АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология
|
Глава 1. 1. Циммерман Я.С. Клиническая гастроэнтерология: избранные разделы
1. Циммерман Я.С. Клиническая гастроэнтерология: избранные разделы. – М.: ГЭОТАР-Медиа, 2009.
2. Ивашкин Т. В., Лапина Т.Л. Рациональная фармакотерапия заболеваний органов пищеварения: Compendium. - Издательство «Литтера», 2006.
3. Ивашкин В.Т., Ивашкина Н.Ю., Баранская Е.К.и др. Рациональная фармакотерапия заболеваний органов пищеварения: руководство. - Издательство «Литтера», 2011
4. Буеверов А.О., Лапина Т.Л., Охлобыстин А.В. и др. Гастроэнтерология: клинические рекомендации. – М: ГЭОТАР-Медиа, 2009.
Часть 1
Гг.
«Открыты днем и ночью
Двери Ада
И легок путь к нему,
Не знающий преграды»
Вергилий «Энеида»
Глава 1
- «Шаг в пустоту. Полет. Ты уже начинаешь понимать, что сделал ошибку. Что там – до шага – можно было бы все исправить. Что нет неразрешимых ситуаций, и ты выглядишь полным дураком, подавшись минутной слабости - решив пойти наиболее легким путем и выбрав смерть. Но поздно.
В голове пустота. Появляется даже раздражение. Закрываешь глаза. Тело становится легким – не твоим. Начинаешь чувствовать облегчение, оказывается все не так страшно…
Пятнадцать этажей не так уж и мало. За это время чувства и эмоции сменятся много раз. От страха – до безразличия, от радости – до горечи. Только вот жизнь не проходит перед глазами. Появляется надежда – а вдруг это не конец? Может, есть шанс что-то изменить?
Удар. Все мысли вылетают из головы. Исчезают слух, зрение, осязание… ты не слышишь крики прохожих, не чувствуешь холод асфальта под собой. Ничего. Только боль. Оглушительная, жестокая, беспощадная боль. Ты полностью отдаешься ей. Воспринимаешь как живое существо. Или как часть самого себя. Как самого себя.
Понемногу боль утихает. Возвращается способность мыслить. И ты понимаешь – все, это последняя точка, поставленная тобой в приступе отчаяния. Волны почти исчезнувшей боли уже несут тебя к спасительному берегу забвения…»
Щелчок - Лестер выключил диктофонную запись. Откинувшись на спинку кресла, он внимательно посмотрел на девушку. Но та не обратила на его взгляд никакого внимания. Прошло минут пять. Не выдержав, Лестер, резко встав с кресла, подошел к ней.
- Черт возьми, Элиза, я не могу поверить, что тебе это безразлично! – зло бросил он, грубо поворачивая ее к себе.
Девушка удивленно посмотрела на мужчину и почти весело сказала:
- Наверное, это мне следовало бы сейчас пребывать в такой ярости.… Не так ли, милый? Твоя же злость, по меньшей мере, смешна, и – кстати – ничем не обоснованна.
- Вот как? Только вот мне кажется, - последнее слово он произнес с изрядной долей сарказма, - что у меня все же есть повод, как минимум, для беспокойства. Ты знакомишься неизвестно с кем, проводишь с ним черт-те сколько времени.… И, наверняка, говоришь ему что-то о себе, подвергая тем самым нас обоих опасности…
- Хватит, Лестер, - не дала ему договорить Элиза. – Ты сам знаешь, что не прав, говоря все это. Но мне интересно, что же ты хотел доказать, принеся сюда эту запись? Ведь не для того, чтобы усладить мой слух тем, что я уже слышала много раз: в разных интерпретациях и причем вживую. Спасибо, конечно, за заботу, но это, право, было совсем, ни к чему.
Взгляд Лестера похолодел.
- Ты льстишь себе, Элиза, - ничего не выражающим голосом произнес он. – Вовсе не забота о тебе двигала мной, когда я совершил этот поступок. Точнее говоря, не тот вид заботы, который имела в виду ты. Просто я хотел показать тебе то, что тебе и без этого прекрасно известно. Тебе ничего и никогда не удастся от меня скрыть.
И чуть ли не откинув ее от себя, он вернулся в свое кресло. Немного помолчав, он задумчиво проговорил:
- Мне бы хотелось с ним познакомится. Он очень забавен, ты не находишь? Этакий сумасшедший ученый – дилетант, который носится со своими бредовыми идеями о мыслях и чувствах самоубийц в момент их скоропостижной кончины. Полный бред, не так ли? Но ему хватает ума скрывать свои идеи от окружающих. Я лишь не могу понять, с какой целью он открыл их тебе. Идеи, я имею в виду, - он вопросительно посмотрел на Элизу, но так как она его взгляд проигнорировала, саркастически закончил, - скорее всего, здесь не обошлось без твоего очаровательного таланта притягивать к себе людей.
