 |
|
АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология |
Часть третья. Глава 31. Leggero.
– Фрэнк? Парень останавливается, негромко вздыхает и оборачивается у самой двери. Джерард, невозможно сонный и чертовски лохматый, с еле открытыми глазами смотрит на него так пристально. Фрэнк помнит этот взгляд – тот самый взгляд из их первых встреч. Тот взгляд, от которого чешется под кожей и хочется отвести глаза. Только сейчас Фрэнк не отводит. Его до сладкой тяжести под рёбрами умиляет то, что он видит: голое плечо выбивается белым из-под обмотанного вокруг обнажённого тела одеяла. Босые ноги переминаются по прохладному паркету, и весь вид Джерарда буквально гнусаво шепчет: «Я хочу обратно в кровать. Мне холодно. Какого чёрта я вообще встал?». Но он всё же встал, хотя Фрэнк старался собраться как можно тише и уйти, не потревожив спящего мастера. Сегодня в университет к первой лекции, и он пропустил неделю, и день будет чертовски длинным и непростым. – Джерард… Иди спать. Я постараюсь вернуться к вечеру. – Фрэнк… – Чёрт! Ну что я должен сказать, чтобы ты оставил меня в покое? Я сглупил, но я не собираюсь весь день бегать по университету в поисках того, кто толкнёт мне кокаина. Я не идиот, в конце концов. Мне было так херово всю неделю, что это более чем достаточный стимул – никогда больше не приводить к подобному. Мне предстоит дерьмовый день: объясняться перед профессором за самовольный вылет из Нью-Йорка, за то, что пропустил неделю, ещё и допрос Майкла на тему «где ты, чёрт тебя подери, был?»… Я не собираюсь больше ничего принимать, ясно те… Но Джерард не дослушивает. Он сокращает расстояние между ними – и так, впрочем, небольшое – до минимума и прижимает Фрэнка собой к двери. На его сухих и сонных губах ещё застывает недосказанное парнем слово, и от этого немного щекотно. Он целует его настойчиво, как свою собственность. Потому что и правда считает именно так в этот момент. Его заполняет странное желание «пометить» его, хотя на самом деле на теле Фрэнка до сих пор достаточно его меток. И он целовал бы его так очень долго: чуть грубовато, подключая лишь кончик языка, но парень отстраняет его, прижимаясь головой к плечу. Он дышит так нервно, и Уэй уверен, пусть это и самодовольно с его стороны, что если бы мог, Фрэнк бы остался ещё хотя бы на полчаса. Потому что обычно хватает поцелуя, чтобы тот загорелся. Как там говорят? Заводится «вполоборота»? Вот она, сила молодости… Фрэнк упирается мужчине в плечо рукой и, отстраняя от себя, накидывает джинсовую куртку. Ту же, в которой прилетел из Нью-Йорка. – Мне надо идти. Правда… – он мажет по сонному лицу напротив быстрым, неловким взглядом и, на ощупь подцепив рукой свой рюкзак, поворачивается к двери и берётся за ручку. Но отчего-то не открывает её. Стоит так в полном молчании, заставляя Джерарда заинтересованно склонить голову набок и опустить бровь, вглядываясь в его спину, шею и затылок. Над кромкой джинсового ворота темнеет один из его следов. Мужчина довольно щурится, словно от яркого света. – Чёрт… – Фрэнк прислоняется лбом к дереву двери, а затем медленно оборачивается, снова сцепляясь взглядами с Джерардом. Намертво, словно кривыми ятаганами. – Объясни мне в двух словах, только так, чтобы я понял раз и навсегда. Ты же можешь, когда хочешь. Я знаю. – Что именно? – глухо спрашивает мужчина, зябко кутаясь в одеяло и встряхивая головой так, чтобы на глаза лезли не все спутанные волосы, а хотя бы половина. – В чём разница между тем, как я видел и ощущал всё под кайфом, и тем, чему ты собираешься учить меня? Я до сих пор не слишком понимаю. И он смотрит