АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

МИНИСТЕРСТВО ЗДРАВООХРАНЕНИЯ УКРАИНЫ 6 страница

Семь часов спустя Конвей окинул усталым взглядом заваленный бумагами стол, потер глаза и взглянул на стол напротив. На какой-то миг ему почудилось, будто он вновь на Этле и сейчас утомленный майор Стиллмен поднимет голову и спросит, что ему нужно. Но вместо майора голову поднял не менее утомленный полковник Скемптон.

– Расписание эвакуации составлено, – подытожил Конвей с ноткой торжества в голосе. – Пациенты разбиты на группы по видам, указано необходимое количество кораблей, обозначены условия, которые следует создать внутри каждого. Размещение отдельных видов потребует изменений в конструкции звездолетов, что займет немало времени. А группы разбиты на подгруппы по степени сложности заболевания, что определяет порядок эвакуации…

«А как, – подумалось Конвею, – быть, если перемещение пациента с места на место подвергает опасности его жизнь? Таких надо будет эвакуировать в последнюю очередь, а значит, с ними задержится и медицинский персонал, который иначе мог бы улететь значительно раньше, а тут ещё угроза появления имперских звездолетов с их ракетами… Нет, все идет наперекосяк».

– Затем подразделение майора О'Мары займется обработкой врачей и обслуживающего персонала, – продолжал Конвей. – Откровенно говоря, когда мы летели сюда, я думал, что госпиталь уже подвергся нападению. Я не знаю, как поступить: объявить срочную эвакуацию в течение сорока восьми часов, которая наверняка погубит больше пациентов, чем спасет, или не гнать лошадей?

– На первый вариант не хватит транспорта, – буркнул Скемптон и снова уткнулся в бумаги. Он отвечал за обеспечение жизнедеятельности госпиталя, и работы у него сейчас было по горло.

– Я хотел бы узнать ваше мнение, – сказал Конвей. – Сколько у нас времени в запасе?

– Извините, доктор, – отозвался полковник. – Я забыл передать вам прогноз, который мне принесли. – Взяв листок с одной из стопок, он начал читать вслух.

Из обобщенных фактов, говорилось в прогнозе, можно сделать вывод, что между моментом, когда Империя узнает точные координаты госпиталя, и прибытием её кораблей возникнет известный временной разрыв. Вероятно, пробным шагом будет разведка, которой постараются помешать крейсеры мониторов, расположившиеся вокруг госпиталя. Вне зависимости от успеха разведки следующим шагом Империи будет, скорее всего, мощная атака, на подготовку которой понадобится не один день. А к тому времени к мониторам подойдет подмога…

– Скажем, дней восемь, – произнес Скемптон, – а если повезет, то недели три. Но вот повезет ли?

– Спасибо, – поблагодарил Конвей и вернулся к работе.

Он подготовил инструкции для медиков на ближайшие шесть часов, особо оговорив необходимость быстрой, упорядоченной эвакуации, которая никоим образом не должна была превратиться в паническое бегство, и посоветовал лечащим врачам побеседовать со своими пациентами. В случае серьезного заболевания врачу предписывалось решить, как эвакуировать пациента – в сознании или под наркозом. Конвей упомянул также, что вместе с больными госпиталь покинет и часть медицинского персонала, а потому всем врачам и медсестрам следует ожидать сигнала на посадку. Он отправил этот документ на распечатку. Все, кого он касался, получат его примерно в одно и то же время. «По крайней мере, – подумал Конвей, – такова теория.» Однако, как он прекрасно знал, важные новости расходились по госпиталю в течение буквально нескольких минут.

Затем он взялся за инструкции по транспортировке пациентов.

