АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

За шестнадцать лет службы Шарп еще ни разу не чувствовал приближение битвы так остро. Бри­танская и испанская армии встретились в Оропезо и отправились в Талаверу. Двадцать одна тысяча британцев и тридцать четыре тысячи испанцев, мулы, слуги, жены, дети, священники — все это огромное полчище двигалось на восток, туда, где горы почти подходили к реке Тежу, а на краю широкой высохшей долины стоял город Талавера. Колеса ста десяти полевых орудий превратили бе­лые дороги в тончайшую пыль, копыта шеститы­сячной кавалерии подняли эту пыль в воздух, и она оседала на пехоту, которая тащилась сквозь жару, прислушиваясь к далеким выстрелам — ис­панские разведчики время от времени вступали в бой с небольшими отрядами вольтижеров[6]. Тут и там у дороги вдруг поднимались клубы пыли — это кавалерийские патрули скакали параллельно линии марша; на полях испанские солдаты, от­ставшие по каким-то причинам от своих частей,

лежали на траве, болтали с женщинами, курили, наблюдали за рядами британских пехотинцев и со­вершенно не переживали из-за происходящего.

Армия голодала. Как ни старался Уэлсли, как ни выбивались из сил интенданты, продовольствия не хватало. Районы между Оропезо и Талаверой уже были прочесаны французами, теперь на по­иски съестного отправились испанцы и британцы, так что с тех пор, как батальон покинул Оропезо, солдаты питались только блинами на воде. Пришло время подтянуть ремни, но мысли о предстоя­щем сражении поднимали настроение, а когда батальон прошел мимо тел троих французских пе­хотинцев, все сразу же забыли о голоде. Шарп объяснил своей роте, что погибшие солдаты в эпо­летах с бахромой входили в отряд знаменитых французских вольтижеров, именно с ними и при­дется сразиться роте легкой пехоты, прежде чем сойдутся в главной битве все остальные войска. Солдаты из Южного Эссекского, которым еще не доводилось видеть вражескую пехоту, с любопытством разглядывали тела в голубой форме, брошен­ные возле стены собора. Форма была перепачкана, головы неестественно откинуты назад; Шарп заме­тил, что у одного из убитых французов не хватает пальца — видимо, его отрубили вместе с дорогим кольцом.

Прапорщик Денни не мог отвести от них глаз, ведь это были знаменитые французские воины, прошедшие через всю Европу. Он смотрел на боро­датые лица и думал о том, что почувствует, когда такое же лицо, только живое, будет глядеть на не­го из-за почерневшего дула мушкета.

Ни к западу, ни в самом городе Талавера фран­цузы не оказали никакого сопротивления. Армии союзников прошли через город, удалились от него примерно на милю и к концу дня остановились на берегу небольшой речушки, которая несла свои во­ды в Тежу. Батальон направился к северу от горо­да, и Шарпу стало ужасно интересно, как Жозе­фина будет искать комнату. Хоган обещал при­смотреть за ней, и Шарп внимательно разгляды­вал толпу, заполнившую улицы городка, словно надеялся хоть краем глаза увидеть девушку.

Солдаты ворчали. Они устали, были голодны и возмущались тем, что их лишают удовольствий, которые можно получить в городе. Они видели, как офицеры скакали к древним стенам верхом на своих лошадях, жены и дети тоже вошли в город, но самих солдат отвели к реке Альберче, где в ро­ще пробковых деревьев, которые росли у самого бе­рега, они и разбили лагерь. Завтра будет битва. Тот, кому посчастливится остаться в живых, смо­жет как следует кутнуть в Талавере, а пока необ­ходимо перебраться на другой берег Альберче и разбить армию маршала Виктора. Повсюду между деревьями горели костры, солдаты устраивались на ночь, время от времени опасливо поглядывая на противоположный берег, где над французским ла­герем поднимался дым сотен костров.

Армии наконец подошли совсем близко друг к другу. Завтра французы, испанцы, британцы всту­пят в сражение, и сидящие на корточках возле ог­ня парни из роты Шарпа думали о тех, кто точно так же сидит у костра, обмениваясь такими же шутками, только на другом языке.

