АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава седьмая

Мы влетели в большой зал, где всего несколько часов назад толпились репортеры, фотографы и полицейские. Сейчас там занимались уборкой брауни, левитируя столы и стулья и закручивая смерчиками мелкий мусор. Уборщики уставились на нас большими глазами, и на миг сердце у меня так сжалось, что я не могла вздохнуть. Неужели они нападут на нас, так же, как Ба? Но ни один из них не поднял руки, не швырнул в нас даже пыльной тряпкой. А в следующий миг мы уже пролетели дальше, и казавшаяся слишком маленькой для наших лошадей дверь стала вдруг как раз достаточно широкой. Ситхен, волшебный холм, подстраивался к нам.

Но за дверью нас ждала мощная стена из шипастых роз. Шипы размером с кинжал были направлены на нас, а розы цвели, наполняя воздух пьянящим ароматом. Красивый оборонительный рубеж – такой типичный для Благих!

Я ждала, что нам придется остановиться, но правая стена с каменным скрежетом отъехала в сторону. Ситхен расширил проход – и не на дюйм-другой, а на длину лошади, и прекрасные и смертельные лозы рухнули вниз, как самые обычные плетистые розы, лишенные вдруг опоры. Вся тяжелая масса шипов упала на пол, и в звенящей тишине, последовавшей за скрежетом камня, я расслышала вопли охраны, погребенной под колючим одеялом.

Из-под шипов густо и оранжево полыхнуло пламя, обдав нас жаром, но пламя преуспело не больше, чем недавний мороз. Я ощутила жар, но он меня не задел. Пламя рассыпалось бессильными искрами, отогнулось языками в стороны, в пустоту – словно само пламя предпочло отвернуть, чем ударить в нас.

Мы неслись сквозь цветные мраморные залы, украшенные серебром и золотом. Мне смутно помнилось, как тем же путем нес меня лорд Хью, когда со своими единомышленниками-придворными, желавшими видеть меня своей королевой, вызволил меня из опочивальни Тараниса. В том путешествии у меня было время рассмотреть эти залы, восхититься их красотой и подумать, что они не подходят божествам природы. Не должны деревья и цветы в наших холмах, сколь угодно прекрасные и восхитительные, быть сделаны из камня и металла. Они должны жить.

Впереди по коридору появились две шеренги стражей. В последнюю нашу встречу они были одеты в современные костюмы-тройки, чтобы не смущать людей-журналистов. Теперь же на них были мундиры – вот еще одна условность, которую Таранис свято соблюдал, в отличие от Андаис. Рубашки и штаны на стражах были всех цветов радуги, да и более современная расцветка встречалась, но поверх обычной одежды красовались накидки на манер мушкетерских – со стилизованным изображением пламени, горящего на красно-оранжевом фоне. И все контуры вышиты золотой нитью. Когда-то Таранису приносили жертвы, сжигая людей заживо. Не часто, но случалось. Мне всегда казалось интересным, что Таранис своим гербом выбрал огонь, а не молнию.

Стражи начали стрелять из луков, но стрелы отворачивали в сторону, словно под мощным порывом ветра, и попадали в стены, и близко не долетая до нас. Я заметила на некоторых лицах страх и снова ощутила вспышку свирепой радости.

Шолто поравнялся со мной – коридор оказался вдруг достаточно широким. У наших ног клубились псы, в спины нам дышали неоседланные лошади, и рвались вперед бесформенные создания, что вились и толкались у нас в арьергарде. Я ощутила, как раздался потолок – словно над нами теперь было небо, достаточно просторное, чтобы сияющие белизной слуа взнеслись над нами горой сверкающих кошмаров.

Кто-то из стражи побежал, не выдержав нервного напряжения. Двое упали на колени, повредившись рассудком. Остальные применили руки власти. Серебристые вспышки бессильно упали далеко от нас, разряд желтой молнии вильнул назад, как прежде огонь. Магия словно не могла нас коснуться. Цвета, формы, иллюзии, реальность – в нас швыряли все. Перед нами стояли великие воины Благого двора, они сражались в полную силу, но нам ничто не могло повредить. Даже замедлить наш бег не могло ничто.

Мы перепрыгнули цепь стражи, словно изгородь. Кто-то взмахнул мечом, который не светился магией. Меч резнул по ноге одного из наших псов, потекла кровь. От холодного железа в стране фейри защиты нет.

Раненая собака отпала от охоты, за ней повернула одна из лошадей без всадника. Я бы остановилась, наверное, но Шолто пришпорил коня, и моя лошадь прыгнула за ним. Когда мрамор стен в очередной раз поменял цвет – на розовый с золотыми прожилками, – к нам присоединился еще один всадник. Страж, который ранил собаку, сидел теперь на коне. Конь немного изменился: глаза его наполнились желтым светом, копыта оказались позолочены. Глаза коня были такие же желтые, как волосы всадника, а золото копыт перекликалось с цветом его глаз. Дэйси, припомнила я имя Благого. Дэйси Золотой. Зубами конь закусил шелковую с золотом уздечку. Стражу пришлось присоединиться к охоте за свою вину – за то, что сражался с нами, но его прикосновение изменило коня под стать всаднику. Такова первозданная магия: она все время ищет себе форму. Еще двое стражей сообразили, что повредить нам может только холодное железо – и присоединились к охоте. У одной лошади по белой коже бежали бледные сполохи – словно под кожей плыли и двигались пастельных цветов радуги. Вторая лошадь стала зеленой, взнузданной плющом. Плющ полз и колыхался, постепенно одевая всадника на спине лошади доспехами из живой зелени. Всадником бледной лошади был Турлок, а зеленой – Йоланд.

