Часть третья. Глава 39. Le tenebre
Стены и потолок в больнице - словно атласы несбывшихся дорог. Они белы и чисты, и на них нет ни единого отпечатка – ни от подошвы, ни от шины. Только яркие нимбы света через равный промежуток на потолке, и это не секрет для Джерарда: они символизируют опорные точки пути. Точки, которые перестали быть нужными и важными для кого-то.
Потому что дороги эти – несбывшиеся.
Пока Фрэнк и Майкл дремлют на его плечах, мужчина размышляет о том, как же чертовски много в жизни несбывшегося.
Встречи. Разговоры. Люди. Надежды. Жизни или смерти. Вероятности.
Пожалуй, последнее – это то, что волнует Джерарда больше всего остального. Несбывшиеся вероятности. Дрянная штука, если посудить. Теоретически не опасная, но потенциально – жутко прожорливая гадость.
Как часто человек задумывается о том, «а что, если бы я тогда…»? Как часто он возвращается назад, в давно канувший в Лету пройденный пункт, наделяя его своими переживаниями, вниманием, размышлениями? Чувствами, что совсем дерьмово? И множество, множество людей о двух руках, двух ногах и голове, что питают своё прошлое и будущее огромными жизненными силами, настолько большими, что их просто не остаётся на сиюминутное настоящее. Насколько сильно многим из людей нравится быть совершенным нолём, пустотой в данный момент только для того, чтобы узловатыми, покалеченными сожалениями корнями прорастать в прошлое, а сухими, голыми, но полными надежд ветвями – в будущее? Этакое мистическое дерево с «ничем» вместо ствола.
«Всё лучшее уже прошло, все шансы упущены. Я вряд ли получу ещё хоть один подобный», - говорит один, иссыхая на корню.
«Ещё всё впереди! – истерично-оптимистично заявляет другой, вслепую тычась ветками. – Вот уж завтра я расстараюсь! Выложусь так, что сам себя удивлю! Куда торопиться?»
И тот, и другой вариант вызывают у Джерарда приступ глубокого тошнотворного спазма пониже солнечного сплетения. Он морщится и еле заметно ёжится, чтобы не потревожить Фрэнка – с одной стороны, и брата – с другой.
Нет ничего дерьмовее заблуждения, что настоящее – лишь краткий перевалочный пункт.
Настоящее – вечно. И только оно причина и следствие.
Несбывшиеся вероятности витают над Джерардом, кружась, словно снежинки. Он никогда прежде не занимался тем, чтобы думать о пройденных пунктах маршрута и своём выборе. Просто жить – было лучшим решением, и остаётся им по сей день. Но от этого тяжело убежать, когда в голове хор из голосов разыгрывает в лицах зарисовки из твоего прошлого.
****
- Возможно, мой брат сможет набить тебе татуировку недорого, если вовсе не бесплатно. - Звучит подозрительно. - Он отличный мастер. - Когда вы виделись последний раз? - Эм… Два года назад? - Спасибо, Майки… Я подумаю. И он не приходит, потому что считает это всё дерьмовой затеей.
****
В дверь звонят. Звонят снова и снова, затем стучат кулаком и даже, судя по звуку, ногой. Ему плевать. Он сидит в кресле, и из колонок разносится «Реквием» Моцарта. Он пьян настолько, что просто не в силах поднять своё тело или двинуть хотя бы головой. Он раздавлен, и разноголосый, чертовски обидный хохот в его голове потешается над его беспомощностью.
И это на самом деле вызывает острый приступ ненависти и жалости к себе. Вызывает рвоту и нежелание жить. Потому что он – да, чёрт, он! – он настоящий, живой. А эти голоса – они ведь не существуют?! Не существуют, нет… И всё же они сильнее него.
А тот, за дверью, громко ругается матом и, разворачиваясь на стёртых пятках кед, уходит, дав себе слово «никогда не возвращаться в этот клоповник и не слушать обещаний Майки».
****
И таких историй не меньше десятка, и они кружат в воздухе, заставляя отвлекаться от реальности, и пьют силы, и утаскивают в свой зыбкий мир наваждений, нашёптывают, обещают, просят вернуться и выбрать их, их, а не что-либо другое.
Несбывшиеся вероятности. Они беспомощны. И именно поэтому очень опасны.
Дверь перед мужчинами распахивается, и из родильной залы вылетает женщина средних лет. Её волосы растрепаны и отчасти прилипли к вискам, на лице смесь негодования и брезгливости. Она чуть не запинается о ноги расслабленного Майкла и, посылая разгневанный взгляд просыпающемуся парню, несётся дальше, на ходу сдёргивая маску и шапочку для волос.
По спине Джерарда – он чувствует это так явно, как и тяжесть головы Фрэнка на плече – текут капельки холодного пота. Ему хватило секунды взгляда на эту женщину, чтобы в сердце проснулась тревога, а затем страх, ужас и боль.
