АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

ЗАБОЛЕВАНИЯ И ПОВРЕЖДЕНИЯ

Сегодня опять стал актуальным жанр врачебной прозы. Той самой, основы которой заложили Булгаков и Вересаев. Оказалось, что проблемы, которые стояли перед их героями, практически не изменились – изменилось общество, медицина ушла далеко вперед, но людская природа осталась прежней. А именно с человеческой сущностью работают медики.Врачебное сообщество довольно закрытое. Такова природа профессии, так исторически сложилось. Именно эта закрытость рождает мифы и стереотипы – о цинизме врачей, о том, что медики понимают человека как сложную ненадёжную машину… Этот сборник – взгляд медиков на профессию, на пациентов, на самих себя, – чтобы читатель сам решил, насколько оправданы мифы о тех, кто носит белые халаты и ездит на машинах с красным крестом… Полина Гёльц

Полина Гёльц
Хирургический фикшн

1

Винчестер – маленький городок, расположенный в центре в Западной Вирджинии. Для того чтобы охарактеризовать данное место одним словом, необходимо взять с полки «Толковый словарь». Открыть страницу с перечислением слов на букву «Г» и ткнуть жёлтым ногтем в слово «глушь».Над неровной зелёной поверхностью лесной чащи летел небольшой пассажирский самолёт. Самолёт подскакивал на воздушных ухабах. Пассажиры зевали, наблюдая за изменениями линии горизонта в иллюминаторах. Сонная стюардесса заперла дверь туалетной кабинки, расположенной в конце салона, и сердито приказала пассажирам пристегнуть ремни.Когда маленький самолёт приземлился в маленьком аэропорту города Винчестера, к серебристому дюралюминиевому борту подкатили трап. На лётное поле начали спускаться пассажиры. Десяток заезжих бизнесменов. Бородатые охотники с зачехлёнными ружьями. Пара старушек, приехавших повидаться с детьми, волею судьбы заброшенными в дремучую глушь Северо-Американского континента. Семейная пара, решившая незадолго перед Рождеством навестить родителей. Последней из покинувших борт небольшого самолётика оказалась маленькая женщинка с огромными, не по возрасту детскими глазами. Она волокла за собой неподъёмного вида дорожный чемодан. – Доброе утро, миссис Ингрид Зорг. Добро пожаловать в Винчестер! – сказал усатый полицейский. Сказал и поставил печать в её паспорте.– Доброе утро, мэм, – сказал дежурный шофёр, прибывший в аэропорт по поручению руководства городской больницы.Шофёр любезно придержал дверь битого микроавтобуса, помогая гражданке Зорг подняться в салон. После чего он открыл заднюю дверцу и втолкнул внутрь гигантский зорговский чемодан:– Боже! Что вы везёте? Кирпичи и гранаты?– Трусы и бюстгальтеры, – слегка огрызнулась гражданка Зорг, прибывшая на Северо-Американский континент из одной страны бывшего социалистического лагеря. В командировку.2

Гражданку Зорг временно поселили в старинной гостинице, некогда перестроенной из складского помещения. Через гостиничное окно был виден городской пейзаж: квадрат кирпичной стены и унылый перелесок. Когда над городом сгустились синие сумерки, Ингрид вышла на улицу, чтобы купить себе сигарет. Чужой город тонул в темноте. Незнакомые пустые кварталы петляли непонятным образом. Она отправилась бродить по улицам в поисках табачной лавки. На заколоченном подвальном окне одного из домов было написано «Don’t give up».Всё правильно. Никогда не нужно сдаваться.Над крыльцом небольшого строения в конце переулка висела кривенькая неоновая вывеска «Shop». Ингрид зашла в шоп. За прилавком стояла маленькая испанская девочка.– Вам чего надо? – спросила девочка.– Твоих маму или папу.Девочка куда-то убежала. Из темноты дальних помещений продуктовой лавочки донёсся громкий детский шепот:– Мама! Папа! К нам пришёл покупатель!Через пять минут в лавочку спустились сонные мама и папа, которые продали гражданке Зорг желанную пачку сигарет.Дымя сигаретой, Ингрид продолжила прогулку по ночному Винчестеру. На крылечках старинных домов лежали тыквы. Свежие тыквы и тыквы, слегка подгнившие. Иногда мимо неё проходили лохматые собаки, выгуливавшие своих хозяев.3

Утром гражданка Зорг приехала в больницу города Винчестера. На стене в приёмном покое висел стенд с пожелтевшими вырезками газетных заметок. Героем заметок выступал некий зубной врач. Турок с непроизносимой фамилией. Подробности жизни турецкого врача оказались типичными для многих иммигрантов, приехавших на чужой континент молодыми и успевших покорить его:В возрасте 23 лет приехал в Америку.Днём учился. Ночью работал.Обычная трогательная биография бедного переселенца.Ингрид читала заметки, и вдруг её тронули за плечо. Маленький человек с огромным носом пожал тонкую, почти детскую руку:– Привет! Это ты про меня читаешь? Только не пытайся выговаривать мою фамилию. У нас тут всё просто. Я буду доктор Яу.Из-за спины доктора Яу показались ещё трое. Лысый коренастый мужик в белом халате. Следом человек со страшным лицом и тяжёлым подбородком профессионального палача. И наконец, в кадре появился высокий блондин, похожий на слегка оплывшую восковую свечу.Лысый мужик подошёл очень близко к гражданке Зорг, схватил её за руку и до хруста сжал слабое дамское запястье:– Меня зовут доктор Далмер. У нас тут всё просто. При пациентах я – доктор Далмер, а в курилке – просто Курт.Яу снизу вверх посмотрел на лысого Далмера:– Он – мальчишка! В моём присутствии называй его мальчишкой. И только мальчишкой. Они все – мальчишки. Все трое.Далмер бросился в объяснения:– Вообще-то я – оружейник. Учился кузнечному и оружейному делу. Рано женился и рано встал на ноги. Брат моей жены – дантист. Я часто помогал ему делать вставные челюсти и настолько увлёкся, что на старости лет поступил в медицинский. В прошлом году я получил диплом врача-стоматолога и теперь прохожу ординатуру. Мне – пятьдесят, а меня дразнят мальчиком.Очередь дошла до человека со страшным лицом:– Меня зовут Бучер. Доктор Бучер. Я – челюстно-лицевой хирург.Доктор Бучер улыбнулся страшными ровными зубами. От его улыбки повеяло смертным дыханием морговских холодильников.Высокий блондин протянул гражданке Зорг тонкую восковую ладонь. Когда восковая ладонь доктора Вайза обхватила маленькую ладошку приезжей дамы, между ними возникло внезапное притяжение:– Меня зовут доктор Вайз. Келси Вайз. Я – стоматолог. Ортодонт.Доктор Далмер и доктор Бучер начали показывать пальцами на коллегу:– Глупый Келси не хочет жениться!Вайз нервно зашипел и отмахнулся. Некоторое время назад ему исполнилось сорок лет. Большую часть которых он прожил в совершенном одиночестве. Со стороны казалось, что доктор Вайз сторонился женского пола, хотя на самом деле под неприятием скрывалось терпеливое ожидание.4

