АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Death of a Red Heroine 21 страница. – Чаю выпьешь? – спросила мать

– Чаю выпьешь? – спросила мать.

– Да.

– А к чаю – засахаренный боярышник из Сучжоу.

– Вот здорово!

Чэнь взял у мамы чашку и блюдце. В изумлении посмотрел, как она вынимает из волос цветок жасмина и бросает себе в чашку. Он никогда не видел, чтобы жасминовый чай делали таким странным образом. На темно‑зеленой поверхности чая медленно раскрывались белые лепестки.

– Думаю, в моем возрасте могу немного побаловать себя. Всего двадцать фэней за веточку.

– Чай со свежими цветками жасмина! – воскликнул Чэнь. – Замечательная мысль!

Он обрадовался, что мама не бросила цветок и в его чашку.

Чэнь понимал, что маме приходится экономить буквально на всем. Несмотря на то что ее муж был известным ученым, он не оставил после себя практически ничего, кроме книг, которые она никак не могла решиться продать. Будучи вдовой известного человека, мама считала себя выше торговли. Но на ее пенсию едва можно свести концы с концами. В следующий раз надо будет купить ей настоящий жасминовый чай, пообещал себе Чэнь. Знаменитый чай сорта «Облако и туман» с Желтых гор.

Мама поставила чашку на стол и качнулась в ротанговом кресле‑качалке.

– Итак, – сказала она, – расскажи, как у тебя дела.

– Все нормально, – ответил Чэнь.

– А как же самое главное дело в жизни?

Этого вопроса он заранее боялся. Мама имела в виду свидания с девушкой, женитьбу, рождение ребенка. Он всегда отговаривался занятостью, что, собственно, было правдой.

– Мама, у меня сейчас столько дел на работе…

– Значит, у тебя не хватает времени даже на то, чтобы задуматься о женитьбе? Верно? – спросила мама, хотя заранее знала, каков будет ответ.

Он кивнул, будучи почтительным сыном, хотя и вспомнил изречение, которое приписывают Конфуцию: «Есть три вещи, которые делают человека плохим сыном, и отсутствие потомства – самая серьезная из них».

– А как же Ван Фэн?

– Она уезжает к мужу в Японию. – Помолчав, Чэнь добавил: – А я помогаю ей с получением визы.

– Ну что ж… – Чэнь не услышал в мамином голосе разочарования, – возможно, сынок, для тебя так даже и лучше. Если честно, я рада. Она ведь замужем – по крайней мере, номинально. Ты не разрушишь чужую семью; это достойный поступок. Будда благословит тебя за него. Но с тех пор как ты расстался с той девушкой в Пекине, кажется, Ван единственная, кто тебе небезразлична.

– Мама, давай о чем‑нибудь другом, ладно?

– Помнишь Янь Хун, телеведущую? Сейчас она на Восточном канале настоящая знаменитость. Все говорят, какая она красавица. Золотой голос – и золотое сердце. На прошлой неделе я случайно встретила ее в 1‑м универмаге. Раньше она часто звонила тебе по вечерам – я узнавала ее по голосу, – но ты никогда ей не перезванивал. Сейчас она счастливая мать; у нее славный круглолицый сынишка. Но она по‑прежнему ласкова ко мне, называет тетушкой.

– Нас с ней связывали сугубо профессиональные отношения.

– Перестань, – отмахнулась мать, нюхая жасминовые лепестки в чашке. – Ты прячешься от жизни, как рак‑отшельник в свою раковину!

– Жаль, что у меня нет настоящей раковины. Может, она бы меня защитила. Последние две недели у меня столько дел! Сегодня первый раз мне удалось урвать пару часов, – сказал Чэнь, пытаясь переменить тему. – Вот я и приехал к тебе.

– За меня не волнуйся, – повторила мать, – и не уклоняйся от разговора. Учитывая твою теперешнюю зарплату и твое положение, тебе нетрудно найти себе жену.

