АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Массаж для ребенка (детей). Как правильно делать массаж детям (ребенку). Массаж грудным детям (грудному ребенку) 13 страница

— Но мне и здесь хорошо, — начинает она. — Правда, была у отца одна картина. Пляж. На песке он нарисовал морских звезд. Я никогда не держала в руках настоящую морскую звезду. Было бы здорово отправиться на тот пляж или, может, какой-нибудь похожий.

Погрузившись в воспоминания, она не сводит невидящего взгляда с покрытой кафелем стены. Очнувшись от забытья, спрашивает:

— Как вода? Готова вылезать?

— Ага.

Накидываю ночную рубашку. Дейдре, набрав в ладони немного лосьона для тела, разминает мне мышцы стопы и голени. Признаться, массаж и впрямь снимает некоторое напряжение. Девушка зажигает свечи, уверяя, что их благовоние поможет мне заснуть. Они вроде бы должны издавать запах лаванды и еще чего-то под названием сандаловое дерево, но, едва я погружаюсь в полудрему, как их аромат уносит меня на залитый солнцем пляж, изображенный на еще не просохшем холсте.

Следующим утром просыпаюсь до рассвета. Мне приснилось, что в мою комнату зашел Габриель. В руках у него поднос, на котором лежит атлас. Этот как будто не очень страшный сон оставляет за собой тяжелый след. Меня буквально пронизывает острое чувство одиночества.

Выхожу в тускло освещенный коридор. Почти все ароматические палочки перестали тлеть, и в воздухе стоит слабый запах горелых духов. Дженна с Сесилией еще наверняка спят. Ну уж Сесилия точно. С наступлением третьего триместра раньше полудня она не встает. Уверена, хотя бы одна из них пустит меня к себе в кровать. Может, хоть так мне удастся снова заснуть.

Стучу в дверь Дженны. Из комнаты доносится еле слышное хихиканье, потом шуршание.

— Кто там? — спрашивает женский глосс.

— Это я.

Снова приглушенный смех.

— Заходи.

Открываю дверь. Спальня освещена теплым пламенем свечей. Дженна, сидя на кровати, пытается расчесать пальцами спутанные волосы. Рядом с ней Линден. Его бледный торс обнажен. Он с раскрасневшимся лицом завязывает тесемку на пижамных штанах. Потом наспех набрасывает на плечи рубашку и, так и не застегнувшись, поднимается и идет к двери.

— Добрая утро, милая, — здоровается он, даже не смотря на меня.

В этой ситуации нет ничего странного. Все совершенно нормально. Дженна — его жена, он — ее муж. Пора бы уже к этому привыкнуть. Я бы рано или поздно все равно хоть краешком глаза увидела, что происходит за закрытыми дверями этой комнаты. Щеки помимо моей воли заливает болезненный румянец, Линден тоже выглядит смущенным.

— Доброе, — удается мне произнести без запинки.

— Время раннее. Поспи еще, — говорит он и, быстро поцеловав меня в губы, выскакивает за дверь.

Поворачиваюсь к Дженне. Она обходит комнату, задувая свечи. На ее блестящей от пота коже мерцают всполохи пламени, виски влажные, пуговицы на сорочке застегнуты неправильно. Я никогда не видела ее такой — прекрасной и неукротимой. Должно быть, этот образ она приберегает только для Линдена. Стараюсь побороть в себе приступ ревности. Какая нелепица! У меня нет причин ревновать. Если уж на то пошло, она оказывает мне услугу, отвлекая на себя внимание мужа.

— Тоже думаешь, что запах от них просто ужасный? Воняют, как плохо выделанная кожа. Комендант Линден решил, что они создают нужное настроение.

— Долго он здесь пробыл? — уточняю я ровным голосом.

— Ух, всю ночь, — отвечает она и заваливается обратно на кровать. — Боялась, что никогда не уйдет. Он считает, что если мы все это проделаем кучей разных способов, я обязательно забеременею.

Изо всех сил стараюсь не покраснеть. На полу лежит раскрытая «Камасутра», любимое чтиво Сесилии.