– Ты можешь одновременно говорить и работать? – громко крикнула Маузи, неугомонный зубной техник доктора Яу.– Могу! – огрызнулся Яу, подтачивая края вставной челюсти.Закончив стачивание, доктор Яу подошёл к пациенту:– Откройте рот! Откройте рот пошире. Пошире, пожалуйста. Откройте рот так, чтобы мне не пришлось вас ударить.– Яу шутит, – на всякий случай пояснила Маузи, на секунду показавшись из-за спины старого турка.Ингрид и Маузи вышли за дверь и отправились в мастерскую.– Не пугайся. У меня в мастерской – грязно.Маузи открыла тяжёлую деревянную дверь и пропустила Ингрид вперёд. Взгляду новичка открылось нечто, напоминающее последствия взрыва водородной бомбы. На рабочем столе стояла пластиковая лампа, неоднократно прожжённая газовой горелкой, вследствие чего потерявшая свою форму. Всякая вещь, находившаяся в этой странной комнате, нуждалась в табличке с указателем:Раньше «это» было лампой.Раньше «это» было раковиной.Раньше «это» было креслом.Маузи открыла дверцу того, что раньше было шкафом, и достала кожаный ящичек. Внутри ящичка лежали: глаза, уши, носы и щёки, то есть протезы глаз, ушей, носов и щёк.– Изготовление лицевых протезов – это очень просто. – Маузи включила компьютер, на экране которого вскоре возникла галерея портретов постонкологических больных. На лице «до» отсутствовал один глаз и один нос. На лице «после» присутствовали оба глаза и один нос.– Самое сложное – правильно подобрать цвет силикона, – сказала Маузи.Маузи говорила, а Ингрид подробно записывала сказанное в блокнот, сидя на высоком стульчике посреди чужой мастерской.В дверном проёме показался доктор Яу.– Я пришёл спросить… – неуверенным голосом начал он.Маузи порылась в мусорном ведре и извлекла из него видавший виды зубной слепок. Затем размахнулась и бросила слепок в сторону Яу. Старик ловко пригнулся. Слепок просвистел над его головой и разбился о стену. При внимательном рассмотрении стены были видны многочисленные выбоины и вмятины.Доктор Яу широко улыбнулся:– Не обращай внимания. Маузи шутит. А что? У нас тут – глушь. Дикие леса и дикие нравы.Маузи крикнула в сторону коридора, обращаясь к Яу:– Позови Кассандру. Пусть она придёт сюда с метлой и подметёт пол!– Кто такая Кассандра? – спросил доктор Яу, наморщив желтоватый лоб, тоном своим напоминавший старинный пергамент.– Кассандра – твоя ассистентка, – пояснила Маузи.– Ассистентка? Да что ты говоришь? – удивился Яу. – И давно она у меня?– Несколько месяцев кряду, но не более полугода.Доктор Яу тяжело вздохнул:– Я не помню никакой Кассандры. Что вы от меня хотите? Я работал врачом добрые шестьдесят лет. За это время у меня сменилось множество ассистентов и ассистенток.– А меня ты помнишь? – спросила Маузи и нагнулась к мусорному ведру в поисках другого старого слепка для метания.– Тебя помню, – ответил доктор Яу и на всякий случай заранее пригнулся. – За последние двадцать лет совместной работы ты успела порядком примелькаться.5

Когда за окнами больницы приключился вечер, сотрудники доктора Яу сняли белые халаты и поехали в ближайший кабак. Армейский джип доктора Яу медленно передвигался по узким улочкам с односторонним движением. Джип петлял между тёмными окнами брошенных домов, за разбитыми стёклами которых мелькали подозрительные тени. Внезапно машина выскочила на широкую улицу. Широкую в масштабе города Винчестера. Там, сияя в окружении множества золотистых огней, возвышалось здание Винчестерской оперы.Доктор Яу вполоборота повернулся к гражданке Зорг. В неясном свете редких уличных фонарей проявился его демонический восточный профиль:– А что? У нас тут – глушь. Дикие леса. Дикие нравы. И почти никаких развлечений, за исключением охоты и оперы. Летом – охота. Зимой – опера. Если ты задержишься здесь до лета, то мы поедем к мальчишке и будем охотиться. У мальчишки Далмера есть свора гончих псов. У мальчишки Вайза есть винтовки.– Называй меня просто Келси, – нервно прошептал Вайз, недовольный, что его обзывают мальчишкой. Он находился на заднем сиденье, рядом с гражданкой Зорг. Его бескровная рука легла на дамское колено и ловко обхватила коленную чашечку. Обхватив коленную чашечку, рука удовлетворённо замерла.Армейский джип доктора Яу подпрыгнул, провалившись в дорожную выбоину, не замеченную в кромешной темноте ночных улиц.За столом, накрытым накрахмаленной белой скатертью, собралась тёплая компания, состоявшая из самого доктора Яу, его жены – Абир, невероятно красивой восточной женщины неопределённого возраста, доктора Курта Далмера, доктора Вайза, неугомонной Маузи, грустной Кассандры, её жениха и гражданки Зорг.– Сколько тебе лет, говоришь? – спросил Яу, слегка перегнувшись через стол.– Тридцать, – ответила Зорг, – а вам?– Мне – восемьдесят восемь, – сказал Яу, облик которого не нёс на себе никакого отпечатка обозначенного возраста.– Лет десять назад Яу пытался выйти на пенсию, – заметила неугомонная Маузи.– Пытался, – засмеялась Абир. – Через неделю я уволила его с пенсии. За невыносимость.Доктор Яу разлил вино по фужерам. Он зыркнул на жену:– Абир, пей, но знай меру, чтобы мне не пришлось нести тебя домой.– Сам знай меру, – ответила красавица Абир.– Яу, расскажи, как ты танцевал в прошлом году, – попросила неугомонная Маузи.– Как я танцевал? Я хорошо танцевал. Люблю танцевать с молоденькими девушками. Я утанцевал одну девушку. Утанцевал вторую. Потом третью. Потом у меня стало плохо с сердцем и мне пришлось сесть на диванчик. А что вы хотите? Мне – восемьдесят восемь лет.– Доктор Яу никогда не выйдет на пенсию, – на всякий случай пояснила Маузи.– Кроме того, Яу никогда не умрёт, – сказали остальные зубные врачи.Все согласно кивнули и подняли тост.Когда ужин подошёл к концу, собравшиеся вышли на улицу. Их окружила невероятная темнота. Под одиноким фонарём ресторанной парковки стоял армейский джип доктора Яу. Яу вызвался развезти всех по домам. Доктор Вайз предложил Ингрид прогуляться пешком. Они пересекли светлое пятно, отбрасываемое одиноким фонарём, и исчезли в темноте. Две спины слились в одну тёмную кляксу.6