на Джерарда с какой-то надеждой – спрятанной, затаённой, словно просит его о последнем якоре, об откровении, о том, чтобы он несколькими словами взял и перевернул весь явный мир прямо у него перед носом. Но ведь так не бывает? И мужчина в ответ слегка ошарашен. Он с утра вообще не слишком хорошо соображает, и говорить речи ещё перед тем, как выпьет кофе, – вообще не самая лучшая идея. Но этот парень перед ним выглядит так потерянно, что Джерард усилием воли заставляет свой полупроснувшийся мозг работать, лишь бы уберечь этого идиота от соблазнов. Ему нужна неоспоримая истина? Он её получит. – Ты не так давно рассказывал, что тебе не нравится контроль, что ты хочешь идти сам по своей жизни. Принимать решения, совершать ошибки. Когда ты под кайфом, ты не властен ни над чем. Эта твоя эйфория могущества – мыльный пузырь. Как будто ты смотришь фильм – о да, ты можешь им наслаждаться. Вот только повлиять ни на что не в силах. Это обманка. – Но ведь я… видел! И даже чувствовал… Я мог прикасаться! – Фрэнк непонимающе смотрит на мужчину, словно тот хочет обмануть его. – А теперь подумай, было ли в этом хоть немного твоей воли? Хотел ли ты видеть то, что видел? Чувствовать это? Прикасаться? И какой был в этом толк? Ты просто блевал радугой от того, что тебе открылось, но ты не мог ни здраво мыслить, ни понимать, зачем это всё вообще и как оно устроено. Тебя несло – и ты летел туда, не имея своей воли. Тебе так нравится это ощущение беспомощности? Бах! Контрольный в голову. И пока этот напротив стоит, теребя край джинсы, и пытается осмыслить, Джерард закидывает приманку. Сочную, яркую. Живую. Именно ту, о которой он просил. – Я же предлагаю совсем другое. Неторопливо, спокойно научиться понимать, что ты видишь и зачем это всё. А ещё – как что-то менять теми самыми прикосновениями, о которых ты так грезишь. И всё это – благодаря твоему желанию и решению, а никак не против него. Фрэнк молчит, его опущенные глаза будто проясняются, но потом он вдруг поднимает взгляд, и в нём опять непонимание и вопрос: – Какого чёрта тогда ты сам не можешь пользоваться этим только тогда, когда нужно? Почему заливаешь свою так называемую чувствительность алкоголем? Я не понимаю. Выглядит так, словно ты пудришь мне мозги… – Потому что у нас разные случаи. Не равняйся на меня, ты – совсем другая песня, Фрэнки, – устало вздыхает Джерард. Его терпение на исходе. Он и так слишком долго уже говорит. – Для меня это так же естественно, как дышать. Как видеть, только вот картинка для нас совсем разная. Я не могу сказать себе: «Не дыши!», как и не могу отказаться от зрения, имея его. Моя особенность не мешает мне жить, я уже давно привык не обращать на это внимание. Тяжело лишь влезать в эти схемы и перечерчивать что-то, понимаешь? – И… как ты видишь меня? – спрашивает парень после недолгого молчания, открывая дверь и готовясь уйти. В его глазах поблёскивает спокойствие. Кажется, он удовлетворён. – В моих глазах ты исчерчен живыми татуировками от кончиков пальцев до самых скул, Фрэнк, – шепчет мужчина, когда тот уже выходит на лестничную клетку. – И это чертовски сексуально. Посмотрев на ошарашенного парня не дольше нескольких секунд, он закрывает дверь перед его носом и, резко ссутулившись и расслабившись, довольный собой, плетётся к спальне, чтобы поспать хотя бы до одиннадцати. Быть сильным тяжело, но довольно приятно, если есть такие благодарные зрители, как Фрэнк. Удивительный… **** Несмотря на все ожидания Айеро, день в университете идёт своим чередом. Недолгий разговор с профессором, который совершенно не сердится (Фрэнк отмечает в своём