Теплокровных кислорододышащих можно было сажать в корабли на любом уровне, но вот существа, привычные к высокой силе тяжести, представляли собой некоторое затруднение, не говоря уж о МСВК и ЛСВО, вододышащих исполинах АУГЛ и прочих, в особенности – о дюжине существ с уровня тридцать восемь, которые дышали перегретым паром. По прикидкам Конвея, эвакуация пациентов займет пять дней, персонала – ещё два; действовать придется быстро, следовательно, санитары должны будут проходить через уровни с чужеродной средой, и тут возможны кислородное загрязнение хлорных палат, утечка хлора и проникновение его в отделение АУГЛ и затопление всего госпиталя водой.

Нужно будет принять меры, чтобы не отказали холодильники метановых форм жизни, не поломались антигравитаторы хрупких ЛСВО и не лопнули скафандры илленсанов. Но главная опасность – отравление: отравление кислородом, хлором, метаном, водой, холодом, жарой или радиацией. Во время эвакуации обычные системы безопасности – герметичные люки и шлюзы, устройства наблюдения и тревоги – будут работать с немалой перегрузкой. Необходимо также проверить корабли: в точности ли воспроизведены в них условия обитания того или иного вида.

Неожиданно и сразу мозг Конвея отказался от дальнейших размышлений на эту тему. Конвей зажмурился и опустил голову на ладони: видимый мысленным взором стол медленно расплылся и канул в красноту. Все, хватит! Он терпеть не мог бумажной работы, но с тех пор, как получил этланское задание, только ею и занимался: отчёты, доклады, сообщения, инструкции… В конце концов, он врач или канцелярская крыса? Если второе, то стоило ли для этого столько лет изучать медицину!

Он встал, хрипло извинился перед полковником и вышел из кабинета.

Ноги сами собой понесли его к палатам. Там как раз произошла смена персонала, а до кормежки пациентов оставалось всего полчаса; обыкновенно в такое время старшие врачи обходов не затевали. Паника, которую вызвало его появление, при иных обстоятельствах показалась бы Конвею забавной. Он вежливо поздоровался с дежурным интерном и слегка изумился тому, что им оказался тот самый крепеллианский осьминог, который начинал стажироваться у него два месяца назад, потом ощутил раздражение – АМСЛ попросил разрешения сопутствовать ему при обходе. Так поступали все младшие врачи, но в тот миг Конвею хотелось остаться наедине со своими пациентами и мыслями. Особенно он рвался встретиться и поговорить с порой загадочными и всегда удивительными инопланетными пациентами-новичками, ибо все существа, которых он лечил до отлета на Этлу, давным-давно уже выписались из госпиталя. Он не стал изучать истории болезней, ибо испытывал сейчас неодолимое отвращение к печатному слову, а принялся подробно, где-то даже жадно, выспрашивать их о симптомах заболеваний, условиях обитания и происхождения. Некоторые больные были польщены вниманием старшего врача, у других его настойчивое любопытство вызвало обеспокоенность. Но он не мог вести себя иначе. Он хотел быть врачом. Хотел лечить инопланетян…

* * *

Космический госпиталь разваливался на глазах. Огромная, сложная система, предназначенная для облегчения мучений страждущих и развития ксенологической медицины, погибала, умирала подобно больному, который не в силах больше сопротивляться терзающей его хвори. Завтра или послезавтра палаты начнут пустеть. Пациентов с их экзотическими физиологией, метаболизмом и жалобами будет становиться все меньше. Конструкции, которые служили им койками, приткнуться к стенам печальными сюрреалистическими призраками. А с уходом пациентов и медиков отпадет необходимость поддержания жизненных условий, станут не нужны трансляторы и физиологические ленты, которые позволяли одному инопланетянину лечить другого. Но полностью крупнейший госпиталь галактики не умрет – по крайней мере не в ближайшие недели. Мониторы не имеют опыта звездных войн, но уверены, что знают, чего ожидать. Потери в экипажах звездолетов будут весьма значительными, а среди раненых, как можно предсказать заранее, будут пострадавшие от декомпрессии, облучившиеся или переломавшие кости.

Под их размещение следует выделить два или три уровня, ибо если стороны применят ядерное оружие – а с чего бы им его не применить? – больше места не понадобится: ни о какой переполненности палат не возникнет и речи.