– Мама, даю слово, – сказал Чэнь, – в ближайшем будущем я найду тебе превосходную невестку.

– Не мне, а себе.

– Да, ты права.

– Надеюсь, у тебя есть время, чтобы поужинать со мной?

– Если только ты не будешь ради меня возиться.

– Не буду. – Мать встала. – Просто разогрею вчерашние остатки.

Остатков не так много, решил Чэнь, заглядывая в маленький навесной бамбуковый шкафчик. Покупка холодильника для нее непозволительная роскошь.

В шкафчике оказалось только блюдце с квашеной капустой, бутылочка соевого соуса и полтарелки холодных побегов сои. Но после недели экзотических деликатесов в обществе Оуяна миска водянистой рисовой каши и капуста оказались вполне съедобными.

– Не беспокойся, мама, – сказал Чэнь, сдабривая рис каплей соевого соуса. – В октябре меня отправляют на курсы при Центральной партшколе. После этого у меня будет больше времени на себя.

– Неужели ты всю жизнь собираешься быть полицейским? – спросила она.

Чэнь изумленно воззрился на мать. Он не был готов к подобному вопросу. Особенно сегодня. Горечь в ее голосе потрясла его. Он знал, что его профессия ей не по душе. Мама надеялась, что ее единственный сын станет ученым, пойдет по стопам отца. Но ведь в полицию он попал не по собственной воле. Странно, что она заговорила о смене профессии только сейчас, после того как он стал старшим инспектором.

– Мам, у меня все хорошо. – Чэнь похлопал ее по худой руке с синими прожилками вен. – Мне даже выделили отдельный кабинет – правда, и ответственности стало больше.

– Значит, работа в полиции стала твоим призванием на всю жизнь.

– Ну, этого я не знаю… – Помолчав, Чэнь продолжал: – Я часто задаю себе тот же самый вопрос, но ответа на него пока не знаю.

Сказав так, он не покривил душой. Время от времени он спрашивал себя, что было бы с ним, продолжи он свои занятия литературой. Наверное, был бы сейчас доцентом или профессором в университете. Занимался бы научной работой, преподаванием, писал стихи – когда‑то он мечтал о такой карьере. Однако в последние несколько лет Чэнь вдруг увидел перед собой иные горизонты. Жизнь для большинства людей непростая штука, особенно во время переходного периода, который переживает Китай: велик разрыв между социалистической политикой и капиталистической экономикой. Сейчас есть гораздо более важные вещи, чем течения модернизма и постмодернизма в современной литературе.

– Сынок, ты ведь по‑прежнему стремишься к другой жизни – научной работе, литературе, творчеству?

– Не знаю. На той неделе случайно прочел критический очерк, еще одно истолкование стихотворения о бабочке из «Сна в Красном тереме». Автор горделиво объявляет, что его интерпретация – тридцать пятая по счету. Но какое это все имеет отношение к жизни нашего народа?

– Но… разве ты больше не хочешь преподавать в университете Фудань или Тунцзи?

– Хочу, но не понимаю, что плохого в том, чем занимаюсь я сейчас.

– Значит, ты предпочитаешь зарабатывать на жизнь, служа в полиции?

Чэнь подумал: заработать на жизнь можно по‑разному. И литература тоже может стать статьей дохода – как и все прочее на современном рынке. Если карьера ученого обеспечит его всего лишь спокойствием и жизненными стандартами среднего класса, что еще надо для счастья?

– Мама, я не имел этого в виду. И все же, пока я своим трудом могу помешать одному существу обижать и убивать других, я считаю свою работу достойной.

Больше он ничего не сказал. Не было смысла оправдываться. Однако Чэнь помнил, что когда‑то говорил ему отец: «Ради той, кто его ценит, мужчина готов умереть; ради того, кто ее ценит, женщина становится красавицей». Еще одно изречение Конфуция. Чэнь не боготворил Конфуция, но некоторые его высказывания вошли в его плоть и кровь.

