АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Death of a Red Heroine 21 страница

– Сынок, ты ведь по-прежнему стремишься к другой жизни – научной работе, литературе, творчеству?

– Не знаю. На той неделе случайно прочел критический очерк, еще одно истолкование стихотворения о бабочке из «Сна в Красном тереме». Автор горделиво объявляет, что его интерпретация – тридцать пятая по счету. Но какое это все имеет отношение к жизни нашего народа?

– Но… разве ты больше не хочешь преподавать в университете Фудань или Тунцзи?

– Хочу, но не понимаю, что плохого в том, чем занимаюсь я сейчас.

– Значит, ты предпочитаешь зарабатывать на жизнь, служа в полиции?

Чэнь подумал: заработать на жизнь можно по-разному. И литература тоже может стать статьей дохода – как и все прочее на современном рынке. Если карьера ученого обеспечит его всего лишь спокойствием и жизненными стандартами среднего класса, что еще надо для счастья?

– Мама, я не имел этого в виду. И все же, пока я своим трудом могу помешать одному существу обижать и убивать других, я считаю свою работу достойной.

Больше он ничего не сказал. Не было смысла оправдываться. Однако Чэнь помнил, что когда-то говорил ему отец: «Ради той, кто его ценит, мужчина готов умереть; ради того, кто ее ценит, женщина становится красавицей». Еще одно изречение Конфуция. Чэнь не боготворил Конфуция, но некоторые его высказывания вошли в его плоть и кровь.

– Ты хорошо ориентируешься в политике партии, – заметила мать.

– Да, – кивнул он, – до сих пор мне везло.

Однако именно сейчас удача, возможно, изменила ему. Странно, защищая свое право на выбор профессии, он забыл, какие тучи сгущаются у него над головой. Чэню не хотелось огорчать маму своими проблемами. Ей и без того нелегко живется.

– И все равно, сынок, позволь дать тебе один совет.

– Какой?

– У тебя есть и удача, и талант, но для такой работы требуются определенные задатки, которых у тебя нет. Уж я-то тебя знаю, ты мой единственный сын. Поэтому отрешись от политики. Попробуй заняться чем-нибудь таким, что нравится тебе по-настоящему.

– Мама, я подумаю над тем, что ты сказала. Он и сам часто об этом думал.

«Если над чем-то очень напряженно трудиться, дело становится частью тебя, несмотря на то что на самом деле оно тебе не по душе и ты понимаешь, что все это ненастоящее».

Так он написал под стихотворением «Чудо», которое послал далекому другу в Пекин. Строка могла относиться как к стихам, так и к службе в полиции.

Старший инспектор Чэнь вернулся к себе домой только в девять вечера.

На автоответчике горела лампочка. Многовато сообщений за один день. Он снова ощутил тупую боль в висках – предвестник очередного приступа мигрени. Может, головная боль – сигнал, призывающий его остановиться? Но Чэнь все равно нажал кнопку автоответчика, не успев даже поставить на пол кейс.

«Товарищ старший инспектор Чэнь, говорит Ли Гохуа. Пожалуйста, когда вернетесь, перезвоните мне. Сегодня я допоздна задержусь на работе. Сейчас без десяти пять». Голос секретаря парткома Ли, официальный и серьезный даже по телефону.

Он позвонил в управление; трубку сняли с первого же звонка. Ли ждал его.

– Приезжайте на работу, товарищ старший инспектор. Нам нужно поговорить.

– Буду где-то через полчаса. Вы у себя?

– Да, я вас жду.

– Выезжаю.

На самом деле он вошел в кабинет секретаря парткома не через полчаса, а гораздо позже. Ли ужинал растворимой лапшой со вкусом говядины. Пластиковая миска стояла среди бумаг, разбросанных на письменном столе красного дерева. На изящном подносе из фуцзяньского кварца, расписанном драконами, громоздилась кучка сигаретных окурков.