Эвакуация будет продолжаться и после атаки имперских сил, обязана продолжаться. Конвей не причислял себя к тактикам, однако не представлял, каким образом можно защитить от врага громадный госпиталь. Скорее, его используют как наживку. Огромная металлическая гробница…

Внезапно на Конвея в некоем едином порыве нахлынули разнообразные чувства – горечь, печаль, злость. Он зашатался под их наплывом. Кое-как покинув палату, он побрел по коридору, не зная, чего ему сильнее хочется заплакать, выругаться или кого-нибудь поколотить. Впрочем, решение оформилось как бы само собой: свернув за угол у отделения ПВСЖ, он столкнулся с Мэрчисон. Столкновение было не слишком ощутимым, но всё же оно привело к тому, что направление мыслей Конвея резко изменилось. Он понял вдруг, что должен поговорить с Мэрчисон – по той же причине, которая повлекла его к пациентам. Быть может, они с ней видятся в последний раз.

– О… Простите, пожалуйста, – выдавил он, потом прибавил: – Утром я торопился, и мне было не до разговоров. Вы на дежурстве?

– Только что сменилась, – ответила Мэрчисон ровным голосом.

– О, – повторил Конвей. – А вы… были бы не против…

– Я не прочь искупаться, – сказала она.

– Чудесно, – воскликнул Конвей.

Они отправились на рекреационный уровень, переоделись и встретились на песчаном пляже. Шагая к воде, Мэрчисон сказала:

– Доктор, признайтесь, когда вы посылали мне свои письма, вам не приходило в голову вложить их в конверты и надписать мое имя и номер каюты?

– Чтобы все узнали, что мы с вами переписываемся? – пробормотал Конвей. – Я не думал, что вам этого захочется.

– Так или иначе, – заявила Мэрчисон сердито, – ваша хитрость себя не оправдала. У Торннастора три рта, и он просто не способен держать хотя бы один из них на замке. Ваши письма были прелестны, но вы могли бы писать их не на обороте листков с результатами анализов на мокроту!

– Извините, – виновато произнес Конвей. – Я больше не буду.

С этими словами к нему вернулось то мрачное настроение, которое исчезло было при появлении Мэрчисон. «Да, – подумал он, – я больше не буду, не буду никогда.» Ему показалось, что искусственное солнце над бухтой прежде было погорячее, а вода – холоднее. Даже плавание в условиях половины g почудилось бестолковым и утомительным занятием, словно его целиком поглотила притупившая все чувства усталость. Побарахтавшись минуту-другую на глубине, он выбрался на берег. Мэрчисон, которая последовала за ним, озабоченно поглядела на него.

– Вы похудели, – сказала она.

Первым побуждением Конвея было ответить: «А вы нет», но даже если эту фразу можно было принять за комплимент, то весьма сомнительного свойства, а он и без того ведет себя достаточно грубо, чтобы ещё оскорблять девушку.

Тут его озарило.

– Я забыл, что вы с дежурства, – проговорил он. – Как насчет того, чтобы заглянуть в ресторан?

– С удовольствием, – откликнулась Мэрчисон.

Ресторан располагался на макушке утеса. Сквозь прозрачную переднюю стену видны были уступы для ныряния и открывался замечательный вид на бухту, а всякий шум снизу поглощался специальным звуконепроницаемым покрытием. На всем рекреационном уровне только здесь можно было спокойно поговорить. Но сейчас названное преимущество тратилось впустую, потому что и Конвей и Мэрчисон молчали. Наконец девушка сказала:

– Похоже, у вас испортился аппетит.

– Вы когда-нибудь управляли космическим кораблем? – спросил Конвей.

– Я? Разумеется, нет!

– И не терпели аварии, – продолжал он. – Когда навигатор потерял сознание? Представьте, что такое случилось. Вы сможете дать приборам координаты какой-либо из планет Федерации?