невидимом органайзере, что обязан Патрику и Бриджит за то, что они так достоверно прикрыли его задницу), приводит лишь к тому, что парня обязуют принести справку, подтверждающую его недельный «грипп». Иначе у него будут проблемы, и Фрэнк отлично осознаёт это. Судорожно вспоминая, у кого же есть знакомые в медицинском корпусе, не придумывает ничего лучше, чем попросить помощи у Элис – жены Майкла. Как-то друг обмолвился, что у девушки очень много знакомых с медицинского. И это в очередной раз за день приближает его к неотвратимому – к разговору с Майки. Фрэнк долго раздумывает, стоит ли говорить другу правду или остановиться на более безобидной версии. Он размышляет об этом, спускаясь по лестнице, толкаясь плечами и идя по коридору в сторону столовой. Уэй-младший, не в пример брату, никогда не пропускает обед. И он так и не приходит ни к какому конкретному выводу, как неожиданно знакомая тяжесть ладони ложится на плечо, и сзади голос Майки окликает: «Фрэнк?». Они берут обед, отстояв небольшую очередь, и садятся за один из отдалённых столиков, правда, для этого приходится пройти чуть ли не половину зала. – Рассказывай, – безапелляционно заявляет друг, даже не притрагиваясь к еде, и последняя надежда Фрэнка на то, что сначала можно перекусить, тает словно дым. – Я, блять, места себе не находил, когда понял, что ты не возвращался в комнату. И когда Джерард, мать его, сутки не отвечал на телефон. А я не мог оставить Элис и нестись в салон, точно полоумный, перебирая в голове самые стрёмные варианты. Что, так сложно было позвонить другу и предупредить о ваших брачных играх, Айеро? И Фрэнку так стыдно, но дело даже не в этом – он на самом деле чувствует вину за собой и совершенно отчётливо понимает все чувства Майки. Он прав, кругом прав… – Прости. Мне на самом деле жаль, что тебе пришлось волноваться. Прости, – чётко говорит Фрэнк, поднимая глаза на друга. Тот усмехается и, отклонившись на спинку стула, скрещивает руки на груди. Вся его поза – немое выражение: «Засунь себе в жопу эти извинения». – Майки, я на самом деле долгое время не мог позвонить. Мне было очень плохо… – парень запинается, не зная, что сказать дальше, но через недолгое время решается: – Я неделю провалялся в жуткой ломке у Джерарда. Это грустно, но Фрэнк отмечает, что в иной ситуации точно рассмеялся бы, наблюдая, насколько круглыми могут становиться глаза у Майкла. – Ломка? Что?! – Не обязательно орать на всю столовую, – Фрэнк нервно оглядывается по сторонам, но никто в общем гомоне переговаривающихся голосов не обращает на них внимания. Выдохнув, Фрэнк смотрит на свой поднос с остывающей едой, и помимо воли в его пустом желудке голодно урчит. – Так вышло, что в Нью-Йорке я подсел на кокаин, – негромко говорит он, наклоняясь чуть ближе, но пока не решаясь поднять глаза на друга. – Не то чтобы серьёзно подсел, но принимал раза три в неделю… – Но… Зачем? – Майки ошарашен и расстроен. Он довольно хорошо знаком с наркотиками, но только в том плане, как выглядят их формулы на бумаге. Этакое хобби. – Ты ведь никогда ничего не принимал, как ты вообще решился на что-то подобное? – Я не знаю, Майкл, – сухо отвечает Фрэнк и, наконец, поднимает глаза на друга. – Я был пьян, так вышло, да какая разница. Это случилось и всё. Это уже в прошлом. Джерард неделю сидел надо мной, и сейчас мне лучше. Намного, хоть ещё и не до конца. – И… что теперь? Ты чист? – Господи, кто тут химик, чувак? Джерард сказал, что за неделю правильного питания эта дрянь выходит из организма. Не полностью, но основная часть. До конца не меньше месяца, наверное. Я не знаю точно… – А ты