АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Часть третья. Глава 35. Molto vicino e troppo in fretta.

Фрэнк выходит из университета на июльский солнцепёк, останавливаясь, едва спускается со ступеней. Его голова напоминает тот несчастный огромный там-там во время какого-нибудь священнодейства туземного племени уругвайцев. Тот самый, в который со всей своей экзальтированной дури бьёт палками-костями (наверняка очень древними и священными) главный жрец. Его кожа так же натягивается под ударом, а потом пульсирует и дребезжит, разнося чудные ощущения по всей черепной коробке.

Он стоит, потому что не может сообразить, чего ему хочется больше: лечь прямо тут на газон и прикинуться трупом, потому что он совершенно обессилен, принять душ у Джерарда, после чего надеяться, что он каким-либо невероятным способом воскресит его к дальнейшей и, возможно, довольно активной жизни, или же пойти к себе, принять тот же душ в общей душевой и умереть на сутки в собственной постели. Десятое июля уже сегодня, последнее организационное собрание позади, а впереди только неизвестность и жара. И не понятно, что напрягает парня больше. Он измотан, потен, и его голова раскалывается, он слышит гулкие удары там-тама где-то глубоко внутри.

Он достаёт солнцезащитные очки и одним заученным движением водружает их на переносицу, чувствуя, как капельки пота принимаются стекать по вискам. Становится немного легче, мышцы вокруг глаз ощутимо расслабляются.

Всё же его ноги на совершенном автопилоте начинают двигаться вперёд, по дороге университетского сквера в сторону выхода, и он бы шёл так, как восставший мертвец, до самого кампуса, но… Небольшая группа девушек у красивой низкой каменной ограды отвлекает его. Эти особы кажутся чем-то очень заинтересованными, громко и игриво смеются, то и дело поглядывая куда-то в сторону, и Фрэнк прошёл бы мимо, если бы… Если бы не мелькнувшее на краю периферийного зрения алое пятно.

Это происходит как в замедленном кино. Парень неторопливо, словно сквозь кисель вместо воздуха, поворачивает голову и понимает, что мужчина, едва заметно ухмыляясь и придерживая наполовину скуренную сигарету другим кончиком губ, смотрит на него в ответ. Его глаза скрыты под крупными зеркальными очками в тонкой железной оправе – они почти точная копия очков Фрэнка.

«Джерард…» – прохладным вихрем, полувздохом-полустоном из распалённой груди проносится в его пульсирующей висками голове. Губы Фрэнка сухие и солоноватые, это ощущается так сильно, когда он пытается провести по ним языком.

Воздух пропитан ядовитыми парами бензина и песочным привкусом пыли на зубах, и всё это, словно купальные плавки на крючке, подвешено в раскалённом воздухе.

Кажется, Фрэнк видит только Джерарда – как образ, контур, по которому аккуратно вырезали его из реальности. Всё вокруг затуманивается, размывается тем эффектом из «фотошопа», который так любит Бриджит, когда готовит заметку в университетскую газету. Есть только Фрэнк, и этот чёртов Джерард Уэй, с самой лёгкой, едва перекошенной улыбкой смотрящий на него. Он курит, изгибая кисть так, словно исполняет партию в балете, а спина его настолько расслабленно-манящая, что парень никак не может заставить ноги сделать хоть шаг к нему.

Джерард… В тёмных обтягивающих штанах и красной растянутой майке, отчего Фрэнк видит его бок от подмышек почти до низа рёбер, и сухо сглатывает при этом. Джерард, чьи красные волосы намного короче, чем раньше, и зачёсаны чуть набок, и это выглядит так пижонски… Джерард, на которого пускает слюни небольшая компания из девиц неподалёку, и это раздражает…

Кто-то проходит сзади и несильно подталкивает Фрэнка в плечо, и парень будто просыпается от странной комы, тут же слыша кожей тёплый ветер, и шум листьев над головой, и притянутый девичий смех, и видит Джерарда, опершегося на невероятный, весь блестящий в солнечных лучах «харлей» красно-чёрного цвета…

Что?!!

«Что за… Мать твою…» – думает парень, когда его ноги всё же делают шаг, потом ещё один и ещё несколько в сторону Джерарда, и вот он уже рядом, так близко, и мастер уже не курит, свободной рукой придерживая у сидения глянцевый, чёрный, как космическая дыра, шлем.

– Это шутка? – первое, что может сказать Фрэнк, знающий о фобии этого человека рядом. Он произносит слова, а сам жадно скользит по хищным, гордым изгибам новенького «Брэйкаута», подмечая детали: куртку, небрежно брошенную на сидении за мужчиной, прицепленный за что-то второй шлем ярко-красного цвета и пару дорожных сумок по бокам от заднего колеса… – Это шутка? – повторяет он, не веря своим глазам.

– Я скучал, Фрэнки, – тихо произносит Джерард, незаметным, как дыхание, жестом притягивая парня к себе и заставляя того облокотиться на байк рядом с ним. Фрэнк, внутренне содрогаясь, чувствует, как рука Уэя остаётся на ремне сзади, цепляясь за него, как за соломинку, и как острые пальцы еле уловимо оглаживают, ласкают влажную кожу поясницы, нетерпеливо забравшись под футболку.

Фрэнк глубоко вдыхает и смотрит на свое раздвоенное отражение. Он почти соприкасается носом с мастером, как чувствует на себе колкие неприязненные взгляды.