– Товарищ секретарь партийного комитета, разрешите обратиться. – Чэнь решил приветствовать Ли по всей форме.

– С возвращением, товарищ старший инспектор Чэнь!

– Спасибо.

– Как дела?

– Все хорошо, – сказал Чэнь. – Я собирался зайти к вам еще утром, но не застал. А потом почти весь день бегал по делам.

– Расследование отнимает много сил, – кивнул Ли. – Расскажите, как ваши успехи.

– Мы сдвинулись с мертвой точки. – Чэнь открыл кейс. – Как вам, возможно, докладывал следователь Юй, перед моей поездкой в Гуанчжоу мы определились с главным подозреваемым. Им стал У Сяомин. А сейчас мы добыли новые улики, которые вписываются в нашу версию.

– Новые улики?

– Во-первых, подозреваемый последним звонил Гуань десятого мая. Согласно квитанции, оставленной на телефонной станции улицы Цинхэлу, Гуань звонили примерно в девять тридцать вечера, то есть за три-четыре часа до ее смерти. И звонил ей не кто иной, как У Сяомин. Сведения проверены. – Чэнь выложил на стол корешок. – И дело не в одном конкретном звонке. Более полугода У регулярно звонил ей – в среднем три-четыре раза в неделю, причем часто поздно вечером. Гуань тоже ему звонила. Их связывали не просто профессиональные отношения, как утверждает У.

– Возможно, в этом что-то есть, – сказал Ли, – но У Сяомин был фотографом Гуань. Поэтому вполне возможно, он связывался с ней время от времени – по работе, например.

– Да нет, речь не о работе. Мы нашли еще двух свидетелей. Одна из них – уличная торговка; она жарит пельмени на углу улицы Хубэйлу. По ее словам, несколько раз незадолго до смерти Гуань она видела, как Гуань возвращается в общежитие поздно ночью. Она приезжала на шикарной белой машине в обществе мужчины. У водит белый «лексус», который выделили его отцу.

– Но может быть, Гуань приезжала на такси?

– Вряд ли. Торговка уверяет, что таблички такси на крыше не было. Она также рассказывает, что Гуань подходила к окошку со стороны водителя, наклонялась и целовала мужчину, сидевшего за рулем.

– Вот как! – Ли швырнул пустую пластиковую миску в корзину для мусора. – И тем не менее в Шанхае немало машин белого цвета. Сейчас столько выскочек!

– Также нам удалось, среди прочего, установить, что У в октябре прошлого года совершил поездку в Желтые горы в обществе Гуань. Они путешествовали под вымышленными именами и представили в бюро путешествий поддельную справку о том, что они женаты. Зарегистрировались как супружеская пара и проживали в одном гостиничном номере. Это могут подтвердить несколько свидетелей.

– У жил в гостинице в одном номере с Гуань?

– Вот именно. Более того, У там фотографировал Гуань обнаженной; после этого они поссорились.

– Но в предыдущем рапорте вы писали, что во время, предшествующее ее гибели, Гуань не имела ни жениха, ни любовника!

– Дело в том, что они ото всех скрывали свою связь.

– Это уже что-то, – сказал Ли, помолчав. – Но любовная связь не обязательно ведет к убийству.

– Там, в горах, отношения у них разладились. Одна из наших свидетельниц может это подтвердить. Гуань хотела, чтобы У развелся с женой. У не соглашался. Вот что, как мы полагаем, и явилось причиной ссоры.

– Значит, по-вашему, именно поэтому У Сяомин убил ее, а труп выбросил в канал?

– Совершенно верно. В начале расследования мы со следователем Юем установили две предпосылки: то, что у убийцы имеется машина, и то, что он хорошо знаком с окрестностями канала Байли. В семидесятых годах У Сяомин, как представитель «грамотной молодежи», провел несколько лет в деревне в округе Цинпу, откуда минут за пятнадцать можно пешком добраться до канала. Должно быть, У понадеялся на то, что ее тело пролежит на дне канала долгие годы, а потом вообще исчезнет без следа.

