АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

— Проклятье, Шарп! Я все равно тебя сломаю! И позабочусь о том, чтобы ты лишился всех зва­ний! Ты вернешься на ту помойку, в которой ро­дился! — Лицо Симмерсона перекосил гнев, даже огромные уши покраснели. Он стоял рядом с Гиббонсом и Форрестом; майор безрезультатно пытал­ся успокоить сэра Генри, но полковник нетерпели­во сбросил его руку со своего рукава.— Я отдам те­бя под суд военного трибунала. Напишу кузену. Шарп, ты конченый человек! Понял?

Шарп стоял в противоположном конце комна­ты, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица и не показать гнева и презрения, которые он испытывал. Лейтенант выглянул в окно. Полк вернулся в Пласенсию, сейчас они находились во дворце Мирабель, где размещался временный штаб Уэлсли. Шарп разглядывал улицу и набегающие друг на друга крыши хижин бедняков, теснящих­ся за городскими стенами. По улице проезжали экипажи с великолепными, роскошными кучерами в ливреях — испанские дамы в вуалях спешили куда-то по своим таинственным делам.

Батальон добрался сюда накануне вечером, ра­неных доставили на телегах, запряженных мула­ми. Харпер уверенно утверждал, что скрип креп­ких надежных колес напоминает вой привидений. К нему примешивались крики и стоны раненых. Многие погибли по дороге; другие расстанутся с жизнью, став в следующие несколько дней жертва­ми гангрены. Шарп был арестован, у него отобра­ли саблю, он маршировал рядом со своими верны­ми стрелками, которые решили, что мир оконча­тельно спятил, но они непременно отомстят за сво­его командира, если Симмерсон сдержит свое обещание.

Дверь открылась, и в комнату вошел подпол­ковник Лоуфорд, лицо которого оставалось совер­шенно непроницаемым. На нем не было ничего по­хожего на оживление, которое Шарп заметил, ког­да они встретились пять дней назад. Лоуфорд оки­нул присутствующих холодным взглядом — как и все остальные в армии Уэлсли, он чувствовал себя униженным и опозоренным потерей королевского знамени.

— Джентльмены, сэр Артур сейчас вас примет. Десять минут.

Симмерсон прошел в открытую дверь, Гиббонс — за ним. Форрест показал Шарпу, чтобы тот был следующим, но Шарп остался стоять на месте. Майор улыбнулся ему безнадежной улыбкой чело­века, опутанного паутиной вины и оказавшегося в самом центре кровавой бойни.

Генерал сидел за простым дубовым столом, за­валенным бумагами и нарисованными от руки картами. Симмерсону негде было сесть, поэтому че­тыре офицера выстроились перед столом, словно нашкодившие школьники перед разгневанным директором. Лоуфорд остался стоять за спиной гене­рала, который не обращал на них никакого вни­мания, только писал что-то на листе бумаги. На­конец он закончил, его лицо словно окаменело.

— Ну, сэр Генри?

Глаза сэра Генри Симмерсона метались по ком­нате, точно он пытался отыскать вдохновенные слова, написанные на стенах кабинета. Голос гене­рала звучал холодно. Полковник облизал губы и откашлялся.

— Мы уничтожили мост, сэр.

— И ваш батальон.

Это было сказано тихо. Шарп уже видел Уэлсли в таком состоянии, когда тот прятал гнев за тихи­ми, внешне ничего не значащими словами.

Симмерсон фыркнул и вскинул голову.

— В этом нет моей вины, сэр.

— Ах так! — Брови генерала полезли вверх, он положил перо и откинулся на спинку кресла.— А чья в этом вина, сэр?

— С сожалением должен вам сообщить: лейте­нант Шарп ослушался приказа, доведенного до его сведения несколько раз. Майор Форрест свидетель: я отдавал приказ лейтенанту Гиббонсу, который затем передал его Шарпу. По вине лейтенанта Шарпа батальон лишился прикрытия, он нас пре­дал.— Симмерсон говорил уверенно и с чувством, заранее приготовив обвинительную речь.— Я про­шу вас, сэр, отдать лейтенанта Шарпа под суд во­енного трибунала...

Уэлсли поднял руку и остановил поток слов, бросив короткий взгляд на Шарпа. В голубых гла­зах генерала было что-то пугающее, они смотрели и оценивали, но понять, о чем думает сэр Артур Уэлсли, было совершенно невозможно. Глаза пере­метнулись на Форреста.

— Вы слышали этот приказ, майор?

— Да, сэр.

— А вы, лейтенант? Что произошло? Гиббонс вскинул брови и посмотрел на Шарпа.

