драконом» оказалась столь же фантастической на вкус, как и название. Между «драконом» и «тигром» лежало крутое яйцо – оно символизировало огромную жемчужину.

– Кстати, а что тебя привело сюда – я имею в виду, кроме поэзии? – спросил Оуян, подкладывая своими палочками в тарелку Чэня мясо рыси. – Если у тебя какое‑то дело в Гуанчжоу, может, я сумею тебе помочь?

– Да так, ничего особенного… – неуверенно начал Чэнь, прежде чем отпить еще глоток. Четвертая то была чашечка или пятая – он потерял счет.

– Можешь мне доверять, – кивнул Оуян.

– Дельце у меня небольшое, но, может, ты и правда сумеешь мне помочь… С твоими связями…

– Сделаю что могу, – пообещал Оуян, откладывая палочки в сторону.

– Я приехал сюда собрать материал для стихов, – заявил Чэнь, – но одна дама‑профессор из моего института, которую я уважаю со студенческих лет, просила что‑нибудь разузнать о ее дочери. Дочь приехала в Гуанчжоу несколько месяцев назад, но с тех пор не объявлялась, не оставила ни адреса, ни телефона. Старушка‑профессор очень волнуется. Я обещал, что постараюсь разыскать ее. Вот фотография дочери.

– Дай‑ка взглянуть.

– Ее зовут Се Жун. Когда она приехала сюда месяца три назад, то пару дней жила в отеле «Счастливый», а потом съехала, не сказав куда.

Чэнь не был уверен в том, что Оуян поверил его рассказу. Он не все выдумал, но обязан был сохранить свое расследование в тайне.

– Давай попробую, – кивнул Оуян. – Я знаком с несколькими здешними мадам.

– Мадам?

– Да брось, об этом всем известно. Я имел дела со многими из них. Деловая необходимость; без этого никак. Они прекрасно осведомлены о новых девушках.

Чэнь был более чем поражен. По правилам, он должен подать рапорт на содержательниц притонов – и, более того, доложить о связях с ними Оуяна. Но он решил этого не делать. Успех его поездки зависит от помощи Оуяна; подобную помощь ему трудно будет получить от местных властей.

Как и обещал Оуян, «змеиный пир» оказался самой экзотической трапезой из всех, которые когда‑либо доводилось пробовать старшему инспектору Чэню.

Следователь Юй некоторое время постоял на площадке довольно богатого жилого комплекса, не решаясь нажать кнопку звонка в форме совы. Жилой комплекс находился всего в двух кварталах от парка Хункоу. Парадная дверь оказалась запертой, поэтому ему пришлось подняться по черной лестнице.

Задание, которое ему предстояло выполнить, трудно было назвать приятным. Пока Чэнь пребывал в Гуанчжоу, Юй обязан был допросить Цзян Вэйхэ, талантливую молодую художницу. Нет, Юю не хотелось поехать в Гуанчжоу. Поездка, скорее всего, окажется нелегкой – погоня за несбыточным. Просто раньше следователь Юй никогда не имел дела с художниками.

А Цзян Вэйхэ оказалась к тому же известной художницей; кроме того, взгляды у нее были явно передовые – иначе она не согласилась бы позировать У Сяомину в обнаженном виде.

Не успел он нажать пальцем на кнопку звонка, как дверь открыла женщина, которая вопросительно воззрилась на него. Ей было лет тридцать с небольшим. Высокая, хорошо сложенная, с длинной грациозной шеей, тонкой талией и потрясающими ногами. Красивое лицо с чувственным ртом, высокими скулами и большими глазами. Волосы спутались в беспорядочный клубок. Под глазом темное пятно от краски. На ней был заляпанный краской комбинезон, прихваченный на талии черным кожаным поясом. Вышла она босиком.

– Извините, что мешаю вам работать. – Юй торопливо порылся в карманах и протянул женщине свое служебное удостоверение. – Я хочу задать вам несколько вопросов.

– Полиция? – Опершись о дверной косяк, хозяйка пристально смотрела на Юя, как будто не собираясь приглашать его в дом. Ее взгляд дышал уверенной в себе зрелостью. У нее оказался низкий грудной голос с едва уловимым хэнаньским акцентом.