– Нет, – ответила Мэрчисон нетерпеливо. – Мне придется ждать, пока не очнется навигатор. Почему вы спрашиваете?

– Я задаю одни и те же вопросы всем своим друзьям, – угрюмо сказал Конвей. – Мне стало бы гораздо легче, если бы вы хоть однажды ответили «Да».

Мэрчисон положила на стол вилку с ножом и нахмурилась. «Как она хороша, – подумал Конвей, – даже когда хмурится. А в купальнике – особенно привлекательна. Что хорошо в этом ресторане – сюда пускают в купальных костюмах». Ему страстно захотелось воспрянуть духом и превратиться на ближайшую пару часов в галантного кавалера, в противном случае, хмыкнул он про себя, Мэрчисон вряд ли согласится на то, чтобы он проводил её, а если и согласится, то наверняка постарается сократить клинч протяженностью в две минуты сорок восемь секунд до появления робота.

– Вас что-то тревожит, – Мэрчисон заколебалась, потом договорила: – Если вам нужна жилетка, чтобы выплакаться, то милости прошу. Но учтите, только чтобы выплакаться.

– А зачем еще? – справился Конвей.

– Не знаю, – улыбнулась девушка, – мало ли…

Конвей не отозвался на её улыбку. Он завел речь о том, что его беспокоило. Когда он кончил, установилась продолжительная тишина. Конвей с грустью наблюдал за тем, как молодая, очаровательная девушка принимает решение, которое, скорее всего, будет стоить ей жизни.

– Пожалуй, я останусь, – сказала она, как Конвей и предполагал. – Вы ведь тоже остаетесь?

– Пока не решил, – ответил он осторожно. – До окончания эвакуации я, разумеется, никуда не денусь. А потом… Было бы ради чего оставаться… Он предпринял последнюю попытку переубедить её. – Вам негде будет применить свои познания. Зато в других госпиталях ваш опыт окажется неоценимым…

Мэрчисон выпрямилась, смерила его взглядом и произнесла деловитым тоном медсестры, беседующей с непослушным больным:

– Из ваших слов я поняла, что завтра вам предстоит тяжелый день. Поэтому вам нужно как следует выспаться. Будьте любезны отправиться в свою каюту. – Внезапно голос её изменился, – Но если вы хотите меня проводить…

После того, как план эвакуации госпиталя был приведен в действие, дела пошли более-менее гладко. Пациенты не доставляли никаких хлопот: для них покидать госпиталь было в порядке вещей, просто сейчас обстоятельства были слегка драматичнее обычного. А вот эвакуацию медицинского персонала рутинной процедурой назвать было трудно. Больные относились к пребыванию в госпитале как к неприятному и в общем-то малозначительному эпизоду в жизни, а для врачей, медсестер и санитаров он и был жизнью. Впрочем, в первый день персонал тоже не выкидывал коленца. Все беспрекословно повиновались распоряжениям, быть может, оттого, что к тому побуждали состояние прострации и привычка. На второй день прострация сменилась возбуждением, посыпались вопросы и возражения, и тяжелее всех пришлось, естественно, доктору Конвею. На третий день он вынужден был связаться с О'Марой.

– В чем дело?! – повторил он вопрос главного психолога. – Да в том, чтобы заставить это… сборище гениев проявить хоть капельку разума! И ведь чем толковее, тем настырнее! Возьмите Приликлу: яичная скорлупа на ножкак спичечках, а себе туда же – желает остаться! Или доктор Маннон… почти диагност, а ведет себя ничуть не лучше остальных. Он утверждает, что лечение исключительно людей будет для него чем-то вроде отдыха. А прочие приводят совершенно фантастические доводы. Растолкуйте им, сэр. Вы же главный психолог…

– Три четверги медицинского и обслуживающего персонала, – отозвался О'Мара, – владеют информацией, которая в случае, если они попадут в плен, может пригодиться нашему врагу. Поэтому все они должны быть эвакуированы, неважно, кто они там – диагносты, компьютерщики или младшие санитары. У них нет выбора. Кроме того, определенное количество врачей прикреплено к пациентам на время перелета. Что касается оставшихся, разбирайтесь сами: они – взрослые, разумные, здравомыслящие существа, которым не требуется мое вмешательство.