Шарп и Харпер спустились на берег реки, где уже были выставлены посты на ночь. Два солдата из легкой пехоты, одетые в шинели, кивнули Шарпу и показали пальцами на противоположный берег. За ними наблюдали французские часовые — трое солдат курили трубки, а четвертый наполнял флягу водой. Потом он поднял голову, увидел стрелков и помахал рукой, даже крикнул что-то, но они не поняли. Неожиданно Шарп почувство­вал, что стало холодно, красный диск солнца, по­висший на западе, уже больше не согревал землю, приближалась ночь. Шарп помахал французам в ответ и снова повернул в сторону пробковой рощи.

Наступило время исполнить ритуал. Он прошел по роще, поговорил немного со своими людьми. Солдаты готовились к приближающейся битве, ста­рались не упустить ни единой мелочи, потому что свято верили, что именно благодаря этому их не поглотит смертоносный хаос боя. Стрелки разобра­ли свои штуцера и тщательно протирали все час­ти, куда могла попасть грязь. Вставляли новые кремни, вынимали, потом вставляли снова, наде­ясь добиться совершенства, уверенности в том, что оружие не подведет в самый решительный момент. Осторожно, стараясь не расплескать, приносили це­лые горшки кипящей воды и выливали ее в дула, чтобы смыть все до единой крупинки пороха — за­втра человеческая жизнь будет зависеть от того, насколько быстро они смогут перезарядить муш­кет. К стрекотанию насекомых присоединился скрежет камней — бывшие крестьяне точили шты­ки точно так же, как дома, на фермах, приводили в порядок косы. Солдаты чинили форму, пришива­ли пуговицы, делали новые шнурки, словно дума­ли, что, если им будет удобно во время сражения, они сумеют избежать многих опасностей.

Шарп участвовал в этом ритуале уже, наверное, сотню раз; сегодня он все повторит — так рыцарь в стародавние времена разбирал доспехи, проверял оружие, откладывая его в сторону только тогда, когда был уверен, что все в полном порядке. Кое-кто из стрелков высыпал на белую тряпку черные крупинки пороха из пороховниц — следовало убе­диться, что он не намок и не образовалось комков, которые могут сыграть решающую роль в сражении.

Повсюду слышались одни и те же шутки. Совет «Не надевайте свою шляпу, сержант, а то францу­зы увидят ваше лицо и помрут от смеха» всегда пользовался успехом, особенно если сержанту не удавалось определить, кто это выкрикнул; других солдат просили пойти спать к французам — их храп не даст врагу заснуть всю ночь. Старые, при­вычные шутки были такой же частью приближаю­щегося сражения, как и пули, которые засвистят с первыми лучами восходящего солнца.

Шарп проходил мимо костров, обменивался с солдатами шутками, время от времени соглашался пропустить стаканчик, проверял остроту штыков и всем говорил, что день завтра обязательно будет удачным. Разве может быть иначе? Британская и испанская армии по общей численности сильно превосходят неприятеля; инициатива на стороне союзников, сражение будет коротким и быстрым, так что, можно считать, победа в кармане. Он слу­шал, как солдаты хвастались, какие подвиги со­вершат завтра, и знал, что они пытаются спрятать за словами страх; но ведь это совершенно естест­венно. Другие тихо спрашивали, как развернется сражение. Он улыбался и говорил, что они сами увидят утром, успокаивал, объяснял, что все со­всем не так страшно, как кажется. При этом ста­рался не думать о том хаосе, из которого придется искать выход, когда атакующая пехота окажется под градом картечи и мушкетных пуль.

Вскоре батальон остался позади, Шарп обогнул большой костер, где слуги офицеров готовили жар­кое из соленой говядины — в ход уже пошли остатки с таким трудом добытого провианта. Он выбрался из рощи и, несмотря на сгущающиеся сумерки, у самой кромки поля разглядел кресть­янский домик. Немного раньше Шарп видел там 16-й драгунский полк. Войдя во двор, он нашел глазами каптенармуса, возле которого выстрои­лась очередь солдат в голубых и пурпурных мун­дирах.

Капитан подождал, пока они разойдутся, а за­тем вынул из ножен свой огромный палаш и отнес его к точильному колесу. Тоже часть ритуала — клинок перед боем обязательно должен наточить кавалерийский каптенармус — они делали это луч­ше всех. Каптенармус посмотрел на потрепанную форму стрелка и ухмыльнулся. Он был старым солдатом, слишком старым, чтобы завтра идти в бой, но на своем веку участвовал не в одной схват­ке с противником. Взяв палаш из рук Шарпа, он провел по лезвию большим пальцем, а потом при­ложил его к точильному колесу. Во все стороны полетели искры, лезвие запело, старик любовно повернул его направо, потом налево и, наконец, за­точил последние шесть дюймов обратной стороны клинка. После этого вытер палаш промасленным куском кожи.

