АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Часть вторая. Глава 22. Gatto nero - bianco avorio.

Через несколько дней после свадьбы, уже на неделе, Майкл Уэй в самом радостном настроении направляется к салону брата, чтобы поделиться радостной новостью – решение в администрации университета приняли очень быстро, и уже сегодня комендант определил им с Элис замечательную комнату-студию для семей студентов в новом, всего год назад отстроенном здании сразу за университетским парком. Отличное место, свежий ремонт и почти что своя квартира не могли не вселять веру в лучшее – чёрт, грёбаный февраль заканчивался, а с ним и тревоги, и тяжёлые раздумья оставались в прошлом, ранняя весна уже витала в воздухе, а вечернее звёздное небо, такое густое и иссиня-чёрное сейчас, казалось, было порталом или зеркалом в лучший параллельный мир.

Только сумей оттолкнуться и взлететь – и тебя примут там с распростёртыми объятиями.

Но парень не собирался наверх. Ещё очень много интересного и заманчивого маячило впереди и на этом свете. Сначала он намеревался сообщить радостную новость о переезде Фрэнку. Потом до него дошло, что эта его «радостная новость» может стать не слишком радостной для его друга: ведь это означало бы, что Майкл съедет, и за стенкой поселится непонятный чужой человек, и как на это отреагирует крайне чувствительный ко всему в последнее время Фрэнк – не понятно. Но ещё через пять минут парень взял себя в руки и пошёл стучать в дверь Айеро. Он честно долбил в неё минуту (с перерывами, конечно, а не как дебил – без остановки). Затем проверил – не открыто ли, и чуть не сломал другу дверную ручку. После посмотрел на время и, увидев на дисплее наручных часов начало одиннадцатого вечера, подозрительно вздохнул. Фрэнк стал почти каждый день допоздна задерживаться на работе с братом, а иногда и вовсе (кстати, тоже крайне часто) не приходить ночевать в общежитие после таких «продлённых смен».

Нет, Майкл не имел ничего против, вообще-то. Сейчас он был очень занят с Элис, и он на самом деле тепло и нежно любил её. Но всё же мужская компания – это и есть мужская компания, а компания чудаковатого и юморного Фрэнка – это вообще верх мечтаний уставшего от любовной идиллии Майки Уэя. Он хотел просто прогуляться с ним, поболтать ни о чём, а может, даже опрокинуть по бутылочке пивка. Поржать над глупыми рекламными вывесками и обсудить общие дела в университете. В общем, парень хотел скинуть ненадолго с себя клеймо «влюблённый женатый мудак, заставляющий друга скучать» и встретиться с Фрэнком, который тоже оставит свою идентификационную табличку «схожу с ума по брату лучшего друга» где-нибудь дома, под кроватью.

Но в итоге Айеро продолжал сходить с ума, а сам Майкл так и чувствовал себя мудаком – он на самом деле подзабросил свои дружеские обязанности в последнее время. Все эти свадебные подготовки, тревоги и напряжение мозга… Но теперь они остались позади, и Майкл жаждал общения.

В холле общежития он подходил к телефону-автомату и старательно набирал номер Джерарда – и все его попытки не принесли результата – брат не брал. Это ещё больше озадачило младшего Уэя и утвердило его в мысли прогуляться до нужного места пешком. Всего двадцать минут неспешного шага и тонна удовольствия от прогулки под темнеющим, почти весенним, небом.

И вот он идёт, порой, специально шаркая подошвами кед, словно желая удостовериться в том, что асфальт под ногами и весь этот чудесный вечер вкупе со светящимся ночными огнями и дышащим гудками автомобилей Оклендом – правда, а не фантазия его утомившегося сознания.

Как и предполагалось, салон закрыт. Даже свет за жалюзи не горит, а табличка на двери только подтверждает догадки. Поэтому парень обходит угловой дом справа и через арку попадает в небольшой уютный дворик. С этой стороны старый двухэтажный дом кажется какой-то вставкой из французского Прованса – почти всю стену увивает дикий вечнозелёный плющ, которому, как можно подумать, исходя из его жизнерадостного вида, совсем плевать, что было три месяца калифорнийской зимы.

