АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Это была бойня. Всего лишь четыре минуты на­зад стройные шеренги пехотинцев — тысяча шес­тьсот человек — во главе с офицерами стояли в по­ле, теперь же большая их часть мчалась к мосту. Солдаты побросали мушкеты, ранцы, все, что ме­шало бежать и, следовательно, приближало страш­ные сабли французской кавалерии.

Командир французов хорошо знал свое дело. Он направил часть людей вдогонку за беглецами, не давая им свернуть в сторону, причем делал все спокойно и четко, как на тренировочном плацу. В результате огромная масса пехотинцев сгруди­лась у входа на мост, где они становились лег­кой добычей всадников. Другая часть конницы была брошена против остатков британского каре — маленькой группы солдат, отчаянно сражавших­ся у знамени полка, но Шарп видел, что у фран­цузов остается в резерве еще две кавалерийские шеренги — они вступят в бой, если пехота англи­чан придет в себя.

Нет никакого смысла охранять мост. Он и так защищен от французов массой столпившихся там солдат. Шарп прикинул, что около тысячи людей устремились к мосту, по которому едва ли может проехать повозка, запряженная мулами. Тягостное зрелище. Шарпу и раньше приходилось сталки­ваться с паникой на поле битвы, но ничего подо­бного он в жизни не видел. Менее сотни всадников вселили ужас в души тысячи пехотинцев. Толпа на мосту не могла продвинуться вперед, задние ря­ды напирали слишком сильно, испанцы и англи­чане отчаянно толкались, дрались, царапались, на­деясь спастись от гусар, сабли которых несли смерть. Даже те, кому удалось попасть на мост, не могли считать себя в безопасности. Шарп видел, как мно­гие попадали в воду — в мосту были дыры, а кое-где Хоган приказал снять перила.

У французов не было ни единого шанса про­биться сквозь этот живой заслон; да они и не пытались захватить мост. Их главная задача за­ключалась в том, чтобы поддерживать панику, ох­ватившую врага, не дать ему перегруппироваться и повернуться к гусарам лицом, ощетинившись мушкетами со штыками. Всадники даже начали проявлять некоторую апатию. Шарп заметил, как один из гусар подгоняет бегущих, нанося удары плоской частью клинка. Не так-то легко убить че­ловека саблей, в особенности если он повернулся спиной и не сбросил ранец. Неопытные кавалери­сты наносили впечатляющие удары, сверкающие клинки описывали широкие дуги, а сбитые с ног солдаты с удивлением обнаруживали, что постра­дали лишь их ранцы и мундиры. Ветераны же до­жидались того момента, когда оказывались на од­ном уровне со своей жертвой, а потом наносили удар назад, стараясь попасть в незащищенное ли­цо, и Шарп знал, что раненых будет гораздо больше, чем убитых, причем ранения окажутся страш­ными, глубокими, до самой кости.

Нет, сражаться следовало иначе. Знамена Юж­ного Эссекского все еще развевались над головами солдат, но каре уже окончательно распалось. Анг­личане были вынуждены образовать нечто вроде кольца, всадники теснили их, и им пришлось от­биваться от сабельных ударов и копыт штыками и мушкетами. Совершенно безнадежная схватка. Французы бросили большую часть своих сил про­тив этого маленького отряда; у них было мало шансов захватить мост, но внутри отчаянно сопро­тивлявшегося кольца находился куда более значи­тельный приз — знамена. Для французов покинуть поле боя с захваченными знаменами противника означало стать героями, покрыть себя славой — о такой победе по всей Европе будут ходить легенды. Гусар, захвативший знамя, сам называет свою на­граду, будь то деньги, женщина или чин, поэтому всадники отчаянно пытались преодолеть сопротив­ление британцев. Южный Эссекский защищался с не меньшей решимостью, их силы подкрепляло фанатичное желание сохранить знамена. Потеря знамени — неслыханный позор.

Шарпу потребовалось всего несколько секунд, чтобы оценить обстановку; у него не было выбора, он должен идти вперед, к знаменам, в надежде, что кольцо оставшихся в живых солдат продер­жится до тех пор, пока его рота сможет пустить в ход мушкеты и штыки.