– Допустим, ваша версия верна – гипотетически, конечно. Допустим, у Гуань и У была любовная связь, а потом они поссорились. – Ли говорил медленно, словно взвешивая каждое слово. – Зачем У заходить так далеко? Он ведь просто мог бы отказать Гуань, а потом перестать с ней встречаться…

– Да, но, возможно, Гуань, чтобы вынудить У поступить так, как она хочет, пошла на какой-нибудь отчаянный шаг, – возразил Чэнь.

– А по-моему, нет. Гуань прекрасно понимала, что на нее равняется вся страна. Она не могла так рисковать своей репутацией! Скажем, она пригрозила бы сообщить обо всем на работу У. Ну и что? Как по-вашему, руководство журнала придало бы большое значение интрижке своего сотрудника?

– Может, да, а может, и нет – кто знает?

– Ваша версия объясняет многое, но у нее имеется изъян. Я не вижу в его поступке настоящего мотива.

– Именно мотив мы сейчас и ищем.

– Как насчет алиби У?

– Согласно показаниям Го Цзяна, У Сяомин всю ночь провел в его студии, где печатал фотографии. Поскольку У профессиональный фотограф, у него в доме имеется все необходимое оборудование и даже фотолаборатория. Почему именно в ту ночь ему понадобилось поехать к Го?

– У как-то объяснил свой поступок?

– Сказал, в его лаборатории что-то испортилось, но в это верится с трудом. Го не профессионал; у него даже нет необходимого оборудования. Какой смысл У ехать к нему? Зато нам известно, что Го – закадычный приятель У. Он просто пытается покрыть своего дружка.

– Ну все-таки алиби есть алиби. – Ли с сомнением покачал головой. – Что вы намереваетесь делать дальше?

– С ордером на обыск мы сможем заполучить больше улик.

– Чем вы при данных обстоятельствах сумеете обосновать необходимость продолжать расследование в отношении У?

– Пока мы не предъявляем ему обвинение в убийстве. Для начала более чем достаточным основанием является фальшивая справка о браке. Свидетельница, которую я нашел в Гуанчжоу, может дать показания против У, ей известно не только насчет подделки документа. Она своими глазами видела, как У делал порнографические снимки Гуань. Можно обвинить его в буржуазно-декадентском разложении.

Ли хмыкнул.

– Буржуазно-декадентское разложение! Модное обвинение. – Внезапно секретарь парткома встал и раздавил на подносе недокуренную сигарету. – Товарищ старший инспектор Чэнь, я не случайно так поздно вызвал вас к себе. Я хотел обсудить с вами не только ход расследования, но и кое-что другое.

– Что же?

– На вас поступил рапорт.

– Рапорт? На меня? – Чэнь тоже встал. – Что я натворил?

– В рапорте говорится о вашем буржуазно-декадентском разложении – как ни странно, вам вменяется в вину то же, что вы намерены предъявить У. Так, сообщается, что в ходе пребывания в Гуанчжоу вы были неразлучны с неким бизнесменом, обладающим сомнительной репутацией; вы ходили во всевозможные дорогие рестораны по три раза в день…

– Товарищ секретарь парткома, я знаю, о ком вы говорите. Речь ведь идет о господине Оуяне, не так ли? Да, он бизнесмен, ну и что такого? Сейчас правительство поощряет людей открывать собственное дело. Да, он пару раз угостил меня, но только потому, что он тоже пишет стихи.

– Я еще не закончил, – сказалЛи. – В рапорте также говорится, что вы посещали так называемый массажный салон.

– Ах вот оно что! Массажный салон! Да, я ходил туда, потому что мне нужно было найти Се Жун, свидетельницу, о которой я только что упомянул. Она там работает.

