АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Death of a Red Heroine 2 страница. Встав из-за стола, Жужу вызвалась помыть посуду

Встав из-за стола, Жужу вызвалась помыть посуду. Чэнь начал было возражать, но тут вмешался Лу:

– Товарищ старший инспектор, не лишай мою старуху возможности выказать свою домовитость!

– Ах вы, шовинисты! – улыбнулась Ван, следом за Жужу выходя в кухню.

Лу помог другу убрать со стола, убрал остатки и заварил чай улун [5]. Взяв чашку, он сказал:

– Дружище, мне надо попросить тебя об одной услуге.

– Что за услуга?

– Я всегда мечтал открыть собственный ресторан. Для ресторана самое главное – местоположение. Я уже давно подыскиваю подходящий вариант. И вот наконец нашел. Ты ведь знаешь «Дары моря» на улице Шаньсилу?

– Да, я о нем слышал.

– Синь Гэнь, владелец «Даров моря», – страстный игрок. Играет день и ночь. Дела забросил, а все его повара – идиоты. В общем, ресторан обанкротился.

– Тебе стоит попробовать приложить туда руки.

– Для такого отличного места Синь запрашивает невероятно мало. Ему так нужны деньги, что он готов взять плату частями. Мне достаточно внести первый взнос – пятнадцать процентов, остальное в рассрочку. Я продал несколько шуб, оставшихся после моего отца, но нам по-прежнему не хватает нескольких тысяч.

– Иностранец, ты вовремя обратился ко мне. Я как раз получил два чека от издательства «Лицзян», – сказал Чэнь. – Один за переиздание «Китайского гроба», а второй – аванс за «Тихую поступь».

На самом деле просьба пришлась не совсем кстати. Чэнь собирался купить в новую квартиру мебель. Он уже присмотрел письменный стол красного дерева в комиссионном магазине в Сучжоу. Стиль династии Мин, возможно, подлинная работа. Стол стоил пять тысяч юаней. Дорого, но, возможно, именно за этим столом он напишет свои будущие стихотворения. Несколько критиков подметили, что он удаляется от традиции классической китайской поэзии; возможно, антикварный стол придаст ему вдохновения, связав с прошлым. Вот он и написал письмо Лю, главному редактору издательства «Лицзян», с просьбой об авансе.

Чэнь достал оба чека, расписался на обратной стороне, выписал передаточный чек и вручил Лу:

– Вот, пожалуйста. Угостишь меня в твоем ресторане, когда раскрутишься.

– Я верну тебе деньги, – сказал Лу. – С процентами!

– С какими еще процентами? Вот заикнешься еще хоть раз о процентах, и я заберу все назад!

– Тогда входи в долю. Иначе не могу, приятель. Если Жужу узнает, что я оказался такой свиньей, знаешь, какой скандал у нас с ней будет ночью! Настоящий взрыв эмоций.

– Опять взрыв эмоций?

В комнату вошла Ван, за нею следовала Жужу. Лу не ответил. Вместо этого он встал во главе стола, постучал палочкой о бокал и произнес речь:

– Я хочу сделать объявление. Вот уже несколько недель мы с Жужу собираемся открыть собственный ресторан. Единственной загвоздкой до сих пор была нехватка денег. Сейчас вопрос решен, и все благодаря щедрой помощи со стороны моего друга, товарища старшего инспектора Чэня! Скоро, очень скоро вы будете приглашены на открытие нового ресторана «Подмосковье»!

В газетах пишут, что Китай переживает новую стадию социализма. Некоторые твердолобые старики ворчат: мол, Китай становится скорее капиталистическим, чем социалистическим, но кому какое дело? Социализм, капитализм – это все ярлыки. Ярлыки, и больше ничего. Главное – чтобы люди жили лучше, вот и все. А мы обязательно будем жить лучше.

Мой друг тоже процветает. Он не только получил повышение – в тридцать с небольшим уже старший инспектор, – но еще и прекрасную новую квартиру. И на новоселье к нему пришла самая красивая девушка-репортер. А теперь вечеринка начинается по-настоящему!