сам… Ну… – Майкл мнётся, но Фрэнк совершенно ясно понимает, что тот хочет сказать. – Знаешь, я не горю повторением того ада. Я сказал твоему брату и теперь повторяю тебе: нет, я не буду ходить по универу и выспрашивать, не толкнёт ли мне кто-нибудь кокс. Я всё понял, окей? И не смотри на меня так, тошно… – Фрэнк, наконец, берёт ложку и начинает прихлёбывать почти остывший куриный бульон с чем-то неопознанным на дне. Он очень голоден и немного зол на себя и Майки. На себя, что такой идиот и заставил всех волноваться, и на Майки, что он порой ведёт себя с ним, как с ребёнком. И когда только он успел стать таким взрослым и рассудительным? – Приятного аппетита, – мягко произносит Уэй-младший, и Фрэнк удивлённо поднимает глаза от своей тарелки. Майкл улыбается, и это долгожданная дружелюбная улыбка. В ней всё то, что обычно ценишь в друзьях больше всего. Молчаливая поддержка. – Я рад, что с тобой всё в порядке, Фрэнк. – Приятного аппетита, – чуть улыбается в ответ парень и, немного подумав, добавляет негромко: – Я тоже этому рад. Майкл успевает рассказать кратко обо всех их с Элис новостях, самая главная из которых то, что у девушки уже двадцать первая неделя беременности, и они были на УЗИ, где врач обрадовал их тем, что у них девочка. – Представляешь, Фрэнк?! У меня будет дочь! – довольно изрекает Майкл, и парень не может не улыбнуться ему в ответ. – Правда, аппарат почему-то всё время сбоил, и поэтому посмотрели не слишком тщательно. Это было странно. – Наверное, она не хочет раскрывать все карты раньше времени, малышка с характером, – улыбаясь, отвечает Фрэнк. Он и представить не может, насколько окажется прав. – Так когда Элис предположительно рожать? – После середины августа. Было бы здорово, если бы вы оба тоже были поблизости. Если честно, ещё четыре месяца, но мне уже не по себе… – Не дрейфь, брат, – Фрэнк подбадривающе хлопает друга по плечу, улыбаясь неимоверно широко. Надо же, через четыре месяца появится новый человек, настолько важный для Майкла. И Джерард станет дядей… – Я уверен, мы будем поблизости. Они говорят ещё какое-то время, и Фрэнк просит Майкла о липовой справке. Тот, хоть и вздыхает в ответ, обещает помочь с этим, возможно, даже не втягивая Элис. Неловкость и тяжесть начала их разговора развеиваются, как туман раннего утра под лучами солнца. И хотя Фрэнк до сих пор чувствует себя не слишком хорошо, периодически у него кружится голова, и внутрь лезут разные дерьмовые мысли, он верит, что теперь-то всё совершенно точно наладится. **** – И каким ветром тебя занесло на исторический? – ехидно интересуется Лорен, листая в руках огромную увесистую книгу, будто выискивая что-то между страниц. Её белые руки обнажены до локтей, и красивые живые колибри почти порхают по запястьям, приковывая к себе взгляд. – Ветром раскаяния и желания платить по счетам, – в том же тоне отвечает Фрэнк, чуть кривя уголки губ в улыбке. – Оу. – Девушка удивлённо поднимает глаза от книги и встречается с каре-зелёным взглядом невысокого парня. – Имей в виду, я завязала. И в любом случае, не собираюсь тебе ничем помогать, если ты за этим, – она по-особенному выделяет последнее слово, не оставляя никаких загадок для Фрэнка. – Я не за этим, – передразнивает Фрэнк, чуть играя бровями. – Я завязал. – Свежо предание, – вздыхает Лорен, захлопывая книгу. – Так почему ты здесь, всё же? – Хотел отблагодарить тебя за Нью-Йорк, – честно отвечает парень, пристраиваясь рядом с девушкой, опираясь тылом о низкий подоконник. – И за то, что выручила меня у родителей. – Между прочим, я отлично провела тогда время. А твои детские фото – это