Он. повернулся к солдатам. Харпер снова ока­зался на высоте. Стрелки рассредоточились среди солдат роты Стеррита и старались успокоить оша­левших от ужаса людей. Закаленные солдаты в зе­леных мундирах улыбались Шарпу. Солдаты в красных явно нервничали. Шарп заметил, что по краям роты Харпер поставил по взводу стрелков, ведь фланги будут самым слабым местом, только крепкие нервы и надежные штыки остановят фланговую атаку кавалерии. Два встревоженных лейтенанта оказались внутри этих маленьких фланговых отрядов — как и другие люди роты Стеррита, они не сводили глаз с толпы, собравшей­ся возле моста. Им хотелось бежать, оказаться в безопасности на другом берегу, но тут Шарп заме­тил двух ветеранов-сержантов, которые уже не раз смотрели в глаза смерти и хладнокровно ждали приказа.

— Мы пойдем вперед, к нашим знаменам.— Шарп увидел, что лица некоторых солдат побелели от страха.— Вам нечего бояться. Во всяком случае, до тех пор, пока вы не покинули свою шеренгу. Понятно? Вы должны держать строй.— Он говорил просто, но с большим напором, тем не менее, неко­торые по-прежнему видели только беглецов на мо­сту.— Тот, кто покинет строй, будет расстрелян.— Теперь на Шарпа смотрели все. Харпер ухмыль­нулся.— И никто не начнет стрелять без моего сигнала. Никто.

Они его поняли, Шарп снял с плеча ружье, бро­сил его Пендлтону и вытащил свой тяжелый па­лаш.

— Вперед!

Он сделал несколько шагов, прислушиваясь к командам Харпера, определяющего ритм наступле­ния. Потом ускорил шаг. Времени оставалось со­всем мало. По его расчетам получалось, что пре­одолеть первые двести ярдов будет несложно. От­ряд двигался по открытому плоскому участку зем­ли, здесь еще не было французских всадников.

Самыми трудными окажутся последние сто шагов, когда роте придется держать ряды и одновременно перебираться через тела убитых и раненых, а французы поймут, какая опасность им угрожает.

«Интересно,— подумал Шарп,— сколько време­ни прошло после залпа испанцев? Наверное, всего несколько минут». Вдруг он снова ощутил, как его охватила знакомая отстраненность — она исчезнет только после последнего залпа или сабельного уда­ра. Шарп замечал самые незначительные детали; казалось, он стоит на месте, а пыльная, растре­скавшаяся, высохшая земля сама движется у него под ногами. Он видел каждую бледную травинку, даже муравьев, спешивших куда-то по своим де­лам. Ему вдруг показалось, что сражение за зна­мена происходит где-то совсем далеко, звук был приглушенным, хотелось побыстрее сократить это расстояние. Душу охватило возбуждение, подъем, предчувствие близости битвы. Некоторые люди приходят в волнение от музыки, другие от денег; кто-то получает удовольствие от работы на земле, но инстинкты Шарпа обострялись именно в подо­бных ситуациях. Его влекла опасность боя. Он провел в армии половину жизни, хорошо знал трудности и несправедливость солдатской судьбы, не раз видел сочувствующие взгляды людей, чья работа позволяла им спокойно спать ночью, но ни одному из них не было суждено испытать ничего подобного. Шарп знал, что далеко не все солдаты чувствуют то же самое, иногда он даже стыдился своего восторга — но только в тех случаях, когда у него было время подумать, и никогда в такие моменты, как сейчас.

Французы все еще не могли прорвать оборону. Кто-то сумел организовать остатки британского каре: передняя шеренга встала на колени, поставив мушкеты прикладами в землю, так что клинки штыков оказались на уровне груди лошадей. Саб­ли безуспешно пытались отбросить мушкеты в сто­рону, повсюду слышались крики людей, ржание лошадей, ветер нес густые клубы дыма, за которы­ми регулярно вспыхивало пламя, но Шарп все еще видел развевающиеся знамена. Он шел вперед, продолжая сжимать в руке длинный клинок, а мимо проносились кони, лишившиеся седоков,— часть французских солдат соскочила с лошадей, пытаясь в пешем строю разорвать ряды англий­ской пехоты.