— А ты этого хочешь? — спрашиваю я.

— Раздуться как шарик? Еще чего, — фыркает она. — Но что я могу поделать? Кстати, я и сама не знаю, почему он еще не сделал мне ребенка. Наверное, просто везет, — жестом она приглашает меня сесть рядом. — Так что у тебя стряслось?

В лишенной пламени свечей комнате почти кромешная темнота. Я даже не могу разглядеть выражение лица Дженны. Неужели я и вправду пришла сюда, чтобы лечь спать? Сейчас это кажется маловероятным.

— Я переживаю за Габриеля, — признаюсь я, сидя на краю кровати. На том самом месте, где Линден пару минут назад затягивал на себе пижамные штаны.

Никак не могу заставить себя забраться под одеяло.

Дженна садится и обнимает меня за плечи.

— С ним все будет хорошо, — обещает она.

Со скорбным видом изучаю собственные колени.

— Ну ладно, хватит, поднимайся, — командует она и, рывком поставив меня на ноги, встает следом. — Я знаю, что тебе поможет.

Спустя несколько минут мы уже лежим на диване в гостиной, свернувшись калачиком под одеялом, уплетаем за обе щеки ванильное мороженое, которое Дженна заказала с кухни, и смотрим утренний повтор вчерашнего эпизода какого то сериала. Мыльные оперы — это вторая после любовных романов слабость Дженны. Все роли здесь играют загримированные под взрослых подростки. Дженна рассказывает мне, что актерский состав постоянно меняется. Это и понятно: сериал снимают уже более десяти лет, и первые исполнители ролей к этому времени уже мертвы. Свои роли сохранили только актеры из первого поколения. Она объясняет, кто из героев впал в кому, а кто, сам того не ведая, вышел замуж за близнеца злодея. Мы растворяемся в тусклом сиянии телевизионного экрана, и мое напряжение понемногу ослабевает.

— Чего вы так шумите?

В дверях, протирая заспанные глаза, стоит Сесилия. Ее тугой живот, кажется, вот вот лопнет, словно воздушный шарик. Она не застегнула несколько последних пуговиц на ночной рубашке, и нам хорошо видно, как сильно, до блеска, натянута кожа у ее пупка.

— Чем это вы тут занимаетесь ни свет ни заря?

— Сериал называется «Мир, который сошел с ума», — объясняет Дженна и пододвигается, чтобы освободить для Сесилии место на диване. Та втискивается между нами и завладевает ложкой, которую я воткнула в горку мороженого. — Видишь этого парня, Мэтта? Он влюблен вон в ту медсестру, поэтому нарочно сломал себе руку. Но сейчас она ему скажет, что рентгеновский снимок показал у него наличие опухоли.

— Что такое опухоль? — Облизав ложку, Сесилия снова запускает ее в ведерко с мороженым.

— Это такое образование в теле. Сама болезнь называется «рак», — отвечает Дженна. — Действие происходит в двадцатом веке.

— Они будут заниматься сексом на этом операционном столе? — недоверчиво спрашивает Сесилия.

— Фу, какая гадость! — не выдерживаю я.

— По-моему это даже мило, — восклицает Дженна.

— А по-моему, опасно, — Сесилия в возмущении размахивает ложкой. — Там рядом лоток с иглами. Вон, совсем близко.

— Ему только что вынесли смертный приговор, — парирует Дженна. — Самый выигрышный момент, чтобы подкатить к любви всей своей жизни.

Пара на экране и в самом деле начинает заниматься сексом на операционном столе. Снято все довольно целомудренно: видны в основном только лица актеров, на общих планах их тела прикрыты различными деталями интерьера, но я все равно отворачиваюсь. Опускаю ложку в ведерко с мороженым и теперь жду, когда закончится романтическая музыка.

— Гляньте ка на эту недотрогу, — говорит Сесилия, заметив мою реакцию.

— Совсем нет, — защищаюсь я.

— Ты так и не переспала с Линденом. Чего ждешь, нашей золотой годовщины?

Сесилия — единственная, кто верит в то, что Вон найдет волшебный антидот и мы сможем дожить до старости.