Его тон был скучающим, высокомерным.

— Я передал лейтенанту Шарпу, что он должен расставить своих стрелков в соответствии с прика­зом полковника Симмерсона, сэр. Он отказался. Капитан Хоган встал на сторону Шарпа.

Симмерсон казался довольным. Пальцы генера­ла выбивали дробь по столу.

— Ах да, капитан Хоган. Я видел его час на­зад.

Уэлсли вытащил листок бумаги и принялся его внимательно изучать. Шарп не сомневался, что это самое настоящее представление. Уэлсли прекрасно знал, что написано в бумаге, но специально нагне­тал напряжение. Голубые глаза снова остановились на Симмерсоне, голос звучал почти ласково:

— Я прослужил вместе с капитаном Хоганом много лет, сэр Генри. Он был в Индии. И я всегда считал его человеком, которому можно доверять.

Уэлсли поднял брови, словно приглашая Сим­мерсона выдвинуть свои возражения. Тому не ос­тавалось ничего иного, как принять приглашение.

— Хоган инженер, сэр. Ему трудно в полной мере разобраться в целесообразности размещения воинских подразделений.— Симмерсон был ужасно собой доволен, всячески стремился продемонстриро­вать генералу, что, несмотря на политические разногласия, не держит на него зла.

Где-то громко пробили часы — десять долгих, четких ударов. Пальцы Уэлсли по-прежнему выбивали барабанную дробь на столе, а потом он нео­жиданно посмотрел на Симмерсона. Очень при­стально.

— В вашей просьбе отказано, сэр Генри. Я не отдам лейтенанта Шарпа под суд военного трибу­нала.— Он помолчал немного, потом заглянул в бумагу и снова уставился на Симмерсона.— Кроме того, нам необходимо принять ряд решений насчет вашего батальона, сэр Генри. Так что, я думаю, вам следует немного задержаться.

Лоуфорд направился к двери. Голос Уэлсли был жестким, холодным, безапелляционным, а вот Симмерсон взорвался и возмущенно завопил:

— Он потерял мое знамя! Он не выполнил при­каз!

Кулак Уэлсли с грохотом опустился на стол.

— Сэр! Я знаю, какой приказ он нарушил! Я тоже не подчинился бы такому приказу! Вы пред­лагали ему послать стрелков против кавалерии! Это так, сэр?

Симмерсон промолчал. Он был потрясен взры­вом гнева, который окатил его удушающей вол­ной.

Уэлсли продолжал:

— Во-первых, сэр Генри, вам не следовало пере­водить свой батальон на другую сторону моста. В этом не было необходимости, вы зря потратили драгоценное время и повели себя как идиот. Во-вторых,— Уэлсли загибал пальцы,— только пол­нейший кретин выставляет небольшой отряд про­тив кавалерии. В-третьих, вы опозорили армию, на создание которой я потратил целый год, перед врагами и союзниками. В-четвертых,— голос Уэлс­ли походил на хлыст, наносящий безжалостные удары,— в этой жалкой битве только лейтенант Шарп проявил себя должным образом. Насколько я понимаю, сэр, он сумел отбить один из двух по­терянных вами штандартов, а кроме того, захва­тил французскую пушку и успешно ею воспользо­вался против наших врагов. Это так?

Все молчали. Шарп смотрел прямо перед собой, на картину, висящую за спиной генерала. Он ус­лышал шелест бумаги. Уэлсли взял листок со сто­ла и заговорил немного тише:

— Вы потеряли, сэр, кроме королевского знаме­ни, двести сорок два человека убитыми и ранены­ми. Вы лишились одного майора, трех капитанов, пяти лейтенантов, четырех прапорщиков и десяти сержантов. Мои цифры верны? — И снова все про­молчали. Уэлсли поднялся на ноги.— Ваши прика­зы, сэр, были приказами полнейшего дурака! В следующий раз, сэр Генри, я вам советую сразу вывесить белый флаг, пусть французы не тратят силы на то, чтобы достать оружие из ножен! С ра­ботой, которую вы должны были сделать, могла справиться одна рота; дипломатия потребовала от меня послать батальон, и я отправил Южный Эссекский, сэр, чтобы ваши люди посмотрели на французов и поняли, что это такое. Я ошибся! В результате одно из наших знамен сейчас на пути в Париж, где его пронесут по улицам на потеху ликующей толпе. Вы скажите, если я вас неспра­ведливо обижаю.

Симмерсон побелел. Шарпу еще не доводилось видеть, чтобы Уэлсли так сердился. Казалось, он забыл обо всех остальных и бросал слова в Симмерсона с мстительной яростью.