Старинная подъездная дверь скрипит несмазанными петлями, и Майкл попадает во внутренний сумрак. Тут довольно сыро и густо, так, что хочется укусить воздух, пахнет мелом. Запах слегка кружит голову, но это больше приятное ощущение. Лестница так же стара и седа, как и дом. Высокие потолки и резные перила, охраняющие деревянные, слегка стёршиеся посередине ступени – спутники этого здания, явно уже пережившего свои лучшие времена. Но стены стоят, и фундамент прочен, и главное – Майклу тут отчего-то очень нравится. Отличное, невыразимо приятное место.

Уже с пролёта между первым и вторым этажом слышится громкая классическая музыка. Конечно, это из квартиры Джерарда. Вряд ли глуховатая старушка, живущая напротив, стала бы баловаться сороковой Моцарта в половине одиннадцатого вечера. Первая часть симфонии достигает кульминации как раз в тот момент, как парень собирается стучать: звонок не работает уже давно. И не доносит кулак до дерева – музыка неожиданно резко прекращается, словно её обрубили гильотиной, и почти за самой дверью раздаётся недовольный оклик Джерарда:

– Эй, Фрэнки, какого чёрта?

– Ты меня не слышишь, слишком громко, – о, а этот приглушённый голос явно Фрэнка. Что-то ехидное заставляет Майкла замереть у двери и слушать голоса двух близких людей; наверное, каждый хоть раз в жизни испытывал что-то подобное: осознание неправильности того, что ты делаешь, смешанное со страхом быть пойманным и жгучим любопытством, которое в большинстве случаев побеждает.

Раздаются негромкие приближающиеся шаги, и сердце Майкла просто выпрыгивает от адреналина – может, Фрэнк собирается уходить? Парень даже делает манёвр, за мгновение оказываясь на середине лестницы в позе наблюдающего сталкера. Но замок не щёлкает и дверь остаётся на месте, и Майкл, уже покрывшийся испариной, подчиняется клокочущему любопытству и возвращается под дверь.

– Эй, полегче, мальчик, – томно выдыхает Джерард из-за двери, и младшего Уэя пробирает холодный пот – он никогда не слышал подобного голоса у брата раньше. Это что-то новенькое.

– Я соскучился. Просто охренеть, как соскучился, – то ли Фрэнк шепчет, то ли сорвал голос, но эти слова больше угадываются, чем реально слышатся.

Раздаётся глухой и сильный удар в дверь, заставляющий Майки вздрогнуть, а потом шорох и приглушённый смешок брата:

– Не тяжело?

– Справлюсь, не переживай, – Фрэнк говорит так уверенно и неимоверно сексуально, что на губах Майкла начинает расползаться понимающая улыбка, а уши становятся малиновыми – фантазия включается на полную. Кажется, эти двое решили трахнуться прямо у входной двери. Откровенно. Майки не думал, что у них уже подобная стадия, но отчего-то это не вызывает отторжения внутри. Джерард почти всё время, сколько его помнил брат, был один. И если наконец появился человек, желающий быть с ним рядом – да чёрт, Майкл будет всеми руками и ногами «за» подобный расклад!

Парень смущённо улыбается и собирается уйти, не прислушиваясь больше к откровенным перешёптываниям и неприкрытым стонам с той стороны двери. Но до него всё равно успевает донестись приглушённый вскрик и мат Джерарда и несколько первых ударов, которые может вызывать только тело, мягко впечатываемое в поверхность дерева.

«Ого… Ого-го, – думает выходящий в свежесть ночи парень. На улице становится сразу легче – и дышать, и сгорать от стыда. Не так душно. – Конечно, я предполагал, что Джи способен быть таким… М-м-м… Откровенным. Но от тихони-Фрэнка я подобного не ожидал…».