— Происходящее в моей спальне тебя совершенно не касается.

— Это всего лишь секс, — не сдается Сесилия. — Делов-то. Мы с Линденом занимаемся им каждый день. Иногда даже по два раза.

— Да ладно, — вмешивается Дженна. — Не придумывай. Он так боится выкидыша, что к тебе с такими мыслями даже близко не подходит.

— Ну так будем заниматься, — вскидывается Сесилия. — Когда-нибудь эта дурацкая беременность все-таки окончится. Даже не надейтесь, что я одна буду рожать ему всех детей. — Она указывает ложкой сначала на Дженну, потом на меня. — Следующий ребенок с одной из вас. Тебе, Дженна, уж точно не отвертеться. Я заметила, как часто вы запираетесь вдвоем.

Сесилия, возможно, и не отличается особой наблюдательностью, но зато как будто всегда знает, что происходит в наших спальнях — или, в моем случае, чего там не происходит.

Дженна, заметно смутившись, отправляет в рот ложку мороженого.

— Мы стараемся. Но у нас почему-то ничего не выходит.

— Плохо стараетесь.

— Может, не будем об этом?

Они продолжают спорить, и я перевожу взгляд на экран. Там разворачивается ничем не примечательная сцена: двое о чем то беседуют. Я не хочу принимать участие в этом споре. Я больше сестра Дженне и Сесилии, чем жена Линдена, и я просто не могу заставить себя думать о нем как о любовнике. Ни о ком не могу так думать.

В голове снова возникает образ Габриеля. Вспоминаю наш поцелуй после урагана, тепло, окутавшее мое тело и приглушившее боль. Если нам когда-нибудь удастся сбежать из этого дома, перерастет ли наша связь во что либо большее? Не знаю, но притягательность идеи совместного побега как раз и заключается в том, что у меня появится возможность самой определить будущее наших отношений.

Между ног прокатывается жаркая волна. Мороженое во рту становится невыносимо сладким. Без всякой видимой причины у меня из груди вырывается вздох.

— Вы с Дженной как, ладите? — интересуется у меня Линден.

Мы с ним прогуливаемся рука об руку по сонному зимнему царству, в которое превратилась апельсиновая роща. Все вокруг белым бело. Идем по узкой тропинке, проложенной в высоченных, с меня ростом, сугробах. Я не подозревала, что зима здесь, на юге, может быть настолько суровой.

— Она мне как сестра, — киваю я.

Слова вырываются изо рта облачками пара. Взглянув на наши сомкнутые руки, Линден подносит мою, в толстой вязаной перчатке, к губам и запечатлевает на ней поцелуй. Прибавляем шагу.

— Она с тобой не очень-то разговорчива, так ведь? — уточняю я.

За те десять месяцев, что мы здесь пробыли, негодование Дженны, вызванное нашим пленением и убийством ее сестер, ничуть не ослабло. Я ее не виню. Даже если Сесилия и заметила некое напряжение в отношениях нашего мужа и сестры, она, скорее всего, просто порадовалась, что одной соперницей стало меньше. Стоит Дженне захотеть, она вполне могла бы побороться со мной за положение первой жены. Она обладает красотой и изяществом, у нее доброе сердце, и она умеет хранить верность, правда, только по отношению к тем, кто не причастен к расстрелу ее семьи.

— Да, за ней такое водится, — отвечает он. — Но вот вчера вечером она пригласила меня к себе в комнату, и мы, ну, знаешь, провели вместе какое то время, — он слегка краснеет. — И разговорились.

— Неужели? — удивленно сдвигаю брови. — О чем?

— О тебе. Она беспокоится за тебя. Скоро родится ребенок, да и вообще.

— Линден, но это даже не мой ребенок.

— Не твой, — соглашается он, — но Дженна рассказала, что отец держит вас в последнее время на коротком поводке и что тебе в этой ситуации особенно тяжело. Ты заботишься о Сесилии, хоть она сейчас совсем не подарок, и у тебя редко получается побыть с собой наедине.