- Никита не сумасшедший…
- Согласен. Он просто поссорился со своей головой. Или же никогда с ней и не дружил. Я не могу судить, ведь я даже с ним и не знаком – лично, конечно же.
Элиза внимательно посмотрела на него. Лестер говорил в шутливом тоне, но сквозь его слова явно просвечивали другие чувства, и они ее настораживали.
- Где же ты взял эту запись? Не верю, что Никита сам любезно предоставил ее тебе. Что тогда?
Лестер снисходительно посмотрел на свою собеседницу, и с презрением ответил:
- Моя любовь, это было довольно-таки просто сделать. Проще некуда… - с сожалением покачал он головой. Заметив ее непонимающий взгляд, пояснил: - Я проник в его квартиру, когда сам Никита отсутствовал. Затаился. И когда пришел твой друг, я внушил ему мысль о прочтении вслух своих записей. С передачей чувств – так, будто это действительно происходит с ним самим.… В-общем, в твоем сумасшедшем приятеле погибает великий актер. Он настолько поразил меня, что я было чуть не забылся, и не стал ему аплодировать!... У него определенно есть лицедейские данные. Его выступление было так трагично, так пафосно!... А видела бы ты в этот момент его лицо! – Лестер задумчиво посмотрел на Элизу и иронично добавил: - Ты все же дай ему совет пойти на сцену. Клянусь, я буду ходить на все спектакли с его участием – вечерние, естественно.
Ему удалось задуманное. Он ее разозлил. Когда она заговорила, ее голос звенел от сквозивших в нем напряжения и ярости:
- Никита от меня может услышать лишь один совет, и он тебе врят ли понравится. Я не хочу, чтобы он или ты делали хоть малейшую попытку познакомиться друг с другом. Никита тебе не игрушка, и манипулировать им нельзя. Найди себе другое развлечение, а к нему даже не думай приближаться!
Слова девушки не произвели на Лестера должного впечатления. Скорее, он выглядел подозрительно довольным, словно Элиза сказала именно то, что он и хотел услышать.
- Мой милый друг, ты опять совершаешь ту же ошибку. Защищаешь смертного. Питаешь к нему теплые чувства… Кажется, мы это уже проходили. И знаешь, твой сумасшедший друг мне кого-то очень сильно напоминает. Право же не знаю кого, но определенное сходство есть. Ты так не думаешь?
Элиза побледнела. Невероятно, но абсолютно белое лицо стало еще белее. Те малочисленные признаки, которые хоть как-то оживляли ее лицо, исчезли вовсе. И если бы не глаза, то можно было бы подумать, что она не живое существо, а каменная статуя, по недоразумению одетая в человеческую одежду. А глаза… В них отражалась такая боль, что становилось страшно.
- Никита не Француа, - одними губами произнесла она, но Лестер ее понял.
Повисла тишина, в которой явственно чувствовалось незримое присутствие третьего.
Лестер подошел к Элизе и мягко ее обнял. Вздрогнув, она с удивлением посмотрела на него. В его глазах она увидела ту же боль, которую чувствовала и сама. Тщательно скрываемую, еле уловимую, едва заметную, но боль – боль от потери близкого человека.
- Ангел мой, прости, - голос Лестера был тих и нежен, - Я ведь должен был произнести те слова, и ты понимаешь причину этого. Ты опять увлеклась смертным, а это неправильно. Это противоречит нашей с тобой природе. А идти против своей природы нельзя. Это не теория, это истина, доказанная не один раз на практике. Элиза, мы вампиры и дружить со смертными мы не можем, как бы нам сильно этого бы не хотелось. Убивать, играть, наблюдать – все, что угодно, но никакой привязанности, ведь так будет проще и легче.
Лестер обнял девушку еще крепче, и голос его зазвучал еще мягче:
- Ты мне очень дорога, и я не хочу, чтобы ты страдала. Но я не властен над своими поступками, когда нахожусь под воздействием сильных чувств, будь-то любовь или ненависть. И если ты не хочешь, чтобы с Никитой случилась та же история, что и с Француа, ты просто перестанешь с ним видеться… Элиза, я читал его мысли, да и ты, наверное, тоже. Он же в тебя влюблен… Может, этим и объясняется, почему он на твои странности не обращает внимания… Но, - Лестер посмотрел ей в глаза, и в его голосе появилась чуть ли не мольба, - Милая моя, твой Никита из той же породы, что и Француа. И только лишь из-за твоей прихоти его может постигнуть та же участь. Вспомни, я не хотел делать вампиром Француа, произошло это из-за того, что ты вывела меня из себя. Элиза, я не обещаю, что это не повториться с Никитой. Пожалуйста, пощади его, меня, да и себя тоже. Я умоляю тебя об этом.
Он замолчал.
- Хорошо, Лестер, - немного погодя проговорила она. – Я благодарю тебя за заботу и внимание к моим чувствам. Ты будешь удивлен, но я с тобой полностью согласна. К сожалению, я не могу просто перестать с ним видеться, я должна придумать убедительную причину для нашего с ним расставания. Дай мне время.