Конвей недоверчиво хмыкнул.

– Прежде чем подвергать сомнению здравомыслие других, – сказал О'Мара, – ответьте-ка на мой вопрос. Вы остаетесь?

– Ну… – протянул Конвей.

О'Мара отключился.

Конвей долю глядел на интерком. Он всё ещё колебался. Он знал, что натура у него отнюдь не героическая, и его так и подмывало бросить всё и бежать. Но он не мог покинуть своих друзей, ибо, если он улетит, а Мэрчисон, Приликла и прочие останутся, он не вынесет того, что они будут думать о нём. Быть может, они все считают, что он твёрдо вознамерился остаться и лишь притворяется, будто не собрался с мыслями, но на деле-то он просто трусит и лукавит перед друзьями, не желая признаваться в трусости.

Самобичевание Конвея прервал резкий голос полковника Скемптона.

– Доктор, на подходе келгианский звездолет и грузовик с Илленсы.

Будут оба через десять минут. Шлюзы номер пять и семнадцать.

– Хорошо, – сказал Конвей и, едва ли не выбежав из кабинета, устремился в Приемный покой.

Все три пульта управления были заняты: за двумя сидели нидиане, за третьим – лейтенант-монитор. Конвей расположился позади нидиан, откуда ему были видны оба обзорных экрана. Он уповал на то, что сумеет справиться с трудностями, которые непременно возникнут.

Келгианский корабль уже пришвартовался к шлюзу номер пять. Это был огромный межпланетный лайнер, временно переоборудованный под полевой госпиталь. Несмотря на то, что переделка была завершена не полностью, на звездолет поспешили перейти несколько врачей в сопровождении бригады ремонтников с роботами – проверить палаты и подготовиться к приему пациентов. А тех, в свою очередь, готовили к перемещению. Из стен безжалостно выламывалось необходимое лечебное оборудование. Часть приборов свалили кучей на самодвижущиеся носилки, и те покатились к шлюзу.

На первый взгляд операция представлялась совсем несложной. Атмосфера, давление и гравитация на корабле соответствовали заданным параметрам, поэтому дополнительной защиты не требовалось. Звездолет был достаточно большим для того, чтобы на нем разместились все пациенты-келгиане. Он заберет всех ДБЛФ и частично захватит тралтанов-ФГЛИ. Но в любом случае от начала загрузки до старта пройдет как минимум часов шесть. Конвей повернулся к другому экрану.

Изображение во многом напоминало предыдущее зрелище. Правда, илленсанский грузовик был меньше звездолета с Келгии, команда его была малочисленнее, а потому размещение пациентов на нем продвигалось довольно туго. Конвей отрядил туда на подмогу санитаров, подумав, что им повезет, если они смогут погрузить на борт шестьдесят ПВСЖ за то же время, какое понадобится экипажу первого корабля, чтобы очистить целых три уровня.

От невеселых размышлений его отвлек лейтенант, на пульте которого тоже вспыхнул экран.

– Корабль «скорой помощи» с Тралты, – доложил монитор. – Полностью оборудован для приема шести ФРОБов, чалдера и двадцати своих сородичей. Говорят, мер предосторожности не требуется.

Обитатели Чалдерскола, бронированные рыбоподобные АУГЛ с телом длиной в сорок футов, являлись вододышащими существами, которые могли находиться во всякой иной среде всего лишь несколько секунд. А классификация ФРОБ обозначала массивных толстокожих созданий, привычных к чудовищной гравитации Худлара. Дыхание как таковое у худлариан отсутствовало, а чрезвычайно прочная шкура позволяла им долгое время пребывать в условиях нулевой силы тяжести, так что поход через отделение АУГЛ вреда ФРОБам не причинит…

– Чалдера грузим из шлюза двадцать восемь, – сказал Конвей, – ФРОБы пускай пройдут через секцию ЭЛНТ в главный бассейн АУГЛ и к тому же шлюзу.