– Ты хорошо ориентируешься в политике партии, – заметила мать.

– Да, – кивнул он, – до сих пор мне везло.

Однако именно сейчас удача, возможно, изменила ему. Странно, защищая свое право на выбор профессии, он забыл, какие тучи сгущаются у него над головой. Чэню не хотелось огорчать маму своими проблемами. Ей и без того нелегко живется.

– И все равно, сынок, позволь дать тебе один совет.

– Какой?

– У тебя есть и удача, и талант, но для такой работы требуются определенные задатки, которых у тебя нет. Уж я‑то тебя знаю, ты мой единственный сын. Поэтому отрешись от политики. Попробуй заняться чем‑нибудь таким, что нравится тебе по‑настоящему.

– Мама, я подумаю над тем, что ты сказала. Он и сам часто об этом думал.

«Если над чем‑то очень напряженно трудиться, дело становится частью тебя, несмотря на то что на самом деле оно тебе не по душе и ты понимаешь, что все это ненастоящее».

Так он написал под стихотворением «Чудо», которое послал далекому другу в Пекин. Строка могла относиться как к стихам, так и к службе в полиции.

Старший инспектор Чэнь вернулся к себе домой только в девять вечера.

На автоответчике горела лампочка. Многовато сообщений за один день. Он снова ощутил тупую боль в висках – предвестник очередного приступа мигрени. Может, головная боль – сигнал, призывающий его остановиться? Но Чэнь все равно нажал кнопку автоответчика, не успев даже поставить на пол кейс.

«Товарищ старший инспектор Чэнь, говорит Ли Гохуа. Пожалуйста, когда вернетесь, перезвоните мне. Сегодня я допоздна задержусь на работе. Сейчас без десяти пять». Голос секретаря парткома Ли, официальный и серьезный даже по телефону.

Он позвонил в управление; трубку сняли с первого же звонка. Ли ждал его.

– Приезжайте на работу, товарищ старший инспектор. Нам нужно поговорить.

– Буду где‑то через полчаса. Вы у себя?

– Да, я вас жду.

– Выезжаю.

На самом деле он вошел в кабинет секретаря парткома не через полчаса, а гораздо позже. Ли ужинал растворимой лапшой со вкусом говядины. Пластиковая миска стояла среди бумаг, разбросанных на письменном столе красного дерева. На изящном подносе из фуцзяньского кварца, расписанном драконами, громоздилась кучка сигаретных окурков.

– Товарищ секретарь партийного комитета, разрешите обратиться. – Чэнь решил приветствовать Ли по всей форме.

– С возвращением, товарищ старший инспектор Чэнь!

– Спасибо.

– Как дела?

– Все хорошо, – сказал Чэнь. – Я собирался зайти к вам еще утром, но не застал. А потом почти весь день бегал по делам.

– Расследование отнимает много сил, – кивнул Ли. – Расскажите, как ваши успехи.

– Мы сдвинулись с мертвой точки. – Чэнь открыл кейс. – Как вам, возможно, докладывал следователь Юй, перед моей поездкой в Гуанчжоу мы определились с главным подозреваемым. Им стал У Сяомин. А сейчас мы добыли новые улики, которые вписываются в нашу версию.

– Новые улики?

– Во‑первых, подозреваемый последним звонил Гуань десятого мая. Согласно квитанции, оставленной на телефонной станции улицы Цинхэлу, Гуань звонили примерно в девять тридцать вечера, то есть за три‑четыре часа до ее смерти. И звонил ей не кто иной, как У Сяомин. Сведения проверены. – Чэнь выложил на стол корешок. – И дело не в одном конкретном звонке. Более полугода У регулярно звонил ей – в среднем три‑четыре раза в неделю, причем часто поздно вечером. Гуань тоже ему звонила. Их связывали не просто профессиональные отношения, как утверждает У.