— Три жены, скитающиеся целыми днями по запертому этажу, не оставляют друг другу возможности уединиться, — соглашаюсь я несколько растерянно. Что за игру затеяла Дженна?

Линден улыбается мне совсем по-мальчишески. Он сейчас точь в точь подросток с фотографии Роуз: его нос и губы раскраснелись, непослушные темные локоны выбились из под вязаной шапки.

— Я решил, что с этим надо что-то делать, — заявляет он. — Поговорил с отцом, и… Вот! — Мы останавливаемся. Линден опускает руку в карман своего шерстяного пальто и достает оттуда небольшую коробочку, завернутую в яркую бумагу. — До праздника зимнего солнцестояния еще целая неделя, но я подумал, что ты заслужила получить свой подарок пораньше.

Снимаю перчатки, чтобы развязать ленточку. Стараюсь управиться поскорее — на морозе пальцы быстро немеют. Под оберточной бумагой обнаруживается маленькая картонка. Снимаю с нее крышку, ожидая увидеть что-нибудь непрактичное, вроде золота или бриллиантов, но меня ждет сюрприз. В коробочке лежит пластиковая карта на серебряной цепочке. Точно такие же носят на шее все слуги.

Магнитная карта ключ от лифтов.

Это наконец происходит. Я становлюсь первой женой! И получаю определенную степень доверия, которая вытекает из моего нового положения. Невольно вскрикиваю от радости и тут же зажимаю себе рукой рот. Глаза блестят от с трудом сдерживаемого восторга. Мне только что подарили свободу. Упакованную в картонную коробочку.

— Линден!

— Ну, на все этажи с ней не попасть. Но ты сможешь спуститься вниз, когда тебе захочется прогуляться, и… — Я бросаюсь в его объятия, и он тут же умолкает, зарывшись лицом в мои волосы.

— Спасибо, — благодарю я его за подарок, ценности которого ему никогда не понять.

— Он тебе точно понравился? — шепчет он немного растерянно.

— Конечно, — искренне отвечаю я и отстраняюсь.

Снова его мальчишеская улыбка. В это мгновение он ни капли не похож на Распорядителя Вона. С этими яркими, покрасневшими губами Линден представляется идеальной моделью для отца Дейдре. Сейчас он видится мне таким трогательным, милым, неиспорченным. Он берет мое лицо в ладони и целует меня во второй раз за все десять месяцев нашего брака. Этот поцелуй я не прерываю.

Поднявшись к себе на этаж, несусь по коридору, выкрикивая имя Дженны. На шее болтается цепочка с магнитной картой. Едва уловимый вкус поцелуя Линдена перебивается тяжелым ароматом ладана, царящим в коридоре. Этот знакомый запах заставляет меня почувствовать себя путешественником, вернувшимся домой из дальних космических странствий.

Дженны нигде нет, а Сесилия спит. Ее храп слышен даже через закрытую дверь. Вызываю Дейдре. Она говорит, что Эдер тоже не знает, где его хозяйка, но мне не стоит волноваться, далеко уйти она не могла. Действительно, не могла. Поэтому я решаю дождаться ее в библиотеке, листая книги в поиске новых сведений о реке Рейн и ягодах рябины. Все мои усилия оказываются бесплодными, и я погружаюсь в изучение жизненного цикла колибри. От этого занятия меня отрывает приглашение Линдена спуститься к ужину.

Сесилия, отяжелевшая и неповоротливая на восьмом месяце беременности, приваливается ко мне, жалуясь на боли в спине. Слуга предлагает отнести обед ей в комнату.

— Не говори глупостей, — отчитывает она его. — Я буду ужинать с мужем, как и все остальные.

Заходим в обеденный зал. Вон и Дженна уже сидят за столом. В ее лице ни кровинки, глаза опущены, даже когда мы Сесилией занимаем за столом места по старшинству. В прошлом месяце Дженне исполнилось девятнадцать. Об этом не знает никто, кроме меня. Жить ей осталось не больше года. Я предложила ей бежать со мной, как только я придумаю стоящий план, но она отказалась. Ей все равно, будет ли Вон ставить над ее телом свои эксперименты. К тому времени она уже будет далеко отсюда, запредельно далеко, вместе со своей семьей.