Потом корабль должен будет перелететь к шлюзу номер пять…

Постепенно эвакуация набирала обороты. Грузовик с Илленсы принимал ПВСЖ, то возникавших, то пропадавших в заполнявших обзорный экран желтых клубах ядовитого хлористого дыма. Другой экран показывал медленно бредущую вереницу келгиан, вдоль которой сновали медики и ремонтники с оборудованием. Кому-то решение эвакуировать первыми выздоравливающих пациентов могло показаться нелепым, однако у Конвея были на то свои основания. Когда ходячие больные удалятся, в коридорах и шлюзах будет меньше толкотни, что позволит спокойно перевозить тяжелых пациентов; к тому же, чем дольше пробудут последние в госпитальных палатах, тем лучше.

– Ещё два корабля с Илленсы, доктор, – сказал лейтенант. – Малой вместимости, примерно на двадцать больных каждый.

– Шлюз номер семнадцать занят, – проговорил Конвей. – Пусть подождут на орбите.

Потом прилетел звездолет с земной колонии Грегори. Людей в первоначальном смысле слова – больных людей – в госпитале было раз-два и обчелся, но грегорианский корабль мог взять на борт других теплокровных кислорододышащих – только, разумеется, не тралтанов. Конвей принялся давать указания капитану, и тут принесли обед. Не прекращая распоряжаться, доктор с жадностью накинулся на еду.

Внезапно вспыхнул экран внутренней связи, и на нем появилось утомленное лицо полковника Скемптона.

– Доктор, вы не забыли про два илленсанских корабля на орбите?

– Нет! – огрызнулся Конвей, которого разозлил тон полковника. – На уровне хлородышащих нет дополнительных шлюзов, кроме семнадцатого, а через тот идет погрузка. Подождут.

– Не получится, – возразил Скемптон. – В случае вражеского нападения они окажутся под угрозой. Так что или принимайте их, или отправляйте обратно. Мне очень жаль.

Конвей раскрыл было рот – и тут же плотно сжал губы, проглотив то, что собирался сказать. Он попытался взять себя в руки и мыслить логически.

Выведение боевых кораблей на позиции для отражения атаки займет не день и не два, а навигаторы, ответственные за операцию, улетят так скоро, как только будет возможно – на разведывательных звездолетах или вместе с пациентами. План мониторов предусматривал устранение из госпиталя всех, кто мог бы стать источником сведений о планетах Федерации. Боевым кораблям вменялось в обязанность защищать госпиталь и причаленные к нему звездолеты, а потому факт нахождения на орбите двух безоружных грузовиков довел, должно быть, командующего флотом мониторов до белого каления.

– Хорошо, полковник, – произнес Конвей. – Пускай швартуются к шлюзам пятнадцать и двадцать один. Хлородышащим придется миновать по дороге родильное отделение ДБЛФ и часть секции АУГЛ. С учетом всех осложнений пациенты будут на борту часа через три…

«И впрямь – осложнения», – подумал он, отдавая необходимые приказы. По счастью, и палата ДБЛФ, и тот закуток секции АУГЛ к тому времени, когда в них очутятся хлородышащие илленсаны, будут пустыми. Однако у соседнего шлюза грузятся на корабль с Грегори ЭЛНТ, которым помогают медсестры-ДБЛФ в скафандрах. А потом через хлорные палаты нужно будет провести птицеподобных МСВК…

В Приемном покое слишком мало обзорных экранов, решил вдруг Конвей, а потому полную картину происходящему получить невозможно. Он был уверен, что вот-вот допустить промах, который приведет к катастрофическим последствиям. И он его наверняка допустит, если будет пребывать в неведении. Надо взяться за дело самому. Он связался с О'Марой, объяснил ситуацию и попросил замену.

