АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

ИЛЛЮСТРАЦИИ ИЗ ПРАКТИКИ ИГРОВОЙ ПСИХОТЕРАПИИ

Девочка 10 лет больше всего на свете боялась темно­ты, одиночества и замкнутого пространства: одна она не могла заснуть, свет должен был гореть, а дверь — оста­ваться открытой. Мать рожала тяжело, за 18 часов до появления ребенка на свет отошли воды. Что за этим по­следовало, можно представить: сжатие мускулатурой мат­ки, состояние частичного удушья (гипоксии). Сразу после рождения ее с матерью ошибочно, как потом оказалось, направили в бокс из-за подозрения стафилококковой инфекции. Там девочке постоянно делали уколы. К тому же маме было запрещено кормить грудью. После всего испытанного она долго боялась врачей и не спала ночью перед каждой прививкой. Обладая развитым воображе­нием, она «помнит» все эти факты своей биографии. Ко­нечно, мы проиграли сам процесс родов, о чем уже гово­рилось. В первом действии она, как и мать, проползала через стулья и ноги участников игры. Во втором дей­ствии стала акушеркой, протаскивающей ребенка (дру­гую девочку) между ногами стоящих плотным кольцом взрослых. Даже однократного проигрывания оказалось достаточно, чтобы она перестала бояться врача и стала лучше спать.

Это относительно простой случай. Но при наличии невроза страха одной игры недостаточно. Вначале необ-

ходимо после тщательного обследования и рекоменда­ций родителям провести комплекс игр № 1—15, затем осуществить ролевую драматизацию страхов по сочинен­ным детьми историям, потом игровую нейтрализацию психических травм (включая роды и «медицинские» страхи) и, наконец, экзамен по эффективности преодоле­ния страхов.

Мальчик 9 лет панически боялся лифта, в котором застрял вместе с "матерью, когда ему было 3 года. Мать и сейчас боится всего на свете, а отец в детстве боялся собак. В игре все, кроме нашего пациента, ехали в лиф­те, который, как и «положено», застрял, при этом погас свет. О происшествии сообщили в микрофон диспетчеру, тот вызвал мастера, в роли которого был мальчик. Лифт был открыт, отремонтирован, и все поехали дальше уже вместе с мастером без страха, а весело и с юмором об­суждая случившееся. Нечего и говорить, что страх лифта после такого катарсиса прошел полностью, и если маль­чик раньше предпочитал подниматься по лестнице на 11-й этаж, то теперь он пользовался лифтом наравне со всеми.

Мальчик 3 лет боялся Бабы-Яги. Причину этого долго искать не пришлось: очень уж у него была «правиль­ная» мать с левополушарной направленностью, живущая только по правилам и такая же эмоционально холодная, как Снежная королева. Но главное — она постоянно читала нотации, угрожала и физически наказывала ре­бенка, во многом восполняя свою неудовлетворенность мужем, мнительным и склонным к навязчивым состоя­ниям. Неудивительно, что на роль Бабы-Яги мальчик на­значил мать. В процессе игры она прячется в соседней комнате и уговорами пытается заманить ребенка в избушку на курьих ножках, затем угрожает и кричит на непослушного мальчика. Но не тут-то было! Он быстро надевает шлем, берет щит и меч-кладенец и идет в атаку на Бабу-Ягу. Та, видя столь решительный отпор, быстро

ретируется, но воин догоняет ее и начинает командовать побежденной Бабой-Ягой, словно она всегда была у него в услужении. В этом случае мы видим выраженный эф­фект преодоления страха. Отец мальчика никого не за­щищал, так как просто не пришел на прием, игнорируя страхи как «телячьи нежности», хотя сам страдал от этого в нежном возрасте. Затем он, видимо, адаптиро­вался к своим страхам и просто их не замечал, а то и игнорировал. К тому же он считал, что и сын «пойдет по его стопам» и рано или поздно перестанет замечать свои тревоги, страхи.