– Согласно копии чека из массажного салона, вы оплатили ей так называемый «полный набор услуг». Сотрудники общественной безопасности раздобыли копию чека; всем известно, что значит «полный набор» тамошних так называемых услуг!

Вот уже второй раз в течение одного дня при Чэне упоминали сотрудников общественной безопасности. Сначала директор Яо, теперь Ли. Один из отделов министерства общественной безопасности занимается как раз внутренними проверками; сотрудников этого отдела полицейские боятся как огня.

– Почему общественная безопасность вдруг заинтересовалась мной?

– Если вы не сделали ничего плохого, вам не нужно беспокоиться о том, что посреди ночи к вам в дверь постучит дьявол.

– Не представляю, как им удалось раздобыть копию чека из массажного салона. Такого чека нет даже у меня. Честно говоря, за меня заплатил господин Оуян. Я собирался встретиться со свидетельницей и даже не знал, где она работает. Что же касается «полного набора услуг»… Не знаю, что это означает для других. Я не воспользовался ни одной тамошней «услугой».

– Но зачем приходить к свидетельнице в салон? – спросил Ли, прикуривая очередную сигарету. – Вот мне, например, непонятно, почему вы не велели привести девушку в управление полиции Гуанчжоу для допроса. Так, во всяком случае, положено поступать по закону.

– Ну… я решил, что, если приду к ней, она будет откровеннее.

Старший инспектор Чэнь подумывал о том, чтобы отвести девушку в участок, но он ведь дал слово профессору Се, а кроме того, ему не хотелось подставлять Оуяна, которому он был многим обязан. И потом, секретарю парткома Ли, который живет в жилом комплексе для руководящих партийных работников в западной части улицы Хуайхайлу, невдомек, как боятся связываться с властями простые люди вроде Се Жун. Се не осмелилась бы давать показания против У в управлении полиции.

– Я пробыл в Гуанчжоу всего пять дней, – продолжал Чэнь. – Поскольку здесь у меня много дел, я не мог себе позволить не спеша расследовать убийство Гуань Хунъин обычным порядком. Да и сотрудники управления в Гуанчжоу слишком заняты; у них не было времени для того, чтобы помочь мне. У меня не оставалось другого выбора.

– В массажном салоне вы провели более двух часов наедине с девушкой. Потом вы повели ее в отель «Белый лебедь», где заказали отдельный кабинет. За ужин вы заплатили свыше пятисот юаней – больше вашего месячного жалованья. И это вы называете расследованием, товарищ старший инспектор Чэнь?!

Значит, за каждым шагом Чэня в Гуанчжоу следили. Он понял, что отпираться бесполезно. Секретарь парткома Ли прекрасно осведомлен о его поездке.

– Товарищ секретарь парткома Ли, у меня есть объяснение.

– В самом деле?

– Да. Я угостил девушку, чтобы заручиться ее поддержкой. Да, ужин дорого обошелся мне, но в Гуанчжоу все очень дорого. И кстати, за ужин я расплачивался из собственного кармана – своими деньгами, а не казенными.

– Угощать девушку из массажного салона! Вот настоящая щедрость!

– Товарищ секретарь парткома Ли, я ведь расследовал там убийство. Я решил найти подход к свидетельнице способом, который счел нужным и правильным. Кстати, почему за каждым моим шагом в Гуанчжоу так пристально следили?

– Ваши тамошние похождения, возможно, возбудили подозрения.

– Товарищ секретарь парткома, именно вы дали мне рекомендацию в партию. Если вы мне не доверяете, какой мне смысл оправдываться дальше?

– Я вам доверяю, товарищ старший инспектор Чэнь. Кстати, я заверил сотрудников общественной безопасности: все, что вы делали в Гуанчжоу, необходимо для расследования. Я даже сказал, что вы предварительно все обсудили со мной.

– Спасибо, товарищ секретарь парткома Ли! Вы столько делаете для меня с первых дней моей службы в управлении! Я очень вам признателен.