Сейчас, сидя рядом с ней, я гадаю, чей прах получит Линден после ее смерти. Я уже дала себе слово, что меня на этих похоронах не будет.

К нам присоединяется Линден. Время за ужином течет тягостно. Сесилия настолько плохо себя чувствует, что даже не выражает недовольства по поводу карты ключа, висящей на моей шее. Вместо этого она ерзает на стуле, пытаясь занять положение поудобней. Один из слуг приносит подушку и подкладывает ее под спину Сесилии. Удивительно, но она принимает его помощь молча, а не срываясь, как обычно, на крик.

Все надеюсь увидеть Габриеля, но его нет среди тех, кто прислуживает нам сегодня за ужином. Я спрятала в наволочку его носовой платок и повсюду ношу с собой леденец. Продолжаю надеяться на то, что у Габриеля все хорошо и он скоро даст о себе знать. Полагаю, переживания столь явно отражаются на моем лице, что Вон решает поинтересоваться, все ли у меня в порядке. Я говорю, что просто немного устала, Сесилия заявляет, что готова поспорить насчет того, кто из нас устал больше, Дженна не произносит ни слова. Ее молчание только усиливает мою тревогу.

Самое малое, что я могу сделать, это поддерживать с Линденом непринужденный, светский разговор. В нашу беседу периодически вклинивается Сесилия. Дженна гоняет по тарелке кусочки вареной моркови. Вон говорит, что ей нужно поесть хоть немного. Он улыбается, но в голосе его звучит неприкрытая угроза, и Дженна подчиняется.

После десерта нас провожают обратно на этаж. Сесилия отправляется спать, а мы с Дженной молча проходим в дальний угол библиотеки.

— У тебя на шее ключ, — отмечает она.

— Тебе спасибо, — отвечаю я. В памяти всплывает утренний эпизод в ее спальне. — Как у тебя получилось его убедить?

— Да мне и стараться особо не пришлось, — рассказывает она, проводя пальцем по корешкам книг. — Словно он сам об этом уже подумывал. Его просто надо было слегка подтолкнуть. И так ясно, что у меня нет ни малейшего желания становиться первой женой, и потом жить мне осталось меньше года… — говорит она так небрежно, что у меня щемит сердце. — Сесилия, может, и продержится дольше нас всех, но с такой ответственностью ей не справиться. Остаешься только ты. Рейн, это должна быть ты. Он уверен, что ты его просто обожаешь. Тебе удалось мастерски его в этом убедить. Я и сама чуть было не поверила.

Моя привязанность к Линдену не совсем наигранна, но я не знаю, как лучше объяснить Дженне, что я на самом деле к нему чувствую, поэтому ограничиваюсь лишь еще одним «Спасибо».

— Но знаешь, будь поосторожней, — предупреждает она, наклоняясь ко мне в свойственной ей решительной манере. — Сегодня, пока ты была на прогулке, я уговорила одного из слуг сказать мне, где находится Габриель.

— Что? — Я не верю своим ушам. — Где он? С ним все в порядке? Ты с ним разговаривала?

— Попыталась. Когда слуга принес мне обед, я снова сделала вид, что недовольна едой, и, когда мы оказались вдвоем в лифте, нажала на кнопку тревоги. Лифт автоматически опустился в подвал.

— В подвал? — переспрашиваю я, сглатывая подступивший к горлу ком. — Но зачем?

— Габриеля перевели туда. На неопределенный срок, — объясняет она и бросает на меня полный сочувствия взгляд. — Прости. Я очень хотела его найти, но в первом же коридоре столкнулась с Распорядителем Воном.

Мне как будто дали под дых. Я сгибаюсь пополам, глотая ртом воздух, ноги подкашиваются, и я оседаю на пол.

— Он там из-за меня.

