АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Тема 6. Замечания по специфике работы

Обида.

Стоит сделать несколько замечаний по поводу проявлений переживания обиды в сессиях, посвященных проработке травмы. Обида многими авторами рассматривается не как полноценная эмоция, а как композиция, включающая страх, злость, любовь. С точки зрения гештальтподхода обида это феномен при разрыве слияния. Этим словом субъект обозначает возрастающую тревогу и возбуждения, специфически связанной с разрывом или угрозой разрыва слияния.

В эпизодах травмы выражение обиды в адрес какой-либо фигуры актуально может свидетелствовать о мотивах и интересазх, связанных с этой фингурой, и обозначать вектор агрессии. Противопоказано "убирать обиды" или поддержиывать у клиенту тему "отказаться от своей обиды"такая редукция может вести к потере контакта.

Исходя из эти соображений, хотя не всегда самый лучший выбор использовать для выражения обиды «эксперимент с пустыми стульями». Позитивный результат, которого можно ожидать, это то, что человек вернет себе право идентифицировать себя как отдельную личность, имеющую собственные границы и собственную ценность. И сообщение другому о том, что "я имею обиду на тебя" в контексте работы со слиянием имеет прогрессивное значение.

Прощение.

Часто человек, переживший фрустрацию, сообщает: я простил агрессора, но в теле осталась боль. Мы заметим, что в этом высказывании отражены определенные моральные ценности, которые ошибочно спроецированы в композицию отношений. Терапевт может поддерживать иную практику. Я часто рекомендую своим пациентам. "сначала стоит выразить недовольство и восстановить свои права, даже наказать обидчика, если он того заслуживает, а после этого свободно и осознанно простить его и отказаться от претензий. Кстати, именно такая этика (практика) декларируется в отношении правонарушителей в уголовном праве: человек, совершивший преступление, должен понести наказание, после этого ему возвращаются его права. Прощение как поступок символизирует расставание с прошлым и восстановление контакта.

Контрпереносы..

Для иллюстрации темы приведем фрагмент супервизии. В этом фрагменте работы супервизор сосредотачивает внимание на контрпереносе терапевта. Сильные чувства терапевта отвлекают его от внимания к композиции эпизода (события), и от того, чтобы помнить о фрустрированных мотивах клиента. Терапевт может быть захвачен стереотипами житейской логики, в которой желание "избежать боли" становится доминирующим. Мы понимаем, что в житейской логике есть здравый смыл, основанный на опыте контакта с внешним миром. действительно, не стоит человек идти туда, где его будут обижать или где он будет испытывать физическую боль. Житейская логика, как упоминалось выше, распространяет эту идею и на внутренний мир человека. Получается несколько странная идея о том, что "если тебе больно внутри, то лучше сделать что-то, чтобы не болело, отвлечься". Терапевт может оказаться вовлеченным в эту житейскую логику и поддержать страх клиента перед самим собой, вместо того, чтобы поддержать клиента в его встрече с самим собой.

Хотя клиент говорит"я не хочу думать об этом", это сообщение "хочу" не стоит интерпретировать как проявление ЭГО функции. Скорее это проявление конфликта между той частью души клиента, которая желает наконец освободиться от боли, проявить ее, и той другой частью, которая охраняет статус кво и препятствует исцелению и самораскрытию. Действия второй части (тенденции) есть следствие социального опыта (" если раскроешь чувства, то потеряешь бдительность, станешь уязвимым, станешь объектом социальной атаки"). И отчасти есть результат страха перед потерей контроля и психозом (захваченности аффектом).

Действия "второй части" (которая дает информацию о наличии сильного неприятного чувства) нацелены на то, чтобы избавиться наконец от страдания.

Итак, вот фрагмент диалога в ходе терапевтической сессии:

Клиент: я испытываю ужас при мысли о приближении чувства, которое для меня стыдно и непереносимо. Это страшно даже упоминать об это чувстве

Терапевт я предлагаю тебе избавиться о этого чувства, о этой реакции.

Клиент: нет, я не могу. я снова чувствую себя брошенной в этой ситуации.

Комментарий супервизора. Терапевт может обратить внимание на то, что он фокусирует свое внимание и внимание клиента к реакции ан фрустрацию, и обходит свои вниманием ту потребность, внутренне желание живого существа, которое было фрустрировано. Терапевт предложил клиенту борьбу с ужасом и переживанием пустоты. Но пропустил то желание, которое имело место и пропускает желание, адресованное другому, историю про фрустрацию, которая сопровождала это желание. И терапевт поддерживает ту часть клиента, которая хочет подавить реакцию, так как устала от этой своей реакции. Но терапевт игнорирует того «живого младенца», который имеет "хотение-желание».