«Наверное, выгляжу сейчас, как педик, за которым приехал его папочка…» – думает Фрэнк, чуть улыбаясь и снимая очки под эти мысли. И чёрт, это его так заводит. Раньше ему не хотелось бы подобной славы. Но сейчас этим милым девушкам стоит понять, что тут им ловить нечего.

– Я скучал сильнее, чёрт, я так скучал… – сдавленно шепчет Фрэнк, склоняясь ближе к уху, и Джерард тоже снимает очки. На его губах подрагивает странная – робко-счастливая – улыбка.

– Я весь мокрый, Фрэнки… Я жду уже час, – говорит мужчина, и его палец проскальзывает под ремень джинс, и парень вздрагивает, как от ожога.

– Я не знал, – Айеро понимает, что ничего не может поделать со своим учащающимся сердцебиением и тем, как быстро его лёгкие начинают перекачивать воздух.

– Это был сюрприз, – улыбается Джерард, обнажая краешки мелких зубов. – Как он тебе?

– Ты шутишь? Да это же чёртов «Брэйкаут», – взрывается восхищёнными эмоциями Фрэнк; он совсем недавно видел такой в красочной журнальной рекламе. И хотя Джерард спрашивал про сам «сюрприз», а не про мотоцикл, он не может сдержать улыбки – такой ответ ему тоже очень по душе. – Только не говори, что ты купил его, – вдруг настораживается парень, чуть отстраняясь, чтобы с удобством заглянуть в сощуренные каре-болотные глаза, окружённые мелкими морщинками. – Ты ведь не купил его?!

Джерард молчаливо и широко, а от этого довольно безумно улыбается, начиная надевать на себя кожаную мотоциклетную куртку. Вторую похожую он протягивает Фрэнку без пояснений.

Парень смотрит в ответ с вопросительным упрямством дикого кипрского осла, и если осла в природе можно задобрить морковкой, то Фрэнка с этой скептически изогнутой бровью задобрить, видимо, не удастся.

Тогда Джерард просто вспоминает, кто он и что тут делает. Его лицо теряет выбравшуюся наружу мягкость, она словно впитывается под кожу в заострившиеся скулы и сверкнувшие холодом глаза. И хотя он всё так же широко улыбается, сейчас перед Фрэнком тот Джерард, который набил ему чёртового розовогривого единорога и хищного скорпиона, и этот человек – совсем не тот, что жарко и громко стонет под ним, когда парень размеренно и сильно вбивается в его угловатое, жилистое тело.

– Надевай, – говорит мужчина спокойно, снова протягивая куртку Фрэнку, и тот, сдавшись, спускает с плеча рюкзак и принимается одеваться.

Джерард одним плавным движением, точно корону, надевает на алое чёрный шлем, и у Фрэнка сладко ёкает где-то в желудке: настолько хищно и невозможно сексуально выглядит в нём Уэй. Через мгновение мужчина поднимает щиток, и глаза за зеркальным пластиком снова мягко улыбаются.

– Я весь потный, – стонет Фрэнк, – я в душ хочу.

– Ничего страшного, – парирует Джерард. – Душ будет в Санта-Розе.

– Что? – ошарашено вскрикивает Фрэнк, но мужчина уже протягивает ему ярко-красный глянцевый шлем и отвечать не собирается. – Мне нужна сменная одежда… Я хочу в душ, поесть и поспать… – ноет Фрэнк, не веря своим ушам. – Санта Роза… Да где это, вообще?!

– Если ты перестанешь стонать и будешь готов ехать, всё это ждёт тебя часа через четыре, – говорит Джерард, надевая перчатки, щёлкая ключом и резко двигая ногой, от чего «харлей» заводится и басовито урчит, словно домашний стальной лев. Он буквально перетекает в сидение, оставляя одну ногу в высоком, до голени, байкерском сапоге на асфальте.

Фрэнк вздыхает. Его мнение сейчас ничего не значит, более того, он сам рад этому. Сейчас его мнение столь же противное и растёкшееся, как желе, забытое на столе после обеда. Застегнув молнию куртки, что села на него, как влитая, накинув на плечи полупустой рюкзак, а на голову – шлем, он садится сзади мужчины, с наслаждением прижимаясь коленями к его бёдрам, а грудью – к спине.

Он не видит, как Джерард сыто и удовлетворённо улыбается. Мужчина небрежно опускает свой щиток, и этот щелчок – словно выстрел стартового пистолета, как начало чего-то нового, неизвестного, совершенно не ожидаемого никем из них. Будто обнуление невидимого счётчика, и от этого у Джерарда сладко сжимается сердце, сотрясаемое рыком тронувшегося с места «харлея».

****

Фрэнк не слишком волнуется, пока они едут по городским улицам, не превышая рекомендуемую скорость. Джерард, кажется, чувствует себя очень уверенно, чётко и спокойно входя в повороты, без проблем удерживая вес на светофорах… Его волнение вскипает лишь тогда, когда Окленд остаётся за правым его плечом, и на трассе Джерард буквально срывается с цепи, выжимая газ, и стрелка скорости держится на самой крайней из допустимых отметок. Фрэнк обливается холодным потом, задумываясь: не решил ли Джерард так красиво, буквально по-киношному угробить их сегодня.