— Вам нужно добыть себе немецкую саблю, ка­питан.

Старый спор на тему о том, какие клинки луч­ше — британские или немецкие. Шарп покачал головой:

— Этот клинок справился с таким количеством немецких, что я и не упомню, сколько их было.

Каптенармус улыбнулся беззубым ртом и еще раз критически оглядел клинок.

— Держите, капитан. Да хорошенько о нем за­ботьтесь.

Шарп положил несколько монет на колесо и поднял палаш над головой, так что последние лу­чи заходящего солнца полыхнули на клинке осле­пительным пламенем. А потом провел пальцем по лезвию и улыбнулся старику.

— Немецкий клинок так в жизни не наточить. Старый солдат ничего не сказал, только достал из-за спины саблю и протянул стрелку. Шарп уб­рал свою, а потом взял в руки ту, что держал ста­рик. Она была сделана словно для него... Отлично сбалансированная и удобная, сабля казалась неве­сомой. Он коснулся клинка. Сталь рассечет шелк так же легко, как грудь французского кавалериста.

— Немецкая? — спросил Шарп.

— Да, капитан. Она принадлежит нашему пол­ковнику.— Каптенармус забрал саблю.— А ведь я ее еще даже не начинал точить!

Шарп рассмеялся. Оружие, должно быть, стоило не меньше двухсот гиней. «Наступит день,— поо­бещал себе капитан,— когда и я получу такой клинок, причем он достанется мне не от мертвеца — на нем будет выгравировано мое имя, а само ору­жие изготовят с учетом моего роста и веса».

Шарп вернулся в рощу. За рекой было видно темнеющее небо и отсветы неприятельских костров — там двадцать тысяч французов точили свои собствен­ные сабли и гадали о том, что принесет им следую­щее утро. Лишь немногие смогут сегодня заснуть. Большинство будут беспокойно дремать, время от времени поглядывая на восток и дожидаясь рассве­та, который может стать последним в их жизни.

Шарп довольно долго не спал, раздумывая о том, что произойдет завтра. План был достаточно прост. Альберче делала крутой поворот и впадала в Тежу — французы находились внутри излучины. Утром запоют испанские трубы, заговорят их три­дцать пушек, и пехота устремится вброд через мел­кую реку, чтобы превосходящим числом атако­вать противника. Естественно, французам придется отойти, после чего Уэлсли бросит в бой британцев и нанесет удар по флангу. Войска маршала Вик­тора будут уничтожены, армия французов попадет между молотом испанцев и наковальней британ­цев, а когда пехота начнет отступать, за дело возь­мется кавалерия, которая промчится через реку и превратит отступление французов в настоящую бойню. И тогда, наверное, еще до того, как жите­ли Талаверы отправятся на утреннюю воскресную мессу, между союзниками и Мадридом останется лишь двадцать тысяч солдат Жозефа Бонапарта[7]. Все очень просто. Шарп спал возле угасающих угольков костра, завернувшись в свою шинель, а бронзовый французский Орел тревожил его сон.

Зов труб не разбудил их утром, в намерения ан­глийского командования не входило оповещать французов о готовящейся на рассвете атаке — сра­жение принято начинать после того, как солнце поднимется над горизонтом. Сержанты и капралы трясли солдат, которые проклинали росу и утрен­ний холод. Все невольно смотрели в сторону реки, но противоположный берег затянул туман, ничего нельзя было разглядеть или услышать. Костры бы­ло приказано не разжигать, чтобы вспышки огня не разбудили французов, однако солдаты каким-то образом сумели нагреть воду и заварить чай — уж очень не хотелось остаться без горячего утреннего чая,— и Шарп с благодарностью принял из рук сержанта жестяную кружку с обжигающим напит­ком.

Харпер быстро забросал огонь землей.

— Разрешите сходить в церковь, сэр? — обра­щаясь к капитану, с усмешкой спросил он.

Шарп хмыкнул в ответ. Сегодня воскресенье. Он попытался вспомнить число. Из Пласенсии они вышли семнадцатого, в понедельник. Так, пересчи­таем дни по пальцам... Значит, сегодня воскре­сенье, двадцать третье июля 1809 года.