«Что это чудовище делало в родильной зале Элис? Откуда она там вообще взялась? Когда?»
Он с чувством брезгливости отпинывает от ноги Майкла невидимый кусок чёрного тумана. Тот ёжится, а затем тускнеет и рассеивается. Он окутывал женщину так плотно, словно вёл неравную битву за её душу. И он жрал её. Самозабвенно и голодно, как бывает только у людей, запутавшихся в чужой и своей боли, несчастьях, смертях… Таким, как она, не место около новорождённого ребёнка.
Дверь напротив приоткрывается, и оттуда доносятся голоса:
- Зачем ты пригласила её, Джудит? О Господи, невероятно…
- Но нам не хватало рук! – оправдывается женщина. – Кэролл отпросилась с мигренью, мне нужна была опытная акушерка!
- Она не акушерка, - до сих пор бушует мужчина. – Она абортарный мастер и хороший хирург, но ей нечего делать на родах, Джудит!
- Если ты был настолько против, мог бы отстранить её, - недовольно возражает женщина, и Джерард уже видит их белые силуэты в приоткрытой двери.
- Я не могу отстранить врача во время родов. Тем более, у меня не было оснований… - голос усталый, и слышится звук льющейся воды.
- А основания говорить о Лэнси гадости у тебя есть?! – не сдаётся женщина, переходя в нападение. – Она отличный врач! И, к слову, не сделала ни одной ошибки!
- Она специалист по абортам, Джудит, - серьёзно и очень тихо говорит мужчина, выключая воду. – И она сделала достаточно просто тем, что была в этой комнате.
Дверь распахивается на всю ширину, и мужчина – Джерард помнит, что это врач мистер Олен, - снимает с лица повязку и устало улыбается проснувшимся по обеим сторонам от Джерарда мужчинам.
- Поздравляю, мистер Уэй, - произносит он. – У вас девочка.
- Как Элис? – взволнованно интересуется Майкл, тут же вскакивая на ноги. – Чёрт, у меня девочка… Джерард… Я стал отцом? Фрэнки, у меня девочка! – он на грани нервного удара, и встрёпанный вид его волос, как и помятая ото сна щека, заставляет Фрэнка хихикнуть.
- С вашей женой всё в порядке, а дочку увидите чуть позже. Нам нужно взять несколько анализов и провести небольшое обследование…
- Что-то случилось? – хмурится Майкл, вглядываясь в лицо доктора. – Что-то не в порядке с малышкой?
Из-за спины мужчины появляется одна из акушерок и, так же успокаивающе-устало улыбаясь, прерывает тираду Майкла.
- Мистер Уэй, не переживайте, это стандартные процедуры. Вы сможете увидеться с дочкой через двадцать минут, а пока что побудьте со своей женой, хорошо?
- Да, конечно… Элис. Конечно, я побуду с ней, - растерянно бубнит Майки, больше всего на свете мечтавший последние два часа о том, что возьмёт на руки родной комочек и ощутит, наконец, вес свалившейся на них ответственности. В прямом смысле.
Фрэнк и Джерард стоят рядом с ним, и, когда врачи уходят, а медсестра кивает новоиспечённому папаше, приглашая зайти в палату, остаются в опустевшем коридоре.
- Поздравляю, Джи, - Фрэнк кладёт на плечо вздрогнувшему мужчине свою руку. – Ты стал дядей. Надеюсь, эта роль станет любимой для тебя.
Джерард только поворачивает голову и взволнованно глядит на парня.
- Она пробила в ней дыру, - шепчет он.
- Что? – не понимает Фрэнк. А кто бы понял на его месте?
- Эта женщина… Что вышла первой.
- Я, наверное, ещё спал. О чём ты, Джи? – Фрэнк выглядит взволнованно.
- О Господи… - судорожно выдыхает мужчина, сползая обратно на мягкие сидения.
- Так, - морщится Фрэнк. – Я схожу за кофе к автомату. А ты пока что придумай речь, чтобы облечь в слова свою шизофрению, хорошо? – не дожидаясь ответа, он разворачивается и уходит, оставляя Джерарда трепыхаться в своих судорожных мыслях, точно в пульсирующей паутине.
«Если это на самом деле так?» «Это слишком сложно, у тебя не выйдет!» «Что делать? Ничего. Ты ничего не сможешь изменить.» «Ты никчёмен. Проглядеть такое чудовище. Ты должен был лечь на пол и не дать ей войти в зал!» «Никчёмен… Никчёмен… Никчёмен… Никакого толку!»
Бесконечные, до боли ненавистные повторы одного и того же по миллионному кругу…
Голоса не унимаются, и даже зажатые ладонями уши и с усилием зажмуренные глаза не спасают от ноющей головной боли и шума.