Не в силах стереть смущённую улыбку с лица, он неторопливо шагает по направлению к кампусу в сторону студгородка. Середина недели, и улицы в такое позднее время полупустые. Но машины всё так же шумно проносятся мимо в обе стороны, привнося элемент подвижности в довольно статичный пейзаж. За этими последними событиями парень даже забывает о счастливой новости, которой собирался поделиться с Фрэнком и братом.

****

Джерард очень сосредоточен. Ещё один сеанс – и оживающие с каждым штрихом ящерки на лодыжках этого забавного парня, Сэма, будут закончены. Он водит машинкой крайне осторожно, находясь в каком-то полутрансе – именно в таком состоянии он и работает всегда со своими особыми клиентами. И именно поэтому старается прогнать Фрэнка из зоны видимости, чтобы не маячил. Чёрт, этот парень светится так ярко сейчас, что просто забивает собой очень, порой, неявные, прячущиеся линии татуировок на телах других людей.

Джерард сомневается, видит ли Фрэнк так же, как он. Не в смысле качества, нет, а в смысле исполнения. Потому что Джерард видит лишь немного цвета, намёки на него, и очень отчётливо – нити. Они будто эластично опутывают тело, купаясь в ровном свечении, а там, где что-то нарушено, поломано, скручиваются в смутные подобия несуществующих рисунков. Временами в этих местах видятся обрывы, и нити лохматятся порванными концами, ожидая, когда мастер соединит их, спаяет единой татуировкой.

Так было со всеми – но не с Фрэнком. Он светился изначально, но сперва – будто пробивающимся сквозь треснувшую скорлупу, сдерживаемым светом. Чтобы разглядеть его рисунки, Джерарду приходилось прорываться к скрытым за свечением нитям, абстрагироваться от этой яркости, доводить себя до практически невменяемого состояния; свет Фрэнка засасывал, поглощал, ласкал и грел, но отдаваться ему до конца мужчина позволял себе только в моменты, когда они трахались.

Джерард неосознанно улыбается, вспоминая последний раз. Он позволил себе нырнуть в это тепло, не задумываясь. Забавно, но факт – отдаваться ему было даже приятнее, вкуснее, чем брать. Фрэнк вчера почти совершенно отпустил внутреннего зверя на волю, и Джерарду было так сладко и больно, как никогда прежде. А ещё тепло, очень тепло. Сейчас его тело неудобно ноет после довольно грубого секса на весу, но это именно то, что нужно, чтобы чувствовать струящуюся сквозь тебя жизнь, чувствовать ярко и остро.

– Что-то хорошее вспомнили? – спрашивает добродушный голос, и мужчина возвращается к реальности, автоматически отстраняя машинку от лодыжки парня перед ним.

– А?

– Ну, вы так тепло улыбались сейчас, было похоже, что думаете о чём-то хорошем. Вы редко улыбаетесь, – Сэм сам растягивает губы в добродушной улыбке, глядя на мастера со своего места в кресле.

Джерард, окончательно вернувшись из транса и своих мыслей, усмехается. Хорошо, что он послал Фрэнка прогуляться до магазина – иначе опять бегал бы вокруг, как наскипидаренный, и мешал работе. Глупый.

– Не болтай, – наставительно говорит он парню. – Иначе набью тебе крокодилов вместо ящериц, и поверь, результат их воздействия на твоё тело тебе не понравится.

Сэм молчит, едва улыбаясь.