– Да, – кивнул Юй. – Может, поговорим внутри?

– Я что, арестована?

– Нет.

– А если так, вы не имеете права вторгаться ко мне.

– Товарищ Цзян, у меня к вам всего лишь несколько вопросов об одном вашем знакомом. Я не могу принуждать вас беседовать со мной, но мы будем очень признательны вам за помощь.

– Значит, принудить меня вы не можете?

– Послушайте. Товарищ старший инспектор Чэнь Цао – вы его знаете – мой начальник. Он предложил, чтобы вначале я просто побеседовал с вами. Это в наших общих интересах.

– Чэнь Цао… Но в чем дело?

– Ситуация довольно щекотливая, а вы – человек известный. Не хотелось бы привлекать к вам внимание определенного рода. Навлекать на вас неприятности… Вот, он просил передать вам записку.

– Внимания мне и без вас хватает, – заметила Цзян Вэйхэ. – Почему я должна беспокоиться?

Однако записку она взяла и прочитала. Потом нахмурилась, слегка склонила голову, оглядела свои босые ноги, заляпанные краской. Наверное, когда пришел Юй, она работала.

– Вам надо было сразу упомянуть старшего инспектора Чэня. Входите!

Квартира оказалась студией, но служила также спальней, столовой и гостиной. Очевидно, художницу мало волновал внешний вид ее жилища. В глазах рябило от множества картин, газет, тюбиков с краской, кистей и разбросанных повсюду предметов одежды. Вдоль стен стояли и лежали книги. На ночном столике также лежали книги; рядом – флакон лака для ногтей. Вокруг кровати валялись многочисленные туфли – не парами, а как попало. Прочая мебель состояла из большого верстака, нескольких ротанговых стульев и огромной кровати красного дерева с высокими столбиками для балдахина. На столе стояли стаканы с водой, две банки с пожухлыми цветами. В пепельнице, сделанной из морской раковины, тлела недокуренная сигара.

На подиуме посреди комнаты стояла незаконченная скульптура.

– Я пью кофе – вторую чашку с утра, – заявила художница, беря со стола кружку. – А вы что будете?

– Спасибо, ничего.

Цзян придвинула ему стул; на второй стул, напротив, села сама.

– О ком вы хотите меня спросить?

– Об У Сяомине.

– Почему именно я?

– Он вас снимал.

– Он многих снимал!

– Я говорю о тех снимках… в журнале «Город цветов».

– Значит, вы пришли, чтобы обсудить со мной искусство фотографии? – Хозяйка устроилась поудобнее.

– Я обычный сыщик. Произведения искусства интересуют меня не сами по себе, но как нечто другое.

– Вполне понятно. – Цзян цинично усмехнулась. – Раз вы сыщик, вы, должно быть, предварительно навели справки.

Из‑за теней под глазами у нее был немного развратный вид.

– Если честно, – заявил Юй, – справки наводил не я, а старший инспектор Чэнь.

Правда, следователь Юй никак не мог взять в толк, как старший инспектор Чэнь сумел опознать ее на тех фотографиях.

– Неужели?

– Да. Поэтому нам кажется, что вы предпочтете пойти нам навстречу.

– Что вы хотите узнать об У?

– Все, что вам о нем известно.

– Вы многого хотите. – Художница покачала головой. – Но зачем?

– Мы считаем, что У совершил убийство. Речь идет о Гуань Хунъин, Всекитайской отличнице труда. Для расследования ее убийства создана особая следственная бригада.

– А, понимаю. – На лице Цзян не отразилось особого удивления. – А почему ваш старший инспектор Чэнь сам не пришел допросить меня?

– Он уехал в Гуанчжоу допрашивать свидетеля.

– Все настолько серьезно?

– Да.

– Должно быть, вам известно, из какой У семьи?

– Именно поэтому нам и нужна ваша помощь. Следователю Юю показалось, что голос художницы слегка изменился. И поведение стало не таким откровенно враждебным. Она медленно помешивала ложкой в кружке с кофе, как будто прикидывая что‑то в уме.

– Вы уверены в том, что вам нужна именно моя помощь?

– Старший инспектор Чэнь приложил особые усилия для того, чтобы ваше имя не попало в официальные протоколы. Он говорит, что вы женщина умная.