– Возможно, в этом что‑то есть, – сказал Ли, – но У Сяомин был фотографом Гуань. Поэтому вполне возможно, он связывался с ней время от времени – по работе, например.

– Да нет, речь не о работе. Мы нашли еще двух свидетелей. Одна из них – уличная торговка; она жарит пельмени на углу улицы Хубэйлу. По ее словам, несколько раз незадолго до смерти Гуань она видела, как Гуань возвращается в общежитие поздно ночью. Она приезжала на шикарной белой машине в обществе мужчины. У водит белый «лексус», который выделили его отцу.

– Но может быть, Гуань приезжала на такси?

– Вряд ли. Торговка уверяет, что таблички такси на крыше не было. Она также рассказывает, что Гуань подходила к окошку со стороны водителя, наклонялась и целовала мужчину, сидевшего за рулем.

– Вот как! – Ли швырнул пустую пластиковую миску в корзину для мусора. – И тем не менее в Шанхае немало машин белого цвета. Сейчас столько выскочек!

– Также нам удалось, среди прочего, установить, что У в октябре прошлого года совершил поездку в Желтые горы в обществе Гуань. Они путешествовали под вымышленными именами и представили в бюро путешествий поддельную справку о том, что они женаты. Зарегистрировались как супружеская пара и проживали в одном гостиничном номере. Это могут подтвердить несколько свидетелей.

– У жил в гостинице в одном номере с Гуань?

– Вот именно. Более того, У там фотографировал Гуань обнаженной; после этого они поссорились.

– Но в предыдущем рапорте вы писали, что во время, предшествующее ее гибели, Гуань не имела ни жениха, ни любовника!

– Дело в том, что они ото всех скрывали свою связь.

– Это уже что‑то, – сказал Ли, помолчав. – Но любовная связь не обязательно ведет к убийству.

– Там, в горах, отношения у них разладились. Одна из наших свидетельниц может это подтвердить. Гуань хотела, чтобы У развелся с женой. У не соглашался. Вот что, как мы полагаем, и явилось причиной ссоры.

– Значит, по‑вашему, именно поэтому У Сяомин убил ее, а труп выбросил в канал?

– Совершенно верно. В начале расследования мы со следователем Юем установили две предпосылки: то, что у убийцы имеется машина, и то, что он хорошо знаком с окрестностями канала Байли. В семидесятых годах У Сяомин, как представитель «грамотной молодежи», провел несколько лет в деревне в округе Цинпу, откуда минут за пятнадцать можно пешком добраться до канала. Должно быть, У понадеялся на то, что ее тело пролежит на дне канала долгие годы, а потом вообще исчезнет без следа.

– Допустим, ваша версия верна – гипотетически, конечно. Допустим, у Гуань и У была любовная связь, а потом они поссорились. – Ли говорил медленно, словно взвешивая каждое слово. – Зачем У заходить так далеко? Он ведь просто мог бы отказать Гуань, а потом перестать с ней встречаться…

– Да, но, возможно, Гуань, чтобы вынудить У поступить так, как она хочет, пошла на какой‑нибудь отчаянный шаг, – возразил Чэнь.

– А по‑моему, нет. Гуань прекрасно понимала, что на нее равняется вся страна. Она не могла так рисковать своей репутацией! Скажем, она пригрозила бы сообщить обо всем на работу У. Ну и что? Как по‑вашему, руководство журнала придало бы большое значение интрижке своего сотрудника?

– Может, да, а может, и нет – кто знает?

– Ваша версия объясняет многое, но у нее имеется изъян. Я не вижу в его поступке настоящего мотива.

– Именно мотив мы сейчас и ищем.

– Как насчет алиби У?

– Согласно показаниям Го Цзяна, У Сяомин всю ночь провел в его студии, где печатал фотографии. Поскольку У профессиональный фотограф, у него в доме имеется все необходимое оборудование и даже фотолаборатория. Почему именно в ту ночь ему понадобилось поехать к Го?

– У как‑то объяснил свой поступок?