Сменил его доктор Маннон, который жалобно застонал, увидев экраны и множество мерцающих огоньков на пультах, а потом без лишних слов принял бразды правления. Лучшего сменщика Конвею и пожелать было трудно. Он повернулся, чтобы уйти, но тут Маннон чуть ли не прижался носом к одному из экранов и изрек:

– Угу!

– Что стряслось? – спросил Конвей.

– Ничего, ничего, – ответил Маннон, не оборачиваясь. – Теперь я понимаю, с чего вдруг вас потянуло туда.

– Я же вам объяснил! – воскликнул Конвей, топнул ногой и сказал себе, что Маннон совершает преступление, ведя бессмысленные разговоры в столь напряженное время. Потом ему подумалось, что пожилой доктор, наверно, устал или обзавелся очередной, на редкость зубодробительной мнемограммой, и ему стало стыдно за свою несдержанность. Он не ощущал вины за то, что срывал злобу на Скемптоне или на операторах у пультов, но вот друзей оскорблять не стоит – даже если он раздражен и утомлен, а кругом творится черт-те что. Однако за хлопотами раскаяние скоро забылось.

Три часа спустя Конвею показалось, что суматохи стало ещё больше. На деле это объяснялось тем, что его личное участие помогло добиться желаемых результатов вдвое быстрее. Расположившись у входа в отделение АУГЛ, Конвей наблюдал за цепочкой ЭЛНТ – шестиногих, крабоподобных существ с Мелфа-4, которые ковыляли или передвигались на носилках по дну огромного бассейна.

В отличие от своих пациентов-амфибий мохнатые, дышащие воздухом санитары-келгиане вынуждены были облачиться в скафандры, внутри которых было, по человеческим меркам, жарко, как в преисподней. Через транслятор до Конвея долетали обрывки переговоров. Эвакуация продолжалась – и велась достаточно резво.

По коридору за спиной Конвея двигались илленсаны – в скафандрах или на каталках, поверх которых были натянуты специальные палатки. Их сопровождали люди и келгиане. Транспортировка шла гладко, словно полчаса назад Конвей и не переживал за возможность её осуществления.

В заполненном водой отделении АУГЛ палатки раздулись как пузыри и всплыли под потолок. Тянуть их вдоль по коридору было небезопасно, поскольку они могли зацепиться за какую-нибудь трубу, а опускать вниз усилиями пяти-шести медсестер – неразумно. Конвей велел доставить с верхнего уровня самодвижущиеся носилки – не предназначенные, но годившиеся для работы под водой. Однако кожух аккумулятора носилок лопнул, и вокруг них немедленно образовался водоворот быстро темнеющей жидкости. Конвей ничуть не удивился бы, узнав, что с пациентом на тех носилках случился приступ. Ему удалось справиться с затруднением благодаря озарению, которому, как он подумал, следовало снизойти на него через две секунды после возникновения проблемы. Он перевел регуляторы искусственной гравитации в коридоре на «нуль», и палатки тут же обрели прежние размеры.

Правда, пациентам и медсестрам пришлось теперь плыть, но это уже были мелочи.

Именно разбираясь с ПВСЖ, Конвей выяснил причину сорвавшегося с уст доктора Маннона «Угу» – на этом уровне дежурила Мэрчисон. Она его не узнала, а он сразу отличил её по тому изяществу, с каким она носила скафандр. Заговаривать с ней он, впрочем, не стал, сочтя обстановку неподходящей.

Иных кризисных ситуаций пока не намечалось. Келгианский звездолет у шлюза номер пять был готов к старту и дожидался лишь появления на борту кого-то из старших врачей и корабля сопровождения. Вспомнив, что на нем улетают многие из тех, с кем он поддерживал приятельские отношения, Конвей решил воспользоваться временным затишьем и попрощаться с ними. Он вызвал Маннона, сообщил о своем намерении и отправился к пятому шлюзу.