– Это что, комплимент? – Цзян отпила большой глоток; от молока вокруг губ остался белый след. – Кстати, как он поживает, ваш старший инспектор? Все еще холостяк?

– По‑моему, просто слишком занят.

– Я слышала, в Пекине у него был роман. Он вернулся с разбитым сердцем.

– Про Пекин ничего не знаю. – Юй покачал головой. – Он никогда не рассказывал мне об этом.

– Мне тут тоже почти ничего не известно. Все было так давно. – На губах художницы заиграла загадочная улыбка. – Итак, с чего начнем?

– Если можно, с самого начала.

– Во‑первых, позвольте объясниться. Все уже давно в прошлом. Я познакомилась с У года два назад, а расстались мы через год. Я хочу особо подчеркнуть данный факт – и не потому, что он подозревается в убийстве.

– Ясно, – кивнул Юй. – Ну а как вы с ним познакомились?

– Он приехал ко мне, сказал, что хочет сделать мой портрет. Разумеется, для своего журнала.

– Готов поспорить, от такого предложения мало кто откажется.

– Кто откажется от возможности увидеть свой портрет в печати – да еще бесплатно?

– Значит, ваши снимки были опубликованы?

– Да, они оказались очень хорошими, – кивнула художница. – Откровенно говоря, У – талантливый фотограф. У него есть дар и нюх. Он знает, когда и где снимать. За его работами многие журналы буквально охотятся.

– Что было потом?

– Потом оказалось, что ко мне его влечет не столько профессиональный, сколько личный интерес – так он и сказал мне однажды за обедом. Хотите верьте, хотите нет, но он мне тоже позировал. Ну вот, одно‑другое… Знаете, как бывает.

– Романтическое влечение?

– Это что, такой эвфемизм?

– Что, простите?

– Вас интересует, спали ли мы с ним?

– Поставлю вопрос по‑другому: ваши отношения были серьезными?

– Смотря что называть «серьезными». Если вы хотите узнать, делал ли У Сяомин мне предложение, – нет, не делал. Мы просто приятно проводили вместе время.

– Называть одно и то же можно по‑разному, – не сдавался Юй. – Скажем, так: вы часто виделись друг с другом?

– Не очень. Будучи старшим фотографом «Красной звезды», он время от времени уезжал в командировки в Пекин и другие города – один или два раза его даже посылали за границу. Я тоже очень занята работой. Но когда у нас было время, мы проводили его вместе. Первые несколько месяцев он довольно часто приезжал ко мне домой – два‑три раза в неделю.

– Он проводил у вас дни или ночи?

– И то и другое, хотя на ночь он оставался редко. У него есть машина – машина его отца. Очень удобно.

– А вы бывали у него?

– Всего пару раз. Он живет в особняке. Должно быть, вы там были. Знаете, как он выглядит. – Цзян немного помолчала. – Но когда мы были вместе, мне хотелось заниматься тем, ради чего мы были вместе. Так какой смысл находиться там, где невозможно побыть наедине? Даже если бы мы могли запереться в одной из комнат, у меня было бы не то настроение; в любой момент к нам могли войти его родственники.

– Вы имеете в виду его жену?

– Нет, она все время проводит у себя – она прикована к постели. Но ведь это дом его отца. Старик в больнице, но мать У и его сестры постоянно дома.

– Значит, вам с самого начала было известно о том, что он женат?

– А он этого и не скрывал, но уверял меня, что его брак – ошибка. По‑моему, он говорил правду – в известной степени.

– Ошибка, – повторил Юй. – Он объяснял вам, почему?

– Во‑первых, его жена уже несколько лет тяжело больна, – художница пожала плечами, – так больна, что не может жить нормальной сексуальной жизнью.

– А что еще?

– Их брак был, можно сказать, вынужденным. Молодые «грамотные горожане» страдали от одиночества. Жизнь в деревне была очень трудна, а они находились далеко‑далеко от дома.

– Ну, не знаю, – протянул Юй, вспоминая, как они с Пэйцинь жили в Юньнани. – В общем, вы не возражали против связи с женатым мужчиной?

Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 562 | Нарушение авторских прав