Лестер внимательно на нее посмотрел.
- Хорошо, если ты говоришь правду. Для тебя, - без тени угрозы в голосе произнес он. Потом добавил: - Лишь не доводи до крайности.
- Постараюсь. Но дай мне время, - повторила Элиза.
Вампир с долей благоговения поцеловал свою спутницу, и нехотя отпустил. Пусть она делает ему больно, но делает это она не умышленно. Просто даже стольких лет ей не хватило понять и принять жизнь вечного убийцы. Но он любит ее и готов терпеть ее слова, поступки и вот такие знакомства, которые доводят его до бешенства и причиняют невыносимую боль.
- Ты пойдешь сегодня к нему?
Элиза пожала плечами.
- Да, как обычно. Лестер, пожалуйста, дай мне время, - в который раз повторила она.
- Твоя воля, - вздохнул он. Потом язвительно добавил: - передавай ему привет. Скажи, что его бредовые мысли очень забавны. Также посоветуй ему от моего имени попытаться стать актером. У него явный талант, как я уже говорил. Грех его зарывать в землю, - почти с издевательским сожалением закончил он.
Все – минуты душевной близости прошли. Лестер вернулся к своему амплуа – злобного и циничного вампира.
Уже у двери Элиза ему на прощание пообещала:
- Лестер ничего не повториться. Я прерву свое общение с Никитой. Но не сегодня.
Он ничего не ответил. Весь его вид говорил, что ему на это просто наплевать. Лишь в его глазах была бесконечная печаль. Элиза заметила ее, но ей нечем было ответить. Все обнадеживающие слова были сейчас пустыми и бессмысленными. Они оба это понимали. Еще раз посмотрев на Лестера, Элиза, вздохнув, вышла.
Ночной холод встретил ее на улице. Его свежесть охладила ее мысли, придала им более мягкую форму. Хоть она и старалась отогнать от себя мысли о правоте слов Лестера, но она знала, что ее отношения с Никитой зашли слишком далеко. Так же, как и у Лестера, у нее была способность читать мысли людей, и она прекрасно знала, о чем думает Никита, и какие чувства он к ней питает. Также она знала о мыслях и чувствах Француа.…Но тогда она даже не представляла, к чему это может привести. А Никита… Элиза просто не хотела об этом думать, отодвигала все мысли об этом в самый дальний уголок подсознания. Не хотела замечать слишком большое сходство Никиты с Француа. И если бы Лестер так блистательно не указал ей на это…
«Да, за это стоит поблагодарить Лестера» - с усмешкой подумала Элиза, хотя и понимала, что его трогательная забота о ней обусловлена совсем другими причинами. У нее здесь появился друг, появилась привязанность, которая может продлить для него и без этого невыносимое пребывание в нелюбимой для него стране. Элиза так и не смогла понять причин не очень хорошего отношения ее вечного спутника к России. Ведь Лестер должен бы испытывать к этой стране те же чувства, что и она. Ведь здесь произошло их окончательное воссоединение, здесь они смогли понять друг друга….Видимо Лестер не изменил своей привычки прятать свои настоящие чувства глубоко внутри себя, не показывая их никому – даже ей. Но Элиза была склонна думать, что сейчас он не взлюбил Россию только из-за того, что вынужден был приехать сюда за ней. Россия, Америка, Турция – не важно, просто не в характере Лестера с чем-либо смиряться и подчиняться чужой воле. А приезд самой Элизы в ее любимою страну называл не иначе, как «сентиментальной дурью сумасшедшего вампира с замашками патриота». И хоть Россия не являлась родиной Элизы в буквальном смысле этого слова, но с ней было связанно много дорогих воспоминаний девушки, здесь она разобралась с собственными чувствами, и поняла, наконец, истинные чувства своего вечного спутника к ней, поэтому, в некотором роде Лестер прав, называя ее патриотом этой страны. Россию она любила так же, как и свою историческую родину. Вот с остальными его словами Элиза бы поспорила…. Главное же: его «нелюбовь» к России никоем образом не может повлиять на саму Элизу. Но сейчас это не имеет значения. Есть вещи и поважнее, чем странные причуды ее любимого вампира.
Не важны причины, побудившие Лестера указать на невозможность дальнейших ее отношений с Никитой. Действительно, Лестер абсолютно прав. И ей предстоит решить, как можно безболезнее их разорвать.
Но сначала нужно утолить голод – этот вечный спутник ночной жизни вампира. Единственное наслаждение и вечное проклятие. То, что раз и навсегда отделяет душу от Бога, и является чертой между темным и светлым. То, что во всех религиях мира является смертным грехом. То, что для вампира является жизнью, а для человека – смертью. То, что имеет простое название – убийство.
«Запоздалый путник, где ты? Иди ко мне, я жду тебя. Все будет сделано быстро. Очень быстро. Ты даже ничего и не поймешь. Мимолетная боль, и после – вечное блаженство. Что может быть лучше?..»