— У вас больше нет батальона, сэр Генри. Он прекратил свое существование в тот момент, когда вы бросили людей и знамена! Южный Эссекский - это полк, состоящий из одного батальона, верно? — Симмерсон кивнул и что-то пробормотал.— Так что вряд ли вам удастся восполнить потери, затребовав новых людей из Англии. Я очень сожалею, сэр Генри, что не в моих силах отослать вас назад, до­мой! Я не могу этого сделать! Парламент, Хорсгардз[4] и лезущие не в свое дело политики, вроде вашего кузена, связали мне руки. Я объявляю ваш батальон резервным. Сам назначу новых офицеров и позабочусь о пополнении. Вы будете служить под командованием генерала Хилла.

— Но, сэр...— Симмерсон был потрясен услышанным.

Стать батальоном резерва? Немыслимо! Заика­ясь, Симмерсон начал было протестовать. Уэлсли перебил его:

— Я передам вам список офицеров, сэр. Вы хо­тите сказать, что уже обещали кому-то повышение?

Симмерсон кивнул. Уэлсли посмотрел на листок бумаги, который держал в руке.

— Ну и кого же, сэр Генри, вы назначаете ко­мандиром роты легкой пехоты?

— Лейтенанта Гиббонса, сэр.

— Вашего племянника?

Уэлсли молчал, дожидаясь ответа Симмерсона. Полковник снова кивнул. Уэлсли повернулся к Гиббонсу.

— Вы были согласны с приказом вашего дяди выставить отряд стрелков против кавалерии?

Гиббонс попался в ловушку. Он облизал губы, пожал плечами, но в конце концов был вынужден кивнуть.

— В таком случае совершенно очевидно, что вы не подходите для того, чтобы командовать ротой пехотинцев. Нет, сэр Генри, в качестве командира роты вы получите одного из самых лучших офи­церов британской армии. Я произвожу его в чин капитана.

Симмерсон промолчал. Гиббонс побледнел от гнева. Лоуфорд ухмыльнулся, глядя на Шарпа, и тот почувствовал, что еще не все потеряно.

Генерал переводил глаза с Шарпа на Симмерссона.

— Мне кажется, есть мало офицеров, более под­ходящих для того, чтобы командовать ротой лег­кой пехоты, чем капитан Шарп.

Шарп ликовал, он не стал жертвой несправед­ливости! Заявления Симмерсона — пустая болтов­ня, лейтенант превратился в капитана! Капитан Шарп! Он почти не слышал, что говорил Уэлсли, потому что одержал безоговорочную победу. Враг раздавлен. Капитан Шарп! Разве имеет какое-то значение, что он произведен в чин капитана вре­менно, что его еще должно утвердить военное ми­нистерство? На данный момент хватит и этого. Капитан! Капитан Ричард Шарп из резервного ба­тальона.

Уэлсли закончил разговор. Симмерсон попытал­ся предпринять последнюю попытку:

— Я напишу...— Полковник был возмущен, но изо всех сил старался сохранить остатки собствен­ного достоинства, утонувшего в потоке презрения Уэлсли.—...Я обращусь в правительство, сэр, и они узнают всю правду!

— Можете делать все, что пожелаете, сэр, но, надеюсь, вы мне позволите продолжить вести эту войну. До свидания.

Лоуфорд открыл дверь. Симмерсон отсалютовал и офицеры повернулись, чтобы уйти.

— Капитан Шарп!

— Сэр?

Впервые его назвали «капитан».

— Прошу задержаться. Мне нужно с вами пере­говорить.

Лоуфорд закрыл дверь. Уэлсли посмотрел на Шарпа, лицо его было мрачным.

— Вы не подчинились приказу.

— Да, сэр.

Уэлсли закрыл глаза; казалось, он очень устал.

— Я не сомневаюсь, что вы заслуживаете чин капитана.— Генерал открыл глаза.— Удастся ли вам его сохранить, совсем другое дело, В этом воп­росе от меня ничего не зависит, и вполне может так случиться, что в данных обстоятельствах ми­нистерство отменит мое решение. Вы это понимаете?

— Да, сэр!

Шарпу казалось, что он все понимает. Врагам Уэлсли всего год назад удалось заставить его оправ­дываться перед специальной комиссией, а сейчас те же самые враги хотели только одного — чтобы он потерпел поражение. Сэр Генри был одним из этих врагов, и наверняка полковник уже занят со­ставлением письма, которое отошлет в Лондон. В письме будут приведены самые жестокие обвине­ния в адрес Шарпа, и тот факт, что генерал встал на его сторону, может означать серьезные неприят­ности и для самого Уэлсли.