В одном из детских садов, который мы курировали, психолог и воспитатель показали нам девочку 6 лет, очень смышленую (мать — филолог, отец — ведущий инженер). Ее беда заключалась в том, что у нее было много страхов и не в меру тревожная мать. В семье был еще братик 3 лет, которого мать беззаветно любила. «Вовремя» ее напугала одна девочка из группы, которая сама боится скелетов и прочих подобных персонажей. В игре ребенок взял роль привидения, которое спрята­лось в темной комнате, а мы все, включая ее «сверстни­цу», зашли как бы невзначай в комнату, где раздался крик, от которого все выбежали в другую, освещенную комнату. Но на этом игра не закончилась. Неожиданно девочка выбежала из темной комнаты с игрушечным крокодильчиком в руках и стала гоняться за всеми уча­стниками игры с визгом и угрозами. Естественно, все за­мерли, укрылись кто где мог, и крокодильчик поплыл обратно, удовлетворенный произведенным эффектом.

После игры, когда мы прощались, девочка подала ле­вую руку, т. е. природно у нее правополушарная на­правленность, а не левополушарная, как у родителей. И в игре произошло то, чего следовало ожидать,— акти­визация деятельности ее заторможенного правого по­лушария. На это обратили внимание родителей и реко­мендовали больше ходить на спектакли, музыкальные

представления, танцевать и играть дома. Впервые в жиз­ни мать решилась на прогулке вылепить снежную бабу и вместе с дочерью украсить ее. Отец посмотрел на это из окна и сказал: «Да вроде красиво». Спасибо ему и за эго.

Мальчик 6 лет с неврозом страха до сих пор видит «живую» Пиковую даму. Очень уж он впечатлительный. На юге, где он был впервые в жизни, сверстники от не­чего делать рассказывали истории — одну страшнее дру­гой. Но для них это было самолечение, преодоление страха, точнее, его недопущение, отбрасывание, изгна­ние. А наш чувствительный пациент оказался как раз подходящим объектом для этого — был «готов» впиты­вать страхи других, но «переварить» не мог, и произош­ло критическое их накопление.

В игре роль Пиковой дамы исполняла художественно одаренная студентка, преобразившаяся до неузнаваемо­сти, насылавшая на всех самое плохое — грустные мыс­ли, страхи, неуверенность в себе, нелюбовь к родителям, непослушание. Желала она детям, чтобы они были кап­ризными. Тем не менее мальчик собрался с силами и твердо заявил (вместе с остальными участниками иг­ры), что не будет подчиняться Пиковой даме, сможет за­щитить себя и прогнать ее навсегда (мать была среди тех, кто это поддерживал). Более того, он заявил, что сможет защитить и всех остальных. Пиковая дама вы­нуждена была ретироваться, а кроме того, обещала, что так больше вести себя не будет, станет воспитательни­цей и будет помогать детям в преодолении страхов и не­уверенности в себе, а также восстановит дружеские от­ношения со всеми людьми на свете.

Как позднее сообщила мать, у мальчика, когда он по­шел в школу, были хорошие отношения с учительницей уже немолодого возраста. Если бы мы не проиграли исто­рию с Пиковой дамой до школы, то неизвестно, как бы

сложились их взаимоотношения. Когда к нам впервые обращаются с просьбой восстановить взаимоотношения в коллективе, мы нередко убеждаемся в наличии исход­ного страха конфликта или непонимания со стороны учителя, не нашедшего контакта с учеником, у которого замечают только отрицательные качества.