Офицер Южного Эссекского вывел свою лошадь из кольца, и шеренги мгновенно сомкнулись у не­го за спиной. Он давно потерял кивер, его лицо неузнаваемо изменилось под застывшей кровавой маской. Офицер пустил своего скакуна в галоп и вонзил тонкий прямой клинок в тело гусара. Саб­ля застряла. Шарп наблюдал за тем, как он дерга­ет за рукоять, безумную ярость сменяет страх, а в следующий момент другой француз показал, как это следует делать,— его клинок вошел в грудь офицера, слегка повернулся, и англичанин рухнул на землю рядом со своей жертвой. Другой гусар, лишившийся лошади, рубанул наотмашь. Его про­тивник парировал удар и сделал короткий выпад штыком; через мгновение француз был мертв. «Грамотно сработано,— подумал Шарп,— короткий удар, и все кончено».

Заиграл горн. Шарп посмотрел направо и уви­дел, что вперед выступил французский резерв. Ло­шади поскакали в сторону схватки, развернувшей­ся вокруг штандартов Южного Эссекского. Всадни­ки не стали обнажать сабли, и Шарп сразу разгадал намерения французского полковника. Британ­ское каре, точнее, то, что от него осталось, продол­жало держаться, и французы не могли справиться с ним своими легкими кавалерийскими саблями. Однако гусары, в отличие от обычной кавалерии, имели еще и карабины; теперь они планировали произвести залп с близкого расстояния, чтобы в рядах англичан образовалась брешь, сквозь кото­рую прорвутся всадники.

Шарп ускорил шаг, хотя и знал, что рота не успеет добраться до знамен раньше резерва фран­цузов. Он в отчаянии наблюдал, как, четко подчиняясь приказу, французская кавалерия развернула коней, пропуская резерв, чтобы не оказаться под огнем своих же карабинов. Теперь всадники рысью прошли по телам раненых и убитых. Шарп заме­тил, что британцы лихорадочно заряжают мушке­ты, обрезая костяшки пальцев о штыки, втыкают шомпола в дула... Но они опоздали.

Французы остановились, сделали залп, отверну­ли в сторону, давая возможность выстрелить вто­рой шеренге. В ответ послышались отдельные мушкетные выстрелы, один из гусар упал на зем­лю, по странной траектории пролетел шомпол — это какой-то ошалевший от ужаса солдат выстре­лил из мушкета, не успев его как следует заря­дить. Залпы французов сделали свое дело: в рядах красных мундиров образовалась здоровенная брешь, гусары устремились вперед, их цель — штандарты Южного Эссекского — была совсем близка.

Люди Шарпа уже шли по телам. Лейтенант на­ступил на английского солдата, голова которого была почти отсечена страшным ударом сабли, и услышал, как кого-то вырвало. Шарп вспомнил, что большинство рекрутов Южного Эссекского были новичками на войне и не представляли, что оружие может сделать с телом человека.

Оставшиеся в живых солдаты каре начали от­ступать навстречу роте Шарпа, теряя при этом строй. Лейтенант увидел, как знамя опустилось, а потом поднялось вновь. Английский офицер что-то кричал своим солдатам, уговаривая их продолжать сражаться, не поворачиваться спиной к копытам лошадей и саблям врага.

Времени оставалось совсем мало. Французы спе­шивались, пытались отшвырнуть штыки в сторону и пробиться к знаменам, к славе. А потом Шарпу пришлось заняться собственными проблемами. Он увидел, как французский офицер разворачивает своих людей; роту Шарпа наконец заметили, а французский командир понимал, что может сде­лать с плотной группой гусар, устремившихся к знаменам, сотня заряженных мушкетов. Он отвел часть людей назад, быстро построил их и бросил в сторону новой опасности. Однако ему удалось со­брать не более дюжины всадников.

— Стой! — скомандовал Шарп.

Лейтенант повернулся спиной к всадникам. Он хорошо знал, сколько секунд у него осталось, а ис­пуганным солдатам Южного Эссекского, которые в ужасе смотрели на офицера, необходимо было про­демонстрировать, как может расправиться с кава­лерией хорошо выученная пехота.

— Последняя шеренга! Кругом! — Шарп хотел обезопасить себя от атаки с тыла, на тот случай, если французы успеют его обойти. Там находился Харпер.— Первая шеренга на колено!

И спокойно прошел через переднюю шеренгу, теперь оказавшись в безопасности. Лошади были уже в пятидесяти ярдах. — Стрелять только средней шеренге! Только средней шеренге! Стрелки, придержите огонь! Толь­ко средний ряд! Цельтесь ниже! В живот! Мы их подпустим поближе! Ждать! Ждать! Ждать!