Выпив, Лу поставил в магнитофон кассету. По комнате поплыли звуки вальса.

– Скоро девять. – Жужу посмотрела на часы. – Я завтра в утреннюю смену, мне нельзя опаздывать.

– Не волнуйся, – заявил Лу. – Я позвоню к тебе на работу и скажу, что ты заболела. Летняя простуда. Кстати, товарищ старший инспектор, ты тоже не заикайся о работе! Позволь мне хоть один вечер на самом деле побыть хуацяо – заграничным китайцем.

– Как это на тебя похоже! – улыбнулся Чэнь.

– Заграничным китайцем, – кивнула Ван, – который пьет вино и танцует ночь напролет!

В танцах старший инспектор Чэнь не был мастером.

Во времена культурной революции единственным танцевальным действом, позволенным китайцам, был «танец верности». Люди дружно топали ногами, демонстрируя свою верность председателю Мао. Но говорили, что даже в те годы за высокими стенами Запретного города [6]устраивали много балов-маскарадов. Ходили слухи, что «даже после бала ноги председателя Мао, умелого танцора, оставались переплетенными с ногами его партнерши». Трудно сказать, было ли так на самом деле, или «жареный факт» придумали репортеры из таблоидов. Однако то, что до середины восьмидесятых китайцам запрещалось танцевать, – сущая правда. По доносу танцоров могли и посадить.

– Придется мне танцевать со своей львицей. – Лу притворился, будто огорчен.

Выбор Лу оставил Чэню единственную партнершу – Ван.

Беря Ван за протянутые руки, Чэнь не испытывал неудовольствия.

Ван танцевала лучше Чэня. Иногда она даже перехватывала инициативу и вела его. И без устали кружилась, кружилась, кружилась… Чэнь невольно залюбовался ею: на высоких каблуках она была чуть выше его ростом; пряди черных волос разметались на фоне белых стен. Когда он обнял ее, ему пришлось поднять голову, чтобы посмотреть ей в лицо.

Следующим был медленный танец. Опершись рукой о его плечо, Ван скинула туфли.

– Мы, наверное, подняли ужасный шум, – заявила она, поднимая голову и лучезарно улыбаясь ему.

– Какая тактичная девушка! – заметил Лу.

– Какая красивая пара, – подхватила Жужу.

Да, Ван поступила тактично. Чэнь и сам волновался из-за шума. Не хватало еще, чтобы новые соседи пожаловались на него в домком.

Они танцевали только медленные тустепы. Им не приходилось напрягаться; они плавно двигались в такт музыке, которая обволакивала их волнами. Сняв туфли, Ван двигалась проворно и ловко; пряди ее черных волос щекотали ему нос.

Когда заиграла другая мелодия, Чэнь попытался перехватить инициативу и закружил свою партнершу – но, пожалуй, слишком порывисто. Споткнувшись, Ван налетела на него, на мгновение прижавшись всем телом – мягким, податливым.

– Нам пора, – объявил Лу, когда музыка закончилась.

– Дочка будет волноваться, – добавила Жужу, забирая керамический горшок, который она принесла.

Решение супругов Лу оказалось неожиданным. Трудно поверить, что всего полчаса назад Лу объявил, что хочет, оправдывая свое прозвище, танцевать и веселиться всю ночь!

– Мне, наверное, тоже пора… – Ван отстранилась от Чэня.

– Нет-нет! – Лу энергично затряс головой. – Тебе придется остаться. С новоселья неприлично всем гостям уходить одновременно.

Чэнь понял, почему супругам Лу так не терпится поскорее уйти. Лу давно уже намекал, что другу пора жениться; видимо, сейчас он решил, что пора оставить Чэня и Ван наедине. Собственная находчивость ужасно радовала Лу.

Чэнь приятно удивился, когда Ван не стала настаивать на своем уходе. Она поставила другую кассету; эту песню он еще не слышал. Чэнь привлек ее к себе. Лето… Под футболкой на ней ничего нет… Как восхитительно ее волосы пахнут гарденией!

– Как от тебя чудесно пахнет!

– Эти духи Ян прислал мне из Японии.