Он стискивает талию мужчины изо всех сил, когда тот плавно и напористо обгоняет тяжёлый, гружёный чем-то трейлер почти по встречной. Он прижимается своим шлемом к задней стенке шлема Джерарда и шепчет, словно молитву:

– Я доверяю тебе… Доверяю тебе… Джи… Я доверяю тебе…

Адреналин, превысив нормы, впрыскивается в кровь, делая своё нехитрое дело: сонливость и усталость словно рукой снимает, Фрэнк только и успевает, что смотреть по сторонам и истово молиться. Он не то, чтобы парализован страхом. Более того, он думает о том, что умереть вместе с Джерардом, одновременно… – наверное, поэтичнейший из возможных их финалов. Но в то же время он думает, что ему ещё слишком мало лет, и он так много чего не успел сделать, что умереть сегодня – просто немыслимое разгильдяйство.

Когда Джерард разгоняется быстрее ещё на десяток миль в час, Фрэнк начинает орать в свой шлем, и это не истерика, а чистая эйфория – от взрезающей скорости, от упругих бёдер, что он сжимает коленями, от ощущения тонкого и хрупкого тела под своими руками, от осознания того, что между смертью и жизнью только воля этого человека с уверенными плечами, обтянутыми чёрной кожей.

– Мы сдохнем! – вопит Фрэнк, и его почти сотрясает от смеха. – Мы совершенно точно разобьёмся сейчас, Джи! О, Господи… Да! – экзальтированно скандирует он, и Джерард, хоть и очень глухо и приблизительно, слышит его от задней стенки своего шлема. Это заставляет его тонкие губы расползтись в широкой и удовлетворённой улыбке. Он так сильно хотел этого – единения на грани всего и ничего, и каждая еле уловимая реакция Фрэнка становится для него огромной, небывалой сладостью.

****

Они въезжают в Санта-Розу, когда солнце уверенно ползёт к закату. Последние два часа трасса забирала всё дальше от побережья, чтобы окунуться в мир холмов и зелёных виноградников, разбитых на десятки миль во все стороны.

Санта-Роза – странное пасторальное поселение с единственной главной улицей, вычурной старшей школой и претензией на солидность, при этом стоит отъехать от её «центра» буквально на пару кварталов, как тут и там начинают попадаться небогатые маленькие ранчо с загонами для лошадей. «Видимо, в Санта-Розе живут настоящие ковбои, – думает Фрэнк и сам же улыбается своим глупым размышлениям. – Опять же, и винодельни под боком…»

Так или иначе, парню нравится этот городок. Тут так тихо и спокойно, что даже Окленд по сравнению с ним кажется перенаселённым мегаполисом.

Через десяток минут Джерард подъезжает к небольшому и довольно уютному мотелю, припарковываясь почти под окнами административного здания. Он снимает шлем и, ободряюще хлопнув парня по плечу, отправляется за ключом от их комнаты, не иначе.

Фрэнк пытается встать и походить, чтобы немного размять совершенно затёкшие ноги. Это жутко, потому что он чуть не падает: ноги не слушаются, и странно вообще, что они хотя бы разгибаются после стольких часов езды на мотоцикле. Фрэнку очень хочется заныть, запрокинув голову, как волк, но подходит Джерард и, отстёгивая седельные сумки, кидает парню ключ от комнаты.

– Горячая вода, большая кровать и ужин, – улыбаясь, говорит он, идя чуть впереди, впрочем, тоже не слишком ловкой походкой, и этих слов более чем достаточно, чтобы за спиной Фрэнка выросли два огромных крыла.

Фрэнк, прихрамывая, улетает в душ первым, как только они заходят в небольшой и довольно скромный номер. Но тут чисто и не пахнет ничем странным, в отличие от обычных мотелей, а бельё на кровати белое и хрустящее, словно чипсы. Пока Фрэнк приводит себя в порядок в ванной комнате, а это не меньше, чем полчаса, Джерард просто лежит на покрывале, оставив ноги внизу, на полу, раскинув руки по сторонам от своего гудящего тела. Он так давно не водил на такие расстояния, что это не очень просто для него. Но он знает, что справится. Потому что он начал жить и потому, что ему есть, для кого стараться. Он почти засыпает, когда мокрый Фрэнк с полотенцем вокруг бёдер капает на него сверху водой со своих волос и мягко теребит за плечо.

– Давай, Джи, – говорит он, смущаясь от того, как скользнул по его телу взгляд мужчины. – Прости, что я так долго.

Джерард улыбается и идёт в душ. Там напарено и тепло, и грязная одежда Фрэнка, сваленная в углу, заставляет испытать странное чувство сопричастности.

Когда мужчина, такой же влажный и обёрнутый полотенцем, выходит из ванной комнаты, Фрэнк уже сладко посапывает на середине кровати, разметав конечности. Его рот приоткрыт, а грудь мерно вздымается, и Джерард, осторожно садясь рядом, просто смотрит.

Он никогда прежде не испытывал этого странного чувства, поднимающегося откуда-то из глубины живота, с самого низа позвоночника. Это не возбуждение, хотя его нотки и присутствуют в нынешнем состоянии… Это что-то очень необычное и объёмное, а ещё кажется, что оно вот-вот разломает хитин, выберется из кокона и заполнит собой всю комнату, словно вода из прорвавшей трубы.

Улыбнувшись, разматывает полотенце и неторопливо вытирается, совершенно не стыдясь наготы. Она уже давно стала его естественным состоянием, тем, в чём комфортно и приятно находиться. Отбросив полотенце, склоняется над одной из сумок и, чуть порывшись, достаёт небольшой кожаный кейс – это его передвижная студия. Он знал, что захочет сделать для Фрэнка что-нибудь странное, и рад, что захватил портативный вариант тату-салона с собой.