Клинки французов были обагрены кровью по самые рукоятки, лошади покрыты пеной, а лица всадников перекошены от ярости и жажды уби­вать. Победа над противником, в четыре раза пре­восходящим их числом, далась без труда, и сейчас гусарам казалось, что они способны на все. Дюжи­на французов мчалась на роту Шарпа, забыв об опасности, не сомневаясь, что эти британцы будут повержены так же легко, как и два огромных каре.

Шарп наблюдал за тем, как враг скачет гало­пом, как из-под копыт лошадей во все стороны ле­тит земля. Он ждал, продолжая громко говорить спокойным, уверенным голосом:

— Ждем их! Ждем! Ждем!

Сорок ярдов, тридцать... В самый последний момент французский офицер сообразил, что наде­лал. Он попытался осадить свою лошадь, но это уже не имело значения.

— Огонь!

Гусары были уничтожены. Совсем небольшой залп, стреляли всего лишь две дюжины мушкетов, но с такого расстояния... Лошади рухнули на зем­лю, а две из них остановились прямо перед первой шеренгой, всадников вышибло из седла, и они по­катились по траве, в безумной путанице копыт, сабель и рук. В живых не осталось ни одного француза.

— Встать! Вперед!

Шарп снова пошел перед шеренгой, мимо окро­вавленных останков только что атаковавших их французов. Один из гусар еще был жив, он сломал ногу, когда упал с лошади, и теперь замахнулся на Шарпа саблей. Тот даже не стал поднимать свой клинок. Только ударил сапогом по запястью француза, и сабля отлетела в сторону.

Рота обошла убитых; нужно было спешить, сра­жение вокруг знамен заканчивалось, британцы от­ступали, гусары теснили их, нанося все более серь­езные потери. Шарп увидел, что в дело пошли длинные пики сержантов, охранявших знамена. Один из них изо всех сил размахнулся, описал своим страшным оружием широкую дугу, пика ударила в голову лошади, та встала на дыбы и сбросила всадника, а кровь фонтаном брызнула из раны у нее на лбу.

После залпа французских карабинов дисципли­на в британском каре была окончательно наруше­на. Шарп не видел офицеров, они должны были находиться где-то в гуще сражения, но французы подобрались совсем близко к знаменам, и солдаты рассыпавшегося каре бежали в сторону Шарпа под защиту его ощетинившейся штыками роты. Шарп направо и налево раздавал удары плоской частью клинка, кричал, чтобы солдаты уступили им доро­гу. Ему пришлось остановиться, поскольку беглецы напирали со всех сторон; он даже поднял палаш вверх. Тогда Харпер принялся колотить беглецов прикладом ружья — огромный ирландец вынудил бегущих повернуть к флангам, где они могли при­соединиться к роте Шарпа.

Вскоре путь был свободен, и Шарп устремился к знаменам. Кровь в его жилах пела от предвку­шения битвы. Он не планировал штыкового удара, времени у них уже почти не осталось. Знамя по­качнулось, лишь клинок офицера помешал французу ухватиться за древко, а потом штандарт рух­нул на землю.

Шарп выкрикнул что-то неразборчивое. Он мчался вперед, его солдаты старались не отставать, спотыкались о поверженные тела, поскальзывались в лужах крови. Спешившийся гусар бросился к Шарпу и размахнулся саблей. Лейтенант подста­вил свой клинок, сабля француза сломалась. В сле­дующий миг француз был поражен в шею и пова­лился ничком, а Шарп поспешил дальше.

Лошади загораживали знамена. Послышался треск ружейных выстрелов, рядом упал солдат. Шарп успел заметить, что Харпер, лицо которого перекосила ярость, стащил с коня гусара. Появил­ся еще один всадник и бросил поводья, чтобы од­ним ударом покончить с Шарпом. Лейтенант ус­пел рубануть прямо по морде лошади, которая встала на дыбы; гусар выпустил саблю, попытался увернуться, но лошадь рухнула на спину, прида­вив его своей тяжестью. Возле упавших знамен все еще оставалось несколько красных мундиров, ок­руженных всадниками, и Шарп увидел, как двое французов спешились, чтобы голыми руками по­кончить с последними защитниками.