Очень неприятная история случилась с одним хоро­шим мальчиком 5 лет, от природы впечатлительным и художественно одаренным. Когда они были в Эрмита­же, его старший брат 7 лет упросил всех посмотреть му­мию (слышал о ней от друга). Дома старший и младший возбужденно рассказывали о своих впечатлениях. Когда же мать попыталась уложить их спать, старший заснул, а младшего стали мучить кошмары. По словам матери, он не отпускал ее ни на шаг: в каждом углу ему чудилась мумия. Как только мать выходила из комнаты, мумия сразу «приходила» к нему; ночью были слышны беспре­рывные вскрикивания, а потом ребенок стал сам прибе­гать к матери по ночам, так как уже был неспособен засыпать самостоятельно. Затем он увидел в метро ни­щего-калеку без рук, после чего стал «видеть» в пустой комнате не только мумию, но и инвалида.

Некоторым психиатрам, не знакомым с психологией как таковой и с психологией развития ребенка в част­ности, не составило бы труда поставить диагноз «шизо­френия», поскольку симптомы этой болезни были налицо: «галлюцинации», «бредовая интерпретация реальных событий», «уход в себя», «настороженность в отношении новых контактов». А то, что мальчик обладал художе­ственной одаренностью (оба родителя музыканты) и об­разной памятью, уже не говоря о повышенной внушае­мости в возрасте, когда проявляется страх смерти, оста­лось бы незамеченным.

На приеме ребенок вначале сражался со специалистом, используя все виды оружия (лук, игрушечные пистолеты,

мечи и пр.). Побеждали они поочередно. Осмелев, он стал стрелять из лука в фигуру воина-масаи. В заклю­чительной части игры он лежал на полу и стрелял из пистолетов резиновыми пулями в идущих на него ро­ботов (механические игрушки). Роботы, естественно, па­дали и уже никому больше не угрожали. К тому же неко­торые роботы были без рук, кто-то из них вообще не мог сдвинуться с м.еста, явно подчеркивая свою беспомощ­ность — таких уже трогать нельзя, несмотря на гроз­ный вид.

После игры мать сообщила о значительном уменьше­нии у сына страхов мумии и инвалида. Ночью мальчик перестал плакать, хотя и прибегал к матери по привыч­ке. Днем стал заметно спокойнее, ему не мерещилась, как раньше, в каждом углу мумия. И самое трогатель­ное — после частичного снятия страха (требуется время, чтобы он прошел полностью) стали значительно нежнее отношения с матерью. Она рассказывала: «Он стал меня обнимать, целовать, недавно признался в любви, очень уж напоминает меня в детстве: та же впечатлительность и те же страхи. Меня было невозможно брать в кино. Я всего пугалась; даже если взрослым казалось, что страшного ничего нет, я его находила, выдумывала, представляла. Иногда я рыдала в кино от страха или жалости. А начались у меня страхи от увиденных ужа­сов именно в 5 лет (аналогия с сыном). Я это хорошо помню! И продолжалось все это лет до 13».

Мальчик еще два раза приходил с матерью и стар­шим братом к нам просто поиграть вместе с другими бо­ящимися детьми. Дома игры продолжались, а на приеме мы, как всегда, хором произносили в конце: «Лева хороший мальчик. Мумии только в музее и в Египте. Мертвые есть везде, но Лева здоровый, сильный, и ему ничего не грозит. Он молодец, у него все получилось, и те­перь он может заниматься чем хочет и как хочет (под­разумевалась музыка)». А уже через месяц навязчивый

страх мумии (смерти) прошел окончательно. Мальчик добился успехов в музыкальном творчестве.