Следующим утром неугомонная Маузи снова вытащила коробку с ушными и глазными протезами.– Будешь уезжать – возьмёшь себе ухо на память!Ухо – за ухо. Зуб – за зуб.Посмотрев на уши и зубы, Ингрид вышла за дверь.Она молча прошла мимо множества пограничных постов. Коридор отделения оперативной хирургии находился в бункере, расположенном ниже уровня моря. Перед ней раскрывались тяжёлые стальные двери. Чужие люди в синих пижамах и белых тапочках вкатывали и выкатывали больничные постели. Около одной из стальных раковин для тщательного мытья рук маячила знакомая согбенная спина. Чёрная-чёрная фельдшерица Селена мыла свои чёрные руки, густо намылив их жёлтой пеной хирургического дезинфицирующего средства.Гражданка Зорг обратилась к фельдшерице Селене:– Я пришла помогать снимать слепок с новорожденного. Когда начнёте?– Младенчик – второй в списке. Мы ещё не приступили к первому, – не оборачиваясь, сказала Селена. Чёрные фельдшерские руки, обнажённые до локтя, старательно намыливали друг друга жёлтой губкой для прехирургического мытья.Мимо прошёл свирепый челюстно-лицевой хирург Бучер. У доктора Бучера было свирепое лицо палача. При этом он был человеком добрейшей души. Странно было видеть добрейшей души человека, которому по загадочному стечению обстоятельств досталось лицо свирепого палача. Однако это – гораздо лучше, чем иметь дело с палачом, которому досталось лицо хорошего человека. Доктор Бучер обратился к гражданке Зорг:– Привет. А где доктор Вайз?– Доктор Вайз подойдёт позднее.Бучер широко улыбнулся ровными страшными зубами:– Ты видела операцию по пересадке кости бедра в расщелину заячьей губы? Нет? Тогда заходи в операционную. Посмотришь.Ингрид аккуратно вымыла руки и зашла в операционную, распахнув дверь плечом. Хирургические сёстры накрывали операционный стол. На одну персону. Под одну персону.Пластический хирург, доктор Сандерс, сидел в углу за канцелярским столом и сосредоточенно воевал со своим айподом:– Кто-нибудь знает, как подсоединить колонки к айподу?Никто не ответил на поставленный вопрос. Вопрос повис в воздухе, между белыми простынями и синеватыми софитами для освещения операционного стола. Дверь распахнулась. Внутрь операционной вкатили коляску с подростком.Следом за креслом в помещение вошёл лысый человек с большими голубыми глазами:– Здравствуйте, ребята.– Здравствуйте, доктор Моррис.Анестезиологу Моррису подали маску и перчатки.Из дальнего угла операционной возникла тень женщины с жёлтым сушёным лицом и безучастными глазами. Тени подобного рода встречаются в любой операционной любого госпиталя. Обыкновенно эти тени отзываются на имя Мэри Ан или вроде того. Спросите Мэри Ан: где и когда её засосало в медицину? И она расскажет вам о спасении раненых во времена высадки союзников в Нормандии.Мэри Ан стара, как письма с фронта.Мэри Ан неизменна, как запах и вкус медицинского спирта.Мэри Ан вечна, как египетский сфинкс.Ингрид Зорг села на высокий стульчик без подлокотников. Лица хирургического персонала спрятались за масками, удивительно напоминающими утиные клювы. Некоторые утки склонились над телом. Доктор Моррис дал наркоз, детская нога два раза дёрнулась в такт дыханию, и тело затихло. Мэри Ан вышла из комнаты и вернулась обратно с ведёрком коричневой жижи стерильного свойства. Она обратилась в доктору Сандерсу:– Вам, голубчик, какое бедро помыть: правое или левое?Сандерс был занят изучением инструкций к колонкам айпода:– Вы же знаете, что я не придирчив. Мне всё равно. Какое помоете, такое и прооперируем. Сейчас какой стороной развернули? Левой? Значит, быть по сему.Мэри Ан достала мерзкого вида кисточку и принялась красить бедро в цвет тёмной умбры. Доктор Бучер лениво потянулся к шприцу. Мэри Ан молниеносно потянулась к бумагам и шлёпнула Бучера хирургическим протоколом, молниеносно схватила хирургический протокол и шлёпнула бумагами Бучера:– Ишь ты, какой прыткий! Куда поскакал? Я ещё не зачитала хирургический протокол.Сандерс на секунду оторвался от чтения инструкций к айподу и обратился к Бучеру:– Дай ей зачитать протокол, иначе она не успокоится.Мэри Ан встала на стульчик и торжественно продекламировала следующее:– Пациент Джон Ду, тринадцать лет. Односторонняя расщелина твёрдого нёба. Сегодня мы планируем пересадить часть бедренной кости в ротовую полость с целью закрытия односторонней расщелины. И попутно доктор Бучер удалит два коренных зуба и один клык.Мэри Ан спустилась со стульчика и спросила присутствующих: есть ли у них вопросы?Хирургическая бригада зааплодировала. Тело укрыли синими простынями, так что от него остались два квадратика живой плоти. Квадратик рта и квадратик бедра. Доктор Сандерс встал со своего стула и спросил:– Кто-нибудь знает, как подсоединить колонки к айподу?Мэри Ан резко развернулась и отвесила Сандерсу звонкий подзатыльник. Старая фельдшерица молча забрала докторский айпод и воткнула штекер в дырку разъёма. Из колонок донеслись звуки аргентинского танго.Нестерильная медсестра внесла несколько синих гаунов. Гаун – одноразовый хирургический халат, выделанный из непонятного синтетического материала. Это – не бумажка и не марля, а нечто неопределённое, фактурой своей напоминающее вафельное полотенце в мелкий рубчик.Чёрная-чёрная фельдшерица Селена нырнула в гаун, стараясь не касаться рукавов стерильно вымытыми руками. Нестерильная медсестра оторвала пояс с биркой на конце. Селена закрутилась вокруг своей оси – так, чтобы нестерильная медсестра могла завязать концы Селениного пояса спереди. Селена, в свою очередь, подала гаун свирепому доктору Бучеру, который тоже закрутился вокруг своей оси в такт аргентинского танго. Когда чёрная Селена завязала концы Бучерового пояса, тот задорно постучал каблуками и щёлкнул почти стерильными пальцами. Если бы не тяжёлый взгляд МарьИванны, то операционная огласилась бы звуками фламенко.Доктору Бучеру и фельдшерице Селене подали перчатки.Злые утки с клювами в виде масок склонились над неподвижным телом. Пластический хирург Сандерс попросил скальпель и произвёл надрез в области бедра. Челюстно-лицевой хирург Бучер попросил шприц и сделал укол локального обезболивающего. Анестезиолог Моррис попросил карандаш и уселся разгадывать кроссворд. Рядом с Моррисом находился аппарат, следящий за функциями жизненных систем организма. Хрупкая линия биения сердца поднималась вверх и вниз. Пикающие звуки, соответствующие сердечному ритму, слышались яснее, чем музыка из Сандерского айпода.Фельдшерица Селена поднесла Сандерсу полупрозрачную пластиковую баночку. Сандерс аккуратно подковыривал берцовую кость и бросал кровавые комочки на дно банки.– Эй, Сандерс, ты почему такой грустный? – спросил доктор Бучер, методично раскачивая детский коренной зуб. Зубу случилось вырасти под языком, перпендикулярно остальным зубам.– Потому что в выходной шёл снег с дождём. Я не смог поиграть в гольф.– Да. С выходными нынче не везло. Дождь и слякоть. Я тоже почти не играл.В дверях операционной появилось бескровное лицо доктора Вайза:– Здравствуйте, мальчики и девочки!– Здравствуйте, доктор Вайз!Вайз тихо просочился внутрь и вник в смысл беседы о гольфе. Он пожаловался собравшимся:– У меня никак не получается забить мяч в первую лунку с трёх ударов.Доктор Бучер сделал шаг назад и обратился к доктору Вайзу:– Это потому, что ты неправильно держишь клюшку. Клюшку надо держать вот так. – Бучер взял в руки тяжёлые стоматологические щипцы с загнутым клювом, обыкновенно используемые для удаления зубов нижней челюсти. На краешке высокого столика для инструментов лежал комок окровавленной ваты. Бучер размахнулся щипцами, как клюшкой для гольфа. Кровавая вата взлетела со столика и упала в мусорный бак, описав идеально полукруглую траекторию. Моррис захлопал, а Мэри Ан так посмотрела на Морриса и на Бучера, что они моментально затихли. Моррис уткнулся в газету с кроссвордами, а Бучер в ротовую полость. Коренной зуб из последних сил держался за своё место всеми кривыми корнями.Доктор Сандерс спросил квадратик свежей марли.Доктор Бучер спросил щипцы другой формы.Доктор Моррис спросил: как называется столица Нидерландов?Ритм детского сердцебиения убыстрился внезапно. В течение нескольких секунд подскочив со 101 до 124 ударов в минуту. В операционной возникла абсолютная тишина. Сквозь песню Уитни Хьюстон «I will always love you» доносилось тиканье часов в нагрудном кармане нестерильной медсестры. Слышно было, как дышит сидящий на высоком стульчике доктор Вайз. Моррис отбросил кроссворд и нажал некоторые кнопки на своей дьявольской машине. Взял шприц и обошёл тело по периметру, как шаман с бубном в руках. Затем скрылся под грудой синих простыней. Мэри Ан встала со стула и сменила висящую под лампами баночку с кровью. Баночка была багряна. Баночка была полна.Когда частое пиканье сменилось более спокойным, Моррис вернулся к своей газетке. Сандерс передал Бучеру баночку с комочками кости. Бучер аккуратно упаковал Мэри Ан кость в надрез и попросил кривую иглу для финальной штопки. Сандерс попросил кривую иглу для вышивания на бедре. Моррис попросил новый карандаш и неожиданно для себя нарвался на подзатыльник проходившей мимо Мэри Ан.– Какой тебе карандаш? Совсем ослеп и оглох? Мальчики зашили. Буди, – произнёс добрый Цербер оперативной хирургии.Тело переложили с операционного стола на передвижную каталку и выкатили за дверь. Бучер ушёл завтракать. Сандерс подскочил к Моррису, отнял его газету и жадно предался чтению утренних новостей:– Вы посмотрите, что делается с ценами на газ!Доктор Вайз ухватился за спинку стульчика, на котором сидела гражданка Ингрид Зорг. Он подтянул стульчик поближе к себе и прошептал в дамское ушко:– Сейчас злые утки уберут операционную и принесут младенчика. Когда Моррис закончит возиться с трубками и сядет читать, а Сандерс начнёт петь – ты начинай размешивать пасту. Мы снимем слепок и уйдём из этого сумасшедшего дома.7