– Сказал, в его лаборатории что‑то испортилось, но в это верится с трудом. Го не профессионал; у него даже нет необходимого оборудования. Какой смысл У ехать к нему? Зато нам известно, что Го – закадычный приятель У. Он просто пытается покрыть своего дружка.

– Ну все‑таки алиби есть алиби. – Ли с сомнением покачал головой. – Что вы намереваетесь делать дальше?

– С ордером на обыск мы сможем заполучить больше улик.

– Чем вы при данных обстоятельствах сумеете обосновать необходимость продолжать расследование в отношении У?

– Пока мы не предъявляем ему обвинение в убийстве. Для начала более чем достаточным основанием является фальшивая справка о браке. Свидетельница, которую я нашел в Гуанчжоу, может дать показания против У, ей известно не только насчет подделки документа. Она своими глазами видела, как У делал порнографические снимки Гуань. Можно обвинить его в буржуазно‑декадентском разложении.

Ли хмыкнул.

– Буржуазно‑декадентское разложение! Модное обвинение. – Внезапно секретарь парткома встал и раздавил на подносе недокуренную сигарету. – Товарищ старший инспектор Чэнь, я не случайно так поздно вызвал вас к себе. Я хотел обсудить с вами не только ход расследования, но и кое‑что другое.

– Что же?

– На вас поступил рапорт.

– Рапорт? На меня? – Чэнь тоже встал. – Что я натворил?

– В рапорте говорится о вашем буржуазно‑декадентском разложении – как ни странно, вам вменяется в вину то же, что вы намерены предъявить У. Так, сообщается, что в ходе пребывания в Гуанчжоу вы были неразлучны с неким бизнесменом, обладающим сомнительной репутацией; вы ходили во всевозможные дорогие рестораны по три раза в день…

– Товарищ секретарь парткома, я знаю, о ком вы говорите. Речь ведь идет о господине Оуяне, не так ли? Да, он бизнесмен, ну и что такого? Сейчас правительство поощряет людей открывать собственное дело. Да, он пару раз угостил меня, но только потому, что он тоже пишет стихи.

– Я еще не закончил, – сказалЛи. – В рапорте также говорится, что вы посещали так называемый массажный салон.

– Ах вот оно что! Массажный салон! Да, я ходил туда, потому что мне нужно было найти Се Жун, свидетельницу, о которой я только что упомянул. Она там работает.

– Согласно копии чека из массажного салона, вы оплатили ей так называемый «полный набор услуг». Сотрудники общественной безопасности раздобыли копию чека; всем известно, что значит «полный набор» тамошних так называемых услуг!

Вот уже второй раз в течение одного дня при Чэне упоминали сотрудников общественной безопасности. Сначала директор Яо, теперь Ли. Один из отделов министерства общественной безопасности занимается как раз внутренними проверками; сотрудников этого отдела полицейские боятся как огня.

– Почему общественная безопасность вдруг заинтересовалась мной?

– Если вы не сделали ничего плохого, вам не нужно беспокоиться о том, что посреди ночи к вам в дверь постучит дьявол.

– Не представляю, как им удалось раздобыть копию чека из массажного салона. Такого чека нет даже у меня. Честно говоря, за меня заплатил господин Оуян. Я собирался встретиться со свидетельницей и даже не знал, где она работает. Что же касается «полного набора услуг»… Не знаю, что это означает для других. Я не воспользовался ни одной тамошней «услугой».

– Но зачем приходить к свидетельнице в салон? – спросил Ли, прикуривая очередную сигарету. – Вот мне, например, непонятно, почему вы не велели привести девушку в управление полиции Гуанчжоу для допроса. Так, во всяком случае, положено поступать по закону.

– Ну… я решил, что, если приду к ней, она будет откровеннее.