вообще что-то с чем-то. Фрэнк резко выбрасывает перед лицом Лорен руку в жесте: «Никому. Никогда. Ты поняла меня?». – Молчу-молчу, – девушка улыбается, чуть толкая Фрэнка своим плечом. – И какой у нас бюджет, раз уж ты пришёл искупать свои грехи? Фрэнк на мгновение задумывается над ответом. Назвать ей сумму, что живёт сейчас в его карманах, или это просто шутка? В итоге, он лезет в них и достаёт на свет несколько смятых купюр, разглаживая и пересчитывая их. – Любой каприз на сто три бакса, – изрекает он. – Отлично. Не так уж плохо для студента. У меня ещё одна лекция, так что тебе придётся подождать. А потом я хочу в кино, караоке, новую сумочку и вкусно покушать, – наблюдая за округлившимися глазами Фрэнка, Лорен весело смеётся, закидывая голову назад. – Хорошо, уговорил… Можно без сумочки. **** Фильм оказывается какой-то романтической комедией, которые Фрэнк искренне не переваривает. Но Лорен довольна и много смеётся над каждой глупостью, совершённой главными героями. И через какое-то время Фрэнк ловит себя за тем, что улыбается над этими олухами вместе с ней. Поёт Лорен не очень, но даже не это самое страшное. В какой-то момент она умудряется затащить его на небольшую сцену и заставляет (Фрэнк искренне не понимает, как такое вообще могло произойти) спеть с ней дуэтом старую добрую песню про Элис… И это – самое идиотское и смущающее, что парень творит в этот вечер. Как только Лорен говорит, что «теперь можно и покушать», Фрэнк хватает её за руку и тащит подальше от этого караоке-клуба, чтобы она, не дай бог, не захотела остаться там. Прогуливаясь по темнеющим улицам Окленда, они набредают на отличный небольшой ресторанчик – невозможно уютный и очень пустой в вечер понедельника. Фрэнк даже задумывается над тем, что нужно как-нибудь попробовать и вытащить Джерарда куда-нибудь «в свет». После их ужина в кармане Фрэнка всё ещё остаётся около десяти долларов, и он, повинуясь странному порыву, покупает в ближайшем цветочном красивую бордово-розовую орхидею в горшке. – Она прекрасна, но нести до кампуса её будешь ты, – отрезает Лорен, с улыбкой кутаясь в лёгкий плащик. – В каком ты корпусе обитаешь? – интересуется Фрэнк, прижимая к себе пластиковый горшочек и стараясь не слишком трястись при ходьбе. – В третьем. – А я во втором. – Я помню… Между ними на некоторое время зависает неловкое молчание, и Фрэнк некстати вспоминает о том, что они спали друг с другом. Пусть и единожды. Ему становится неуютно и очень странно от того, что он задумался об этом только сейчас. Всё выглядит так, словно у их вечера ещё будет продолжение. И парень мучительно коряво обдумывает, что же с этим можно сделать. – Слушай, – вдруг тихо говорит Лорен, не останавливаясь, цокая небольшими каблучками своих туфель по чуть влажной мостовой. – Мне очень уютно с тобой. И знаешь, я до сих пор не могу понять, что со мной не так. Мы могли бы встречаться. Фрэнк еле слышно вздыхает. На самом деле он рад, что этот разговор начала девушка. Неторопливо мимо проезжают машины, а с другой стороны проплывают светящиеся призывными рекламами витрины магазинов и совсем небольших лавочек. Сам город, кажется, мерно и довольно дышит полной грудью: весенней какофонией звуков вечера, чуть зябковатым, но уже совершенно точно потеплевшим, свежим воздухом; затягивается до дна сладковато-горькими нотками, принесёнными с побережья, и будто чихает, когда по дороге неожиданно проносится кто-то в ярком шлеме на спортивном байке, оставляя после себя шлейф из запаха отработанного бензина. Город жив, и сейчас он совершенно не создаёт того угнетающего впечатления, что так