— Спасибо, сэр.

— Не благодарите меня. Может получиться, что я вам только навредил.— Он посмотрел на Шарпа, и в его взгляде появилось едва заметное отвраще­ние.— У вас очень странная манера, Шарп, вы заслуживаете поощрения методами, которые достой­ны самого серьезного порицания. Я понятно говорю?

— Да, сэр.

Что значат эти слова? Может быть, Уэлсли хо­чет сказать, что встреча закончена? Шарп поста­рался скрыть свои чувства.

На лице Уэлсли промелькнул гнев, но он спра­вился с собой и неожиданно хитро улыбнулся.

— Я рад, что у вас все в порядке.— Генерал от­кинулся на спинку кресла.— За вашей карьерой очень интересно наблюдать, Шарп, хотя меня и преследует опасение, что она может неожиданно и несвоевременно закончиться. До свидания, капи­тан.

Он снова взял в руки перо и начал царапать что-то на листке бумаги. У Артура Уэлсли хватало проблем. Испанцы не обеспечили британскую ар­мию провиантом, как обещали, деньги для армии тоже не прибыли, кавалерия нуждалась в гвоздях и подковах, недоставало повозок и волов... А сверх всего, испанцы сами не знали, чего хотят,— сегодня они выступают за активные боевые действия и слав­ные победы, а завтра умоляют об осторожности и отводе войск.

Шарп вышел из кабинета.

Лоуфорд последовал за ним в пустую приемную и протянул руку:

— Поздравляю.

— Спасибо, сэр. Резервный батальон, да?

— Вряд ли это обрадовало сэра Генри.— Лоу­форд рассмеялся.

Он был совершенно прав. В любой армии суще­ствовали небольшие отряды, вроде стрелков Шар­па, которые не входили ни в какое подразделение. Чаще всего это были самые настоящие отбросы армии, и командующий, когда их набиралось доста­точное количество, собирал всех во временный ре­зервный батальон. Кроме того, таким образом ге­нерал получал возможность повышать в чине — пусть и временно — тех людей, кто, по его мне­нию, этого заслуживал, но причина неудовольст­вия Симмерсона заключалась вовсе не в этом. Пре­вратив разбитый Южный Эссекский в резервный батальон, Уэлсли стер имя «Южный Эссекский» из списка подразделений, составляющих его армию; этим генерал постарался уязвить гордость сэра Ген­ри, хотя Шарп и сомневался, что человек, так спо­койно отнесшийся к потере королевского знамени, будет долго переживать из-за унижения батальона. Вероятно, эти мысли отразились у него на лице, потому что Лоуфорд сказал:

— Тебя беспокоит Симмерсон?

— Да.— Не было смысла отрицать очевидное.

— Тут ты прав. Сэр Артур сделал все, что смог: повысил тебя в чине и, поверь мне, написал до­мой, где сообщил о твоих подвигах в самых лест­ных выражениях.

Шарп кивнул.

— Но...

Лоуфорд пожал плечами. Он подошел к окну и, отодвинув тяжелые бархатные шторы, посмотрел на долину, расстилающуюся за городскими стена­ми; она была залита безжалостно палящим солнцем.

— Да. Существует и «но».

— Расскажите.

— Симмерсон очень влиятелен.— Лоуфорду бы­ло явно не по себе.— У него множество знакомых среди людей, занимающих высокое положение.— Он снова пожал плечами.— Боюсь, он сделает все, чтобы навредить тебе как можно сильнее, Ричард. Ты стал пешкой в игре политиков. Симмерсон ду­рак, никто с этим не спорит, но его приятели в Лондоне не захотят, чтобы он выглядел дураком. Им понадобится козел отпущения. Ведь Симмер­сон — нечто вроде их представителя, понимаешь? — Шарп кивнул.— Когда он напишет из Испании и расскажет, что война ведется неправильно, его письмо будет зачитано в парламенте! И не имеет никакого значения, что он абсолютно не в своем уме! Симмерсон — их голос, их представитель на войне, и, потеряв его, они потеряют доверие. Шарп устало кивнул:

— Иными словами, будет сделано все, чтобы по­жертвовать мной ради спасения Симмерсона?

— Боюсь, да,— проговорил Лоуфорд.— А то, что сэр Артур тебя защищает, будет расценено как политический шаг.

— Но ради всех святых! Я же ни в чем не ви­новат!

— Я знаю. Знаю.— Лоуфорд попытался успоко­ить Шарпа.— Это не имеет никакого значения. Симмерсон выбрал тебя в качестве виновника всех своих несчастий.