Доктор Вайз и Ингрид Зорг вышли из операционной и направились в сторону больничного лифта. Они поднялись на первый этаж госпиталя и выглянули в окно. За окном открывался нерадостный пейзаж провинциального городка Винчестера, потерянного среди густых лесов Западной Вирджинии. Городское небо было низким и угрюмым. Шёл дождь. От пейзажа веяло такой невыразимой безысходностью, что Ингрид почувствовала, как к её горлу подкатил коварный комок внутренней тоски. Доктор Вайз, внимательно наблюдавший за движениями тонких губ гражданки Зорг, по-дружески обнял женское плечо:– Не плачь. Ты ещё не застряла в Винчестере навсегда. Побудешь тут некоторое время и уедешь обратно. Уехав, ты будешь без нас скучать. Это только в первые десять лет пребывания в лесной глуши кажется, что здесь нет никакой жизни. Это в больших городах нет жизни. Я какое-то время жил в Нью-Йорке, потом в Бостоне. Там много людей и много суеты. Никому нет до тебя никакого дела. Все вокруг чужие, и если бы не эта суета больших городов, то в них можно было бы умереть от тоски.Ингрид глубоко вздохнула. Вздохнув, она осмотрелась по сторонам. Размеры провинциального городка не вязались с размером госпиталя.– Слушайте, зачем в маленьком городе был построен такой огромный госпиталь? – спросила она доктора Вайза.– Потому что здесь везде глушь. Винчестер – богом забытое место, вокруг которого нет ничего, кроме леса. Лес простирается на многие сотни миль. Однако и там, и здесь живут люди. Люди – такие твари. Люди живут везде, где только могут. Некоторые пациенты тратят по шесть – десять часов езды в машине, чтобы добраться до нас.Ингрид вздохнула. Доктор Вайз взял её под локоть. Они потихоньку вышли на улицу и пересекли больничную парковку по направлению к машине доктора Вайза. Приёмный покой и операционные находились в одном крыле большого здания, а отделение, где принимал доктор Вайз, – с другой стороны. Доктор Вайз ленился ходить пешком. Героям нашей повести нужно было проехать полквартала, чтобы обогнуть здание госпиталя. В дневное время улочки Винчестера выглядели унылыми закоулками. В какой-то момент машина остановилась посреди дороги. Впереди резко притормозил жёлтый школьный автобус. Автобус остановился, потому что через дорогу гнали табун лошадей.Доктор Вайз повернулся к Ингрид и заговорил неожиданно мягким голосом:– Видишь, у нас тоже бывают дорожные пробки. Винчестеру присущи все прелести больших городов.Через дорогу от госпиталя находилась автозаправка. Около одной из колонок стоял мотоцикл. На заднем сиденье мотоцикла находилась клетка с курами. Возле другой колонки стояла лошадь, впряжённая в телегу.– Лошадь на заправке? Зачем лошадь? – Ингрид растерянно захлопала пушистыми ресницами своих не по возрасту детских глаз.Доктор Вайз бросился в объяснения:– При заправке имеется небольшой магазинчик. Хозяин лошади зашёл внутрь за табаком и другими нехитрыми товарами. А куда прикажете девать лошадь? Лошадь куда? Вот он и привязал лошадь к колонке, чтобы она не ушла.8

В больничной ординаторской кипел серебристый чайник с мятым боком.– Маузи бросалась в меня старыми слепками и промахнулась, – пояснил доктор Яу, наливая себе чашку свежего утреннего чая.Яу внимательно посмотрел на свою ассистентку и улыбнулся:– Говорят, что ты – Кассандра. Я тебя запомнил. Как твои дела, Кассандра?Кассандра сказала, что прошедшим утром её мужчина видел очень странную сцену. Хмурым зимним утром Кассандрин мужчина ехал на работу. Проезжая через свой район, он заметил женщину с ломом в руках. Женщина методично колола лёд возле своего дома. Женщина-ледоруб посторонилась и пропустила грузовик с чужим мужчиной внутри. Образ женщины с ломом прочно запал в его память. Возвращаясь домой, мужчина слегка притормозил возле того места, где утром кололи лёд. Напротив чужого дома красовалась аккуратно высеченная пентаграмма непонятного свойства и предназначения. Кассандрин мужчина был настолько поражён увиденным, что даже не сообразил сфотографировать увиденное. Слушателям пришлось заочно поверить сказанному, ибо персонаж, увидевший пентаграмму, ни в какой форме не страдал художественным воображением.Маузи поднесла ко рту горячий чай и хрюкнула в чашку:– Фрики бывают разные. Я слышала, что где-то есть клуб городских ведьм.Сидящие за столом в ординаторской стали смеяться. Они спрашивали:– Летают ли местные ведьмы на мётлах? Пьют ли они кровь новорожденных младенцев? Наводят ли порчу? Что они делают, эти городские ведьмы?Маузи пожала плечами:– Что делают? Служат чёрные мессы. Учат друг друга всяким глупостям, вроде начертания пентаграмм.Кассандра взяла в руки вилку. Вилочные зубчики проткнули румяную утреннюю булочку. Кассандра укусила кусок булочки остренькими белыми зубками:– Если есть Бог, то должен быть и Сатана. – Логика говорящей не вызвала никаких сомнений.Гражданка Зорг молча приподняла лимонную дольку над чашкой горячего чая и выкрутила её, наблюдая за падением прозрачных капель в прозрачную коричневую жидкость:– Ни Тот, ни Другой не прислушиваются к просьбам трудящихся людей.Маузи возразила:– Мои молитвы всегда сбываются. Однажды, в молодости, у нас с мужем совсем не было денег. Я мысленно попросила божечку, чтобы он дал нам шестьдесят долларов на еду. Спустя пять минут муж посмотрел себе под ноги. На дороге лежали шестьдесят долларов, свёрнутые трубочкой.Разговор о потустороннем продолжился. В ходе беседы выяснилось, что только гражданка Зорг слабо верила в существование загробной жизни.Маузи рассказала странную историю о давнем посещении ею церкви в «хорошую пятницу»:– Я очень хотела подойти к исповеди, но у меня на руках вертелся маленький ребёнок. Я посмотрела по сторонам в надежде увидеть знакомое лицо и попросить кого-нибудь одну минуту подержать вертящееся чадо. У меня за спиной появилась приятная старушка с благородным профилем и добрыми глазами. Старушка спросила:– Хотите, я подержу вашего ребёнка?Маузи отдала дитё старушке и ушла покаяться в своих нехитрых грехах. Выйдя из исповедальной кабинки, Маузи поблагодарила старушку, забрала ребёнка и отправилась домой. Мысли о внезапно возникшей старушке не покидали её. Вечером того же дня Маузи позвонила священнику:– Скажите, а кто была та старушка, которая исповедовалась следом за мной?Священник сказал, что следом за Маузи исповедовался мужчина. И не мог вспомнить никого из женщин, кому подошёл бы словесный портрет.Маузи не находила себе места. Образ доброй старушки, державшей на руках её маленького ребёнка, всецело занял мысли. Маузи отыскала старый церковный справочник и внимательно рассмотрела фотографии прихожан. Среди прочих фотографий было обнаружено лицо старушки. К лицу прилагалось имя «Магдалена Свейз» и домашний адрес.Маузи позвонила по указанному телефону, чтобы поблагодарить добрую старушку. Взрослый сын, мистер Свейз, очень удивился звонку:– Последние два года мама жила в доме престарелых. У неё была сильно прогрессирующая болезнь Альцгеймера. К сожалению, мама практически не выходила из вегетативного состояния. А утром «хорошей пятницы» она скончалась.Мистер Свейз сообщил также, что во время полноценной жизни его матушка всегда ходила в церковь в «хорошую пятницу» и очень любила присматривать за детьми.Собравшиеся в ординаторской искренне пожалели, что ещё не вечер. Что нельзя затопить камин, зажечь свечи и засидеться за полночь, рассказывая страшные истории. За окнами больницы стояло унылое осеннее утро. Персоналу больницы нужно было принимать больных.9