Страх родителей также нередко встречается в нашей практике. С иногородним мальчиком 8 лет с многочис­ленными проблемами мы работали ежедневно 7 дней. Главной эмоциональной проблемой у него был страх матери: очень уж она правильная, гиперсоциальная, ти­па А, с сугубо левополушарной направленностью. И муж у нее ходил по струнке и крестился каждый раз, прежде чем войти в дом. Причину такого строгого отношения ко всем представителям мужского пола мы выяснили, но как помочь мальчику в преодолении глубоко запавшего в душу страха? На предпоследнем занятии (после игр № 1—15) мы предложили ему быть строгим учителем, а мать, как и следовало ожидать, стала ученицей. Учи­тель вел себя подчеркнуто правильно, требовательно, да­же придирчиво, все попытки ученицы высказать свое мне­ние пресекались: ее пересаживали на последнюю парту или же она стояла в углу; постоянно подчеркивались ее недостатки, пороки, ошибки и любые недочеты. Учитель в конце концов не выдержал и во всеуслышание заявил, что завтра будет родительское собрание и что если на нем будет кто-то отсутствовать, то последует немедленное отчисление из школы. Мать мальчика на собрании стала собой, а он по-прежнему играл роль учителя, выясняв­шего, почему некоторые ученики неправильно себя ве­дут в классе: не поднимают вовремя руку, молчат или отвечают невпопад. Последовали советы, рекомендации. Все это старательно записывалось, а мать, между про­чим, поняла, до какой степени она была неправа, как и то, что нельзя быть такой эгоистичной и не помешало бы родить второго ребенка, лучше девочку, похожую на нее. Действительно, через год появилась дочка, копия мамы, а мальчика она стала любить еще больше, впро­чем, как и мужа. Значит, созрели чувства да и обстоя­тельства помогли, как и наша консультация и игра.

Для эмоционально-чувствительных и впечатлитель­ных детей разлука с матерью в первые годы жизни представляет собой весьма серьезное испытание, способ­ствующее нарастанию страхов и тревог, неуверенности в себе или, реже, агрессивности. Так, мальчик 4 лет не отпускал мать от себя ни на шаг (жили они вдвоем); пос­ле детского сада мог ударить в отместку за вынужденное посещение «любимого» учреждения. В ходе игры внача­ле мать заменяли курсанты, имитируя группу детского сада, затем все вместе шли домой, толкая друг друга, так как рядом не было воспитательницы. На втором занятии были игры № 1—3 («Пятнашки», «Жмурки», «Прятки»). Поскольку у матери были тяжелые роды с от­сутствием схваток и преждевременным отхождение вод, то на третьем занятии были воспроизведены и сами ро­ды по изложенной нами методике. На четвертом занятии проигрывалась разлука с матерью в первые годы жизни. Все незаметно исчезали, включая мать, а мальчик про­должал играть в присутствии специалиста, вышедшего затем из комнаты на короткое время. Когда все верну­лись, стали хвалить мальчика, так как он нашел себе занятие и не плакал, как это делают совсем маленькие дети. После этого малыш перестал бить мать, которая оценила это и еще больше полюбила сына *.

Другому невротически привязанному к матери маль­чику 7 лет помог его же сверстник, игравший как ни в чем не бывало в отсутствие взрослых и все более во­влекавший в спортивные игры нашего пациента. Уча­стие матери оказалось излишним, и ей самой пришлось ждать, пока сын закончит играть. После игры ребенок стал вести себя более самостоятельно и уже не нуждался в ежеминутном присутствии матери.

* На примере этого случая очевидно, что, несмотря на изложен­ную нами последовательность игровых занятий, иной раз ее нужно менять в зависимости от конкретного случая.

Часто болеющий мальчик 10 лет требовал, чтобы мать провожала его в школу, встречала и была затем посто­янно с ним рядом. Это началось, когда ребенку было пол­тора года, мать (типа А) вышла на работу, а сына отвез­ла к своим родителям в другой город. Там наш будущий пациент скучал, плакал, затем вроде бы привык, а ког­да его привезли обратно к трем годам, то мать не узнал, не обнял, не поцеловал. Затем его сразу отправили в дет­ский сад, где он испытал потрясение, находясь среди вольно себя ведущих сверстников. Ему не удалось пол­ностью адаптироваться в классе, он обособлен и одинок, хотя у него незаурядные способности и его хвалят все учителя.