А потом красные мундиры окончательно исчез­ли, остались лишь гусары. Французы вырвали зна­мена из рук мертвых солдат, и Шарп услышал по­бедный клич. Он остановился и поднял над голо­вой окровавленную саблю.

— Стой! Приготовиться к стрельбе!

Сам Шарп находился прямо на линии огня, по­этому бросился на землю, увлекая за собой сержан­та Харпера, и одновременно отдал приказ открыть огонь. Залп прогремел у них над головами, и они сразу же поспешили вперед. Мушкетные пули покончили с французами, флаги снова упали на зем­лю; теперь их окружали тела англичан и французов.

До знамен оставалось всего несколько ярдов, но с другой стороны к ним мчались новые всадники; в надежде завладеть знаменами французы устре­мились туда, где уже сложил голову не один их товарищ. Шарп бросился вперед, ухватился за древ­ко и потянул к себе знамя полка; ярко-желтое по­лотнище во многих местах было пробито пулями, и Шарп, воткнув палаш в чей-то труп, взмахнул древком, отбиваясь от всадников, словно это была самая обычная дубинка.

Королевское знамя оказалось слишком далеко. К нему устремился Харпер, но лошадь ударила его крупом и отбросила назад. В этот момент другая лошадь выскочила из-за огромного полотнища желтого шелка, сабля ударила в древко, во все сто­роны полетели щепки, седельная сумка всадника сбила Шарпа с ног. Он почувствовал запах лоша­ди, увидел занесенное над своей головой копыто и лицо француза в обрамлении серебряной цепочки кивера, склонившегося, чтобы вырвать знамя из его рук. Лейтенант изо всех сил вцепился в древ­ко. Копыто опустилось совсем рядом с его лицом, лошадь рванула в сторону, всадник в последний раз дернул и отпустил древко. В этот момент Хар­пер ударил француза огромной сержантской пикой прямо в спину, и, испустив последний вздох, гусар соскользнул на Шарпа.

Лейтенант оттолкнул тело в сторону. Знамя все еще оставалось у него в руках. Харпер размахивал пикой, не давая всадникам приблизиться. А где остальная рота? Шарп оглянулся и увидел, что к ним с Харпером бегут солдаты. Но как же медлен­но они бежали!..

Он поискал глазами палаш, нашел его и выта­щил из трупа, в который перед этим воткнул. Всад­ники продолжали атаковать, заставляя своих упря­мящихся лошадей взбираться на горы тел. Шарп что-то крикнул, Харпер подхватил его вопль, но врага на расстоянии удара не оказалось. Тогда лей­тенант двинулся в сторону королевского знамени, которое лежало под двумя телами всего в пяти яр­дах. Он поскользнулся, упал, тут же вскочил на ноги, но дорогу ему преградили трое спешившихся французов с саблями в руках. Мгновенно рядом оказался Харпер. Один из гусар упал, пронзенный пикой, другого сразил Шарп, чей клинок отбросил саблю француза, словно она была сделана из бума­ги. Но третий вцепился в знамя, вытащил его из-под тел и протянул подоспевшему всаднику. Шарп и Харпер бросились вперед, пика вонзилась в спи­ну гусара, однако тот успел сделать свое дело. Фран­цуз схватил знамя за уголок и пришпорил лошадь.

И тут появились новые французы, которые по­пытались отнять у двух стрелков знамя Южного Эссекского, их было так много!

— Не подпускай их, Патрик! Не подпускай!

Харпер что-то громко кричал и размахивал пи­кой, превратившись в неуязвимого Кухулина Красную Руку. Он стоял, возвышаясь над всеми и широко расставив ноги. Харпер бросал врагу вы­зов, предлагал французам подойти к нему поближе и найти свою смерть.

Шарп вытащил из-под мертвого тела знамя по­лка и, как копье, бросил его в сторону приближа­ющейся роты. Знамя упало среди английских сол­дат, теперь оно было в безопасности.

Харпер по-прежнему стоял немного впереди, яростно рыча на врагов, приглашая их сразиться, но бой заканчивался. Шарп с палашом в руке встал рядом с сержантом, а французы отступили, нашли лошадей и вскочили в седла, собираясь вернуться к своим. Один из них оглянулся, посмотрел на двух стрелков и поднял в мрачном салюте окро­вавленную саблю. Шарп в ответ взмахнул алым палашом.