Старший инспектор Чэнь подумывал о том, чтобы отвести девушку в участок, но он ведь дал слово профессору Се, а кроме того, ему не хотелось подставлять Оуяна, которому он был многим обязан. И потом, секретарю парткома Ли, который живет в жилом комплексе для руководящих партийных работников в западной части улицы Хуайхайлу, невдомек, как боятся связываться с властями простые люди вроде Се Жун. Се не осмелилась бы давать показания против У в управлении полиции.

– Я пробыл в Гуанчжоу всего пять дней, – продолжал Чэнь. – Поскольку здесь у меня много дел, я не мог себе позволить не спеша расследовать убийство Гуань Хунъин обычным порядком. Да и сотрудники управления в Гуанчжоу слишком заняты; у них не было времени для того, чтобы помочь мне. У меня не оставалось другого выбора.

– В массажном салоне вы провели более двух часов наедине с девушкой. Потом вы повели ее в отель «Белый лебедь», где заказали отдельный кабинет. За ужин вы заплатили свыше пятисот юаней – больше вашего месячного жалованья. И это вы называете расследованием, товарищ старший инспектор Чэнь?!

Значит, за каждым шагом Чэня в Гуанчжоу следили. Он понял, что отпираться бесполезно. Секретарь парткома Ли прекрасно осведомлен о его поездке.

– Товарищ секретарь парткома Ли, у меня есть объяснение.

– В самом деле?

– Да. Я угостил девушку, чтобы заручиться ее поддержкой. Да, ужин дорого обошелся мне, но в Гуанчжоу все очень дорого. И кстати, за ужин я расплачивался из собственного кармана – своими деньгами, а не казенными.

– Угощать девушку из массажного салона! Вот настоящая щедрость!

– Товарищ секретарь парткома Ли, я ведь расследовал там убийство. Я решил найти подход к свидетельнице способом, который счел нужным и правильным. Кстати, почему за каждым моим шагом в Гуанчжоу так пристально следили?

– Ваши тамошние похождения, возможно, возбудили подозрения.

– Товарищ секретарь парткома, именно вы дали мне рекомендацию в партию. Если вы мне не доверяете, какой мне смысл оправдываться дальше?

– Я вам доверяю, товарищ старший инспектор Чэнь. Кстати, я заверил сотрудников общественной безопасности: все, что вы делали в Гуанчжоу, необходимо для расследования. Я даже сказал, что вы предварительно все обсудили со мной.

– Спасибо, товарищ секретарь парткома Ли! Вы столько делаете для меня с первых дней моей службы в управлении! Я очень вам признателен.

– Не стоит благодарности. – Ли покачал головой. – Я знаю, что вы все делаете правильно. В том числе и сейчас.

– Значит, нам нужно… – Чэнь неожиданно закашлялся и поспешно закрыл рот рукой, – продолжать следственные действия?

– Об этом даже не мечтайте. – Ли вздохнул и подался вперед. – На вас собирались подать официальную жалобу. Вот почему я как могу защищаю вас. Но вряд ли мне удастся многое для вас сделать.

Чэнь, который приподнялся было, снова упал на стул и, подняв голову, принялся рассматривать висевшие на стене фотографии – вехи долгого и непростого жизненного пути хозяина кабинета. Потом полез в карман за сигаретами. Заметив его жест, Ли протянул ему лежащий на столе портсигар.

– Со мной все кончено? – спросил Чэнь.

– Нет, если только вы не будете дразнить гусей. Пусть все остынут. Я пообещал им, что вы пока займетесь другими делами.

– Значит, расследование убийства Гуань придется приостановить?

– Да.

– Они не за теми охотятся! Надо искать улики на преступника, а они пытаются в чем‑то уличить меня.

– Это не обычное убийство.

– Обычных убийств вообще не бывает.

Чэню показалось, что секретарь парткома слегка смутился.

– Наверное, в чем‑то вы правы, но ведь у других имеется своя точка зрения, товарищ старший инспектор.

– Вот как?

– Вам когда‑нибудь приходило в голову, какие последствия может иметь дело Гуань, – я имею в виду политические последствия?