Вначале мы проиграли разлуку с матерью. Мать осталась собой, дедушкой стал специалист, бабушкой — студентка. Драматизировалась разлука — мать загрусти­ла, даже немного «всплакнула», и поезд под песню «Мы едем, едем, едем в далекие края...» двинулся с нараста­ющей скоростью к месту его первой «ссылки». Затем состоялась встреча с дедушкой и бабушкой, дотошно выясняющими у торопившейся в обратный путь матери, умеет ли внук сидеть на горшке, пользоваться ложкой и т. п. Одна группа курсантов хором говорила, что он ничего не умеет делать, его всему надо учить, другая группа так же эмоционально уверяла, что мать научила его всему, что нужно знать и уметь в таком возрасте. Тут же мальчик продемонстрировал все умения и навы­ки. Мать вскоре уехала. Если у мальчика после возвра­щения и были еще случаи энуреза, то после игры они прекратились полностью, мать поняла свои ошибки, ста­ла более нежной и внимательной к сыну, тем более, что он у нее один.

Мальчик 6 лет с неврозом страха в 3 года испытал по­трясение: захлопнулась дверь в квартире, и они с матерью оказались по разные стороны, пока не подоспела специа­лизированная помощь. Но страх замкнутого пространства

и неожиданного воздействия остался: даже у себя в ком­нате он всегда оставлял дверь открытой. Вначале все участники игры образовали постепенно уменьшающееся в размерах помещение, мальчик же должен был найти щель (дверь) и выйти наружу. Затем мать зашла в лифт, дверь которого заклинило. Она и все остальные начали охать, причитать, расстраиваться. Как раз вовремя по­явился техник с ключом и прочими инструментами (сам ребенок), открывший дверь и выпустивший всех, в том числе и мать. В третьем действии мальчик сыграл себя. Дверь в квартире захлопнулась, но он решил подождать родителей, а пока поиграть, отыскав спрятанные заранее игрушки. Пришедшие родители были поражены его му­жеством, но не забыли напомнить, как правильно обра­щаться с дверью.

Весьма типичный случай у мальчика 9 лет с неврозом страха. Он панически боялся несчастья, беды, имея от природы правополушарную направленность, был худо­жественно одарен, родители с левополушарной направ­ленностью были инженерно-техническими работниками. Единственной отдушиной была бабушка-врач, правда, очень тревожная и мнительная, она всего боялась, осо­бенно происшествий на улице. Итак, беспокойная ба­бушка всегда водила внука за руку до и после школы, что вызывало у сверстников улыбки. Боялся мальчик всего неожиданного, особенно когда оставался один,— смерти своей и родителей, незнакомых людей, перед сном — всяких чудовищ, не говоря уже о страшных снах, темноте и высоте. Так и мог он остаться с подоб­ными страхами на всю жизнь. Для преодоления всех этих страхов была проведена серия игровых занятий. В результате прошел страх несчастья, так как мальчик смог утвердиться в своих возможностях, как и бабушка, активно участвовавшая в игре.

Кто не падал в своей жизни, тем не менее внешне безобидные падения в первые два года жизни непроиз­вольно сопровождаются ужасом и нередко могут оставить

неизгладимый след в психике ребенка, что будет не толь­ко препятствовать возможности стать альпинистом или вообще подниматься на высоту, но и ограничивать про­цесс самопознания.

Так, работая с мальчиком 9 лет с истерическим нев­розом по программе преодоления страхов, мы случайно выяснили у родителей (вернее, они вспомнили), что он в 10 месяцев упал с горшка. Тогда родители вместо по­мощи устроили ему «разнос», как будто они сами никог­да в жизни не падали, не важно откуда. Между прочим, мальчик до сих пор сходит по лестнице, держась за пе­рила, а в метро ни за что не встанет на эскалатор, а будет стоять перед ним, как вкопанный. Была разыграна, как можно предположить, сцена в детском саду, где пола­галось перед дневным сном посетить туалет, в кото­ром стройными рядами стояли горшки (это были ма­ленькие стульчаки). Вот тут и случился конфуз: один из «детей» (курсант мужского пола) свалился со стульчака, т. е. с горшка, испуганно закричал, все стали его стыдить, а наш герой спокойно сказал: «С кем этого не бывает». Преодоление этого страха так подействовало на мальчика, что у него днем прекратились случаи энкопреза (недержа­ния кала) и энуреза (ночного недержания мочи).