- Девушка, сигаретки не найдется? – нахально улыбаясь, спросил шедший навстречу парень. Даже не обладая вампирским даром, можно было увидеть, что ему хочется совсем не курить.
- Конечно, мой милый, - ответила девушка-вампир, делая молниеносное движение к его шее. Она сдержала свое обещание. Действительно, все было сделано быстро, и парень ничего не понял.
Убить просто. Эту истину Элизе открыл Лестер. Нужно лишь чуть-чуть уменья и немного решительности. И определенную роль играют стечения обстоятельств. Кто-то может прожить всю жизнь и судьба его не столкнет с необходимостью лишать другого человека жизни, а кто-то может стать серийным убийцей. Это не важно. Главное, что в каждом есть наклонность, ярко выраженная или едва заметная – не суть важно – убивать. А для вампиров это уже не наклонность, это инстинкт. Как для людей употребление пищи и насыщение легких кислородом. Как правильно сказал ей однажды Лестер, указывая на очередную жертву: «Тут выбор прост – или ты, или он». И можно сколько угодно мучиться, но вампир всегда выбирает себя. Это просто его природа. Природа хищника и убийцы.
Но убивают всегда по-разному. Возможно, безжалостно отнимать жизнь, и при этом любоваться ее угасанием. Принимать в себя картинки из жизни жертвы, и испытывать различные чувства, наблюдая за их красочностью, или же, наоборот, серостью. Созерцать процесс превращения здорового живого человека в холодное безжизненное тело. И вампир искренне восхищается этим. Восхищается борьбой человека за свою жизнь. Восхищается разнообразием человеческой жизни. И лишь он может полноценно понять это разнообразие.
И Элиза наслаждалась, впитывая вместе с кровью в себя жизнь этого молодого человека, не чувствуя при этом отвращения к себе, свойственного ей до знакомства с Француа.
Наслаждалась, и обдумывала при этом, что же делать ей с ее смертным другом. И когда то, что минуту назад было живым человеком, превратилось просто в очередной обескровленный труп, Элиза поняла, как ей следует поступить.
Через полчаса она была у Никиты. Радость от встречи померкла сразу, как только она прочитала его мысли. Лестер опоздал со своим предупреждением, нужно было его делать намного раньше. Ей же оставалось только два выхода: или убить своего друга – молодого человека, к которому она столь сильно привязалась – или же ему все рассказать. И неизвестно, какой выход лучше.
Но Элиза уже приняла решение. Она все расскажет Никите. Кто она. Как стала вампиром. Свою историю до знакомства с ним. Француа все это рассказал Лестер и, естественно, в изложении циничного вампира правда была сильно искаженна. Элиза надеялась, что если она сможет правильно все объяснить – ничего не утаивая и ничего не приукрашая – то, возможно, Никита ее поймет. Не станет испытывать к ней отвращения и суеверного ужаса, а также не захочет стать вампиром. Это будет просто нереально, так как она никогда и ни при каких условиях не обречет смертного на вечное существование проклятого.
- Представляешь: вчера, как только я вернулся домой, - между тем рассказывал юноша, даже не догадываясь, что происходит в душе его гостьи, - у меня вдруг возникло странное желание прочитать свои старые записи. Может, помнишь – те, что о самоубийцах. Стал их читать, и мне показалось, что это происходит именно со мной. Если честно, я очень испугался. Одно дело, когда просто пытаешься поставить себя на их место. И совсем другое, когда сам все это переживаешь. А у меня было именно такое чувство – чувство безысходности и окончательности.… И еще, - продолжил он, - после того, как это чувство прошло, я от волнения начал перебирать бумаги на столе, и нашел вот это, - и он протянул ей листок бумаги.
На белом листе от принтера чуть замысловато-округленными буквами было написано:
«Мой друг,
Повесь чеснок и, возможно, я к тебе не вернусь.
Хотя…Кто знает?
Поклонник твоего таланта.»
Элиза сразу узнала подчерк Лестера, но в этом, собственно, и не было нужды. Лишь он один мог написать такое послание.
- Ты знаешь, что это? - неуверенно спросил Никита, заметив, как изменилось ее лицо.
- Да.
Лестер сам подтолкнул ее на этот безумный шаг. Этот лист, с красиво выписанными буквами на нем, являлся своеобразным благословлением вампира Лестера на ее решение. И Элиза подумала, что все его слова были отнюдь не предупреждением, как ей показалось вначале. Это была лишь своеобразная подготовка к очередной исповеди – второй за ее вечную жизнь. Другого объяснения не было, ведь в ином случае Лестер не стал бы писать эту глупую записку. Конечно, он в этом никогда не признается. «Но вспомни, чем это закончилось в прошлый раз?» - пронеслось у нее в голове. «Нет, я не буду об этом думать. Может, я осталась глупой наивной дурой, но я все еще верю в лучшее. Иначе просто быть не может! Тем более, я не могу ничего изменить – ведь не убивать же его лишь из-за моей нерешительности? Пусть я боюсь, чертовски боюсь, но.… Все будет хорошо, Никита не Француа – он не повторит его судьбу, хоть так и невероятно на него похож…».