На темном небе все еще ярко сияли звезды, до рассвета оставалось два часа. Из рощи пробковых деревьев послышался какой-то скрежет, а потом приглушенные ругательства — там разворачива­лась артиллерия. Продолжая держать в руках круж­ку с чаем, Шарп наблюдал, как солдаты наводят полевые орудия на противоположный берег. Они и сообщат противнику о начале атаки: смертоносные ядра полетят в расположение французских войск и пробьют бреши в позициях батальонов, а Шарп в это время поведет своих людей к реке.

Было холодно, слишком холодно, чтобы чувст­вовать возбуждение, оно придет потом. Сейчас нужно потуже затянуть ремни и ждать. Неожи­данно Шарп понял, что страшно хочет есть. Он передернул плечами под своей шинелью, кивком поблагодарил Харпера и направился в сторону ро­щи, где рота легкой пехоты и стрелки пытались согреться, размахивая руками и постукивая сапо­гами о землю. Время от времени кто-нибудь вспо­минал наиболее удачные шутки вчерашнего вечера. Однако сейчас, в смутные часы перед рассве­том, они почему-то не казались смешными.

Шарп прошел через рощу и спустился на лу­жайку у берега реки. Его сапоги с громким шоро­хом приминали влажную траву, так что часовые были заранее предупреждены о его приближении. Шарпа окликнули, он назвал пароль, услышал от­зыв и через несколько мгновений уже стоял у са­мой кромки воды.

— Все спокойно?

— Да, сэр.

Река медленно несла свои темные воды сквозь клубы густого тумана куда-то вдаль. Послышался всплеск, по поверхности стали расходиться круги. Шарп принялся вглядываться в противоположный берег и заметил крошечную красную точку, кото­рая неожиданно стала ярче. Французский часовой курил сигару или трубку. Шарп повернул голову налево. На востоке появились первые признаки за­ри, на фоне светлеющего неба серебристым силуэ­том выделялись горы.

Он похлопал одного из часовых по плечу.

— Ну, ждать осталось совсем немного.

Потом взобрался по крутому каменистому скло­ну наверх и вернулся к своей роте. На француз­ском берегу залаяла собака, потом заржала лошадь и раздался сигнал горна. Там сейчас начнут разво­дить огонь, затем станут готовить еду, а когда ис­панские штыки пойдут на них в атаку с запада, люди все еще будут завтракать возле своих кост­ров.

Вдруг Шарп с тоской подумал о почках в соусе и кофе, о любой нормальной еде — ведь уже целую неделю они ели только жидкий суп, блины на воде и старые галеты. Вспомнилась чесночная колбаса, найденная у убитых французов в Ролика,— было бы совсем неплохо поживиться такой колбасой се­годня утром, получить ее в наследство от какого-нибудь павшего на поле боя французского солдата из тех, что сидят сейчас возле костра на противо­положном берегу реки и ворчат по поводу утренне­го тумана.

Вернувшись в рощу, Шарп снял шинель, плот­но свернул, прикрепил к ранцу и сразу почувство­вал предрассветный холод. Потом размотал тряп­ку, которая защищала затвор штуцера от росы, и проверил пальцем, хорошо ли работает пружина. Закинул ружье на плечо, прицепил палаш и на­правил свою роту легкой пехоты вдоль линии де­ревьев. Впереди пойдет авангард, стрелки и солда­ты в красных мундирах переберутся через Альберче, отвлекут часовых и вольтижеров, чтобы те не помешали атаке британской армии, которая на­чнется на фланге. Шарп приказал солдатам залечь в нескольких футах от границы рощи, где тень де­ревьев надежно скрывала их от глаз неприятеля. Девять остальных рот батальона готовились к на­ступлению, которое должно было вот-вот начаться.

Над горами уже занималась заря, долину залил серебристо-серый свет, который прогнал ночной сумрак, стали видны деревья и кусты на другом берегу. Через несколько минут испанцы начнут наступление, и от предутренней тишины не оста­нется и следа.

Шарп прошел между деревьями, кивнул капи­тану легкой пехоты 29-го полка, расположившего­ся на правом фланге. Они немного поболтали, по­желали друг другу удачи, а затем стрелок нашел Харпера. Оба молчали, но Шарп знал: великан-ир­ландец думает об обещании, которое они дали Ленноксу у моста. Однако для Шарпа Орел имея осо­бое значение. Если он не добудет его сегодня, дру­гого шанса может не представиться в течение не­скольких месяцев. А через пару недель — при ус­ловии, что некий подвиг не выставит на посмеши­ще письмо Симмерсона,— он может оказаться на борту корабля, идущего в Вест-Индию, где неми­нуемо заболеет и вскоре умрет.