Фрэнк вздрагивает и просыпается от очень знакомого жужжания и покалывания чуть выше паха, с правой стороны. Молча приподнимается и удивлённо впивается взглядом в совершенно обнажённого Джерарда, который набивает ему что-то в нижней части живота.

– Что ты делаешь? – с интересом и волнением интересуется парень, склоняя голову набок. Пока что контур непонятен: видимо, Джерард только начал.

– Эмм… – Фрэнку кажется, или мужчина смущается. – Увидишь.

Айеро улыбается и снова опускается на спину, начиная разглядывать потолок. Его рука находит влажноватые волосы Джерарда и забирается в них всеми пальцами, чуть касаясь уха.

– И всё же? – не отстаёт Фрэнк. На самом деле он просто хочет послушать, как звучит голос мастера.

– Ну, – чуть погодя, отвечает Джерард, – думаю, что это ласточки.

– Ласточки? – удивляется Фрэнк, размышляя над тем, что скоро станет живой книгой по зоологии. От руки Уэя на нём уже поселился единорог, скорпион, и теперь – ласточки.

Вместо ответа Джерард подцепляет край полотенца, которое всё ещё прикрывает бёдра парня, и уверенно тянет его в сторону, полностью обнажая тёмные волосы и бледную кожу.

– У тебя тут ласточки, – мягко улыбается Джерард, откладывая машинку в сторону и начиная водить по ещё неисчерченному линиями низу живота кончиками пальцев. – Тут, и ещё одна тут, – он перемещает руку на другую сторону, и Фрэнк весь подбирается и закусывает губу оттого, как кровь горячим, настойчивым потоком устремляется к паху, а мурашки напротив – сбегают от поясницы к затылку, простреливая позвоночник. – Они красивые… – заканчивает Джерард, снова принимаясь за работу. Он наносит штрих за штрихом, стараясь не отвлекаться на то, как наливается и подрагивает член Фрэнка, на то, что в горле и на губах пересыхает, и становится тяжело работать из-за участившегося дыхания. – О, детка, – шепчет он, когда через несколько минут совершенно затвердевший Фрэнк шумно дышит и сминает ладонями простыни, будто пытаясь удержаться от падения в пропасть, – ты так сильно хочешь?

Джерард не дожидается ответа. Он почти накидал контур одной из ласточек, и теперь откладывает машинку в сторону и подтягивает своё тело повыше, чтобы Фрэнк почувствовал. Мужчина вжимается своей эрекцией в бедро парня и тут же накрывает его разомкнутые губы своими, ловя ртом горячий стон. Фрэнк никогда не был поклонником полумер. Если заводился – то с пол-оборота, и требовал всего и больше, находясь при этом в состоянии, видимо, близкому к «просветлению». Он отдавался полностью, и не важно, чему – учёбе, идее или сексу. Джерард сходил с ума каждый раз, когда видел, чувствовал его таким под своими ладонями, губами, под своим телом – дрожащего от предвкушения и возбуждения, жаждущего, совершенно открытого.

Рука Джерарда неторопливо, чтобы ощутить каждый уголочек мягкой кожи, скользит от левого соска и вниз, по мягкому животу, мимо пупка, чувствуя, как неистово поднимаются и опускаются под ней внутренности, а сам парень словно прогибается в спине, стремясь скорее встретиться с такой желанной ладонью. Но мужчина не позволяет этому случиться.

– Господи боже, Джи, – скулит Фрэнк, распахивая зажмуренные глаза и заглядывая в чуть напряжённое лицо Уэя. – Сделай это, прошу… Ох, чёрт, трахни меня, я так соскучился по тебе…

Джерард улыбается, целуя парня в уголок губ, поднимаясь короткими, лёгкими прикосновениями к скуле и чуть выше – к уху, пока не добирается до мягкой мочки с ощутимой дыркой от тоннеля.

– Это плохая идея, Фрэнки, – шепчет он. – Очень плохая.

– Чёрт! – взрывается негодованием Айеро. – Что ты несёшь?

– Только то, что я сейчас в таком состоянии, что могу запросто порвать тебя. А у нас ещё впереди два дня дороги верхом на байке. И даже если предположить, что я не свихнусь и сделаю всё, как следует – медленно и нежно, – даже при этом ты будешь проклинать меня следующие два дня, – заканчивает Уэй, и Фрэнк совершенно искренне воет в голос, потому что ему уже больно от желания, и Джерард прав, прав, мать его!

Парень тянется к себе рукой, намереваясь закончить эти мучения, но мужчина перехватывает его запястье. После недолгой борьбы Фрэнк проигрывает и зло впивается сумасшедшим взглядом в серьёзные глаза Уэя.

– Но я ведь не сказал, что нельзя заняться любовью по-другому? – спрашивает мужчина и поднимается, перемещая своё тело так, что его бёдра почти напротив головы Фрэнка, а алые волосы щекочут впалый живот с контуром первой ласточки. Он буквально опаляет дыханием член парня, и тот, не задумываясь, выгибается и приподнимает бёдра, утыкаясь твёрдостью в губы Уэя.