убивало осенью и зимой. – Лорен. Дело в том, что у меня уже есть… человек, которого я люблю. И это не попытка отвязаться от тебя, это просто то, как обстоят дела. Девушка вздыхает в ответ и вдруг поворачивает голову, еле заметно улыбаясь. – Да поняла я уже. Что поделать, раз так. Я её знаю? Просто интересно, без какого-либо умысла… – Знаешь, – тихо говорит Фрэнк. И, непонятно с чего вдруг совершенно осмелев, выдаёт: - И это он… Лорен будто врезается в невидимую эластичную стену, останавливаясь и чуть отклоняясь назад. – Он? Парень?! Да ладно, ты шутишь… – Я не шучу. – Быть того не может… – Не вижу ничего особенно страшного в том, что я тебе сказал. – Да я не про это… Просто как-то… неожиданно. Хм... Это тот парень, с которым ты часто ходишь вместе? Высокий, в очках? – заинтересованно спрашивает Лорен, и Фрэнк с улыбкой замечает в её глазах разгоревшийся огонёк обычного женского любопытства от сопричастности к тайне. – Это Майки. Он – мой друг. – Но ты сказал, что я знаю… – Знаешь. – Нет… – девушка вдруг испуганно-удивлённо поднимает глаза на Фрэнка и прикрывает рот белой ладонью с аккуратным оранжевым маникюром. – Нет, быть того не может… Это он? – Судя по твоему лицу… Наверное, да. Ты угадала. Они так и стоят посреди тротуара, не замечая совершенно, что мешают другим людям: уставившись друг на друга и не обращая внимания ни на что вокруг. Свет приглушается, краски смазываются и время растягивается тянучкой. Словно погружение в другую реальность. – Обалдеть, – наконец, выдыхает Лорен, и это как стартовый выстрел для всего: для времени, красок, света. В мгновение ока всё приходит в норму, и вот они снова идут по мостовой, как ни в чём не бывало. – Но ведь он… Он намного старше нас… – Думаешь, это имеет хоть какое-то значение? – ухмыляется Фрэнк, вспоминая это белое, порой почти прозрачное тело и ставшее уже родным лицо без каких-либо признаков возраста. – Ты прав. Обычно это не имеет никакого значения, – соглашается девушка, и до следующего перекрёстка они шагают молча, думая каждый о своём. – Постой, – вдруг снова останавливается она, хватая Фрэнка за рукав джинсовой куртки, – а в тот раз… когда мы… когда мы переспали. Ты уже? – говорит она, заглядывая в глаза парня растерянно. – Что? Нет, конечно! – удивляется Фрэнк. – Не нужно из меня последнего мудака делать. Тогда ещё… Ничего не было. – Кто вас знает, мистер Айеро? – облегчённо улыбается девушка. – И знаешь, я даже не хочу думать о том, что же есть сейчас. Но это, чёрт, теперь не вылезает у меня из головы… И они снова смеются друг над другом так легко и свободно, и говорят ни о чём всю дорогу до кампуса, словно знают друг друга уже много-много лет. И Фрэнку снова тепло и хорошо оттого, что он с кем-то разделил то, что давило на него изнутри. Оказывается, это и правда довольно приятно – разделять не только грусть, но и радость. – Спасибо за отличный вечер, – улыбается Лорен, бдительно забирая из рук Фрэнка орхидею. – Это тебе спасибо. – Желаю удачи, Фрэнк Айеро, – девушка оборачивается, уже поднявшись по лестнице. Машет рукой и скрывается за дверьми своего корпуса. А парень ещё какое-то время не может сдвинуться с места, потому что вдруг его глаза смогли расслабиться, и он впадает в некоторую задумчивость, теряя чёткость взгляда. И именно в этот момент он ясно видит густо-чайную, тёплую оболочку, укутывающую Лорен. А ещё он только сейчас замечает, что внутри неё, внутри этой девушки мерно пульсирует тёмно-бордовое солнце. Такого же насыщенного цвета, как лепестки подаренной орхидеи.
Дата добавления: 2015-10-11 | Просмотры: 352 | Нарушение авторских прав |