– Мне кажется, что за последнюю пару недель мне стало намного лучше. Бред, да? Я не верил до сегодняшнего дня, пока не сходил к своему врачу. Он провёл исследование и оказался в недоумении: говорит, состояние соединительной ткани и суставов мало того, что перестало ухудшаться – становится лучше и непонятным образом обновляется. Чертовщина какая-то, Джерард, – парень негромко смеётся, видимо, вспоминая выражение лица своего доктора. Сэм – именно тот светлый и лёгкий человек, суть которого заключается в слове «Доброта». Он добр настолько, насколько вообще в современном мире это возможно. Таких людей, добрых от рождения, осталось так мало, и именно поэтому Джерард решает помочь ему, не раздумывая. Такие, как Сэм, умеют подставлять вторую щёку после удара столько раз, сколько потребуется, и искренне молиться за своих врагов. Такие, как он, редкость сейчас, и мужчина проникается симпатией к этому улыбающемуся, немного веснушчатому парню. – А ещё он отругал меня за татуировки. Представляете? Серьёзно, отругал! Сказал, что я бешусь и дуркую, но мне всё равно. Мне эти ящерки нравятся. Как живые.

«Вот же болтун», – улыбается про себя Джерард. Внешне он снова сосредоточен и делает заключительные штрихи на шкурке ящерицы на левой ноге. С правой закончит в следующий раз – сегодня он ещё намеревается поработать с Фрэнком.

– Это не простые ящерки, – тихо говорит он, не отрываясь от работы. – Это боевые тритоны родом из африканских джунглей. Между прочим, они ко всему ещё и ядовитые, – и Джерард не говорит вслух, но думает о том, что немного твёрдости и боевых качеств этому доброму и мягкому человеку не помешают. Это уже импровизация, изначально сюда просились обычные юркие скальные ящерки, но это как с единорогом Фрэнка – пусть высшие силы считают это его авторским шизанутым стилем.

– О, тритоны? Вот это здорово!

– Привет, Сэм, – Фрэнк заходит, звякнув колокольчиком, открывая дверь ногой: руки заняты пакетами с продуктами.

– Привет, Фрэнки! Как там на улице? Когда я шёл сюда, надвигались тучи.

– Нет, снаружи просто отлично. Кажется, тучи ушли на Фриско, пусть помоют его как следует, а нам дождей уже достаточно, – говорит Фрэнк и, справившись с курткой, несёт купленное в сторону кухни за перегородкой.

Джерард, нанеся последние штрихи, осторожно откладывает машинку в сторону – о, как же он боится этой иглы на самом деле! Он перебарывает себя с самого первого дня, как взял её в руки, но эта фобия, кажется, вплетена в его подсознание намертво. Учитель говорил, что одна из задач человека – в течение жизни подчинять свои страхи, чтобы совершенствоваться. Да-да, звучит красиво, но взаимоотношения Джерарда и игл давно вышли за рамки подчинения обычных страхов. Это более тонкие и интимные отношения, точно.

– На сегодня всё, – устало вздыхает мастер, разрабатывая затёкшее запястье. – Закончим в субботу.

– Ох, чёрт, ничего, если я приду в понедельник? В субботу будет общая тренировка клуба лёгкой атлетики, я бы очень хотел присутствовать, мне правда стало лучше. Я даже надеюсь участвовать в соревнованиях через месяц, – смущённо заканчивает Сэм, а Джерард в ответ только коротко взмахивает рукой:

– Валяй. Только не переусердствуй. И не оставляй обувь без присмотра, идёт?

Парень поднимается с кресла и пожимает мужчине руку.

– Идёт, – улыбается он. – Тогда до понедельника? Фрэнки, пока!

Фрэнк высовывается из кухни, где гремит посудой, и тоже прощается. А ещё через несколько минут приносит в зал кофе. Джерард сидит за своим столом и что-то пишет в пухлой «секретной» тетради. Фрэнк на мгновение засматривается этим сутулым силуэтом, белой выгнутой шеей и алыми, спадающими на глаза волосами. Как можно писать, когда пряди закрывают весь обзор?

– Твои корни отросли, – говорит он, ставя дымящуюся ароматную кружку перед Джерардом. – Сходи в салон.

– Может, ты сам покрасишь меня? – Уэй кидает на него хитрый взгляд, а затем возвращается к писанине.

– Ни за что. Сделаю что-нибудь не так – ты меня закопаешь. Лучше доверить это дело профессионалам.