– Да… Господи Боже, да… – шепчет Фрэнк, а от уголков его глаз к подушке текут слёзы, потому что внутри рта Джерарда настолько хорошо и сладко, что он не в силах сдерживать хлынувшие через край эмоции. Он чувствует, как скользко и жарко меж его щёк, и как язык, подвижный и вёрткий, точно змей, то и дело пытается забраться внутрь, и от каждой попытки Фрэнк вздрагивает, как от электрошокового разряда в реанимационном автомобиле скорой помощи. Это невероятно, и он не может перестать плакать от того, как же ему хорошо сейчас.

Фрэнк подбирает ноги ближе к себе и сгибает в коленях, поджимая пальцы. Он боится судорог, которые часто бывают в самый неподходящий момент, и закрывает лицо руками, стыдясь своего состояния. Его член настолько каменный, что Джерард находится в совершенном восторге, когда впускает этот твёрдый жар в себя, до самой задней стенки горла. Он сам готов разрядиться от пары движений своей же руки, слушая, какие звуки издаёт Фрэнк. Тот всхлипывает и стонет, и его целомудренные, невразумительные «да… да… о, Господи… да-а…» заводят сильнее самых непристойных и пошлых фраз.

Джерард чувствует, что Фрэнк близок. Он думает о том, что это впервые, когда он любит Айеро так, и предвкушает, каков же он на вкус. Он хочет запомнить его, распробовать и, поддаваясь своим сладким мыслям, медленно обхватывает себя ладонью, балансируя на зыбкой грани «ещё немного, и…».

Несколько резких, ритмичных движений, и в глотку Уэя бьёт тугая нить, и он едва успевает вовремя сглотнуть, чтобы не подавиться. Он оказывается терпко-солоноватым и очень тягучим, без какой-либо горечи. Фрэнка подкидывает на кровати, а его губы совершенно синхронно образуют овал, оглашая комнату беззвучным стоном. Все его мышцы словно испытывают спазм вместе с членом, и он так напряжён только для того, чтобы излиться и тут же рухнуть на подушки, совершенно расслабляясь, растекаясь, переставая существовать.

И Джерард со стоном сожаления понимает, что слишком отвлёкся на такой невероятный оргазм Айеро и теперь опоздал со своим, а ведь он так хотел сделать это вместе. Закрыв глаза, он облизывает припухшие запачканные губы и откидывается на спину, положив голову на согнутое колено парня. Джерард начинает рьяно и дико дёргать рукой, стараясь вернуться побыстрее к той самой сладкой грани, на которой танцевал совсем недавно.

Он не понимает, что происходит, но вдруг его руку останавливают, а член накрывает мягкая и влажная теплота. Ему хватает приоткрыть глаза, чтобы столкнуться с туманным и опьянённым взглядом Фрэнка, рот которого бесповоротно занят. Тот щурится, как довольный кот, и то и дело проходится языком от самого основания, словно растягивая радость от любимого вишнёвого леденца.

Джерарду так давно не отсасывали, что он почти забыл, как же это приятно. Это совсем не так, как когда ты трахаешь сам, это совершенно другое ощущение. И оно настолько необыкновенное и волшебное, что мурашки целиком покрывают его белую грудь, а соски ощутимо сжимаются, когда Фрэнк задевает языком узел уздечки.

Мужчина совсем легко двигает бёдрами, создавая иллюзию доминирования. Так проще сосредоточиться, хотя ощущения от горячего ротика Фрэнка и так бьют через край. Айеро постанывает, и по его лицу видно, что его наслаждение от процесса немногим меньше того, что испытывает Джерард.

Парень старается расслабить глотку и сделать движения быстрее, когда член в его губах наливается и пульсирует, почти готовый разрядиться. Джерард высоко и коротко вскрикивает, задевая головкой глубину горла Фрэнка, и это для него завершающий штрих: он вздрагивает, и его тело сотрясается всё то время, пока сперма толчками покидает его, принося опустошение, слабость и чувство совершенного, всепоглощающего счастья…

Они лежат в тишине в тех же позах, в которых их накрыл оргазм, и только пальцы их рук неспокойны, то сплетаются, то расплетаются друг с другом, принося им невыразимое ощущение единения.

Громкий стук в дверь заставляет их обоих рывком вернуться в реальность, Фрэнк накидывает на себя простынь, а Джерард, опоясавшись полотенцем Фрэнка, идёт открывать.

– Ваш ужин, – произносит женщина, равнодушно-вежливым взглядом окидывая полуголого мужчину и парня в кровати за его спиной. Она проходит внутрь и ставит поднос с тарелками на журнальный столик и исчезает сразу же, едва Джерард даёт ей на чай.

Дверь не успевает закрыться, как комнату оглашает утробное урчание желудка Фрэнка.

– Как же я хочу жрать, – говорит парень, потягивая запах съестного крыльями носа. – Я просто до смерти хочу жрать!

И пока он выпутывается из-под простыни и накидывается на еду, Джерард смеётся, не в силах унять это новое, щекотное чувство внутри своих лёгких.

****

– Я познакомился с одной женщиной, пока ты был занят в университете, – говорит Джерард то, о чём давно уже хотел сказать Фрэнку.

– Ты знаешь, обычно с этих слов начинаются самые херовые признания, – морщится парень, вглядываясь под ресницы Уэя, выискивая там признаки чего-то скверного. Но лицо мужчины спокойно и сосредоточено.

– Это особая клиентка, – продолжает Джерард, не обращая на спицу Фрэнка внимания. – Она зашла ко мне случайно, прячась от дождя. И я увидел её, как обычно, – увидел её смертельную болезнь. Мириам страдала последней стадией рака.