- Да, - повторила она. И тихо продолжила: – Собственно, это не просто лист бумаги, как может показаться. Мне не совсем нравиться способ.… Ну что ж.…Очень жаль, но наступил тот момент, когда жестокая и беспощадная правда перекрывает кислород нечестной - но зато какой удобной! – лжи. В ином случае возникает потребность разорвать общение, причем способом, не устраивающим нас обоих. Но готов ли ты услышать эту правду? Кто знает, правильно ли то, что я собираюсь сделать?.. Извини, ты можешь подумать, что я наслаждаюсь ситуацией, ведь я знаю, о чем говорю, а ты нет.… Это не так. Мне просто страшно начать. Есть выражение, что дорога из тысячи шагов начинается с самого первого… Ты представь, что я прошла эту дорогу - через страх, отчаяние, надежду, любовь – почти прошла и мне оставалось всего чуть-чуть.… А следующая фишка в этой игре, название которой сама жизнь, показала, что мне нужно вернуться назад - к самому первому моему шагу. И сейчас мне невыносимо трудно опять начинать. И больно. Так готов ты услышать правду обо мне? Перечеркнуть прошлое, и начать наше общение с белого листа? Ведь лишь сегодня состоится настоящее наше знакомство, как ни печально это звучит.
Никита взглянул на лист, который девушка все еще держала в своей руке. Будто она находила в нем поддержку…. Он не понимал, что происходит и не хотел этого. Нереальность происходящего давила и мешала думать. То, что происходит что-то странное, он чувствовал не только кожей, но и всем своим сознанием. О чем она говорит? Какая правда? Ему не нужна никакая правда, если та не приносит радости ей. Но она не желала его больше обманывать, это было заметно. Как она сказала? «Удобная ложь?» - кажется так. Удобство тоже надоедает, если не приносит долгожданного счастья. Ее откровение наверняка доставит ему страдание, но пусть будет так. Но может ей оно принесет облегчение?
- Я хочу, чтобы ты это сделала. – Он сам почувствовал, как фальшиво звучит его голос, и ему стало противно от своей неискренности. Постараясь уверить самого себя, он повторил, - да, я хочу.
«Значит, это судьба» - суеверно подумала девушка-вампир. Она видела колебания юноши, но боялась даже послушать его мысли. Неважно, что было решающим фактором в его согласии, ведь оно было предопределенно с того самого момента, как они сблизились. Сейчас просто наступил закономерный финал их знакомства – вампира и смертного, которого первый в свое время не убил этого человека.
Элиза прямо посмотрела ему в глаза, и твердостью, которую сама не чувствовала, произнесла:
- Ты ошибался, принимая меня за равную себе. У нас с тобой есть существенная разница в происхождении, способе существования и методе обеспечения себя питанием. Я не человек. Родилась я во Франции достаточно давно – так давно, что, если бы ты был моим родственником, то ты бы даже не знал обо мне. Ведь какая-то пра-пра-прабабка не интересует современную молодежь. Не обижайся, но это так. Мне не нужна еда в обычном человеческом понимании, сами люди служат пищей каждую ночь… Я вампир.
Небеса не рухнули. Не раздался звон колоколов. Вообще ничего не произошло. Повисла тишина, и лишь по ней можно было судить, что произошло что-то необычное. Она являла ту черту, что навсегда разделила их по отдельным вражеским лагерям. «Как минута молчания» - некстати подумала Элиза, вспомнив о традиции смертных. «Мы, видимо, тоже отдаем дань уважения прошлым дружеским отношениям. Это начало конца. Чем наш разговор завершиться – я не знаю, но это начало конца».
Тем временем Никита ее разглядывал – слишком внимательно, пытаясь, видимо, найти сверхъестественные отличия девушки от обычного человека. Но не находил. Кровь молодого юноши сделала свое дело – утолила голод и оживила те ткани, которые уже много лет должны были быть мертвыми.
- Ты вампир? – недоверчиво переспросил он. – но вампиры же не существуют. Их нет. Это просто сказки для детей и образы для фильмов…
- А если нет? И если это послание на бумаге написал тебе такой же вампир, как и я?
Никита с ужасом посмотрел на записку неведомого ему существа. Потом, как бы себя убеждая, проговорил:
- Но ты не похожа на вампира.
- Что же тебе мешает поверить? – с грустным вздохом спросила девушка.
- Твои зубы, - немного подумав, ответил он, и обрадовался, что нашел подходящий аргумент. – Да, твои зубы. У вампиров же клыки!
Неверие – или, скорее, нежелание верить – юноши давало шанс все обратить в глупую шутку, но Элиза не стала им пользоваться. Она решилась на откровенность, и не будет хвататься за столь любезно предложенную соломинку.