– Какие‑то последствия, безусловно, будут, – согласился Чэнь, поразмыслив с минуту.

– Некоторые полагают, что последствия будут весьма значительными, – заявил Ли.

Чэнь не стал ничего отвечать, понимая, что Ли еще не закончил.

– Самое главное сейчас – текущий политический момент. Нельзя забывать о сложностях переходного периода… Как по‑вашему, способствует расследование укреплению светлого образа нашей партии? – Для вящего эффекта Ли немного выждал, а потом продолжал: – Кто вовлечен в дело? Всекитайская отличница труда и женатый «партийный сынок» – если, конечно, ваша версия подтвердится. Что подумает народ? Крушение всех идеалов! Хуже того, многие уже сейчас считают, будто такие «партийные детки» есть порождение нашей политической системы. Отсюда недалеко и до обвинения во всех нынешних бедах партийцев старшего поколения! Наверняка найдутся и такие, кто рад будет, воспользовавшись делом Гуань, порочить руководство партии и правительства. После прошлогодних событий на площади Тяньаньмэнь вера многих в социалистические идеалы и так поколеблена!

– Неужели все настолько серьезно? – удивился Чэнь. – Учитывая происхождение У, представители средств массовой информации, скорее всего, вообще сделают вид, будто никакого дела и не было. А народ… По‑моему, вряд ли простые люди отреагируют на исход дела так, как вы говорите.

– Но ведь такой вариант возможен? В настоящее время, товарищ старший инспектор, самое главное – политическая стабильность. Поэтому официально расследование будет продолжаться, и ответственность за его ход по‑прежнему лежит на нас. Но, если вы не остановитесь, можете быть уверены: сотрудники МОБ проведут свое, параллельное расследование. Они будут всеми доступными им способами вставлять вам палки в колеса, а если понадобится – постараются опорочить вас.

– Параллельное расследование. Ясно!

– Не давайте ни малейшего повода к вам придраться. Иначе от вас мокрого места не останется!

Старший инспектор Чэнь прекрасно понимал, что уже предоставил своим врагам предостаточно поводов для придирок, как выразился Ли. И речь идет не только о поездке в Гуанчжоу.

Секретарь парткома погрузился в глубокое раздумье.

– И потом, несмотря на то что многие факты укладываются в вашу версию, – заявил он вдруг, – свидетелей преступления все равно нет. Нет орудия преступления. Нет прямых доказательств, обладающих юридической силой. У вас нет ничего, кроме косвенных улик, которые подтверждают, в сущности, всего лишь гипотезу, теорию. И наконец, у вас нет мотива преступления. Зачем У было убивать ее? В общем, товарищ старший инспектор Чэнь, пока ничто не оправдывает необходимости продолжать расследование.

– Что ж… – с горечью проговорил Чэнь, – этого не может оправдать никакая политика!

– Считайте, что дело закрыто – по крайней мере, временно. Не нужно громко объявлять об этом. Давайте подождем. Когда политический ветер переменится или когда вы добудете неопровержимые доказательства или найдете мотив, вот тогда мы и вернемся к этому разговору.

Ждать можно до бесконечности. Никто не может предсказать, когда переменится политический ветер. И о каких неопровержимых доказательствах можно говорить, раз одни и те же улики могут быть использованы по‑разному?

– Товарищ секретарь парткома, а если ветер не переменится?

– Товарищ старший инспектор, вы хотите, чтобы вся система прогнулась под вас? – нахмурился Ли. – Полагаю, я ясно выразился: я не намерен официально объявлять о том, что вы отстранены от расследования. Да, именно я дал вам рекомендацию в партию, но, поскольку я прежде всего член партии, я должен защищать интересы партии. Вы тоже член партии. Значит, предполагается, что мы оба осведомлены о первостепенной важности служения интересам партии.

Чэнь понял: дальнейшие возражения бессмысленны. Он встал.

– Мне все ясно, товарищ секретарь парткома.