Кто-то хлопал его по спине, люди кричали так, словно он одержал грандиозную победу,— в то время как на самом деле Шарп лишь подсластил горечь поражения. И вот уже собралась вся рота. Британ­ские солдаты стояли среди трупов и смотрели, как гусары уносят свою добычу. Не было никакой на­дежды вернуть королевский стяг, французы успели удалиться на триста ярдов, их окружили плотным кольцом торжествующие всадники, начался их долгий марш через Пиренеи, который закончится в Париже, где ликующая толпа станет приветство­вать героев, а знамя займет место среди итальян­ских, прусских, австрийских, русских и испанских штандартов — символов французских побед в Европе.

Шарп смотрел вслед удаляющемуся знамени и чувствовал, что его охватывает стыд. Французы уно­сили и два испанских флага, но это Шарпа нисколь­ко не волновало. Его собственная репутация и честь солдата были запятнаны тем, что французы захва­тили королевское знамя; они задели его гордость.

Он коснулся локтя Харпера:

— С тобой все в порядке?

— Да, сэр.— Сержант тяжело дышал, продол­жая сжимать в руках забрызганную кровью пи­ку.— А как вы?

— Я в порядке. Отлично сработано. Спасибо тебе. Харпер тряхнул головой, словно отбрасывая комп­лимент, и улыбнулся лейтенанту:

— Такое нечасто бывает, сэр. Во всяком случае, одно знамя мы отбили.

Шарп повернулся, чтобы посмотреть на флаг. Он развевался над ротой, пробитый пулями и покры­тый кровью, утраченный и вновь обретенный. Рядом стоял Лерой, угрюмый, замкнутый капитан Лерой, про которого Леннокс как-то сказал, что это второй приличный человек в батальоне. Его лицо было залито кровью, и Шарп пробрался к нему сквозь ряды солдат.

— Сэр?

— Вы молодец, Шарп. Какал страшная бойня! Голос капитана показался Шарпу странным, а акцент непривычным, но он вспомнил, что Лерой американец; один из немногих людей, что продол­жали сражаться за свою прежнюю родину. Шарп показал на голову Лероя:

— Вы серьезно ранены?

— Да нет, просто царапина. А вот нога сильно пострадала.

Шарп опустил глаза и увидел, что бедро капи­тана залито кровью.

— Как это произошло?

— Я был возле знамен. Благодарение Богу, вы подоспели вовремя, хотя Симмерсон и заслужил потерять оба знамени. Ублюдок!

Шарп повернулся к мосту — ничего не было вид­но, потому что французы еще не покинули поле боя. Густые клубы дыма окутывали долину, тут и там слышались мушкетные выстрелы — кто-то организо­вал оборону. Вскоре трубы подали сигнал к отступ­лению, позвали французских стрелков назад к доро­ге, туда, где они выстроились вокруг своих трофеев.

«Им следует гордиться собой,— подумал Шарп.— Четыреста легких кавалеристов разбили два полка, захватили три знамени, а причиной всему — глу­пость и дурацкая гордость сэра Генри и испанского полковника. Интересно, где сейчас Симмерсон? Его не было с защитниками знамен, если только тело сэра Генри не лежит где-нибудь среди трупов». Шарп спросил у Лероя:

— Вы видели Симмерсона?

— Одному Богу известно, что с ним случилось. Там был Форрест.

— Погиб?

— Не знаю.— Лерой пожал плечами.

— Леннокс?

— Я его не видел. Он был внутри каре. Шарп оглядел долину. Его глазам предстало ужасающее зрелище. Там, где они стояли, где шло сражение за знамена, земля была усеяна телами погибших. Повсюду лежали раненые — они крича­ли, пытались сдвинуться с места, молили о помо­щи; рядом с ними судорожно били копытами ло­шади с окровавленными мордами. Шарп нашел сержанта.

— Пристрелите лошадей, сержант.

— Сэр? — Сержант тупо уставился на Шарпа.

— Пристрелите их! Быстро!

Он не мог видеть, как страдают раненые живот­ные. Солдаты приставили мушкеты к головам лоша­дей, а Шарп принялся разглядывать своих стрелков.

— Все живы, сэр.— Харпер уже успел пересчи­тать солдат.