Маузи и Ингрид вернулись за кулисы стоматологического театра военных действий, в мастерскую. Кассандра исчезла в недрах приёмного покоя, чтобы через некоторое время прибежать в больничную мастерскую с просьбами о помощи. Маленькая глупая девочка, которая всего год назад закончила стоматологическое училище, несколько растерялась:– Ингрид, я пыталась снять occlusal film (стоматологический рентген верхней челюсти в проекции сверху) и у меня ничего не получилось. После проявки – все плёнки выходят белыми.Ингрид встала из-за стола и вышла в рентген-кабинет.Пациент сидел на высоком стульчике, покрытый свинцовым фартуком.Ингрид сказала Кассандре:– Показывай, что ты делала.Бедная Кассандра трясущимися руками вставила в рот пациента рентгеновскую плёнку в упаковке. Плёнка была упакована в несколько слоёв. Снаружи – пластик, чтобы плёнка не намочилась в слюне. С нижней стороны к пакету приклеена сиреневая бумажка с инструкциями о том, как и куда вставлять плёнку. Между плёнкой и пластиком находился конверт чёрной бумаги, чтобы плёнка не засветилась. И ещё тонкий лист свинца, чтобы снизить уровень радиации, проникающей через пакет плёнки. Это – важно. Помните про свинец. Свинец находится снизу. Если пакет с плёнкой положен сиреневой стороной к источнику радиации, то снимок не получится.Бедная Кассандра трясущимися руками вставила в рот пациента рентгеновскую плёнку в упаковке.Пациент – в кресле.Плёнка – во рту у пациента.Сиреневой стороной вниз.Всё шло по плану.У человека в кресле была заячья губа. Рентгеновский снимок требовался, чтобы определить размеры фистулы в кости верхней челюсти. В коридоре маялся пластический хирург Сандерс. Щурил и без того узкие глазки. Беспрестанно зевал и искренне пытался стоять прямо, чтобы выглядеть выше своего роста.Кассандра подтянула жерло рентгеновской машины к голове человека, сидящего в кресле. Согласно учебнику стоматологической радиологии и рентгенографии, жерло должно было смотреть на человека сверху вниз.– Кассандра, зачем ты подтянула машину к нижней челюсти?Маленькая глупая Кассандра отчитывалась тоном нашкодившей третьеклассницы:– Маузи сказала, что неважно, куда направлен поток рентгеновских лучей: вверх или вниз. Главное, чтобы к голове.Маузи услышала своё имя, отвлеклась от полировки ногтей и прибежала на скрытый зов, почти сбив с ног скучающего доктора Сандерса. Сандерс не принимал никакого участия в мизансцене. Не спрашивайте: почему. Если вы часто имеете дело с пластическими хирургами, то сами знаете об их специфическом восприятии окружающего мира.Ингрид сходила в мастерскую и принесла слепки непонятно чьих зубов для демонстрации. Гражданка Зорг внимательно посмотрела в серые глаза Маузи и серые глаза Кассандры:– Слушайте меня внимательно: вот – источник рентгеновских лучей, вот – плёнка. Интересующая нас часть тела обязательно должна находиться между источником радиации и сенсором. То есть если бы мы делали рентген ноги, то было бы очень важно поместить ногу между плёнкой и аппаратом. Причём если бы речь шла о снимке левой ноги, то решающим фактором в успехе предприятия был бы именно выбор «правильной ноги». Правильно размещённая правая нога не позволит нам получить снимок левой ноги.Маузи недоверчиво засмеялась:– Я двадцать лет работаю в стоматологии. Мы всегда снимали рентгены подобного рода хоть снизу, хоть сверху.– Правильно, Маузи. Если интересует верхняя челюсть, то жерло – сверху. Если нижняя, то – снизу.Кассандра поочерёдно смотрела на говорящих и не знала, кому верить.Доктор Сандерс подошёл близко к дверям и улыбался на манер Великого Будды. Ингрид обратилась к Сандерсу за моральной поддержкой:– Вы собираетесь что-либо сказать по этому поводу?– Ни в коем случае. Этот диалог настолько прекрасен, что любое лишнее слово может нарушить гармонию.Доктор Сандерс сладко улыбался и созерцал происходящее непонятным для окружащих восточным манером. Маузи ушла, громко стуча стёртыми каблуками. Ингрид надела перчатки, сделала снимок и положила его в проявочную машину. Через несколько минут на прозрачной плёнке проступило изображение чужих зубов. Кассандра ловко подхватила мокрый снимок и удалилась с места событий.Ингрид отправилась навестить доктора Вайза:– В этой больнице происходит интеллектуальная катастрофа. Меня искренне пугает отсутствие здравого смысла в головах сотрудников. Попросите доктора Яу, чтобы он на досуге прочитал сотрудникам лекцию на тему «Введение в стоматологическую радиологию». Или прочитайте её сами. Это очень опасно, когда трудящиеся медички перестают понимать, что для рентгена зуба необходимо, чтобы в кадре присутствовал зуб.Доктор Вайз слегка прикоснулся к рукаву гражданки Зорг:– Ингрид, не у всех людей есть такое широкое пространственное мышление, как у тебя.– Речь не идёт о пространственном мышлении. Речь идёт об элементарном здравом смысле. Скажи мне: как эти люди подтирают свои жопы? Если правильно разобраться в теме грамотного подтирания жопы, то оно легко окажется на соседней полке с высшей математикой.Она закончила своей монолог и вышла из докторского кабинета.10