Чэнь совсем забыл, что Ван замужем. Сейчас они одни, в его квартире, а муж Ван где-то далеко, в Японии. От волнения он сбился с ритма и наступил на ее босую ногу.

– Извини. Больно?

– Нет… На самом деле я даже рада, что ты такой неопытный.

– В следующий раз постараюсь быть лучшим партнером.

– Просто будь самим собой, – сказала она, – и все…

Ветер утих. Занавеска с цветочным рисунком больше не развевалась. В комнату с улицы проникал лунный свет; ее лицо сейчас казалось особенно молодым и оживленным. При виде этого лица в нем что-то дрогнуло.

– Начнем сначала? – предложил он.

Тут зазвонил телефон. Вздрогнув, Чэнь посмотрел на настенные часы. Потом нехотя убрал руку с талии своей партнерши и снял трубку.

– Старший инспектор Чэнь?

Знакомый голос – как будто из другого мира. Чэнь покорно передернул плечами:

– Да, слушаю.

– Говорит Юй Гуанмин. Докладываю: произошло убийство.

– Что случилось?

– В канале западнее района Цинпу обнаружен обнаженный труп молодой женщины.

– Я… сейчас приеду, – сказал Чэнь.

Ван подошла к магнитофону и выключила музыку.

– Это не обязательно. Я уже осмотрел место преступления. Тело скоро перевезут в морг. Просто хочу сообщить, что ездил туда, потому что в конторе больше никого не было. А связаться с вами мне не удалось.

– Все в порядке. Хотя мы занимаемся особыми делами, в отсутствие других сотрудников мы обязаны выезжать на место преступления.

– Завтра утром я представлю более подробный рапорт. – Голос Юя звучал как-то замедленно. – Пожалуйста, извините, если я помешал вам и вашим гостям.

Должно быть, Юй услышал музыку. Чэню показалось, будто он уловил в голосе своего заместителя язвительные нотки.

– Ничего страшного, – сказал он. – Раз вы осмотрели место преступления, думаю, мы сможем все обсудить завтра.

– Тогда до завтра. Желаю приятно повеселиться!

Теперь Чэнь явственно расслышал в голосе Юя сарказм.

Впрочем, подобная реакция вполне объяснима: его коллега был старше по возрасту, но квартиру ему не дали.

– Спасибо.

Положив трубку, он обернулся. Ван стояла у двери. Она уже успела надеть туфли.

– Товарищ старший инспектор, у вас много дел.

– Ничего страшного, обо всем уже позаботились, – возразил он. – Тебе не нужно уходить.

– Я лучше пойду, – сказала Ван. – Уже поздно. Они стояли лицом друг к другу.

Дверь была открыта. За ней в коридорном окошке виднелась темная улица; новая квартира сияла в ярко-белом свете.

На прощание они обнялись.

Чэнь вышел на балкон, но стройная фигурка его гостьи уже скрылась в ночи. Откуда-то из открытого окна доносились звуки скрипки. Чэню вспомнились строчки из стихотворения Ли Шанъиня «Драгоценная цитра»:

Половина струн порвана на цитре.

Каждая струна – память о былом.

Ли Шанъинь, поэт эпохи Тан, считается трудным для понимания. Его стихотворение о цитре очень известно. Конечно, речь в нем идет вовсе не о древнем музыкальном инструменте. Кстати, непонятно, почему Чэнь вдруг вспомнил стихотворение именно сейчас.

Может, все дело в убийстве?

Убитая – молодая женщина. Жизнь, прерванная на взлете. Порванные струны. Утраченные звуки. Жизнь, прожитая лишь наполовину.

А может, дело в чем-то другом?

Управление полиции Шанхая находилось на улице Фучжоулу, в старом, шестидесятилетней давности, здании из коричневого кирпича. Серые железные ворота охраняли двое вооруженных солдат. Но Чэнь, как и другие полицейские, проходил в управление через калитку, за которой стояла будка привратника. Время от времени, когда ворота распахивались, пропуская машину какого-нибудь важного гостя, прохожие могли видеть извилистую подъездную аллею с мирной цветочной клумбой посреди просторного двора.