Шарп подумал о спящей где-то в городе Жозе­фине, о ее великолепных черных волосах на белой подушке и о том, почему так неожиданно в его жизнь вошло сразу столько разных проблем, о су­ществовании которых он всего месяц назад даже и не подозревал.

Где-то далеко раздалось несколько разрознен­ных мушкетных выстрелов. Солдаты прислуша­лись, начали тихонько переговариваться, пытаясь понять, что значит нестройная стрельба, доносяща­яся с французского берега.

К Шарпу подошел лейтенант Ноулз, в глазах которого читался вопрос.

Стрелок покачал головой:

— Чистят мушкеты.

Французы сменили часовых, и те, что покинули посты, избавлялись от зарядов, которые могли от­сыреть в ночном воздухе. Мушкетным огнем атаку не начинают. Шарп ждал красных вспышек, кото­рые, словно молния летом, озарят небо на западе — это будет означать, что испанская артиллерия по­шла в наступление. Уже совсем скоро.

Со стороны реки послышались какие-то крики. Солдаты напряглись... нет, снова ложная тревога. На берег вышли несколько французов с ведрами в руках: они весело хохотали, гонялись друг за дру­гом, резвились, словно дети. Один вдруг поднял ведро и заорал что-то в сторону британского берега, его приятели рассмеялись, но Шарп не понял, чему они так радуются.

— Для лошадей? — спросил Ноулз.

— Нет.— Шарп зевнул.— Ведра артиллерий­ские. Значит, у них есть пушки.

Плохо.

Около дюжины французских парней держали в руках ведра, в которых лежали губки — ими гаси­ли искры после выстрела пушки; довольно быстро вода в ведрах станет черной как чернила. Если пушки находятся неподалеку, Южный Эссекский окажется под огнем французской артиллерии.

Шарп вдруг почувствовал страшную усталость. Капитан хотел, чтобы битва поскорее началась, чтобы наконец возник шанс получить Орла, о ко­тором он так мечтал.

Появились Симмерсон и Форрест, оба пешком, и с удивлением уставились на артиллеристов. Шарп поздоровался, и Симмерсон, который так нервничал, что на время забыл о враждебности, кивнул в ответ.

— Стреляли?

— Мушкеты чистят, сэр.

Симмерсон фыркнул. Он изо всех сил пытался вести себя доброжелательно, точно понимал, что нуждается в Шарпе и его умении воевать. Полков­ник вытащил из кармана массивные часы, открыл крышку и покачал головой:

— Испанцы опаздывают.

Становилось все светлее, на противоположном берегу поднимался дым костров — французы гото­вили завтрак.

— Разрешите сменить часовых, сэр?

— Да, Шарп, да.— Симмерсон старался гово­рить так, чтобы его голос звучал совершенно нор­мально, и Шарпу пришло в голову, что, возможно, полковник пожалел об отправленном в Лондон письме.

Иногда в свете надвигающейся битвы причины смертельной вражды начинают казаться несерьез­ными. Симмерсон хотел еще что-то сказать, но только покачал головой и повел за собой Форреста вдоль линии деревьев.

Часовых сменили. Проходили минуты, солнце начало разгонять туман, ночной сумрак рассеялся, как дымное облако после выстрела пушек. «Черт подери испанцев!» — подумал Шарп, прислушива­ясь к сигналу горна, созывающего французов на построение. На противоположном берегу появилась группа всадников и принялась рассматривать бри­танский берег в подзорные трубы. Теперь захва­тить французов врасплох не удастся. Офицеры на­верняка увидят орудия, оседланных лошадей и ря­ды пехотинцев между деревьями. Исчезли тени и предутренний холод, а вместе с ними и надежда на то, что нападение окажется для французов не­ожиданным. Теперь неприятель сможет точно определить, какая армия пойдет в атаку, где и как организовать оборону.