— Ничего подобного, — возражает Дженна, опускаясь на колени рядом со мной. — Там, внизу, куча комнат: убежище, медпункт для оказания экстренной помощи и кладовые, доверху набитые костюмами химзащиты, запасами медицинских принадлежностей и рулонами ткани для пошива одежды. Может, в переводе туда Габриеля нет ничего страшного. В этом доме у слуг постоянно меняются обязанности.

— Нет, — не соглашаюсь я. — Я точно знаю, что он там по моей вине.

Нельзя быть настолько беспечной: когда он меня поцеловал, дверь была распахнута настежь. Подумать только — настежь! Как же я могла так сглупить? Тот подозрительный шум. Это, скорее всего, был Вон. Он скрылся прежде, чем мы смогли его заметить. Ну и змеиная же у него натура!

В бессилии ударяю кулаком об пол.

— Послушай, — говорит Дженна, беря меня за руку. — Я сказала Распорядителю, что заблудилась, но он мне вряд ли поверил. Думаю, что из дома он меня больше не выпустит.

— Дженна, мне так жаль…

— Но я попробую переключить его внимание на себя. Я… ну не знаю, закачу истерику или Сесилию подговорю. Устроим полноценный скандал, и ты сможешь спуститься в подвал и поискать своего Габриеля. Договорились? — спрашивает она, откидывая с моего лба непослушную прядь. — Ты его обязательно найдешь и убедишься, что с ним все в порядке.

— И ты готова пойти на такое?

Улыбается. Я уже видела эту улыбку. На лице умирающей Роуз.

— Конечно, — уверяет она. — А что мне терять?

Пока мы в полной тишине сидим друг подле друга, ее вопрос не идет у меня из головы. Действительно, что ей терять? И где она провела столько времени после того, как натолкнулась в коридоре на Вона? В тот день, когда мы разговорились, лежа на батуте, она намекнула, что боится, но мне не хватило смелости уточнить, чего именно.

— Дженна, что он тебе сделал?

— Кто?

— Сама знаешь. Распорядитель Вон.

— Ничего, — отвечает она как то подозрительно быстро. — Я уже все рассказала. Он застукал меня в подвале и отправил обратно сюда.

— Тебя не было несколько часов.

Смотрит в пол. Приподняв лицо девушки за подбородок, ловлю ее взгляд.

— Дженна.

Ее хватает ровно на одну секунду. За это страшное мгновение мне удается разглядеть боль, притаившуюся в глубине ее глаз. В ней будто сломалось что-то. Она отстраняется и встает с пола.

— И откуда ты знаешь, что находится в подвале? — не сдаюсь я, следуя за ней к двери. — Ты же там не была нигде, кроме убежища. Откуда тебе известно про костюмы химзащиты и медпункт?

Я и Дженна заключили негласный договор не посвящать Сесилию в происходящее в доме. Мы присматриваем за ней, но из-за ее близких отношений с Линденом и Воном многого не рассказываем. Мне в голову не приходило, что у Дженны могут быть собственные секреты. Теперь я понимаю, что она с недавних пор не совсем со мной откровенна. Дженна останавливается, закусывает нижнюю губу. Взгляд опущен. В ушах звучит голос Роуэна: «Плохо, что ты такая чувствительная».

Но как же я могу быть бесчувственной? Как мне перестать переживать за других?

— Пожалуйста, — прошу я.

— Это неважно, — мягко говорит она.

— Скажи мне, что он сделал, — забывшись, я повышаю голос. — Что он тебе сделал?

— Ничего! — кричит она в ответ. — Все дело в том, что он может сделать тебе. Вон знает, что один раз ты уже пыталась сбежать, и хочет, чтобы я убедила тебя больше этого не делать. А я вместо этого иду на все, чтобы тебе помочь, поэтому заткнись и не мешай мне!

Я так потрясена, что не делаю попытки ее удержать. Она пулей вылетает из библиотеки, с грохотом захлопывая за собой дверь.

Голограмма в камине вздрагивает.

Меня весь вечер не покидает чувство тревоги. Дейдре массирует мне плечи. Она явно расстроена, что все ее попытки хоть немного меня успокоить ни к чему не приводят.

— Неужели я ничем не могу тебе помочь? — спрашивает она.