Этот выбор фигуры, сделанный терапевтом, не нейтрален в плане дальнейшего развития сессии и контакта.

Чувства к травматику:

Вот пример чувств, высказанных в круге обратных связей. Разочарование, нежность, раздражение за неясность того, что происходит внутри. Растерянность и недоумение. То есть расщепление на взрослое рациональное и что-то инфантильное. Совсем нет отношения к человеку, который перенес травму и рассказывает о ней, как к страдающему человеку.. Чаще всего в группе мне приходится сталкиваться с проявлениями сочувствия и опаски, дистанцирования и иногда испуга со стороны тех, кто наблюдал работу по поводу травмы. Если отметить, что травматики часто с полным игнорированием контекста предлагают свои случаи даже на демонстрационных группах, в малознакомом обществе, То негативный психотерапевтический эффект этого феномена очевиден. Присутствующие реагируют дифлексивно или агрессией, редко с искренним сочувствием. Для проявления сочувствия терапевту часто надо создавать специальный контекст в группе.

Другую помеху в проявлении чувств создают спонтанные неконтролируемые реакции сброса напряжения. Человек может легко расплакаться, когда рядом кто-то беспомощный. Или проявить сентиментальность с элементом превосходства. И такие реакции тоже будут формой ухода от контакта.

Конечно, приходится признать, что само присутствие при той ситуации, что спокойный человек, вся жизнь которого только что казалась ясной, вдруг раскрывает негативный опыт своего переживания, как ни странно, действительно является травмирующим фактором для группы как системы. Этот феномен описывала в том числе Альбина Локтионова в работе, исследующей социальные механизмы, которые поддерживают "культуры травматизации" в обществе.

" Теперь мне придется как-то менять свое представление о себе, о событиях группы и об этом человеке, возможно, даже о жизненных ситуациях! И это такая большая душевная работа.! Его рассказ о неприятном это реальная атака на мой успокоенный внутреннйи мир и успокоенный налаженный мир взаимодействий нашей группы". (из самоотчета участницы группы).

Терапевту в группе стоить учитывать этот факт. То, что группа реально переживает публичную проработку эпизода травмы как болезненное, хотя и очищающее дело. В группе человек находит безопасное место и рассказывает о перенесенных чувствах. Важно, чтобы человек, который говорит о странных чувствах, не был отвергнут или осужден. В то же время не стоит, очевидно, смаковать "ужастики".

Замечания о позиции терапевта в сессии с травмой.

Переживания травмы клиентом настолько сильны, что терапевту наверное невозможно оставаться в полном эмпатическом сопереживании и копирования переживания клиента. Но восстановление контакта есть цель (декларируемая) гештальттерапии. Рядом с второй целью – подержание границы. Так как контакта)(встреча) как мы понимаем без оформления границ организовать невозможно. Как же быть. Наверное, терапевт может поддерживать контакт с человеком и сочувственно присутствовать при том контакте клиента с чувствами, разными, контакт с которыми восстанавливается в данный момент с клиентом.

Не стоит клиенту оберегать клиента от контакта с чувствами, которые тот переживает. Но терапевту также стоит понимать, что часть этих чувств обращены не к нему как к человеку, а к кому-то из прошлого, и в этой композиции отношений терапевту отводится роль сочувствующего и сопереживающего свидетеля. Будет ли в состоянии человек (терапевт) поддерживать такой тип границ?

Например, клиент выражает ярость «в присутствии терапевта», а терапевт сможет, пытаясь сохранить контакт и запутавшись в композиции, настаивать ан то, чтобы клиент выражал ярость ему, терапевту, «сохраняя контакт». Это кажется смешным и наивным в письменном виде, но ведь бывает?!. Потому что не всегда удается различить, где потеря контакта состоялась из за проекции, а где из-за прорвавшейся травмы. И такая тактика «псевдоподдержания контакта» ставит клиента в безысходное положение. Терапевт предлагает ему, клиенту, нечто удивительное. Либо отказаться от своего чувства, сделать дифлексию. Либо уничтожить своей яростью и болью того, кто сейчас единственная надежда на помощь. И оставаться в одиночестве.

Откуда эта путаница, которую часто приходится наблюдать? Возможно, терапевту не всегда удается вовремя дифференцировать факт травмы, ситуацию незавершенного действия и «нагнетание чувств и уход от контакта», которую демонстрирует в диалоге с демонстративным пациентом. Заметим, что при феноменологическом построении сессии такая опасность уменьшается, а при интеракционном построении диалога опасность сбоя такого типа увеличивается.

Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 681 | Нарушение авторских прав