– Не стоит благодарности. – Ли покачал головой. – Я знаю, что вы все делаете правильно. В том числе и сейчас.

– Значит, нам нужно… – Чэнь неожиданно закашлялся и поспешно закрыл рот рукой, – продолжать следственные действия?

– Об этом даже не мечтайте. – Ли вздохнул и подался вперед. – На вас собирались подать официальную жалобу. Вот почему я как могу защищаю вас. Но вряд ли мне удастся многое для вас сделать.

Чэнь, который приподнялся было, снова упал на стул и, подняв голову, принялся рассматривать висевшие на стене фотографии – вехи долгого и непростого жизненного пути хозяина кабинета. Потом полез в карман за сигаретами. Заметив его жест, Ли протянул ему лежащий на столе портсигар.

– Со мной все кончено? – спросил Чэнь.

– Нет, если только вы не будете дразнить гусей. Пусть все остынут. Я пообещал им, что вы пока займетесь другими делами.

– Значит, расследование убийства Гуань придется приостановить?

– Да.

– Они не за теми охотятся! Надо искать улики на преступника, а они пытаются в чем-то уличить меня.

– Это не обычное убийство.

– Обычных убийств вообще не бывает.

Чэню показалось, что секретарь парткома слегка смутился.

– Наверное, в чем-то вы правы, но ведь у других имеется своя точка зрения, товарищ старший инспектор.

– Вот как?

– Вам когда-нибудь приходило в голову, какие последствия может иметь дело Гуань, – я имею в виду политические последствия?

– Какие-то последствия, безусловно, будут, – согласился Чэнь, поразмыслив с минуту.

– Некоторые полагают, что последствия будут весьма значительными, – заявил Ли.

Чэнь не стал ничего отвечать, понимая, что Ли еще не закончил.

– Самое главное сейчас – текущий политический момент. Нельзя забывать о сложностях переходного периода… Как по-вашему, способствует расследование укреплению светлого образа нашей партии? – Для вящего эффекта Ли немного выждал, а потом продолжал: – Кто вовлечен в дело? Всекитайская отличница труда и женатый «партийный сынок» – если, конечно, ваша версия подтвердится. Что подумает народ? Крушение всех идеалов! Хуже того, многие уже сейчас считают, будто такие «партийные детки» есть порождение нашей политической системы. Отсюда недалеко и до обвинения во всех нынешних бедах партийцев старшего поколения! Наверняка найдутся и такие, кто рад будет, воспользовавшись делом Гуань, порочить руководство партии и правительства. После прошлогодних событий на площади Тяньаньмэнь вера многих в социалистические идеалы и так поколеблена!

– Неужели все настолько серьезно? – удивился Чэнь. – Учитывая происхождение У, представители средств массовой информации, скорее всего, вообще сделают вид, будто никакого дела и не было. А народ… По-моему, вряд ли простые люди отреагируют на исход дела так, как вы говорите.

– Но ведь такой вариант возможен? В настоящее время, товарищ старший инспектор, самое главное – политическая стабильность. Поэтому официально расследование будет продолжаться, и ответственность за его ход по-прежнему лежит на нас. Но, если вы не остановитесь, можете быть уверены: сотрудники МОБ проведут свое, параллельное расследование. Они будут всеми доступными им способами вставлять вам палки в колеса, а если понадобится – постараются опорочить вас.

– Параллельное расследование. Ясно!

– Не давайте ни малейшего повода к вам придраться. Иначе от вас мокрого места не останется!

Старший инспектор Чэнь прекрасно понимал, что уже предоставил своим врагам предостаточно поводов для придирок, как выразился Ли. И речь идет не только о поездке в Гуанчжоу.

Секретарь парткома погрузился в глубокое раздумье.