Неприятные истории связаны с достаточно частыми ожогами у детей, пока они не научатся распознавать опас­ность. Мальчик 9 лет с истерическим неврозом обжегся кипятком из чайника в 1 год и 3 месяца: он залез на стул и опрокинул его с плиты на себя. С тех пор он боится всего горячего: чай должен остыть, еда должна быть чуть теплой, а выйти на пляж и полежать вместе с родите­лями на солнце — это уже непосильная задача. Может показаться, что все это мелочи, с кем не бывает, но не для специалиста, представляющего, как трудно жить с этими страхами, и знающего, как можно их устра­нить. В данном случае в процессе игры все мирно пили чай, рассказывая, какие жуткие истории происходят

иногда с детьми и взрослыми — кто-то уронил чайник, кто-то раскаленный утюг, у кого-то сгорел радиатор, взорвался телевизор и еще многое другое. Однако маль­чик до прихода взрослых успел вовремя убрать кипя­щий чайник, снять раскаленный утюг, убрать радиатор и выключить телевизор. Все его похвалили и пожелали счастья. После проигрывания истерики прекратились, ребенок стал, более спокойным и уравновешенным.

О страшных снах тоже уже шла речь, тем не менее до­полним тему. Девочке 8 лет с неврозом страха, тиками, энурезом и невропатией («не хватает» только заикания) неоднократно снился сон, где она встречалась со старой бабушкой, какой-то странной, вроде бы пьяной (изменен­ной). Подобный сон неслучаен, так как в семье все ста­ли настолько нервными вследствие постоянных неуря­диц, что начали забывать, какими они были раньше. Мы проработали проблемные ситуации в семье (без уча­стия девочки), после чего заметно утихли конфликты, по­скольку все любили девочку, а ей требовалась помощь. Далее все происходило по уже известному сценарию: родители, бабушка, специалист и двое курсантов прихо­дили «во сне» в разных ипостасях и безуспешно пыта­лись напугать девочку. Затем все говорили хором в отда­лении: «Лена спит спокойно, крепко, глубоко, ей ничего не мешает, а если что-то приснится, то только хорошее, приятное, а утром она встанет как ни в чем не бывало и будет чувствовать себя отлично!» В результате девочке перестали сниться не только плохие бабушки (отраже­ние страха Бабы-Яги в первые годы жизни), но и вообще страшные сны, она смогла легче просыпаться утром и охотнее идти в школу. Вместе с ночными страхами пре­кратился и энурез, поскольку она смогла вовремя вста­вать ночью, да и тики сошли на нет, раз она стала более спокойной.

Страх уколов преследовал подростка 12 лет днем и ночью, а появился он в конце первого года жизни,

когда мальчика поместили в больницу без матери и де­лали многочисленные инъекции лекарств. Мы знаем, насколько травматична для годовалого впечатлитель­ного ребенка встреча с незнакомыми людьми, особенно в отсутствие матери. После больницы привести его на прививку стало невозможно, более того, он не выносил щекотки, а также поглаживания. Подобная ситуация не­случайна, являясь следствием страха неожиданного воз­действия. Именно до двух лет дети боятся посторонних и прячутся за родителей при появлении незнакомого взрослого. Существующий страх боли (уколов) обычно проходит к концу третьего года жизни. Однако у нашего пациента и в 12 лет он оставался на прежнем уровне и стал еще сильнее, так как мальчик постоянно испы­тывал душевную боль из-за конфликтов родителей, пос­ледующего развода, а затем невроза матери, компенси­рующей свои неурядицы с помощью физических наказа­ний сына еще в дошкольном возрасте. Тут уж не надо быть пророком, чтобы предположить сексуальную не­удовлетворенность матери. С ней мы провели посильную работу, учитывая ее экономическое положение,— обра­дованный разводом муж исчез, испарился, чтобы не заботиться о сыне и не платить алименты.