Ближе к полудню гражданка Зорг вернулась в подземелья госпитального операционного бункера. Недалеко от входа она увидела доктора Вайза. Высокий блондин, лицо которого напоминало оплывшую восковую свечу, переминался с ноги на ногу.Регистраторша, сторожившая вход в бункер, велела им надеть белые противочумные костюмы. Костюмы были безразмерные, на молнии спереди. Доктор Вайз стал возмущаться, что в противочумном костюме он будет неприлично выглядеть, а Ингрид Зорг прошептала ему на ушко, что хирург Бучер будет очень смеяться, когда увидит противочумные костюмы, и поэтому не станет одолевать доктора Вайза с темой необходимости женитьбы.Вайз кивнул и согласился.Они прошли по больничному коридору, где не было окон, а всякая дверь вела в операционную. Сквозь маленькое окошко, врезанное в дверь операционной, виднелись спины медицинских сестёр, раскладывающих инструменты. Над цинковыми раковинами, расположенными перед входом, лежали жёлтые губки для мытья рук.Когда хирург Бучер увидел бесформенных белых привидений, он подскочил с табуретки и закричал:– Мама мия! Что с вами?– Нас заставили надеть «это».В помещение операционной вошёл человек с лицом Кевина Костнера. Человек тянул за собой кровать на колёсиках с лежащим на ней другим человеком. Другой человек улыбнулся и помахал всем рукой:– Здравствуйте, тёти и дяди.Внимательные утки в хирургических масках склонились над пациентом, ласково кивнули в ответ на его приветствие, и в операционной воцарилась мёртвая тишина.Появился анестезиолог Моррис со свежим журналом «Лучшие курорты Европы» в руке. Когда Моррис дал наркоз, тишина внезапно кончилась. Стоматолог Вайз показал пальцем на хирурга Бучера:– Вот увидите, он сейчас разведёт кровищу.Старая кобра Мэри Ан поднялась на стульчик и зачитала протокол грядущего оперативного вмешательства:– Сначала доктор Бучер вырвет лишние зубы, растущие в складке между губой и верхней челюстью. Доктор Вайз приклеит брекеты. После этого Бучер вырвет третий моляр.Бучер не стал спорить. Он бережно приоткрыл складку между губой и верхней челюстью и аккуратнейшим образом вырвал растущие в ней лишние зубы.Приклеивая первый брэкет, Вайз поцарапал десну пинцетом. Из рыхлой детской десны потекла тонка струйка крови. Увидев кровоточащую десну, хирург Бучер радостно засмеялся. Он забегал вдоль операционного стола, громко хохоча и показывая пальцем в сторону коллеги:– Вы посмотрите на Вайза. Он сказал, что я разведу кровищу. А сам! А сам!Доктор Вайз суетливо промокал кровь стерильной марлей и всем своим видом старался показать, что ничего не произошло.– Что ты, Мэри Ан, делала вчера вечером? – меняя тему, спросил он.– Мы с женой ходили на танцы, – сказал хирург Бучер и сел на высокий стульчик, стоявший недалеко от операционного стола. – Моя жена очень любит танцевать, только раньше у нас хронически не хватало времени. В этом году младшая дочка поступила в колледж, и мы с женой остались одни. Совсем одни, в огромном пустом особняке. Мы стали брать уроки бальных танцев. Знаешь, Вайз, у нас хорошо получается аргентинское танго.Легко представить себе, как огромные руки человека, похожего на палача со средневековых картинок, поддерживают нежную талию маленькой женщинки. Его жены. Бучер легко опрокидывает её назад, чтобы немедленно притянуть обратно к себе. И закружиться, дружно отбивая ритм каблуками.Вайз кивнул, не поднимая головы, склонённой над безвольно раскрытым ртом. Доктор Бучер, сидевший на высоком стульчике, продолжал говорить, обращаясь к доктору Вайзу, который был убеждённым холостяком:– Скажи мне, старина Вайз, отчего ты не женишься? Ты бы женился. Жениться – это хорошо.– Не хочу, – буркнул Вайз и, не глядя, протянул руку за новым брэкетом. Гражданка Зорг подняла пинцет, удерживающий брэкет, и вложила его в тонкую полупрозрачную руку доктора Вайза. Доктор Вайз лукавил. Он протестовал не столько против темы женитьбы, сколько против назойливых увещеваний доктора Бучера.Бучер не отступал, приставая к Вайзу:– Ну скажи, вот чего ты делал вчера вечером?Доктор Вайз пожал плечами:– Пришла домработница. Я вручил ей метёлку и сто долларов за труды. Сказал, чтобы она надела сеточку для волос, когда станет протирать хрусталь. Потом я взял в руки французский батон, воткнул в зубы гаванскую сигару, замотал горло кашемировым шарфом, надел шляпу и вышел за дверь.Ингрид Зорг никак не вмешивалась в разговор. Однако ей было не понятно, для каких целей могли одновременно понадобиться: батон, сигара и шарф со шляпой? По выражению глаз доктора Бучера было видно, что ему тоже не ясна суть этой мизансцены.– Слушай, Вайз, а зачем всё это? – спросил Бучер, вращая красными белками страшных, близко посаженных глаз.Вайз сосредоточенно клеил брэкеты к зубам. Клеил. Зачищал остатки клея вокруг каждого зуба. И подносил к каждому зубу ультрафиолетовую лампу, которая способствует процессу отвердения стоматологического цемента. Вайз отвечал, не поднимая головы:– Я поехал в городской парк, где гулял вокруг полузамёрзших прудов, пыхтя сигарой. Одновременно я крошил батон и бросал крошки диким уткам, которые обыкновенно плавают на поверхности воды.Бучер снова засмеялся и махнул своей огромной рукой в зелёной стерильной перчатке:– Моррис, ну скажи ему, чтобы он женился!Анестезиолог Моррис на секунду оторвался от журнала «Лучшие курорты Европы» и сказал слово «угу», после чего снова нырнул в журнал.Доктор Бучер продолжал:– Дурак ты, Вайз. Вместо того чтобы платить деньги домработнице, ты лучше заведи себе жену. Жена будет убираться бесплатно, а это – такая экономия денежных средств.Вайз отложил пинцет, поднял глаза и раздражённо посмотрел на Бучера:– Да? Домработница получает сто долларов в неделю. В моём присутствии она никогда не афиширует свои капризы. Если вдруг начнёт выкидывать коленца – уволю в момент. Теперь скажи мне, Бучер, в какую сумму тебе обходится ежегодное содержание жены? И вот зачем это?Бучер встал со стула и подошёл к Вайзу. Он наклонился к уху коллеги и прошептал нечто, не предназначенное для чужих ушей. Закончив шептать, он с довольным видом расправил плечи и произнёс во всеуслышание:– А вот затем!Предмет разговора навсегда останется тайной для посторонних. Можно предположить, что предметом разговора было нечто из следующего списка:Оральный секс.Анальный секс.Секс вообще. Худо-бедно дали, и на том спасибо.Ужин из трёх блюд. Плюс десерт.Вайз на секунду задумался. После чего задал Бучеру ответный вопрос:– Ну и как часто у тебя бывает «ЭТО»?Бучер покраснел. Он бросился к пациенту и начал так сосредоточенно вырывать третий моляр, полностью скрывающийся внутри челюсти, как будто удаление этого конкретного зуба было основным и единственным смыслом его, Бучеровой, жизни.Полупрозрачный Вайз наклонился к уху страшного Бучера. Перед тем как начать шептать, он с довольным видом расправил плечи и сказал во всеуслышание:– Если сильно приспичит, то всегда можно…Далее он прошептал одному Бучеру нечто сокровенное, не предназначенное для чужих ушей. Можно предположить, что предметом разговора было нечто из следующего списка:Подрочить.Сходить к проститутке.Воспользоваться вечерней беспомощностью секретарши.И, если разговор шёл о еде, то – посетить приличный ресторан.Бучер полностью растворился в теме удаления зубов, а Вайз не отступал. Он неожиданно обнаружил прореху в Бучеровой полемической броне и клевал оппонента, уподобляясь хищной птице:– Несчастное «ЭТО» стоило тебе бессонных ночей? Воплей? Соплей? Пелёнок? Теперь колледж детям?Бучер поднатужился и вырвал упрямый третий моляр. Посреди операционной стояла огромная фигура в синем одноразовом гауне и в белой шапочке, из-под которой торчали оттопыренные красные уши. Руки в зелёных перчатках сжимали слегка окровавленные щипцы. Кончики стоматологических щипцов сжимали вырванный третий моляр. Один из корней зуба сломался при штурме и остался в десне. Предстояло отковырять потерянный корень. Бучер возвышался над остальным медперсоналом и громко рассуждал вслух, размахивая вырванным зубом:– Знаешь, Келси, а я люблю нянчиться. Я, бывало, раньше возвращался с дежурства, а детишки начинали за мной бегать и кричать: «Папа! папа!» – и тянуть меня за штаны. Детишки такие милые и смешные. Я так толком и не нанянчился. Я пять раз слушал это «папа! папа!». И готов слушать это ещё и ещё.Доктор Вайз наморщился. Видно было, как наморщился его высокий благородный лоб и как наморщилась его маска:– Когда я ходил по парку с сигарой в зубах, то за мной следом бежали утки и утята. Они хватали меня за штаны и кричали: «Кря-кря-кря!»Бучер взял в руки тонкую серебристую лопатку для подковыривания потерянных корней. Он искал сломанный корень и продолжал рассказывать, не обращаясь к кому-то конкретному:– Сначала детишки бегали за мной и тянули меня за штаны. Потом начался футбол, баскетбол, бассейн и гимнастика. Все мальчишки играли, а дочка занималась гимнастикой. Я и сам не заметил, когда домашний телефон стал захлёбываться от звонков:– Пожалуйста, позовите доктора Бучера.Жена Бучера снимала трубку и отвечала звонившим молоденьким девицам:– Вам какого доктора Бучера? Старшего? Среднего? Младшего? Самого маленького? Или бэби-Бучера?Спина хирурга Бучера неожиданно напряглась. Он нашёл сломавшийся корень и пытался подцепить его пинцетом. Когда Бучер вытащил упрямый обломок, все вздохнули с облегчением.– У меня все сыновья – хирурги, – сказал Бучер, выкладывая осколок корня на стерильную салфетку. – Старший, Билл, – отличный хирург, остальные – доучиваются.Доктор Вайз сник и замолчал. Его тяготило само одиночество и постоянные напоминания о нём. Кроме того, присутствующим было понятно, что исход полемической борьбы сложился не в пользу доктора Вайза. Ведь сколько ни корми утку белым хлебом, из неё никогда не вырастет приличный хирург. Хирургические маски, скрывающие лица медиков, делают людей похожими на уток. Но нет такого французского батона, чтобы выкормить из утки – хирурга.В неторопливую беседу за операционным столом внезапно включился анестезиолог Моррис:– Мой сын недавно защитил докторскую по философии. – В голосе Морриса звучала гордость.Хирург Бучер покачал головой:– Моя дочка тоже сначала собиралась учиться на факультете журналистики. А потом передумала. Будет учиться на психиатра. А что? Психиатр – тоже врач. Моррис, ты не переживай. Философия – это тоже какое-никакое занятие. Главное, чтобы ребёнок не кололся и не бомжевал.Моррис посмотрел на Бучера беззащитными детскими глазами. И ничего не ответил.11