Часовой отдал ему честь; Чэнь ответил и поднялся к себе в кабинет, на третий этаж. Собственно, кабинет представлял собой лишь крошечное помещеньице, отделенное перегородками от общего зала, в котором работали более тридцати сотрудников отдела особо тяжких преступлений. Все они сидели за общими столами, теснились в узких проходах и подходили к общему телефону.

На распахнутой двери его кабинетика горделиво сияла в лучах утреннего солнца медная табличка: «Старший инспектор Чэнь Цао». Она, как магнит, то и дело притягивала к себе его взгляд. Помещение было тесным. Большую его часть занимал коричневый дубовый письменный стол с коричневым креслом на колесиках. Две чайные чашки приходилось ставить на темно-зеленый стальной картотечный шкафчик у двери, а термос – на книжную полку, стоявшую на полу. Стену украшала единственная обрамленная фотография: товарищ Дэн Сяопин стоит на мосту через реку Хуанпу под черным зонтиком, который держит над ним мэр Шанхая. Единственной роскошью кабинетика можно было считать крошечный холодильник, но Чэнь настоял на том, чтобы им пользовались все сотрудники. Как и квартиру, отдельный кабинет он получил после повышения.

В управлении считали, что своим повышением Чэнь обязан новой кадровой политике, провозглашенной товарищем Дэн Сяопином. Вплоть до середины восьмидесятых повышения приходилось ждать очень долго. Заняв очередной пост, человек мог пробыть там вплоть до пенсии. Впрочем, и выходить на пенсию по достижении определенного возраста было не обязательно. Например, старший инспектор в возрасте за пятьдесят считал, что его карьера сложилась удачно. В результате же новых кадровых инициатив, выдвинутых Дэном, даже высокопоставленным руководящим работникам приходилось уступать свои позиции молодым и выходить на пенсию. Возможность выдвинуться получили молодые люди с высшим образованием. У Чэня было и то и другое – хотя некоторые его коллеги не слишком тепло относились и к молодости, и к высшему образованию. Для них высшее образование немногого стоило. Особенно такое, как у Чэня, – специалист по английскому языку и литературе. А молодость… Многие полицейские считают, что в их работе опыт приходит с возрастом.

Поэтому положение Чэня было каким-то промежуточным. Как правило, старший инспектор занимает должность начальника отдела особо тяжких преступлений. Прежний начальник вышел на пенсию, а вместо него пока никого не назначили. Чэнь считался начальником особой бригады, состоящей всего из пяти человек, – вместе с ним самим и его заместителем, Юй Гуанмином.

В общем зале Юя не было видно, но среди груды бумаг на столе Чэнь нашел его рапорт об осмотре места происшествия.

«Осмотр производил: Юй Гуанмин. Дата: 11 мая 1990 г.

1. ЖЕРТВА. Пол: женский. Имя: неизвестно. Одежда: отсутствует. Тело обнаружено в канале Байли, в черном пластиковом мешке. Возраст: приблизительно 28 – 32 года. Телосложение: крепкое, вес – около 50 кг, рост – примерно 164 см. Трудно представить, как она выглядела при жизни. Лицо немного раздулось, но нет ни кровоподтеков, ни царапин. Брови тонкие, темные, нос прямой, лоб широкий. Ноги длинные, не искривленные; ступни маленькие, с длинными пальцами. Ногти на ногах выкрашены лаком пунцового цвета. Руки также маленькие; пальцы ухожены. Колец и иных украшений нет. Под ногтями не обнаружено ни крови, ни грязи, ни частиц кожи. Бедра широкие; растительность на лобке обильная, угольно-черного цвета. Возможно, перед смертью убитая вступала в сексуальные отношения. Следов побоев нет. Обнаружен небольшой, едва заметный синяк на шее, едва различимый, и маленькая царапина на ключице. В остальном – кожа гладкая. Иных синяков и кровоподтеков нет. Отсутствие ушибов на ногах также предполагает, что перед смертью жертва не сопротивлялась. Мелкие точечные кровоизлияния вокруг глаз позволяют выдвинуть гипотезу о том, что смерть наступила в результате удушения.

2. МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ. Канал Байли, небольшой канал на реке Сучжоу, находится на расстоянии около 5 км от Шанхайской бумажной фабрики. Русло почти пересохло, берега заросли кустарником. Несколько лет назад здесь решено было построить химкомбинат, но впоследствии планы изменились. На одном берегу Байли нечто вроде кладбища; повсюду разбросаны могилы. Добраться до канала трудно – как по суше, так и по воде. Автобус туда не ходит. По словам местных жителей, рыбачат там также редко.

3. СВИДЕТЕЛИ. Гао Цзылин, капитан катера «Авангард», служит в шанхайском речном патруле. Лю Голян, школьный друг капитана Гао, старший инженер центра ядерной физики в Цинхае. Оба члены партии; судимостей нет.

Вероятная причина смерти: удушение в сочетании с сексуальным насилием».

Дочитав рапорт, старший инспектор Чэнь закурил сигарету и некоторое время сидел в тишине. Рассматривая кольца дыма, которые, завиваясь, поднимались к потолку, он обдумывал две версии. Жертву могли изнасиловать и убить в лодке или на катере, а труп бросили в канал. Или преступление совершилось в другом месте, а к каналу тело привезли или притащили.

Первая версия казалась маловероятной. Убийце было бы необычайно трудно – чтобы не сказать «невозможно» – совершить преступление с другими пассажирами на борту. Если других пассажиров не было, зачем засовывать труп в пластиковый мешок? Канал расположен далеко от населенных пунктов и дорог; скорее всего, убийца сделал свое черное дело среди ночи – зачем было прятать тело в мешок? Ко второй версии пластиковый мешок подходил, но в таком случае убить жертву могли где угодно.

Когда Чэнь снова выглянул в общий зал, Юй сидел за столом и маленькими глотками пил чай. Чэнь автоматически пощупал термос, стоящий на полу. Воды еще достаточно. Не нужно спускаться в бойлерную к общему титану. Он позвонил Юю по внутреннему телефону.

– Здравия желаю! – Юй появился на пороге меньше чем через минуту. Высокий, лет сорока с небольшим, среднего роста, с суровым морщинистым лицом и глубокими проницательными глазами. В руке он держал большую коричневую папку.

– Наверное, вчера вы засиделись допоздна. – Чэнь предложил своему заместителю чашку чаю. – Отлично справились. Я только что прочел ваш рапорт.

– Спасибо.

– Утром новых сведений по делу не поступало?

– Нет. Я все написал.

– Среди пропавших без вести, заявленных в розыск, ее нет?

– Ни одна женщина из списка пропавших без вести не похожа на нее. – Юй протянул начальнику папку. – Вот фотографии; их только что напечатали. Вряд ли она долго пробыла в воде. По моим подсчетам, не больше двадцати часов.

Чэнь начал перебирать фотографии. Тело убитой на берегу – обнаженное, потом закрытое одеялом. Несколько крупных планов. На последнем фотограф увеличил ее лицо. Снимок был сделан в морге; тело закрывала белая простыня.

– Что вы думаете? – Юй медленно подул на горячий чай.

– У меня есть две возможные версии. Но до того, как мы получим результаты вскрытия, ничего нельзя утверждать наверняка.

– Судмедэксперты обещали прислать отчет после обеда.

– Вы не считаете, что она из местных – скажем, из какой-нибудь близлежащей деревушки?

– Нет. Я уже звонил в окружной комитет. У них никто не пропал без вести, никого не объявляли в розыск.

– А может, убийца родом оттуда?

– Тоже вряд ли. Как гласит пословица, «кролик не ощипывает молодые побеги возле собственной норы». Но убийца, видимо, хорошо знаком с окрестностями канала.

– Значит, у нас пока две версии, – начал Чэнь.

Юй выслушал рассуждения начальника не перебивая.

– Первая версия, по-моему, маловероятна, – заявил он.

– Но ведь не мог же убийца доставить труп к каналу на себе, – сказал Чэнь.