С участием матери мы проиграли страх мальчика: вначале он был доктором, а специалист — больным, убе­гающим от доктора, державшего в руке громадный шприц. Тем не менее пациента поймала медсестра (мать), и ему пришлось, несмотря на все крики, мольбы о по­щаде, вынести экзекуцию укола. Затем роли перемени­лись — мальчик стал пациентом, специалист — докто­ром, а мать осталась суровой медсестрой. Пациент «стой­ко» вынес все страдания (легкое покалывание), и на этом мы расстались.

На следующий день он должен был сдавать кровь из вены. В поликлинике во время процедуры сломали две иголки — так он дергался. Тогда в кабинет вошла

разгневанная мать и сказала в сердцах: «Ты что, Дима, мы это уже проигрывали!» После ее слов наш пациент спокойно дал руку и медсестра сделала укол. Позвонив вечером, мать сообщила, что все в порядке, затем к те­лефону подошел сын и сказал только одно слово: «Спа­сибо». Ответ на вопрос «Почему же не помогло проигры­вание?» до банального прост: «Нужно было время, чтобы проигранные стрессы преодолелись, улеглись, а для это­го требуется несколько дней, иногда — неделя». Вот по­чему мы проводим занятия раз в неделю, чтобы прора­ботанный материал уложился в памяти, исчез или «спо­койно лег спать крепким сном».

Страх выступления, просто ответа на элементарный вопрос прохожего на улице, неспособности вовремя под­нять руку в классе, тем более принять участие в каких-либо праздничных мероприятиях,— «обычное дело» для детей с неврозами. Родители же на это реагируют по-разному: кто-то стыдит, читает мораль, а кто-то приво­дит собственный пример успешного выступления, кото­рый не всегда соответствует действительности. Как бы там ни было, подобные откровения усиливают чувство вины у детей. Некоторые взрослые могут наказать и бо­лее «действенно» — ударить, шлепнуть и даже выпороть ремнем. Тем не менее страх выступления, несмотря на все эти «мероприятия», только усиливается и начинает уже вызывать гнев у очень принципиальных и не терпя­щих возражений родителей. И они продолжают следовать в воспитании ребенка тем же путем. Да, у него есть не­удачи, он не может так быстро, как родители, в соответ­ствии с их легендой, отвечать просто потому, что у него не все благополучно с нервной системой — долго не мо­жет заснуть, с трудом просыпается, утром бывает вя­лый, не может вспомнить, «сколько будет дважды два». Но ему постоянно даются наказы нетерпеливыми родите­лями, бабушками и дедушками отвечать быстро и толь­ко на «отлично». О том, что это невозможно, взрослые

не задумываются. Они не подозревают, что их отрок с правополушарной направленностью, да еще переучен­ный насильно с левой руки на правую, т. е. с «удвоен­ной» правополушарной направленностью, вдобавок име­ет нервно-психическое заболевание в виде невроза. Суть его как раз и заключается в необъяснимом для окружа­ющих торможении при внезапном вопросе учителя, про­хожего на улице или окрике не слишком спокойных ро­дителей, даже при дружном смехе детей в классе.

Эта проблема разрешается просто. Так, мальчик 8 лет с неврозом страха взял на себя роль учителя, стал вы­ступать как заправский педагог, которого все беспреко­словно слушались, включая специалиста в роли ученика. При перемене ролей «ученик» отвечал быстро и ре­шительно даже у воображаемой доски. Самое удивитель­ное, что у него в школе заметно повысилась успеваемость и он перестал беспокоиться по поводу своих оценок.

Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 604 | Нарушение авторских прав