Шарп знал, что все обстоит именно так. Он бу­дет в безопасности в течение нескольких недель. Уэлсли проникнет на территорию Испании, всту­пит в сражение с французами, а после этого при­будет письмо из министерства, короткое простое письмо, которое положит конец его карьере воен­ного. Шарп не сомневался, что о нем позаботятся. Самому Уэлсли наверняка будет нужен управляю­щий поместьями, или он порекомендует Шарпа кому-нибудь из своих друзей. Но вся оставшаяся жизнь пройдет под знаком того, что именно он ви­новен в захвате французами королевского знамени Южного Эссекского батальона. Такова будет офи­циальная версия. Он вспомнил свой последний разговор с Ленноксом. Неужели шотландец пред­видел, что все будет именно так?

— Есть еще и другой путь,— тихо сказал Шарп.

— Какой? — удивился Лоуфорд.

— Когда я понял, что знамя потеряно, я при­нял решение. А еще дал обещание умирающему офицеру.— Слова звучали ужасно мелодраматично, но ведь это было правдой.— Я пообещал ему поменять знамя на Орла.

В комнате повисла тишина, а потом Лоуфорд тихонько присвистнул.

— Этого никто и никогда не делал.

— Но ведь они сумели забрать наше знамя? Легко сказать! Шарп знал, что, в отличие от Симмерсона, который не мешал французам пле­нить королевское знамя, они сделают все, чтобы Шарп не сдержал слово. В последние шесть лет французы стали появляться на поле боя с новыми штандартами. Позолоченные орлы на длинных шестах заменили старые знамена. Говорили, что император лично вручает полку Орла, который становится не просто знаком данного полка — это символ гордости французов за свой новый строй. Захватить Орла означало нанести оскорбление са­мому Бонапарту.

— Я не имею ничего против того, чтобы заме­нить знамя Симмерсона на Орла. Но меня возму­щает, что мне придется расчистить себе путь, вы­резав роту французских гренадер, ради того, чтобы остаться в армии.

Лоуфорд промолчал. Он знал, что Шарп прав; он мог заставить тех, кто заседает в Уайтхолле, отказаться от своих намерений свалить всю вину на него, только совершив такой подвиг, что они бу­дут выглядеть полнейшими идиотами, если захотят превратить его в козла отпущения. Сам Лоуфорд считал, что Шарп сделал вполне достаточно: отвое­вал второе знамя и захватил пушку, но в переложе­нии Симмерсона доклад о его поступках будет пе­ревернут с ног на голову. Чтобы получить возмож­ность остаться в армии, Шарп должен рискнуть жизнью, совершить какой-то выдающийся поступок. Шарп насмешливо улыбнулся и хлопнул по пу­стым ножнам.

— Кто-то однажды сказал, что в нашем деле в расчет идет только последнее сражение.— Он по­молчал немного, а потом добавил: — Если, конеч­но, ты не обладаешь влиянием и деньгами.

— Да, Ричард, если ты не обладаешь деньгами и влиянием.

— Спасибо, сэр.— Шарп усмехнулся.— Пойду присоединюсь к ликующей толпе. Насколько я по­нимаю, мои стрелки остаются со мной?

Лоуфорд кивнул.

— Удачи тебе.

Он задумчиво посмотрел Шарпу вслед. «Если кто-то и может отобрать у французов Орла,— по­думал Лоуфорд, — так это новоиспеченный капи­тан Шарп». Он стоял у окна и смотрел, как Шарп вышел на залитую солнцем улицу и надел на го­лову потрепанный кивер; в тени его поджидал ве­ликан-сержант — на такого Лоуфорд не задумыва­ясь поставил бы сто гиней, если бы дело дошло до рукопашного боя. Сержант подошел к Шарпу, они о чем-то коротко поговорили, и сержант треснул офицера по спине, а потом издал такой громоглас­ный вопль, что его услышал Лоуфорд, находив­шийся на втором этаже резиденции.

— Лоуфорд!

— Сэр? — Лоуфорд вошел в соседнюю комнату и взял бумагу из рук Уэлсли. Генерал обмакнул перо в чернильницу.

— Вы ему объяснили?

— Да, сэр.

— Бедняга.— Уэлсли покачал головой.— Что он сказал?

— Сказал, что рискнет, сэр.

— Рискнуть придется всем,— фыркнул Уэлсли. Потом взял другой листок бумаги.— О Господи! Нам послали четыре ящика аммиака, три — глау­беровой соли и двести костылей! Они думают, у меня тут госпиталь, а не армия!

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 484 | Нарушение авторских прав