– Мириам? – с интересом переспрашивает Фрэнк. – Красивое имя.

– Ты прав, – с лёгкой грустью улыбается мужчина, вспоминая их с Мириам первую встречу и разговор. – Я предложил ей татуировку и обрисовал перспективы, но она отказалась наотрез. У неё тяжёлая история, – чуть морщится Джерард, возвращаясь назад в своей памяти.

Фрэнк смотрит на него и молчит, призывая продолжать, и пока они гуляют по ботаническому саду в Мендосино, совсем близко от побережья, Джерард собирается с духом и рассказывает парню всё о Мириам, на что только может решиться. Всё, кроме нескольких мелких деталей, о которых, как мужчина считает, Фрэнку знать не обязательно.

Это странно, но у парня перехватывает дыхание и странно щиплет глаза, когда Уэй вспоминает об их с Мириам последней встрече в больнице. Он не может ничего выдавить из себя, когда Джерард, наконец, замолкает, и только крепко обхватывает его за плечо, прижимая к себе так тесно, как только может.

Они в Мендосино всего несколько часов, и парк тут просто великолепен. Но они уверенно двигаются по дорожке туда, где в разрыве между туями и цветниками голубеет Тихий океан. Их обоих тянет туда, словно намагниченных.

В Мендосино очень опасное побережье. Даже в тихую погоду тут купаются с осторожностью, а сейчас, когда волны с ядовитым белым шипением налетают на угловатые камни и истерзанный обрывами берег, купаться не рискует никто. Но смотреть на эту извечную борьбу движения со статичностью – завораживает.

Джерард копается в заднем кармане джинс и достаёт оттуда небольшой сложенный листок. Протягивает его Фрэнку, пока тот гипнотически вглядывается в разлетающиеся белым шипением волны.

– Что это? – приходит в себя парень, едва не получая бумажкой по носу.

– Прочти, – предлагает Джерард. – Это её последняя воля. Письмо, что мне отдали с парой личных вещей в больнице.

Фрэнк кивает и, крепче сжимая лист в пальцах, уберегая его от порывов ветра, начинает вглядываться в несколько красивых, но чуть неровных строк.

«Знаешь, Джерард, странно, когда человек исчезает, исходит пеплом, а его письма, вещи, что-то, сделанное его руками, продолжает существовать в мире, где их хозяина больше нет. Ты так не считаешь? Странно, когда вещи переживают людей. И это не правильно, я думаю.

Твоя Мириам.»

Фрэнк сглатывает по сухому горлу, шмыгая носом, и аккуратно складывает лист, возвращая его Джерарду. Он немного расстроен тем, что цель их поездки совсем не та, как думалось ему в начале. Но в любом случае, значимость этой цели много выше и серьезнее, поэтому парень просто держит рот на замке.

Они подходят к обрыву так близко, что ещё шаг – и рухнешь на скалы, и океан с голодной радостью слижет твою кровь с иссечённых стихиями камней.

– Ты хочешь сделать это тут? – спрашивает Фрэнк, и Джерард лишь молчаливо кивает, не отрывая взгляда от голубого неба и белых кучных облаков на нём.

Через некоторое время он достаёт из сумки на своём плече небольшую баночку, и Фрэнк вздрагивает, понимая, что это. Мужчина открывает крышку и со словами:

– Покойся с миром, Мириам. Надеюсь, ты встретила там, кого хотела, а твоему праху будет уютно здесь, куда ты так стремилась. – Неторопливо переворачивает баночку, и серая пыль, подхваченная потоками тёплого ветра, уносится в сторону океана, смешивается с волнами, становится частью чего-то большего.

Всю обратную дорогу до парковки перед ботаническим садом они молчат, и каждый из мужчин думает о своём. Эти мысли всегда настигают людей, рано или поздно, так или иначе. И Фрэнк искренне мечтает, что в своё время найдется кто-то, кто так же тепло и искренне попрощается с ним, открывая дорогу к новым перерождениям. Ведь душа – это не какой-то конечный продукт, заряженный пройти путь от сих до сих. Она просто не может быть одноразовой. Думать о подобном просто смешно, поэтому парень очень скептически относится к понятиям ада и рая как вечного наказания или поощрения за земную жизнь.

Фрэнк с давнего сознательного возраста знает, что каждый из людей от рождения сам носитель своего личного ада и рая. И в этом весь смысл.

****

Поздний вечер застаёт их в Форте Брэгг, где они едва успевают вкусно поужинать в небольшом ресторанчике на самом берегу. Затем, когда небо окрашивается в густой тёмно-синий, Джерард направляет свой «харлей» в сторону единственного пригодного пляжа, который заметил ещё по дороге.

Форт – очень колоритное место, совсем не похожее на Мендосино, хотя расстояние между ними смешное. И если в Мендосино красота сочетается с суровостью природы, тут, в Форте Брэгг, просто очень приятно находиться.

Особенно, если ты сидишь на бревне у костра на песочном пляже, а рядом с тобой человек, что заставляет тебя вдыхать запах океана глубже и сдерживать кружащуюся голову и разъезжающиеся в улыбке уголки губ.

Океан спокоен и готов ко сну, лишь порой тяжело вздыхает и словно с сожалением облизывает песок прибойной пеной. Фрэнк в совершенном умиротворении ковыряет палочкой угли в костре, стараясь высечь из них ленты искр. На пляже кроме них только ещё одна парочка на другом конце, сказывается то, что сейчас середина недели, и людям вставать на работу. Почему-то Джерард уверен, что в выходные тут до поздней ночи не протолкнуться.