– А может, он таксист. У нас уже были подобные дела. Помните Пань Ваньжэнь? Изнасилована и убита. Сходства много. Только там труп нашли на рисовом поле. Убийца признался, что сначала не хотел убивать ее, но потом испугался, что жертва узнает его машину.

– Да, помню. Но, если убийца изнасиловал жертву в машине, зачем потом запихивать труп в пластиковый мешок?

– Ему ведь надо было довезти труп до канала.

– Спрятал бы в багажник, и все.

– А может, у него в машине просто оказался такой мешок.

– Может, вы и правы.

Юй закинул ногу на ногу:

– Если убийству предшествует изнасилование, мотивом является сокрытие личности насильника. Жертва может опознать либо его, либо машину. Значит, версия с таксистом подходит.

– А что, если преступник и убитая были знакомы? – спросил Чэнь, вертя в руке фотографию. – Труп сброшен в канал; никто не увидит связи между исчезновением жертвы и убийцей. Возможно, это объясняет и мешок. Он не хотел, чтобы кто-нибудь увидел, как он затаскивает труп в машину.

– Личные автомобили могут позволить себе немногие – в основном руководящие работники. Им положены машины с шофером. Вряд ли они дали бы шоферу подобное поручение.

– Тоже верно. В Шанхае не так много личных автомашин, но их количество стремительно растет. Такой вариант исключать нельзя.

– Если убийца был знакомым жертвы, тогда мы первым делом должны задаться вопросом: почему он ее убил? Тайная связь с женатым мужчиной? У нас были подобные дела, но в таком случае женщина почти наверняка оказывалась беременной. Утром я звонил доктору Ся. Беременность он исключает. – Юй закурил, не предложив огня начальнику. – Конечно, все возможно – я имею в виду вашу теорию. Если так, мы почти ничего не можем сделать до тех пор, пока не установим ее личность.

– Значит, если следовать вашей версии, нам следует проверить таксомоторные парки?

– Можно, но это будет нелегко. Еще десять лет назад такси в Шанхае было мало – можно было часами стоять на улице и не увидеть ни одного. Сейчас одному Небу известно, сколько их. Они носятся повсюду, как саранча. По-моему, их больше десяти тысяч, не считая частников. С частниками еще тысячи три набежит.

– Да, многовато.

– И еще вот что. Мы даже не знаем, из Шанхая жертва или нет. А что, если она приехала сюда из другой провинции? Если так, пройдет очень много времени, прежде чем мы получим какие-то сведения о ней.

От сигаретного дыма воздух в крошечном кабинете стал сизым.

– Итак, что же нам, по-вашему, следует делать? – спросил Чэнь, распахивая окно.

Юй выждал несколько секунд, а потом вдруг спросил:

– А нам обязательно браться за это дело?

– Вопрос, конечно, интересный…

– Я поехал на место происшествия, потому что в отделе больше никого не было, а вас найти не удалось. Но мы ведь особая бригада.

Так оно и было. Номинально их бригада расследовала только дела, которым в управлении присваивали «особый» статус – иногда по запросу из другой провинции, а иногда по запросу других отделов, но чаще всего по несформулированным политическим причинам. Например, в рейде на частный книжный магазин, где продавались пиратские CD-диски, не было ничего сложного или «особого», однако такое дело могло привлечь широкое внимание общественности. О борьбе с пиратством часто писали в газетных передовицах. Иными словами, дело получало гриф «особого» в угоду тем или иным политическим нуждам. Убийство же безымянной женщины, чье тело было выловлено в заброшенном канале, следовало передать отделу преступлений на сексуальной почве. По всем признакам это был их профиль.

Вот чем объяснялось нежелание Юя приниматься за расследование, хотя он первым принял звонок и осмотрел место происшествия. Чэнь снова перебрал снимки и выбрал один.

– Надо обрезать и увеличить эту фотографию. Может быть, кто-нибудь ее узнает.

– А если нет?

– Ну, тогда подробно все обсудим – то есть если дело оставят за нами.

– Да уж, обсудим. – Юй с недовольным видом вытащил чаинку, застрявшую между зубами. Кому охота возиться с заведомо безнадежными делами?

– Скольких человек мы можем бросить на эту работу?