Подумав немного, интересуюсь:

— Пожалуй, я бы не отказалась от маникюра. Да и брови надо бы выщипать. Может, если я приведу себя в порядок, и настроение улучшится.

Дейдре уверяет меня, что выгляжу я просто чудесно, но с радостью выполняет мою просьбу. Спустя всего несколько минут я уже лежу в горячей ванне, слушая разговоры женщин, пока они наносят мне на волосы кондиционер и корпят над моими бровями, удаляя не только лишние волоски, но и кусочки верхнего слоя кожи. Все они из первого поколения. Эта та же самая группа, которая готовила меня к свадьбе. Я рада, что женщины так увлечены болтовней и не замечают моего беспокойства — так мне будет легче претворить свой план в жизнь.

— В тот день, когда вы меня впервые увидели, вы спросили, настоящий ли у меня цвет глаз, — начинаю я. — А что, их можно перекрасить?

Мой вопрос, конечно, звучит ужасно глупо, но за то время, что я пробыла здесь, видела и более странные вещи.

— Конечно, нет, — смеются они. — Перекрасить можно только волосы. Цвет глаз меняют с помощью контактных линз.

— Маленьких кусочков пластика, которые вставляются в глаза, — разъясняет другая.

Мне кажется, перекрашивать глаза не более странно, чем засовывать в них куски пластмассы.

— А это больно? — уточняю я.

— Да нет!

— Совсем не больно!

— У нас здесь есть какие-нибудь контактные линзы? — спрашиваю я. — Мне бы очень хотелось узнать, как я выгляжу с зелеными глазами. Или, может, темно коричневыми.

Женщин не приходится просить дважды. Одна из них куда-то уходит, а потом возвращается с маленькими круглыми контейнерами, в которых хранятся линзы. Вид у них малоприятный: кажется, что в растворе плавают вырезанные из глаз радужки, и мой ужин грозит вырваться обратно. Однако я перебарываю свое отвращение. Смогла же я пережить ту поездку в забитом девушками фургоне, справлюсь и с этим.

Нам удается вставить линзы только после нескольких попыток. То у меня не выходит широко открывать глаза и не моргать, то начинают течь слезы и линзы попросту не держатся на месте. Одной из женщин изменяет терпение.

— Детка, у тебя такие красивые глаза. Наверняка твоему мужу не хотелось бы, чтобы ты в них что-то меняла.

Ее подруга оказывается более настойчивой, и в конце концов дело у нас спорится. Любуюсь своим новым зеленоглазым отражением в зеркале.

Вынуждена признаться, результат получился впечатляющим.

Женщины довольны, что их старания увенчались успехом. Перед уходом они оставляют мне бутылочку со специальным раствором и несколько линз голубого и коричневого цвета, чтобы я могла еще попрактиковаться. Меня предупреждают, что линзы перед сном необходимо снять, иначе они прилипнут к глазу и мне будет непросто их вынуть.

Оставшись одна, тренируюсь самостоятельно надевать и снимать зеленые линзы. На ум приходят слова Роуз. Когда она застала меня за попыткой пробраться в лифт, чтобы сбежать, то обронила, что за такие глаза Вону скорее всего пришлось изрядно раскошелиться. Сегодня днем Дженна сказала, что боится того, как он может со мной поступить. Не с ней, не с Сесилией. Со мной. Вряд ли это простое совпадение. Если между цветом глаз и угрозами в мой адрес действительно существует связь, то какая именно? Значит ли это, что он собирается лишить меня глаз, чтобы проводить над ними опыты по изучению гетерохромии? Гетерохромия как средство спасения от вируса? Так и вижу вечеринку, которую Вон устроит в честь своего открытия. Линден мог бы помочь с обустройством помещения для празднования.

Опускаю линзы в раствор и проваливаюсь в глубокий сон без сновидений.

Следующим утром мы с Дженной за завтраком строим тайные планы. Сидим на моей кровати и разговариваем вполголоса. Когда мы уже заканчиваем разрабатывать тактику по отвлечению внимания Вона для того, чтобы я могла беспрепятственно спуститься в подвал, раздается крик Сесилии. Прибежав к ней в спальню, находим ее в луже крови. Она стоит на коленях возле кровати, уткнувшись лицом в матрас. Спина девушки сотрясается от судорожных рыданий.