– Как всё это вообще пришло тебе в голову? – спрашивает вдруг Фрэнк. – Ну, всё это, – он делает незаконченное движение палочкой, словно это может что-то пояснить. – Я ведь мог не согласиться. А ты мог съездить сам, не ставя меня в известность… Если дело касается только Мириам.

– Дурак, – беззлобно улыбается Джерард, не говоря больше ничего.

– Джерард, я серьёзно, – не унимается Фрэнк. – Когда ты достал мою сменную одежду из своей мото-сумки, я думал… что просто умру от счастья.

– Я просто хотел разделить всё это с тобой, Фрэнк, – отвечает мужчина, смотря в темноту океана перед собой. – Я бы не поехал один. Не смог бы. Поэтому собрал твои вещи, что нашёл у себя, купил куртку – кстати, это подарок в честь окончания второго курса, – и поехал к тебе. Ты должен был согласиться. Иначе всё бессмысленно.

Фрэнк почти не дышит уже после фразы «хотел разделить это с тобой»… Может ли он надеяться? Может ли он думать, что стал так важен? Это сладко и очень страшно.

– Ты хорошо водишь байк, – мямлит парень, смотря в костёр. Океан нравится ему, но живая сила огня не отпускает, не даёт отвести глаз. – Я не ожидал, если честно. Особенно, зная твою историю.

– Ты знаешь только разрозненные части моей истории, Фрэнки, – усмехается Джерард. – На самом деле я всегда любил скорость, и умение водить мотоцикл – это что-то, что у меня в крови. Когда в десятом классе половина ребят просила у родителей тачку, я копил на старый байк, который сам перебрал потом до последнего винтика. Мне нравились наши отношения. Думаю, мы были друзьями, – Фрэнк улыбается, засматриваясь на то, как блики танцуют на коже обнажённого по пояс Джерарда и сливаются с цветом волос. – Я уходил из дома и лихачил по ночам до того самого дня, как родители погибли. Когда у Майки остался только я, я вдруг ощутил такую жуть и мерзкий ледяной холод внутри при взгляде на свой мотоцикл, что просто не смог больше подойти к нему. И я долгое время верил в то, что больше никогда в жизни не сяду на байк и не почувствую, каково это. Чёрт… – Джерард запускает пятерню в свои волосы и искоса смотрит на Фрэнка, ловя его заинтересованный взгляд. – Знаешь, я до безумия рад, что снова на коне. Мне даже дышать стало легче, понимаешь?

Фрэнк кивает и улыбается, а Джерард вдруг поднимается с толстого большого бревна и начинает медленно расстёгивать ремень, а чуть позже и ширинку. Он идёт в сторону воды, оголяя задницу и оставляя джинсы валяться там, где они упали с его ног.

У парня перехватывает дыхание, он оглядывается по сторонам, но пляж уже совершенно пуст.

– Эй! – кричит он Уэю, подхватываясь от костра и идя следом. – Чёрт, ты далеко собрался?

– Искупаться, – оглядываясь в пол-оборота, улыбается Джерард. И он просто дьявольски красив в своей сухой наготе на берегу огромного вздыхающего океана. – Присоединяйся? Ты же не думаешь, что подобных шансов будет очень много?

И Фрэнк, чертыхаясь и путаясь пальцами в пуговице, цепляя ширинкой ткань, пытается как можно скорее освободиться от одежды, пока Джерард медленно идёт вперёд, и извиняющиеся волны оплетают пеной его босые ступни, тут же зализывая следы на песке – точно и не было никогда тут этого человека.

Он оставляет кучку одежды на песке и бежит за Джерардом, в итоге обгоняя его и со всей скорости врезаясь в прохладную воду Тихого океана.

– Чёрт! Какого так холодно?! – ворчит он, когда Джерард ныряет рядом и довольно долго не появляется над водой. Фрэнк уже начинает волноваться, как вдруг чувствует ласковое прикосновение к бедру. Голова мужчины без шума появляется рядом с ним, его тонкие губы улыбаются, а глаза, кажется, отражают свет бесконечных тысяч звёзд. Фрэнк не склонен к поэтизированию, но сейчас эти глаза буквально заставляют его замереть с открытым ртом.

– Ты такой красивый, – говорит вдруг Джерард, и Фрэнк вздрагивает. Мужчина подплывает ближе и обвивает ногами его бёдра, пуская горячую волну по такому отзывчивому телу парня. Одна рука по-хозяйски ложится на плечо, и Фрэнк, повинуясь древним бессознательным инстинктам, сильнее притягивает хрупкое тело к себе.

– Что это? Это от пирсинга? – интересуется Уэй, проводя пальцем по краешку нижней губы, где до сих пор виднеется небольшая дырочка. Фрэнк всё ещё носит свой пирсинг, но только не тогда, когда собирается к Джерарду. – Почему ты не надеваешь его?

– Долгая история, – хмурится Фрэнк, вспоминая вечер, когда Джерард, будучи пьяным до невменяемости, выплёвывал ему ту самую горькую правду в лицо. И как после этого было сладко брать его, несмотря на сопротивление и боль в груди. Он больше не надевает при нём пирсинг.