— Спасибо.

Никому из них не угрожала серьезная опас­ность до тех пор, пока они оставались в строю и не выпускали из рук штыков. Шарп вспомнил, что думал о том же, когда Южный Эссекский гор­до вышагивал по полю под своими развевающимися новенькими знаменами. А теперь боевой дух Южного Эссекского сломлен.

Шарп попытался подсчитать потери. На поле боя осталось не больше тридцати или сорока фран­цузов — достаточно много, если вспомнить, что их было всего четыреста, но они покрыли имя своего полка славой и заставили британцев и их союзни­ков понести солидные потери. Сто человек? Шарп посмотрел на горы тел. Весь путь к мосту был усе­ян погибшими солдатами — сколько их, сосчитать невозможно. Цифра получится большой, а ведь еще есть раненые, те, чьи лица изуродованы саб­лями французов, кто лишился зрения. Их отпра­вят в Лиссабон, а потом на кораблях домой, где оставят на попечении бездушного общества, кото­рое давно разучилось сочувствовать нищим инва­лидам. Он содрогнулся.

Впрочем, дело не только в погибших и ране­ных. В самом первом бою у батальона Симмерсона отняли гордость. Шарп провел в действующей ар­мии шестнадцать лет, не раз защищал знамена в самой гуще сражений и безжалостно орудовал штыком, стараясь добраться до вражеских штан­дартов. Он видел, как захваченные знамена торже­ственно проплывают под победные вопли над тол­пами, собравшимися на площадях и улицах боль­ших городов, но впервые в жизни он стал свиде­телем того, что британский флаг захвачен во время битвы. Шарп знал, как будут торжествовать враги, когда новый воинский трофей окажется в армии маршала Виктора. Очень скоро Уэлсли при­дется вступить в бой — не против четырех эскад­ронов французской кавалерии, это будет настоящее сражение, в котором машина смерти, артиллерия, почти не оставляет шансов на спасение, и французы пойдут вперед, зная, что однажды им уже уда­лось унизить британцев.

Шарп почувствовал, что у него рождается идея, такая невероятная, что он даже фыркнул, а юный Пендлтон, дожидаясь момента вернуть лейтенанту ружье, улыбнулся своему офицеру.

— Нам удалось, сэр! Мы сумели это сделать!

— Что сделать? — Шарпу очень хотелось как следует обдумать свою мысль, но у него было слишком много других забот.

— Спасли знамя, сэр. Разве нет?

Шарп посмотрел в юное лицо. После многих лет воровской жизни на улицах Бристоля лицо мальчи­ка было истощенным и печальным, но глаза сияли, в них читалась отчаянная мольба, и Шарп улыб­нулся:

— Да, мы это сделали.

— Я знаю, мы потеряли другое, сэр, но ведь мы не виноваты, правда, сэр?

— Нет. Если бы не мы, они лишились бы обоих флагов. Мы все здорово сделали!

— А вы и сержант Харпер, сэр...— Мальчик си­ял, он говорил быстро, словно ему не терпелось по­делиться своим восторгом.— Они вас боялись, сэр!

Шарп взял ружье и рассмеялся:

— Ну, не знаю, как сержант Харпер, но лично я тоже был напуган.

— Это вы только так говорите, сэр! — восклик­нул Пендлтон.

Шарп улыбнулся ему и направился к мертвым телам. Как много еще нужно сделать: похоронить погибших, заняться ранеными. Он бросил взгляд в сторону моста. Сейчас там никого не было, бегле­цы с поля боя перебрались на противоположный берег и приступили к построению по ротам. Французы находились в полумиле, они тоже стояли строем и наблюдали за одиноким всадником, на­правившим свою лошадь к Шарпу. «Вероятно, французский офицер, хочет обсудить условия перемирия, необходимого для сбора ране­ных»,— подумал Шарп. Неожиданно он почувст­вовал, что страшно устал. Снова бросил взгляд на мост и попытался понять, почему Симмерсон еще не послал людей копать могилы, оказывать пер­вую помощь и раздевать мертвых. На то, чтобы навести здесь порядок, уйдет целый день.

Шарп перекинул ружье через плечо и пошел навстречу французу, чья лошадь осторожно проби­ралась между телами. Он приветственно поднял руку.

И в этот момент взорвался мост.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 569 | Нарушение авторских прав