Со стороны города послышался бой часов, и Шарп снова подумал о Жозефине: может быть, ее разбудили колокола? Он представил себе стройное гибкое тело в теплых простынях, тело, которое бу­дет принадлежать ему только после сражения... Колокола напомнили об Англии: почему-то в голо­ву полезли мысли о деревенских церквах, где в этот ранний час собираются прихожане. Упомянет ли кто-нибудь из них армию, сражающуюся в Ис­пании? Вряд ли. Британцы не любили свою ар­мию. Они, конечно, радовались ее победам, только вот давненько у них не было повода для такого праздника. Военно-морскими силами гордились, имена офицеров Нельсона знали все от мала до ве­лика, но Трафальгарская битва уже давно стала историей, а Нельсон лежал в могиле, британцы вернулись к своим делам и забыли о войне.

Воздух потеплел, солдат начало клонить в сон, многие прислонились к стволам деревьев и, держа мушкеты на коленях, задремали. Откуда-то из глубины французского лагеря пронзительно зазве­нел колокольчик погонщика мулов, напомнив Шарпу о мирной жизни.

— Сэр! — Его звал сержант одной из рот, сто­ящих в роще.— Ротных офицеров вызывает пол­ковник, сэр!

Шарп махнул рукой, показывая, что понял, взял штуцер, оставил за себя Ноулза и направился в рощу. Он опоздал. Командиры слушали лейтенан­та из штаба Хилла. Шарп уловил только часть то­го, что он говорил:

— Крепко спят... никакого сражения... обычное дело.

Со всех сторон посыпались вопросы. Лейтенант, выглядевший просто великолепно в роскошной драгунской форме, казалось, скучал.

— Генерал просит, чтобы вы оставались на сво­их позициях. Вряд ли французы начнут первыми.

Он уехал. Шарп пробирался к Форресту, чтобы выяснить, какую информацию пропустил, но, за­метив на дороге знакомую фигуру, быстро поднял руку.

Подполковник Лоуфорд был в ярости. Он уви­дел Шарпа, натянул поводья и выругался:

— Проклятье, Шарп! Проклятье, проклятье, проклятье! Чертовы испанцы!

— Что случилось?

— Чертовы испанцы отказываются вставать! — Лоуфорд с трудом сдерживал гнев. — Вы можете этому поверить?

Вокруг них начали собираться другие офицеры. Лоуфорд снял шляпу и вытер лоб, под глазами у него залегли темные круги.

— Мы встали в два часа утра, чтобы спасти их проклятую страну, а они не могут заставить себя вылезти из постелей! — Лоуфорд огляделся по сто­ронам, словно рассчитывал отыскать какого-нибудь испанца, на котором мог бы выместить свою ярость.— Мы прибыли в шесть. Куэста валяется в своей проклятой постели, на мягких перинах, и говорит, что его армия слишком устала, чтобы во­евать! Представляете?! Французы были у нас в ру­ках. Вот так! — Он сжал кулак.— Сегодня утром мы бы разбили их наголову! Стерли бы армию Виктора с лица земли! Так нет же! Эти ублюдки твердят manana да manana — завтра да завтра! Виктор не дурак, он выступит сегодня. Проклятье, проклятье, проклятье! — Вильям Лоуфорд внима­тельно посмотрел на Шарпа: — Знаешь, что теперь будет?

— Нет.

— Там Журдан[8] вместе с Жозефом Бонапар­том.— Лоуфорд показал на восток.— Они воссоеди­нятся с Виктором, и тогда их станет в два раза больше. В два раза! Поговаривают, что Сульт со­брал армию и подходит с севера. Господи! Мы се­годня упустили такую возможность!.. Хочешь знать, что я думаю? — Шарп кивнул.— Я думаю, этот кретин не желает идти в бой, потому что се годня воскресенье. Возле его кровати на колесиках собралась целая куча священников, они бормотали свои идиотские молитвы. Гнусные католики! А провианта так и нет!

— И что нам теперь делать? — Шарп снова по­чувствовал, что страшно устал.

— Теперь? Ждать! Куэста говорит, что бой будет завтра. Только этого не произойдет, потому что к завтрашнему дню французы уйдут.— Плечи Лоуфорда поникли, и он тяжело вздохнул.— Ты не знаешь, где Хилл?

Лоуфорд сразу ускакал.

«Черт побери испанцев,— подумал Шарп,— черт побери все на свете!» Он был сегодня дежур­ным офицером, в его обязанности входило расста­вить посты, проинспектировать солдат, попытаться вырвать у интенданта хоть какое-нибудь продо­вольствие. Он не сможет повидаться с Жозефиной. Сегодня не будет битвы, не будет Орла, не удастся заполучить ни кусочка чесночной колбасы. Про­клятье!

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 543 | Нарушение авторских прав