Парень прислоняется лбом ко лбу мужчины, и их мягко покачивает в тёмных ленивых волнах. Видно, как на берегу догорает костёр и нет ни души, а вдалеке мерцают огоньки домов – возможно, там люди готовятся ко сну. И им нет никакого дела до двух мужчин, обнимающихся в водах Тихого океана.

И, впрочем, это взаимно.

Сорвав с губ Фрэнка быстрый, солёный поцелуй, Джерард выпутывается из объятий и мощными гребками уплывает к берегу. Фрэнку не остаётся ничего, как последовать за ним.

Парень чувствует, как его яйца вжимаются в брюшную полость, потому что выходить из воды ночью всегда холодно, и он почти трясётся, покрывшись мурашками с ног до самой макушки. У них есть только их одежда, о полотенце никто не позаботился, поэтому парень хочет наскоро промакнуться своей футболкой. Но футболки нет…

– А ну стой! – задорно вопит Фрэнк, заметив в руках Уэя свою одежду. – Стоять, кому сказал, – орёт он, но Джерард только ускоряется, переходя на лёгкий бег.

С криками и хрипами они носятся по ночному тёмному пляжу, и Фрэнк, наконец, делая решающий рывок, настигает мужчину и заваливает прямо на песок недалеко от догорающего костра.

– Какого чёрта, Джи? – спрашивает он, убирая с лица мужчины размётанные пряди. – Мне было так холодно!

Их рёбра ходят ходуном, а речь рваная оттого, насколько они запыхались от беготни.

– Но теперь ты согрелся, правда? – улыбается мужчина и облизывает губы.

Это так странно, лежать друг на друге совсем обнажёнными посреди пустынного пляжа… И если песок кое-где ещё тёплый от летнего знойного солнца, то под сенью ночи он быстро остывает и начинает холодить лопатки. Песок забирается везде, и Джерард с улыбкой ощущает, как его задница уже полна мелкого песчаного крошева.

– Чему ты так доволен? – спрашивает Фрэнк.

– Тому, что сейчас мы все будем в песке, – просто отвечает мужчина и вдруг резко перекатывается, подминая под себя Фрэнка. Теперь Айеро может ощутить все радости пляжа прямо своей аппетитной задницей.

– Ах ты… – он дёргается, но сдвинуть жилистого Уэя с места не так-то просто. Наконец, мужчина поддаётся. На самом деле, сейчас ему просто нравится лежать под Фрэнком. Тело парня такое тёплое и несёт в себе приятную тяжесть, что его даже слегка ведёт от этого.

– И задница в песке, – продолжает Джерард, закрыв глаза, – и яйца… И волосы, о, что за прелесть – голова, полная песка…

– Господи, заткнись, – фыркает Фрэнк и робко, почти невесомо касается губ Уэя. Тот вздрагивает, как от укола. Парень касается его губ одними лишь своими губами, только в самом конце проводит по напряжённой верхней острым языком. Он так любит медленно и неторопливо целоваться с ним... Он бескрайне счастлив находиться тут рядом с этим мужчиной.

Руки Джерарда обхватывают спину Фрэнка и скользят выше, ощутимо трясь песком о кожу. Они движутся, достигая головы, и впиваются в волосы столь же сильно, как губы впиваются в губы парня.

Их поцелуй отдаёт морской солью, голодом и несытой страстью. И хотя вчерашний минет сам по себе прекрасен, он не может дать им того, чего они оба так жаждут: горячего, потного и неистового трения их тел, громких стонов и тёмных пятен от безумных засосов по полотну белой кожи.

Они жарко, неистово целуются, и Фрэнк, чувствуя их общее возбуждение, начинает мягко двигаться, раскачивая бедра, словно они – две дощечки, из которых пытаются добыть огонь. Парень с отчаянием понимает, что им не заняться любовью нормально, пока они не вернутся домой. Но и остановить своё желание обладать мужчиной и отдаваться в ответ он не может.

Сплетённые телами, заблудившись языками в горячих, влажных ртах друг друга, они вдыхают терпкий запах океана, стонут и двигаются, и в тёмном ночном воздухе разносятся их рваные, непристойные звуки.

Фрэнк кончает первым, судорожно вздыхая, растекаясь по горячему животу Джерарда. Но продолжает раскачиваться даже после, помогая мужчине рукой, чувствуя в уверенной хватке пальцев его напряженный, слишком приятный на ощупь член. Уэй содрогается чуть погодя, и это чувствуется, как миниатюрная нитроглицериновая бомба, вспыхнувшая огнём между ними.

Запачканные в семени и песке, они восстанавливают дыхание, лежа рядом, и смотрят на небо, пытаясь прочитать по звёздам что-то хорошее, что-то интересное для себя.

– Завтра домой? – зевая, спрашивает Фрэнк. На самом деле эти выходные безумно понравились ему, но он не хочет казаться слишком навязчивым.

– Да, Фрэнки. Мне нужно работать, да и тебе тоже, – улыбается мужчина темному, в искрах звёзд, небу, намекая на то, что месяц отпуска по учёбе уже закончен.

И всё же есть несколько совершенно неоспоримых плюсов в том, что они вернутся. Один из них – это покой: долгая дорога на мотоцикле сильно утомляет.

А второй и самый важный в том, что они наконец-то займутся любовью по-человечески, и это, черт возьми, не может не радовать.

________________________________
Molto vicino e troppo in fretta (ит.) – очень близко и слишком быстро

Дата добавления: 2015-10-11 | Просмотры: 400 | Нарушение авторских прав