Когда двери операционной закрываются, то кажется, что весь мир состоит из этого огромного подземного бункера, наполненного духом всеобщей стерильности. Всё, что выходит за пределы бункерного бытия, не укладывается в рамки понимания больничных гномов. В такой же степени, в которой всё происходящее в бункере не укладывается в рамки понимания для наблюдающих извне.На операционном столе лежало существо размером с кошку. И это существо было человек. У человека не хватало одной ноздри. Нёбо отсутствовало. Присутствующим велели заглянуть в багровую дыру. Нужно было знать, как выглядит расщелина, чтобы правильно изготовить устройство, её закрывающее.Фельдшерица Селена посмотрела на бейджики вошедших и списала фамилии в оперативный отчёт.Анестезиолог Моррис вставил прозрачные трубки.Человек-кошка замер, раскинув тонкие руки.Жизнеподдерживающая машина издавала равномерные звуки, каждый из которых соответствует биению сердца.Гражданка Зорг размешала стоматологическую пасту.Доктор Вайз снял слепок и вложил его в протянутую руку Ингрид, которая завернула слепок к мокрую салфетку и вышла за дверь.Когда все лишние зубы оказались вырваны, когда все необходимые брэкеты были приклеены на свои места, тогда Ингрид вернулась в отделение. Она шла пешком. Пешеходная прогулка заняла пять минут. На вечерней улице стремительно темнело. Бесконечный осенний дождь неожиданно сменился заморозком. Ближе к концу дня окна больницы совершенно замёрзли. Сквозь заледеневшее стекло с трудом можно было рассмотреть почти остановившееся дорожное движение. Немногочисленные машины скользили на чёрном льду и ехали очень медленно.Ингрид и Маузи выключили свет, сели на угол стоматологического кресла и начали рассказывать страшные истории о вампирах и порвавшихся презервативах.– Хотите, я расскажу вам страшную историю? – Из темноты коридора вырисовалась нечёткая тень Кассандры.– Хотим.– Я сейчас слушала радио. На центральном шоссе разбилась машина. Все пассажиры погибли.Какое-то время собравшиеся молча смотрели на сумерки за окном.– Давайте пошлём смс-ку доктору Вайзу? – предложила Ингрид.В смс-ке значилось следующее:«…отрезаны от мира тчк высылайте сенбернара с бочонком бренди…»Ответ пришёл не сразу. Видимо, высланный сенбернар по дороге встретил товарищей и запил в дорожном трактире.Спустя какое-то время Келси Вайз отозвался ответной смс-кой:«…если мы отрезаны от мира, значит, ты останешься здесь».Окна больницы превратились в чёрные прямоугольники. Ингрид собралась ехать к себе в гостиницу, где ей предстояло жить в течение нескольких следующих недель. Правая сторона машины, взятой напрокат, оказалась покрыта сантиметровой коркой неровного льда. Ингрид включила мотор и отскребла пару смотровых дырок. Для ориентирования на местности.Городское дорожное движение впало в кому. Ингрид ехала узкими тёмными проулками. Ехала, избегая центрального шоссе, которое издали сверкало мигалками полицейских машин и напоминало дорогу войны. Правое переднее стекло, расположенное со стороны пассажирского сиденья, не оттаивало. Заглушка поддувала почему-то оказалась закрыта. Ингрид попыталась дотянуться до заглушки и не дотянулась. Почти не глядя, она подхватила лежавший рядом нескладной зонтик. У зонтика была загнутая деревянная ручка и стальной штырёк, которым так приятно было шкрябать по полу больничного вестибюля. Зонтик оказался прекрасным пультом дистанционного управления.Ингрид подумала: «Что будет, если я открою окно с пассажирской стороны? Упадёт ли ледовая корка?»Окно открылось. Лёд так и остался торчать, повторяя форму стекла.Ингрид подумала: «Что будет, если ткнуть ледовую корку зонтиком?»Если бы машина стояла на месте, то корка упала бы на улицу. Недооценка турбулентности потоков воздуха снаружи машины привела к тому, что сантиметровая ледовая корка влетела внутрь.Когда Ингрид доехала до гостиницы, оказалось, что дорога к гостиничному гаражу совершенно заледенела. Передние колёса машины въезжали на небольшой округлый уклон, соединяющий улицу и дорогу к гаражу. Потом колёса буксовали. Машина злобно рычала и скатывалась обратно на улицу.Городская гостиница располагалась на довольно тихой улочке. Впрочем, все улочки провинциального города Винчестера были довольно тихими.Ингрид оставила машину с моргающими задними фарами и вбежала в гостиничный вестибюль:– Хелп! Хелп!– Что случилось? – крикнул ей крупный мужчина, работавший на ресепшене.– У меня ума нету! – громко ответила она.– Это бывает, – спокойно ответил крупный мужчина и не оторвался от монитора.В конечном итоге гостиничный клерк вернулся с улицы, хлопая большими руками, спрятанными внутри больших рукавиц:– Готово!– Как вам удалось выехать с улицы?– Я не стал заезжать. Я посыпал дорогу песком и вручную затолкал машину на тротуар.12

Всю ночь за гостиничными окнами выла суровая лесная метель. Порывы ветра судорожно ударялись в оконные стекла. Оконные рамы вздрагивали и скрипели. Ночная метель терзала город, одновременно посыпая его сухими хлопьями снега. Гражданке Зорг снились гончие псы доктора Далмера. Собаки бежали по скрипучему нелипкому снегу и терялись в метельной пелене. Внутреннему взору спящей открывались многочисленные собачьи следы возле её ног. На отпечатки собачьих лап падали крупные хлопья снега. Следы собачьих лап быстро теряли свои очертания. Собачий лай то приближался, то отдалялся. Иногда собачий лай сменялся воем ветра, а иногда тишиной. Ближе к рассвету собачьи морды растворились в пелене ночных видений, а их приглушённое гавканье прервалось звонком будильника.Ингрид неохотно выбралась из постели. В комнате было холодно. Пейзаж за окном выглядел совершенно белым. По странному стечению обстоятельств под окнами гостиницы прошёл неизвестный человек с выводком борзых. Можно предположить, что многие жители города Винчестера увлекались охотой и держали в своих домах своры охотничьих собак.Ингрид отправилась принимать утренний душ. За стеклом душевой кабинки был виден хрупкий силуэт тонкой женской фигурки. Когда стекло душевой кабинки запотело, очертания женского тела сделались почти неуловимыми. За окнами гостиничного номера брезжил унылый зимний рассвет. Солнце с трудом пробивалось сквозь тяжёлые сизые тучи. Очертания предметов и людей делались призрачными и иллюзорными. После ночной метели природа сделалась необыкновенно тихой. В мире наступила некая вселенская тишина. Город Винчестер затих, засыпанный ровным слоем снега. В больничном вестибюле царило утреннее безмолвие.13