– И потом, несмотря на то что многие факты укладываются в вашу версию, – заявил он вдруг, – свидетелей преступления все равно нет. Нет орудия преступления. Нет прямых доказательств, обладающих юридической силой. У вас нет ничего, кроме косвенных улик, которые подтверждают, в сущности, всего лишь гипотезу, теорию. И наконец, у вас нет мотива преступления. Зачем У было убивать ее? В общем, товарищ старший инспектор Чэнь, пока ничто не оправдывает необходимости продолжать расследование.

– Что ж… – с горечью проговорил Чэнь, – этого не может оправдать никакая политика!

– Считайте, что дело закрыто – по крайней мере, временно. Не нужно громко объявлять об этом. Давайте подождем. Когда политический ветер переменится или когда вы добудете неопровержимые доказательства или найдете мотив, вот тогда мы и вернемся к этому разговору.

Ждать можно до бесконечности. Никто не может предсказать, когда переменится политический ветер. И о каких неопровержимых доказательствах можно говорить, раз одни и те же улики могут быть использованы по-разному?

– Товарищ секретарь парткома, а если ветер не переменится?

– Товарищ старший инспектор, вы хотите, чтобы вся система прогнулась под вас? – нахмурился Ли. – Полагаю, я ясно выразился: я не намерен официально объявлять о том, что вы отстранены от расследования. Да, именно я дал вам рекомендацию в партию, но, поскольку я прежде всего член партии, я должен защищать интересы партии. Вы тоже член партии. Значит, предполагается, что мы оба осведомлены о первостепенной важности служения интересам партии.

Чэнь понял: дальнейшие возражения бессмысленны. Он встал.

– Мне все ясно, товарищ секретарь парткома.

– Не понимаю, – заявил Ли, – почему вы так цепляетесь за это дело.

Старший инспектор Чэнь и сам этого не понимал до конца.

Он размышлял о разговоре с Ли всю дорогу домой, но так ничего и не придумал. Включив свет, он рухнул в кресло. Комната выглядела голой и запущенной – потрясающе пустой и заброшенной.

В голову пришло сравнение: комната как женщина. Она также обладает тобой. И потом, чтобы заставить ее любить тебя, на нее приходится тратить целое состояние.

Может, он где-то вычитал такое сравнение, а может, только что придумал сам. Чэнь уже ни в чем не был уверен. Поэтические образы чаще всего являлись ему в самые неожиданные моменты.

Он понимал, что уснуть не сможет, но после такого насыщенного дня хорошо было просто полежать в постели. Разглядывая тени, мелькающие на потолке, он готов был завыть от одиночества и тоски. Иногда ночное одиночество бывало даже приятно. Но сейчас ему было не просто грустно оттого, что он один. Все складывалось так, словно само его существование поставлено под сомнение.

Должно быть, Гуань тоже страдала от одиночества; трудно даже представить, как она тосковала, лежа без сна в своей комнатке, больше похожей на тюремную камеру.

Чэнь встал, пошел в ванную и сполоснул лицо холодной водой. Надо заставить себя принять точку зрения секретаря парткома. Однако уговоры не помогали: мысли его все время возвращались к Гуань.

Выглянув в окно и посмотрев на тусклый свет уличного фонаря, старший инспектор Чэнь снова поразился. До чего же они, в сущности, похожи – убитая женщина и он сам. До последнего времени у них обоих в жизни все было гладко – по крайней мере, со стороны. Они достигли высот, которые и не снились их ровесникам. Лу Иностранец не уставал повторять: удача упала Чэню на колени. Вполне понятно, что ему многие завидуют. Гуань завидовали тоже – иначе чем объяснить неприязнь к ней со стороны соседок по общежитию?

А еще они с Гуань считались и молодыми, и не очень молодыми одновременно. В последние годы даже возник неологизм: «зрелые молодые люди». Возможно, в домкоме таких людей уважают, но в остальном… Нельзя не признать некоего второго, не слишком приятного, значения неологизма. Называя кого-то «зрелым молодым человеком», люди подразумевают, что ему (или ей) давно следовало бы обзавестись семьей.