Джерард хихикает, а потом в его голову приходит блестящая мысль.

– Только если ты тоже покрасишься. Меня достала твоя монохромная причёска. Серьёзно, ребячество. От неё в глазах рябит…

– Когда я трахаю тебя? – заканчивает Фрэнк, наклонившись к самому уху. Он ненасытный, и хватает секунды, чтобы парень воспламенился.

– И когда трахаешь тоже, – через мгновение ошарашенного молчания отвечает Джерард. – Тебе больше не надо доказывать свою уникальность, Фрэнки. Ты и так уникален, независимо от цвета волос.

Какое-то время парень раздумывает над прозвучавшей фразой. Наверное, это самое тёплое за последнее время, что он слышал от Уэя. Хорошо, он победил.

– Окей. Когда идём в парикмахерскую? – он уже улыбается, представляя себя и Джерарда в соседних креслах перед зеркалами.

– В субботу. Садись, поработаем над твоим скорпионом.

Фрэнк допивает кофе и послушно садится в кресло. Ему до безумия нравится, как мужчина набивает ему эту татуировку на шее, и ему хочется, чтобы работа длилась вечно. Потому что Джерард забирается на него сверху, устраивая колени по бокам от его бёдер – благо, ширина огромного кресла позволяет, и усаживается на его пах, вооружившись машинкой.

В первый раз Фрэнк не вынес накрывшего его возбуждения и в какой-то момент толкнулся навстречу мужчине, который, к слову, тоже был возбуждён. И тут же получил больной росчерк по шее вместо терпимого покалывания.

– Охренел? – сухо спросил тогда Джерард. – Сиди смирно. Ещё раз сделаешь так – и я больше никогда не буду татуировать тебя.

Этой фразы оказалось достаточно, чтобы Фрэнк принял правила игры.

И вот уже который раз он чувствует, как Джерард ёрзает на нём, устраиваясь поудобнее, работая с правой стороной шеи, и закрывает глаза от накатывающего на него ноющего желания. Он запомнит эту татуировку надолго, если не навсегда.

Минут через десять он тихо просит:

– Джи… Поцелуй меня? Просто поцелуй...

И через мгновение Джерард выключает машинку и, повернув к себе лицо с закрытыми глазами, нежно опускается на него пересохшими губами с запахом кофе.

– Ещё немного, и закончим на сегодня, – говорит он после долгой, горячей борьбы языков, вытаскивая из-под своей футболки заблудившиеся там руки Фрэнка.

А в пятницу, когда Джерард спускается в салон после полудня, ещё сонный и не проснувшийся до конца, его ожидает сюрприз. В кожаном кресле, посередине, теряясь в его размерах, лежит пушистый комок. Мужчина шокировано замирает в двух шагах, напряжённо вглядываясь в него. Комок меха глубоко вздыхает и, освобождая голову из захвата лап, поднимает на него два глаза. Один янтарный, другой – зеленоватый.

Джерард вскрикивает и пятится. Это та самая… Та самая кошка из его чёртова сна. Он запомнил её накрепко – он запомнил всё, что ему приснилось тогда.

– Мряу? – тихо спрашивает кошка и зевает, неотрывно следя за мужчиной.

На кушетке Джерард находит вырванный наспех тетрадный лист и второпях написанные строчки: «Джи, это Ловец снов. Я всё объясню вечером, пожалуйста, подружись с ней. Ф.».

– Ловец снов? – недоуменно повторяет мужчина, переводя взгляд с написанного на потягивающуюся чёрную кошку и обратно. – Охренеть, Фрэнки…

Кажется, кто-то вконец обалдел и без зазрения совести пользуется служебным положением. Надо бы вычесть из зарплаты с пометкой «За наглость».

_____________________________________

Gatto nero - bianco avorio (ит.) - Чёрная кошка - белый кот.

Дата добавления: 2015-10-11 | Просмотры: 366 | Нарушение авторских прав