– Немногих, товарищ старший инспектор. – Юй покачал головой. – Народу у нас мало. У Цин Сяотуна медовый месяц, Ли Дун только что вышел в отставку и открыл фруктовую лавку, а Лю Лунсян в больнице с переломом руки. В данный момент в так называемой особой бригаде остались только мы с вами.

Язвительность Юя не укрылась от внимания Чэня. Он понимал, почему следователь так относится к нему. Мало того что его совсем недавно повысили, так еще и дали квартиру! Недовольство сотрудников вполне понятно. Например, сам Юй поступил на службу раньше Чэня, закончив полицейскую школу. Кроме того, Юй – потомственный полицейский. Его отец тоже раньше служил в управлении. Но старшему инспектору Чэню хотелось, чтобы о нем судили по его достижениям на занятом посту, а не по способу, каким он получил повышение. Неплохо было бы взяться за это расследование. Настоящее убийство! С другой стороны, Юй прав. Людей у них не хватает, а «особых» дел скопилось много. Они не могут себе позволить взять еще одно дело, которое подвернулось им просто случайно. Убийство на сексуальной почве – ни улик, ни свидетелей. По всем признакам типичный висяк.

– Я посоветуюсь с секретарем парткома Ли, а пока мы изготовим копии снимка и разошлем их по участкам. Это необходимая процедура – кто бы ни принял дело к производству. – Помолчав, Чэнь добавил: – После обеда, если будет время, я съезжу на канал. Вчера, когда вы осматривали место происшествия, наверное, было уже довольно темно.

– Что ж, там красиво. Вид, можно сказать, поэтичный. – Юй встал и раздавил окурок в пепельнице. Он даже не пытался скрыть сарказм. – Кто знает, вдруг вы сочините там пару великолепных строчек.

– Трудно сказать.

После ухода Юя Чэнь некоторое время сидел за столом и размышлял. Вражда со стороны заместителя его огорчала. Очередной укол – то, что он как бы между прочим упомянул о страсти Чэня к поэзии. Однако невозможно не признать, что критика Юя отчасти справедлива.

Чэнь не собирался становиться полицейским. Во время учебы в Пекинском институте иностранных языков он считался лучшим студентом и вдобавок признанным поэтом. Он собирался всерьез посвятить себя литературе. За месяц до выпуска он подал заявление в магистратуру по специальности «английский язык и американская литература». Мать одобрила его решение: ведь покойный отец Чэня был известным профессором неоконфуцианской школы. Однако Чэню сообщили, что его ждет многообещающая работа в министерстве иностранных дел. В начале восьмидесятых в вузах существовала система государственного распределения; поскольку Чэнь входил в почетный список лучших студентов, его личное дело затребовали в МИДе. Он никогда не мечтал о дипломатической карьере, несмотря на то что такое положение считалось просто сказочным для филолога, который специализировался по английскому языку. Вдруг, в последнюю минуту, все круто изменилось. В ходе анкетной проверки, проводимой органами общественной безопасности, выяснилось, что одного из дядюшек Чэня в пятидесятых признали контрреволюционером и казнили. Несмотря на то что Чэнь ни разу в жизни не видел дядюшку-контрреволюционера, подобное родство для кандидата на дипломатическую должность считалось недопустимым. Поэтому Чэня вычеркнули из мидовского списка и направили на работу в управление полиции Шанхая. Первые несколько лет он переводил для нужд управления американское пособие по процедуре допроса, которое никто не хотел читать, и составлял политические отчеты секретарю парткома Ли, которые не хотел писать сам Чэнь. И только в последние два года Чэнь на самом деле работал полицейским. Сначала он трудился на низовой должности, и вдруг его повысили и назначили старшим инспектором. Однако ему поручали только дела с грифом «особые», переданные из других отделов. Юй, как и многие другие сотрудники управления, был недоволен. Недовольство подпитывалось не только стремительным карьерным ростом Чэня вследствие новой кадровой политики, но также тем, что новоиспеченный старший инспектор продолжал «баловаться сочинительством». Литературная деятельность рассматривалась многими коллегами Чэня как уклонение от прямых профессиональных обязанностей.