- Ты прав, вампиры имеют клыки. Но только в фильмах мои собратья разгуливают по улицам, ужасая прохожих своим внешним видом. В действительности клыки проявляются лишь непосредственно перед утолением жажды или на последней стадии голода. И еще: страх распятий, чеснока, осиновых колов, а также сверхъестественные способности как, например, умение летать и проходить сквозь любые щели – это все отголоски фильмов и книг, к нам они никакого отношения не имеют. Но есть кое-что, соответствующее правде: умение быстро двигаться и особо магнетизирующий взгляд, - закончила Элиза, умолчав лишь о способности читать мысли смертных.
- А гробы? – даже без особого таланта вампиров было заметно, что Никита чувствует себя присутствующим на пьесе абсурда.
- Гробы, - вздохнув, повторила Элиза. – Знаешь, до недавнего времени я тоже думала, что гроб – это жизненно необходимый атрибут жизни вампиров. Оказалось, что нет, - взглянув на юношу, она осеклась. Потом спросила: - Ты мне не веришь, ведь так? Не веришь в существование бессмертных существ, ни в то, что я не являюсь человеком…
Никита почувствовал себя виноватым.
- Прости, но в это трудно поверить.
Девушка молча смотрела на него и думала – думала, как же доказать ему свои слова, но при этом не причиняя вред. Она могла взять юношу на охоту, но это ничего бы не изменило. В их жестокое время хватает психически больных людей, которые не то что кровь пьют, а насилуют матерей и убивают детей. По своей жестокости вампиры сильно отстают от отдельных представителей рода человеческого. В былые времена у людей хоть мотив был на убийство – наследство, ревность, нанесенная обида… А сейчас? Элиза буквально вчера обсуждала с Никитой газетную статью: в ней писалось о маньяке, который убивает голубоглазых блондинок, чей рост не превышал 160 см.. Он встречал их на улицах города, знакомился, а потом в подворотнях убивал. Так зачем он это делал? Вначале Элиза подумала о Лестере – может, это его рук дело, но нет. Вампир не стал бы ей лгать в этом вопросе. «Милая, я ценю завышенное мнение обо мне, но тем маньяком являюсь не я. Конечно, в прошлые времена я не гнушался такими серийными убийствами, но я уже давно оставил такого рода занятия. Теперь люди стали намного бесчеловечнее. Почитай прессу – истории, написанные в ней даже меня заставляют содрогаться от ужаса» - вот что ответил ее спутник. Тогда они стали думать о появлении в их городе другого бессмертного – слишком уж вызывающими были эти убийства. Опять мимо. Они нашли того парня, который совершал те зверские дела: им оказался двадцатилетний юноша с проблемами на сексуальной почве. Ему когда-то отказала именно голубоглазая блондинка, ростом чуть больше 150см., отказала и вдоволь поиздевалась над его внешностью, задела самолюбие, и невольно послужила причиной необратимых изменений в психике.
Лестер прочитал это в мозгах молодого человека, когда того убивал. Вампир искренне не понимал этого человека: ну задели тебя слова какой-то девушки, ну убил ты из-за этого другую подходящей внешности… Остальные десять-то тут причем? Пора и остановиться. Это уже получается не месть, а именно убийство из-за любви к искусству. Элиза не одобряла и первый раз, но мысленно была согласна с Лестером…
Если она возьмет Никиту посмотреть, как она добывает себе пищу, ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Он примет ее за ненормальную, пьющую человеческую кровь, а никак не за бессмертную. Здесь нужно другое доказательство…
И вдруг она поняла, что нужно сделать. Эта мысль пришла в голову так внезапно, что Элиза растерялась. Господи, это ведь так просто!..
- Никит, давай поступим так: я сейчас уйду, а ты подумаешь. Когда ты решишь, что готов меня выслушать, ты позовешь – мысленно. Вампиры способны услышать призыв с любой точки земного шара. Если он будет сделан ночью, то я его услышу. Нужно лишь повторять мое имя. Элиза, - мягко улыбнулась девушка. – Мое имя Элиза, а не Лиза. Ты запомнил?
Юноша внимательно посмотрел на нее. Поняв, что она не шутит, утвердительно кивнул.
Вампир опять не стала читать его мысли, ставя выше доверие между ними, нежели собственный страх. Оставаться же сейчас рядом с молодым человеком не имеет никакого смысла, они просто не смогут ни о чем разговаривать. Поэтому она стала с ним прощаться. Понимая, что Элиза права, Никита не воспротивился ее спешному уходу.
- Не забудь, мое имя Элиза, - уже на пороге сказала девушка-вампир и вышла, в глубине души боясь, что видит его в последний раз.
После ухода своей гости Никита стал просматривать словари. Он не думал зачем это делал. Может, и в книгах он хотел найти утверждения, что вампиры – это миф, сказки, и что вообще они не существуют в природе. Или существуют?..