Когда он добрался туда, келгианский звездолет стартовал. Конвей увидел его на видеоэкране, с крейсером мониторов на хвосте, а в глубине экрана сверкали подобно новоявленным звездам боевые корабли. Их размещение происходило строго по плану; со вчерашнего дня кораблей заметно прибавилось. Успокоенный и где-то даже потрясенный величественным зрелищем, Конвей двинулся в обратный путь. Придя на место, он обнаружил, что коридор закупорен растущим на глазах ледяным кубом.

На звездолете с Грегори имелась холодная палата для существ классификации СНЛУ. Это были хрупкие кристаллические создания, которые дышали метаном и незамедлительно испарились бы при повышении температуры до минус ста двадцати градусов. На излечении в госпитале находилось семеро таких пациентов, и всех их для перемещения на корабль поместили в охлаждаемый куб десяти футов в поперечнике. Из-за трудности их транспортировки они грузились на звездолет последними. Если бы в их палате был прямой выход в космос, тогда куб можно было бы подвести к кораблю по наружной обшивке, а так санитары вынуждены были тащить его через четырнадцать уровней к шлюзу номер шестнадцать. На всех прочих уровнях коридоры были просторными и заполненными воздухом, либо хлором, поэтому куб лишь покрывался инеем и понижал температуру в помещениях. Но в отделении АУГЛ он начал обледеневать.

Конвей знал, что подобное возможно, но не придал значения, ибо по расчетам куб должен был находиться в воде какие-то секунды. Однако один буксирный канат лопнул. Инерция прижала куб к трубопроводу, и вскоре между ними возникла ледяная спайка. Теперь же куб обволакивал ледяной панцирь четырех футов толщиной, который грозил вот-вот окончательно запереть проход.

– Давайте сюда газовые резаки! – крикнул Конвей Маннону.

Трое мониторов с резаками явились как раз вовремя: ещё чуть-чуть и было бы поздно. Установив регуляторы на максимальное рассеивание, они атаковали ледяную глыбу, расплавили панцирь и попытались придать кубу более транспортабельную форму. Вода вокруг закипела. Ни у Конвея, ни у кого другого охладителей в скафандрах не было. Конвей начал искренне сочувствовать устрицам, которых варят в кипятке. Глыба то и дело норовила зажать кого-нибудь между собой и стеной, в полупрозрачной воде было легко потерять ориентировку и угодить под струю пламени. Но наконец со льдом было покончено. Куб с его семерыми обитателями выволокли через шлюз в соседнюю секцию. Конвей провел перчаткой по стеклу шлема в неосознанной попытке стереть пот со лба и призадумался над тем, какие новые каверзы его ожидают в будущем.

Ответ доктор Маннона гласил: никаких.

Маннон с энтузиазмом сообщил Конвею, что келгианский звездолет забрал ДБЛФ со всех трех уровней, и в госпитале остались только несколько медсестер. Три грузовика с Илленсы заканчивали погрузку ПВСЖ. Что касается вододышащих, АУГЛ и ЭЛНТ в порядке, а СИЛУ с их кубиком сейчас как раз принимают на борт. В общем и целом эвакуировано четырнадцать уровней, что не так уж и плохо. Доктор Маннон посоветовал доктору Конвею подложить под голову подушку и вздремнуть сколько получится, чтобы завтра быть бодрым и свежим. Конвей устало поплыл к внутреннему шлюзу, размышляя о бесконечно привлекательном сочном бифштексе и продолжительном сне, и тут его словно ударили чем-то тяжелым. Удар пришелся одновременно в три места – в живот, грудь и по ногам, то есть туда, где скафандр плотнее всего прилегал к телу. В глазах у него потемнело. Он перегнулся пополам, сознание отказывалось повиноваться, он жаждал умереть и отчаянно хотел, чтобы его стошнило. Однако в моменты просветления он понимал, что так поступать нельзя, и твердил себе, что рвота в шлеме скафандра – непозволительная роскошь…

Дата добавления: 2014-12-11 | Просмотры: 576 | Нарушение авторских прав