Я думала искать кузину в ее комнате или в дальних апартаментах, предназначенных для мелкой знати – для придворных без политического влияния или выпавших из милости короля. Но собаки привели нас к большим дверям, к большому тронному залу. Наверное, направляйся мы в любое другое место, стражи уже отстали бы, но мы летели к тронному залу, где скорее всего находился король – так что стража решила, что мы явились по душу Тараниса. Они бы ушли с дороги, не будь он королем, но клятва обязывала их защищать короля. А в присутствии Дикой охоты не стоит нарушать клятвы – слишком легко из защитника превратиться в новую добычу, если не побережешься. Впрочем, может быть, тут я ошибаюсь. Может быть, они видели в своем короле то, чего никогда не видела я. То, ради чего стоит сражаться и умирать. Может быть.

Но все же не сопротивление стражей остановило охоту в большом помещении перед дверями тронного зала. Нет, остановило нас само помещение. Точно как в передней палате Неблагого двора располагались последние рубежи обороны, так и здесь, при Благом дворе, была линия защиты. У Неблагих защитниками были живые розы, пронзавшие нежеланных гостей шипами и утаскивавшие их к кровавой смерти. Магия, очень похожая на ту стену шипов, что недавно пыталась нас остановить. Между магией наших дворов нет четкой границы, хотя обе стороны непременно станут это отрицать.

Но что же находится в передней у Благих?

Огромный дуб, разросшийся вширь и вверх – к потолку, переходившему в отдаленное мерцание неба, словно в ветвях громадного дерева навсегда запутался клочок дневного света. Умом понимаешь, что ты под землей, но высоко в кроне видны облака и проблески синевы. Бывает, что видишь что-то уголком глаз. Стоит посмотреть прямо – и оно исчезнет, но все же оно есть. Вот таким было это небо – было и не было.

Ствол дуба был такой большой, что обойти его и добраться до громадных драгоценных дверей тронного зала уже было делом немалой трудности. И все же это просто дерево. Почему же его выбрали последним средством обороны?

Мы влетели в переднюю палату на полном скаку, под вой наших гончих, со свитой из всадников, с кипением не-тварей позади, толкавшим нас вперед, будто топливо, а может – будто воля. Оно хотело найти себе применение – все то, что неслось следом за нами.

Листья дуба вспыхнули светом. Ярким, горячим солнечным светом, хлынувшим на нас потоком. Я подумала на миг, что он обожжет нас, как рука власти Тараниса или моей кузины, но свет оказался просто светом – настоящим солнечным светом. Жаркий солнечный день, сохраненный здесь навеки, ждал момента, чтобы вспыхнуть и окатить нас животворящим теплом.

Только что мы скакали по камню, и вдруг под копытами оказалась зеленая трава и высокие летние цветы задевали брюхо лошади. Неизменным остался только огромный дуб, распростерший ветви над лугом.

– Правь на дуб! – крикнул Шолто. – Он настоящий. Все остальное иллюзия.

Он говорил так уверенно, так убежденно, что у меня и тени сомнения не возникло. Я послала кобылу вперед, поравнявшись с Шолто. Прочие всадники, не вступая в спор, последовали за нами. Не знаю, поверили они Шолто, как и я, или у них просто не было выбора, как только следовать за главным охотником. Но мне это было не важно, главное – что мы едем вперед, и Шолто знает дорогу.

Конь Шолто ступил за ствол дуба, и словно раздернули занавес: в одно мгновение мы ехали по цветущему лугу, в другое – копыта зацокали по камню, и мы оказались у драгоценных дверей.

Многоногий скакун Шолто перед дверями встал на дыбы, словно дальше не было ходу. Мощная магия действительно в силах остановить охоту. Я знала, что этим дверям много лет, но не думала, что они – одна из древних реликвий, привезенных из прежней страны. Двери эти стояли на входе в тронный зал Благого двора еще в ту пору, когда мои человеческие предки жили в шатрах из звериных шкур.

Я понемногу подала лошадь вперед. Собаки скулили и скребли двери, их тонкие нетерпеливые голоса звучали слишком по-щенячьи, чтобы исходить из широких глоток белых мастифов. Наша добыча была там, за дверью.

Запахло розами, и я прошептала:

– Чего ты ждешь от меня, Богиня?

Ответ пришел не в словах. Я просто знала, что надо сделать. Повернув лошадь боком к дверям, я прижала к ним ладонь, обагренную кровью моей бабушки. Дерево пульсировало под пальцами в ритме, очень похожем на сердцебиение. По-настоящему древние артефакты приобретают подобие жизни – настолько сильна их магия, настолько мощные силы выковали их. А значит, некоторые предметы могут иметь свое мнение, могут делать собственный выбор – как зачарованное оружие порой само выбирает, в чьих руках сражаться, так и другие артефакты подчиняются чужой воле, лишь когда сочтут нужным.

Я коснулась окровавленной ладонью двери, прислушалась к почти живому пульсу и сказала:

– За кровь своей родни, за смерть единственной матери, которую я знала, я объявляю Кэйр убийцей родича. Дикая охота пришла за ней. Отведай кровь моей утраты и дай нам дорогу.

Двери издали звук, очень похожий на вздох – если только дерево и металл могут вздохнуть. И медленно отворились, открыв сектор блистающего зала.

Дата добавления: 2015-08-26 | Просмотры: 552 | Нарушение авторских прав