Успех на политическом поприще мало помогает в личной жизни. А часто даже, наоборот, мешает. Особенно в наши дни и особенно в Китае. Согласно уставу партии, коммунист своим первым долгом считает верность партии, что едва ли нравится потенциальному спутнику жизни. Мужчины наверняка предпочтут пламенной коммунистке спокойную, домашнюю женщину, которая на первое место будет ставить интересы не партии, а мужа и детей.

Чэнь не понаслышке знал о том, что партийная карьера отнюдь не способствует созданию семьи. Он сам постоянно на виду – холостой старший инспектор, которому уже давно за тридцать. Ему все время приходится разрываться между личной жизнью и общественной работой. Возможно, поэтому он до сих пор и не женился. Скорее всего, то же самое могла бы сказать про себя и Гуань – если бы была жива.

Однако сейчас не время для сентиментальности! Чэнь еще раз попытался взглянуть на дело с точки зрения Ли. Безусловно, в доводах секретаря парткома есть рациональное зерно. После долгих лет всевозможных перегибов Китай наконец совершил реальный рывок вперед. Ежегодный прирост ВВП определяется двузначными цифрами; люди начинают жить лучше. Кроме того, заметна и демократизация общества. Но страна находится на перепутье; важнейшей предпосылкой дальнейшего прогресса является политическая стабильность – лозунг, ставший популярным после трагических событий лета 1989 года. В данный исторический момент очень существенно, чтобы авторитет партии никоим образом не ставился под сомнение.

Поэтому расследование необходимо приостановить – дабы не ставить под удар авторитет партии и политическую стабильность страны.

А как же жертва?

Сама Гуань Хунъин жила интересами партии. Кажется вполне логичным то, что и ее смерть должна послужить интересам партии. Кроме того, приостановка расследования также в ее собственных интересах – ни к чему бросать тень на светлый образ отличницы труда.

Убийство Гуань станет не первым и не последним делом, списанным в архив. Об истинных причинах приостановки расследования догадаются немногие. Подумаешь, ну и что?

Если он, Чэнь, смирится, если послушает совета старших товарищей, то, возможно, и спасет свою шкуру. Но при этом потеряет лицо.

«Не только вы удивляетесь моему упрямству, товарищ секретарь парткома, – думал Чэнь. – Я и сам себе удивляюсь…»

Его разбудил телефонный звонок.

– Алло!

– Это я, Ван Фэн. Знаю, сейчас уже поздно, но мне обязательно нужно увидеться с тобой.

Взволнованный голос Ван казался таким близким, как если бы она стояла за дверью, но в то же время он казался и очень далеким.

– Что случилось, Ван? – спросил Чэнь. – Где ты?

Он посмотрел на часы. Половина первого. Не такого звонка он ожидал. Особенно от нее. И в такой час.

– Я в телефоне-автомате на той стороне улицы.

– Где?

– Будку видно из твоего окна.

– Может, поднимешься ко мне?

На углу улицы действительно находилась телефонная будка, модная, современная; оттуда можно было звонить как с помощью монет, так и с помощью телефонной карточки.

– Нет, лучше ты спустись.

– Хорошо. Сейчас приду.

Они с Ван не виделись с той самой ночи. Понятно, почему она не хочет подниматься. И голос… Наверное, у нее крупные неприятности.

Чэнь торопливо надел форму, схватил кейс и сбежал вниз по лестнице, застегиваясь на ходу. На всякий случай лучше выглядеть по-деловому, особенно в такой поздний час.

Ни в телефонной будке, ни рядом никого не оказалось.

Чэнь пришел в замешательство, но решил подождать. Вдруг зазвонил телефон-автомат. В первые несколько секунд он просто стоял и смотрел на него, затем понял, что, может быть, звонят ему.