– Не понимаю, – заявил Ли, – почему вы так цепляетесь за это дело.

Старший инспектор Чэнь и сам этого не понимал до конца.

Он размышлял о разговоре с Ли всю дорогу домой, но так ничего и не придумал. Включив свет, он рухнул в кресло. Комната выглядела голой и запущенной – потрясающе пустой и заброшенной.

В голову пришло сравнение: комната как женщина. Она также обладает тобой. И потом, чтобы заставить ее любить тебя, на нее приходится тратить целое состояние.

Может, он где‑то вычитал такое сравнение, а может, только что придумал сам. Чэнь уже ни в чем не был уверен. Поэтические образы чаще всего являлись ему в самые неожиданные моменты.

Он понимал, что уснуть не сможет, но после такого насыщенного дня хорошо было просто полежать в постели. Разглядывая тени, мелькающие на потолке, он готов был завыть от одиночества и тоски. Иногда ночное одиночество бывало даже приятно. Но сейчас ему было не просто грустно оттого, что он один. Все складывалось так, словно само его существование поставлено под сомнение.

Должно быть, Гуань тоже страдала от одиночества; трудно даже представить, как она тосковала, лежа без сна в своей комнатке, больше похожей на тюремную камеру.

Чэнь встал, пошел в ванную и сполоснул лицо холодной водой. Надо заставить себя принять точку зрения секретаря парткома. Однако уговоры не помогали: мысли его все время возвращались к Гуань.

Выглянув в окно и посмотрев на тусклый свет уличного фонаря, старший инспектор Чэнь снова поразился. До чего же они, в сущности, похожи – убитая женщина и он сам. До последнего времени у них обоих в жизни все было гладко – по крайней мере, со стороны. Они достигли высот, которые и не снились их ровесникам. Лу Иностранец не уставал повторять: удача упала Чэню на колени. Вполне понятно, что ему многие завидуют. Гуань завидовали тоже – иначе чем объяснить неприязнь к ней со стороны соседок по общежитию?

А еще они с Гуань считались и молодыми, и не очень молодыми одновременно. В последние годы даже возник неологизм: «зрелые молодые люди». Возможно, в домкоме таких людей уважают, но в остальном… Нельзя не признать некоего второго, не слишком приятного, значения неологизма. Называя кого‑то «зрелым молодым человеком», люди подразумевают, что ему (или ей) давно следовало бы обзавестись семьей.

Успех на политическом поприще мало помогает в личной жизни. А часто даже, наоборот, мешает. Особенно в наши дни и особенно в Китае. Согласно уставу партии, коммунист своим первым долгом считает верность партии, что едва ли нравится потенциальному спутнику жизни. Мужчины наверняка предпочтут пламенной коммунистке спокойную, домашнюю женщину, которая на первое место будет ставить интересы не партии, а мужа и детей.

Чэнь не понаслышке знал о том, что партийная карьера отнюдь не способствует созданию семьи. Он сам постоянно на виду – холостой старший инспектор, которому уже давно за тридцать. Ему все время приходится разрываться между личной жизнью и общественной работой. Возможно, поэтому он до сих пор и не женился. Скорее всего, то же самое могла бы сказать про себя и Гуань – если бы была жива.

Однако сейчас не время для сентиментальности! Чэнь еще раз попытался взглянуть на дело с точки зрения Ли. Безусловно, в доводах секретаря парткома есть рациональное зерно. После долгих лет всевозможных перегибов Китай наконец совершил реальный рывок вперед. Ежегодный прирост ВВП определяется двузначными цифрами; люди начинают жить лучше. Кроме того, заметна и демократизация общества. Но страна находится на перепутье; важнейшей предпосылкой дальнейшего прогресса является политическая стабильность – лозунг, ставший популярным после трагических событий лета 1989 года. В данный исторический момент очень существенно, чтобы авторитет партии никоим образом не ставился под сомнение.

Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 493 | Нарушение авторских прав