Зато в подземном бункере, где находились операционные, происходило некоторое движение. Сонные медсёстры катили тележку с сонным подростком. Первого человека приняли очень тихо.Тихо усыпили. Вырвали, что сочли нужным. Тихо разбудили. Тихо увезли.– Хорошее утро. Тихое, – сказал анестезиолог Моррис.В операционную вкатили кровать со вторым человеком:– Пожалуйста, пересядь с кровати на стол.– Не пересяду. – Человек спрятался под груду тёплых белых покрывал и одним глазом косил на медиков из норки.– Пожалуйста, вылезай.– Не вылезу. Не вытащите. Живым не дамся. Вот вам! Вот вам!Плюшевый медведь в детских руках превратился в оружие массового поражения.– Мой хороший. Мой золотой. Вылезай. Сделай милость и дыхни в эту маску. Дыхни один раз. Всего один раз. – Келси Вайз ласково уговаривал прячущегося смилостивиться и сдаться.В углу, за канцелярским столом, сидела безучастная МарьИванна. Жёлтый коготь МарьИванны стучал по стеклу наручных часов:– Время тикает. Время уходит.– Не уговаривайте, не дыхну. Я вас всех насквозь вижу. Я знаю, что вы где-то прячете иглу, – шептал человек, спрятавшийся в груде одеял. Выражение глаза прячущегося зверька с каждой минутой делалось всё злее и злее.– Давай я тебя обниму, – упрашивал доктор Вайз.Зверёк выбрался из-под одеял и замер, прижавшись к врачу.– Смотри на девочек. Девочки молодые. Симпатичные. Смотри не отворачиваясь.Анестезиолог Моррис искал хорошую вену.– Вены плохие. Плохие вены, – шептал Моррис, не сумев приладить иглу к внутренней стороне локтя.– Вены плохие. Плохие вены, – шептал Моррис, не сумев воткнуть иглу во внутреннюю сторону запястья.– Вены плохие. Плохие вены, – шептал Моррис, не сумев вставить иглу в вены голени.Человек, полулежавший на столе, неожиданно согнулся и приготовился громко кричать. У него на лбу вздулась жирная синяя вена.– Хорошая вена. Вена – хорошая! – жадно прошептал Моррис, воспользовавшись веной на лбу.Тело пугливого зверька расслабилось и растеклось по рукам медперсонала.Тело положили горизонтально и укрыли тёплыми белыми покрывалами.Моррис сел на стульчик и не стал читать журнал «Гольф дайджест», а только обмахивался им и какое-то время смотрел в пустоту перед собой:– Даже не пытайтесь пересказать кому-либо, в какое место воткнули иглу для внутривенной седации. Вам всё равно не поверят. И никогда не забывайте об увиденном, потому что это был первый и последний раз в вашей жизни, когда вам довелось стать свидетелями подобного явления.Моррис привстал со стульчика:– МарьИванна, вы работали в операционных со времён Второй мировой. Видели ли вы нечто подобное?МарьИванна отрицательно покачала своей безучастной головой. Ни один мускул жёлтой маски её лица не подвинулся в попытках придать лицу какое-то другое выражение:– Я, голубчик, много чего видела. Ты за всю свою маленькую жизнь не видел и десятой части того, что видела я. И это – хорошо. Считай, тебе повезло, что ты не видел ужасов войны. Война. Война. Нынче в газетах пишут, что войны это – удел героев. Они всё врут. Когда я закрываю глаза, то вижу кровавое человеческое мясо. Мясо плачет. Мясо шевелится. Мясо. Мясо. Мясо и раздробленные кости…МарьИванна не хвасталась, просто груз её жизненных впечатлений был тяжёл для одного человека:– Я много чего видела, но такого не видела никогда.– Хорошее утро. Особенное, – сказал Моррис, продолжая обмахиваться журналом «Гольф дайджест».14

После операции врачи и фельдшеры собрались в крошечной кухоньке, расположенной в задней части подземного бункера. Казалось, что гигантская чёрная кофеварка закончила процесс перегонки воды сквозь молотый кофе. Чёрная водичка нацедилась в стеклянный горшок и тихо булькала, в ожидании желающих приложиться. Все уселись и приготовились завтракать чем бог послал. Доктор Келси Вайз обедал хлебом с ореховым маслом. Люди, которые давно знали доктора Вайза, утверждали, что он всегда питается исключительно ореховым маслом. Чёрная-пречёрная фельдшерица Селена кушала стручки гороха – из желания похудеть. Кассандра пила шоколадный коктейль «похудей быстро». Средство не оказывало никакого терапевтического эффекта.Доктор Яу открыл холодильник и предложил публике маленькие баночки диетической пепси-колы. Публика отказалась по разным причинам. Доктор обратился к гражданке Зорг:– Хотите колу?– Не хочу колы. Хочу пива.Услышав о пиве, Кассандра ударилась в воспоминания:– Хорошо помню, как первый раз в жизни выпила пиво. Мне как раз исполнился двадцать один год. Я выпила полбанки пива и была пьяная и дурная. Не помню, как дошла до дома и как добралась до постели.Кассандра посмотрела на собравшихся и спросила каждого об их реакции на стакан пива в возрасте двадцати одного года. Согласно американскому законодательству, граждане, не достигшие двадцати одного года, не имеют права употреблять алкогольные напитки. Сухой закон строг. Многие граждане так и доживают до взрослого состояния, не вкусив запретного плода.Неугомонная Маузи улыбнулась уголком рта:– Я немного старше всех остальных девочек. В моё время выпивать начинали с восемнадцати. Помню свой первый стакан пива, выпитый на выпускном вечере. Я была пьяная и дурная. Не помню, как добралась до дома. Не помню, кому дала в придорожных кустах. Зато, когда я выпила в двадцать один год, то держалась молодцом. Была пьяная, но не дурная. Помню, как дошла до дома и что точно никому не дала по дороге.Яу скромно промолчал, не разгласив свою историю. Он на какое-то время погрузился в раздумья и улыбался, источая внутренний свет. Однако история его первой рюмки останется для нас тайной.Очередь дошла до гражданки Зорг:– Ингрид, расскажи, как ты себя вела, выпив пива на двадцать первом году жизни?А что было рассказывать? Речь шла о другом времени и о другой стране, в которой не было чётко выраженного сухого закона на фоне тотального отсутствия контроля над детьми. Свою первую рюмку вина Ингрид выпила в возрасте двенадцати лет.– У одних родителей украли пачку сигарет, а у чьих-то других родителей украли полбутылки вина. Хлеб купили. Буханка чёрного хлеба стоила двадцать копеек. Внимательно обшаренные складки детских карманов предоставили необходимую сумму. Хорошо помню вкус липкого дешёвого вина, выпитого на траве городского парка, среди желтеющей листвы ранней осени. Помню верхушки деревьев, медленно начавшие вращение вокруг своей оси. В период от двенадцати до двадцати одного года уложилось множество жизненных событий. Стакан пива, выпитый в рубежную дату – двадцать один год, – оказывал протрезвляющий эффект. Пиво пили по утрам, похмеляясь после вечерней водки. Минеральная вода плохо помогала от похмелья, а пиво всегда помогало собраться с мыслями.И Кассандра, и Селена, и неугомонная Маузи воскликнули в один голос:– А куда смотрел комитет по надзору за детьми?– Комитет смотрел в окно. Смотрел и приговаривал: орлы растут.Тема алкогольных возлияний продолжилась. Доктор Яу пил мало. Он пил мало не в силу того, что заботился о своём здоровье, а потому, что ему просто не разрешали пить много. Маузи сказала, что она любит сухое мартини. Кассандра сказала, что любит вкус кофейного коктейля «макиото». Гражданка Зорг очень любила виски комнатной температуры. Любила – очень, но пила редко. Кассандра сказала, что недавно приобрела бутылку виски и собиралась приобщиться к потреблению крепкого алкоголя:– Прости, Ингрид, но мне совершенно не нравится этот вкус.– Нету человека, которому нравился бы вкус виски. Дело – не во вкусе, а в качестве хмеля после употребления. Знаешь, Кассандра, от вина наступает сонливость, от пива – дурь и немедленное желание помочиться. От виски, выпитого после правильного обеда, возникает здоровый кураж. После трёх-четырёх хрустальных стопок, бодро поднесённых к губам человека, возникает обманчивая ясность сознания, счастье и гордость за факт своего существования.Главное условие правильного употребления спиртного состоит в том, чтобы выпить, покуражиться и спокойно уйти домой, не обронив шляпы и перчаток.15

Дата добавления: 2015-01-18 | Просмотры: 508 | Нарушение авторских прав