– Алло!

– Хвала Небесам! Это я, – услышал он голос Ван. – Я боялась, что ты не догадаешься снять трубку.

– Что-то случилось?

– Да, но не со мной. Сегодня в паспортном столе мне вернули заявку на получение паспорта. Я так беспокоюсь за тебя!

– За меня?!

Чэню показалось, что Ван не в себе. Ей отказали в выдаче паспорта, но почему из-за этого она волнуется за него? Неужели невыдача паспорта стала для нее таким ударом, что она утратила свои обычные собранность и сдержанность?

– Я упомянула твое имя, но они смотрели на меня тупо, как бараны. Один из них сказал, что ты висишь на волоске; он назвал тебя выскочкой, который сует нос не в свои дела, а о себе позаботиться не может.

– Кто так сказал?

– Сержант Ляо Кайцзюй.

– Вот сукин сын! Плюнь ты на него. Он мелкая сошка. Места себе не находит от зависти с тех пор, как я стал старшим инспектором.

– Все из-за дела Гуань?

– Нет, мы еще не довели расследование до конца.

– Чэнь, я очень встревожена. Я навела справки по своим каналам. Дело Гуань сложнее, чем тебе кажется. Некоторые там, наверху, кажется, восприняли твое расследование как намеренную атаку на революционеров старшего поколения. А тебя считают представителем либеральных реформаторов.

– Ты ведь знаешь, это неправда. Политика меня сейчас не волнует. Я расследую обычное уголовное преступление, только и всего.

– Знаю, но не все с тобой согласны. Как я слышала, У сейчас в Пекине развил бурную деятельность. А он близко знаком со многими важными шишками.

– Ничего удивительного!

– Кроме того, критикуют твои стихи. Кое-кто называет их политически вредными. Якобы стихи – лишнее доказательство твоей ненадежности как члена партии.

– Возмутительно! Не понимаю, какое отношение к делу имеют мои стихи!

– Хочу дать тебе один совет – если ты примешь его от меня. – Не дожидаясь ответа, Ван продолжала: – Перестань пробивать лбом кирпичную стену!

– Спасибо за совет. Не волнуйся, Ван, я решу свои проблемы… и твои тоже.

Она молчала. Чэнь слышал в трубку ее учащенное дыхание. Когда Ван заговорила снова, старший инспектор уловил в ее голосе неподдельное беспокойство – и что-то еще.

– Чэнь!

– Что?

– Представляю, как ты измучен. Хочешь, я приеду к тебе? Если, конечно, ты не против.

– Я просто немного устал, – почти механически ответил Чэнь. – Надо выспаться, и все будет нормально. А кроме сна мне вроде бы ничего и не нужно.

– Уверен?

– Да. Спасибо тебе большое.

– Тогда… береги себя.

– Ты тоже.

Он повесил трубку, но из будки вышел не сразу.

Истина в том, что он понятия не имеет, как решить свои проблемы. Не говоря уже о ее проблемах.

Прошло две или три минуты. Тишина. Чэнь отчего-то ждал, что она позвонит еще. Но телефон молчал.

Ван волнуется за него. Она журналистка и сразу чувствует перемены в политической ситуации. Когда Чэнь обращался к Ляо по поводу выездной визы для Ван, тот обещал помочь; но тогда над старшим инспектором еще не сгустились тучи. А сейчас… Чэнь вполне понимал ход мыслей Ляо. Зачем помогать человеку, чью карьеру можно считать конченой?

Он медленно вышел из будки. На улице больше не было невыносимой жары; сквозь густую листву пробивался мягкий лунный свет. Отчего-то ему не хотелось возвращаться домой. Голова лопалась от мыслей. Чэнь побрел по пустынной улице куда глаза глядят. Через некоторое время он огляделся по сторонам и понял, что ноги сами вынесли его к набережной Вайтань.

Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 620 | Нарушение авторских прав