Чэнь во второй раз перечел отчет об осмотре места происшествия и вдруг понял, что уже время обеда. Выйдя из кабинетика в зал, он нашел там записку, адресованную ему. Должно быть, ее оставили утром, до его прихода.

«Привет, это Лу. Работаю в ресторане – нашем с тобой ресторане! Он называется «Подмосковье». Рай для гурманов. Мне очень важно с тобой переговорить. Перезвони мне по номеру 638-0843».

Лу всегда остается собой – кипучий, полный воодушевления. Чэнь набрал номер.

– Ресторан «Подмосковье».

– Лу, что случилось?

– А, это ты. Ну, как все вчера прошло?

– Отлично. Разве сам не помнишь?

– Нет. Я спрашиваю, что было после того, как мы ушли, между тобой и Ван?

– Ничего. Мы еще немного потанцевали, а потом она ушла.

– Какой позор, приятель! – вскричал Лу. – И за что только тебя сделали старшим инспектором? Не умеешь распознать даже самые очевидные сигналы.

– Какие еще сигналы?

– Когда мы собрались уходить, она согласилась остаться – наедине с тобой. У нее были серьезные планы на ночь! Абсолютно безошибочный сигнал. Она от тебя без ума.

– Ну, я в этом не уверен, – сказал Чэнь. – Поговорим о чем-нибудь другом. Как дела у тебя?

– Жужу просила еще раз тебя поблагодарить. Ты – наша счастливая звезда. Все устроено в самом лучшем виде. Все документы подписаны. Я уже переехал. Представляешь – наш собственный ресторан! Осталось только сменить вывеску. Я уже заказал большую неоновую вывеску на китайском и на английском!

– Погоди – может, на китайском и на русском?

– Кто в наши дни говорит по-русски? Впрочем, кроме русской кухни, у нас есть еще кое-что настоящее русское. Уверяю тебя. Его тоже можешь попробовать. – Лу загадочно хихикнул. – Благодаря твоему щедрому займу в следующий понедельник отпразднуем торжественное открытие. Скоро мы будем процветать!

– Ты так уверен?

– У меня есть такой козырь – все просто упадут.

– Что за козырь?

– Приходи – сам увидишь. Заодно и поешь вволю.

– Конечно. Ни за что на свете не пропущу твои русские щи, Лу Иностранец!

– Значит, ты тоже гурман. Пока!

Старший инспектор Чэнь улыбнулся и повесил трубку. Несмотря на то что оба приятеля любили вкусно поесть, у них было не так много общего. Лу получил свое прозвище в старших классах школы. Его стали называть Иностранцем не только за то, что он во времена культурной революции носил куртку на западный манер, но главным образом потому, что до 1949 года отец Лу владел небольшой меховой фабрикой и потому считался капиталистом. В школе Лу был «паршивой овцой». В конце шестидесятых кличка Хуацяо ни в коем случае не являлась положительной, ведь тогда осуждалось все идущее с Запада и преследовались люди, ведущие экстравагантный «буржуазный» образ жизни. Но Лу упрямо гордился своим «декадентским» имиджем: он пил кофе, пек яблочные пироги, делал фруктовые салаты и, конечно, к ужину переодевался в костюм на западный манер. Лу подружился с Чэнем, сыном «буржуазного профессора» и потому тоже «паршивой овцой». Они были одного поля ягоды; вместе им было легче переживать нападки. Лу частенько угощал Чэня после того, как ему удавался какой-нибудь домашний кулинарный эксперимент. После окончания школы Лу, как «образованного молодого горожанина», послали перевоспитываться в отдаленную сельхозкоммуну. Целых десять лет он перевоспитывался на примере бедняков и середняков. В Шанхай он возвратился лишь в конце восьмидесятых. В то время и Чэнь вернулся из Пекина. Встретившись, Чэнь и Лу поняли, что они, в сущности, очень разные. И все же, несмотря на долгие годы, в течение которых они не виделись, они остались друзьями. Они по-прежнему уважали друг друга и по-прежнему любили вкусно поесть.

Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 565 | Нарушение авторских прав