Единственное упоминание о бессмертных убийцах он нашел в старом справочнике. Оно сводилось к тому, что «Вампиры – это из низшей мифологии народов Европы мертвецы, которые по ночам встают из могил и сосут кровь спящих людей. Иногда принимают облик демонов или летучих мышей. Вампирами становились «нечистые покойники» - преступники, самоубийцы, умершие преждевременной смертью, или укушенные вампиром. Считалось, что их трупы не разлагаются, и чтобы защититься от них, следует либо вбить кол в лежачего в могиле вампира, либо обезглавить труп и сжечь его. Вампир не отбрасывает тени, и не отражается в зеркалах. Упоминание о подобных существах встречается также в мифах Азии и Африки. В индийской мифологии женщины-вампиры лишают сил спящих мужчин, впиваясь в кончики пальцев на ногах».
Вместо того, чтобы прояснить или объяснить что-то Никите, это определение вампиров окончательно запутало юношу. Все его знания о вампирах и остальных близких им существам – как, например, вурдалаках, упырях или оборотнях – были взяты из фильмов или книг. Но там, сколько не старался, он не мог вспомнить, чтобы вампиры были хоть отдаленно похожи на Лизу. Или Лиза – на тех вампиров…
Но Никита уже поверил девушке. Даже несмотря на то, что обрывчатые сведения, почерпнутые им из средств массовой информации, а также эта цитата из справочника – все это опровергало сказанное ею, точнее, низвергало ее слова в ранг сумасшествия, все равно он поверил Элизе. Этому не было логического объяснения. Но он верил. Хотел верить.
Вместе с этим проснулось и любопытство. Юноше стала интересна вся предыдущая жизнь знакомого ему вампира. Также Никиту волновал вопрос, как Элиза стала бессмертной. Было ли это нелепой случайностью, или чьим-то злым умыслом? И потом – кто же оставил ему эту странную записку? Что это было: идиотская шутка, или настоящая угроза? Почему девушка побледнела, когда увидела лист бумаги с настораживающим обещанием? Судя по всему ей знаком автор – по ее мнению лишь один человек на свете мог это написать. Человек … или вампир?
Присутствовал здесь и интерес любознателя. Ведь большинство источников, а именно фильмы и книги, пропагандируют, что вампиры – это бездушные твари, жестокие, живущие лишь одной мыслью – убивать. Но Лиза сильно противоречит данному образу. Она думает, чувствует, имеет отношения со смертными. Никита хотел бы знать, каково это быть вампиром – жить вечно, убивать каждую ночь, и вести лишь ночной образ жизни?
И еще: он ее любил. Любил больше жизни, хотя знал о ней очень мало. Своего влечения к приходящей к нему девушки, юноша и сам не смог бы объяснить. Теперь же выяснилось, что она и не человек вовсе, а чувство нежности не исчезло. Будто она призналась, что ей не восемнадцать, а всего пятнадцать лет. Это было странно. Никита ничем не отличался от остальных людей, и понимал, что дружба с вампиром ничего хорошего не может принести. Любовь же к одному из представителей этой кровожадной расы была скорее проявлением какой-то психической болезни, чем чувством разумного человека. Он это знал и…любил.
Это сразу увидел Лестер и долгое время не хотела замечать Элиза.
Азарт же «сумасшедшего ученого-дилетанта», как окрестил Никиту Лестер, занимал в душе молодого человека слишком маленькое место. Его отодвигало на задний план более сильные эмоции. Те самые, которые заставляют бросаться навстречу смерти или становиться законченным негодяем.
Никита чувствовал, что рассказ девушки доставит ему боль и отдалит их раз и навсегда. Но иначе не получиться сделать. Нельзя обмануть самих себя, и история жизни вампира должна прозвучать.
Прогулка по улицам ночного города не принесла Элизе привычного облегчения, только ухудшила ее состояние. Разговор с Никитой отнял все силы, полученные от последней жертвы, но жажда крови была небольшой и на нее можно было не обращать внимания. А ради удовольствия Элиза практически не убивала. Значит, больше причин ее пребывания среди смертных не было.
Возвратившись домой, Элиза хотела лишь одного – побыть немного в одиночестве. Но зайдя в комнату, используемую ей и Лестером как гостиная, она увидела последнего в компании молоденькой девушки.
Вампир, заметив Элизу, слегка переменился в лице и не скрывая раздражения, зло ее спросил:
- Почему ты так рано? Ты же должна была придти лишь под утро, не так ли?
Девушка стала недоуменно переводить взгляд с Лестера на вошедшую женщину, пытаясь понять, кем та является ее новому знакомому.
- А ты меня не ждал, милый? И сразу привел свою подружку. Как нехорошо! – со смешком проговорила вампирша, решив мужчине испортить настроение.
Лестер от неожиданности даже растерялся.
- Элиза, ты о чем?
- Тебе не стыдно такое говорить? – «искренне» удивилась она, и повернулась к его новоявленной пассии, - А вы? Что вы делаете здесь с моим мужем? Только не говорите, что мирно беседуете о поэзии восемнадцатого века!