Сердце у меня колотится так, что шумит в ушах. Мы с Дженной помогаем ей подняться, хотим уложить ее на кровать, но отяжелевшее тело девушки оцепенело, словно в судороге.

— Началось, — кричит она, обезумев от боли. — Не должно было начаться. Еще слишком рано. Не могу это сдерживать.

Нам все-таки удается заставить Сесилию лечь. На ней лица нет. Она тяжело дышит. Простыня между ее ног становится алой от крови.

— Я за Комендантом Линденом, — говорит Дженна.

Собираюсь было последовать за ней, но Сесилия с такой силой хватает меня за руку, что ее ногти больно впивается мне в кожу.

— Останься! — умоляет она. — Не бросай меня!

Ей с каждой минутой становится хуже. Шепчу успокаивающие слова, но, похоже, она их не слышит. У нее закатываются глаза, из горла рвутся хриплые стоны.

— Сесилия, — я трясу ее за плечо.

Я не знаю, что мне еще сделать. Это она читала все те книжки про роды. Она бы знала, как поступить, а я сейчас совершенно бесполезна. Бесполезна и напугана.

Сесилия права. Еще слишком рано. У нее должен быть целый месяц в запасе. И крови чересчур много. От мучительной боли у Сесилии дрожат ноги. Все залито кровью. Ее ночная рубашка. Белые кружевные носочки.

— Сесилия! — кричу я ей в лицо.

Она непонимающе смотрит на меня, зрачки — огромные, черные, нездешние.

— Сесилия, только не теряй сознание.

Она протягивает свою маленькую холодную ручку и нежно касается моей щеки.

— Ты просто не можешь уйти, — судорожно выдохнула она.

Не знаю, бредит ли она или нет, в ее словах мне слышится скрытый смысл. В ее карих глазах страх, подобного которому я никогда не видела.

В комнату вбегает Вон в сопровождении нескольких слуг. Они катят перед собой тележки с медицинским оборудованием. Вслед за ними в дверях показывается запыхавшийся Линден. Все приходит в движение. Я уступаю Линдену принадлежащее ему по праву место у постели жены. Он подходит к кровати и берет Сесилию за руку. Вон помогает ей сесть. Проворковав: «Умница девочка», он втыкает бедняжке в спину немаленьких размеров шприц. Мне становится нехорошо от одного только вида огромной иглы, но почти сразу после укола по лицу Сесилии разливается удивительное спокойствие. Я делаю шаг назад. Потом еще один. И еще. И, наконец, оказываюсь на пороге комнаты.

— Тебе пора, — шепотом говорит Дженна.

Она права. В этой суматохе я могла бы с легкостью поджечь дом, и никто бы ничего не заметил. Второго такого шанса спуститься в подвал и найти Габриеля мне не представится.

Но Сесилия выглядит такой крошечной посреди кровавой мешанины из трубочек, медицинских приборов и белых резиновых перчаток. Слушая ее затрудненное дыхание, перебивающееся стонами, с ужасом понимаю, что она может умереть.

— Не могу.

— Я присмотрю за ней, — обещает Дженна. — Прослежу, чтобы все было нормально.

Не сомневаюсь, что она так и сделает. Ей можно доверять. Но Дженна не знает о том, что произошло с ребенком Роуз, не догадывается, что, когда та рожала, с ней не было никого, кроме Вона, который ее чем то накачал, чтобы воспользоваться ее бессознательным состоянием в своих гнусных целях. Что-то похожее он провернул и со мной сразу после урагана. Вон особенно опасен в те моменты, когда мы, жёны Линдена, не в силах оказать ему сопротивление. Поэтому я не уйду из этой комнаты до тех пор, пока его руки в резиновых перчатках касаются подола ночной рубашки Сесилии.

Дата добавления: 2014-12-11 | Просмотры: 657 | Нарушение авторских прав