Девушка испуганно посмотрела на Элизу, и стала спешно приводить себя в порядок.
- Извините, я забыла, мне срочно нужно на очень важную встречу, - пролепетала она. – Проводите меня, пожалуйста.
Естественно, Лестеру ничего не оставалось, как выполнить ее просьбу. Элиза нисколько не сомневалась, что девушка обречена, а сама она лишь слегка испортила удовольствие вампиру – не дала ему поиграть, поразвлекаться со своей жертвой.
Лестер вернулся всего через пятнадцать минут. Его лицо покраснело, и не только от свежей крови. Он был не просто зол, он пребывал в состоянии бешенства.
- Что за комедию ты здесь устроила?! Какие муж и жена? Мне эту дуру пришлось убивать в спешке, а знаешь сколько сил я потратил на уговоры, как она не хотела сюда идти? С чего это ты решила испортить мне вечер, признавайся. Тебя какая муха укусила? Или это климат этой страны так дурно влияет на твой характер, что ты не можешь дать приличному вампиру насладиться единственной радостью в его очень долгой жизни?..
Элиза с безразличием смотрела на Лестера. Его гнев ее не волновал. Она лишь заметила:
- Я тебя просила сюда больше никого не таскать. Надо было и раньше представляться твоей женой. Тебе ведь известно, как таких молоденьких дурочек пугает вид разгневанной жены их любовника.
- Что? Элиза, по-моему, ты спятила!
- Нет, Лестер. И замолчи, мне надоело тебя слушать. Иди лучше прогуляйся, оставь где-нибудь еще свои глупые записки…
- Ах вот, оказывается, в чем дело! – перебил он ее, и дурашливо воскликнул: - Мой Бог, как это я сам не догадался! – затем искренне поинтересовался: - Ну и как, произвело это на нашего друга какое-нибудь впечатление? Он не возжелал познакомиться с автором – то есть со мной?
- Нет, - холодно ответила Элиза. – Я сказала, что это моя записка, мне хочется просто с ним побеседовать на тему вампиризма и остальных такого рода существ.
- Как? – вампир был до глубины души оскорблен. – Я делаю попытку познакомиться поближе…
- Успокойся, я пошутила. Я призналась Никите, кто настоящий автор.
Лестер недоуменно посмотрел на нее, и с долей испуга сделал предположение:
- Ты сказала ему правду? Что мы вампиры, я имею в виду. Кровососущие монстры, живущие вечно, и шляющиеся по ночным улицам в поисках молоденьких жертв? Ты это все ему сказала?
- Да.
Он стал что-то обдумывать и чем дальше текла его мысль, тем холоднее становился взгляд стальных глаз. Но вдруг ему в голову пришла совсем другая мысль, и он с облегчением спросил:
- И ты, естественно, его потом убила?
Это было скорее утверждение, нежели вопрос. Поэтому странным показался ответ:
- Нет.
Элиза ожидала увидеть новую вспышку гнева, но этого не произошло. Вампир начал говорить спокойно, и лишь раздражение проскальзывало в его голосе:
- Что же, сие следовало ожидать. Конечно, ты решила ему все рассказать, это и не удивительно. Я сам, увидев этого мальчишку, подумал, что это оживший Француа. И вовсе не во внешности дело. Хоть со знакомства с тем французским парнем из провинции прошла, кажется, целая жизнь, я все же узнал его мысли в твоем этом друге Никите. Они лишь приобрели чуть-чуть другую окраску – из-за нового времени –но в основном те же самые. Что тогда говорить о тебе? Здесь и моя вина: нужно было убить мальчишку, когда ты им только заинтересовалась. Сейчас поздно. Давай, делай из него второго Француа!... Может, нам повезет, и он тебе просто не поверит. Посчитает за сумасшедшую, с которой связался по глупости. Это, кстати, будет наилучшим выходом из создавшегося положения…
-То есть, - перебила она его, - Ты не будешь мне мешать?
Лестер задумчиво посмотрел на свою собеседницу. «Она забыла, или не хочет вспоминать? Мы это уже проходили. С Француа. Что же ты делаешь?»
- Нет. – устало ответил вампир. – От моей руки он не встретит смерть, и от моих уст не услышит ни единого слова…Ты это называешь «не мешать»? – И с мольбой в голосе добавил: - Но не запрещай мне наблюдать. Не прогоняй меня из своей жизни. Позволь быть рядом.
Элиза не стала отвечать, просто подошла и обняла. Зачем нужны слова? Главное уже сказано…
Лестер с нежностью погладил ее волосы, провел костяшками пальце по щеке.
- Я люблю тебя, - прошептал он. – Господи, Элиза, не заставляй страдать ни себя, ни меня. Пожалей наши души. Они вечны, но не бесконечны…
Девушка промолчала, лишь сильнее прижалась к тому, кто всегда был, есть и будет ее единственным спутником, любовником и любимым.
Дата добавления: 2015-01-18 | Просмотры: 872 | Нарушение авторских прав
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 |
|