Только запах чёрного кофе под носом возвращает его в реальное измерение.
- Пей, - негромко просит Фрэнк, уже прихлёбывая из своего пластикового стаканчика.
Кофе неплох, и даже лёгкий привкус расплавленной в нём пластмассы не может изменить этого. Точно так же, как аромат приятного освежителя для воздуха, витающий вокруг, не может перебить больничных запахов, едко щекочущих ноздри.
Фрэнк садится рядом и касается его своим плечом. Это ничего не значит, но для Джерарда это целый мир.
Рядом. Реальный. Тёплый. Живой. Нужный.
Он чуть расслабляется, краем глаза замечая, что тёмные волосы парня торчат во все стороны, и это с самого раннего утра. Сейчас обеденное время, надежда рода Уэев только что появилась на свет, а Фрэнк всё такой же – встрепанный, словно воробей после пылевой бури. Или же словно парень, поднятый с постели после бурного секса.
- А теперь, может быть, будешь чуть более понятным? – с надеждой в голосе звучит Фрэнк, левой своей сминая пластик стаканчика и ловко отправляя его в мусорку.
Джерард ещё не допил. Там, на донышке, один целый глоток и после – ещё треть. Ни больше, ни меньше.
- Я думаю, что с ребёнком не всё в порядке, - тихо и чётко проговаривает он. – И если это так, то… То я не представляю, что делать.
- С чего ты вообще взял это? – удивляется и нервно улыбается одной половиной рта Фрэнк. – Врач сказал прямо противоположное, что всё нормально.
- Не нормально, - спокойно возражает Джерард. – Что-то не так, но они не поймут, что, ещё долго. А у неё нет этого времени.
- Так пойди и скажи им! – не выдерживает мнительности мастера Фрэнк. – Это какой-то бред! Мы даже не видели её…
- Когда будешь смотреть – смотри внимательно, - только и отвечает Джерард, вставая с кресла навстречу доктору.
- Пойдёмте, - улыбается мужчина в белом халате. – Думаю, теперь можно познакомиться с малышкой.
- С ней всё в порядке? – спрашивает Фрэнк, заставляя врача еле заметно дёрнуться лицом.
- М-м… - думаю, да. Но нужно будет провести ещё несколько обследований. У нас остались вопросы. Я бы не хотел пугать её родителей без оснований, понимаете? – он доверительно смотрит и улыбается, будто это может что-то изменить.
Фрэнк хмурится, и его тёмные брови встречаются со складкой над переносицей. Он хочет задать ещё несколько вопросов, но они уже входят в палату и видят чуть побледневшую, но крайне счастливую Элис в кровати, Майкла, сидящего возле неё, и небольшой белый свёрток с хаотично двигающимися ручками в его чуть напряжённых отцовских руках. Он выглядит одновременно глупо и бесконечно мило с этой странно-задумчивой улыбкой на лице. Взгляд Майки прикован к своему ребёнку, и Элис также странно улыбается, глядя на них обоих. Новорождённая сопит носиком и порой подаёт требовательный голос. Даже у Фрэнка что-то ёкает внутри, когда он подходит ближе.
- Кто это у нас тут? – улыбается он, заглядывая другу через плечо. – Маленькая мисс Уэй? Добро пожаловать сюда, надеемся, вам понравится в этом прекрасном месте, - голосом мультяшного героя вещает он, пытаясь подставить свой палец под хаотично цепляющиеся за воздух ладошки.
Майкл издаёт нечто среднее между «пф-ф» и «хр-р», наблюдая за неравной борьбой татуированного пальца и безумно миниатюрной детской ручки. Она выглядит, словно кукольная, только шевелится слишком реалистично.
- Почему у неё закрыты глаза? – спрашивает парень.
- Не все детки открывают глаза сразу, - приходит на защиту своего дитя Элис. - Это нормально.
- Я поздравляю вас от всего сердца, ребята, - улыбается он. - Это невероятно, но вот она – ваша дочь. Как назовёте?
- Пока не знаю, - смущается Элис. – То имя, что нравилось нам сначала, совсем не подходит ей.
И это правда. Младенец выглядит необычно. Невозможно сказать, что не так. Словно всё на месте, почти так, как надо. Но нечто неуловимое заставляет напрягаться и вглядываться внимательнее. Только подумав об этом, парень замечает побледневшего Уэя старшего, стоящего за спиной Майкла. Он смотрит на ребёнка со смесью сочувствия и боли, и у Фрэнка стойкое ощущение, что из его глаз сейчас польётся.
И в этот момент, возвращая свой взгляд в малышке, парень вдруг видит её. Видит так, как не видел никогда раньше: отчётливо, живо, рельефно. Он смотрит и, наконец, вздрагивает.
Потому что в прекрасном, небывалом радужном клубочке в салатовых объятиях Майкла зияет небольшая, но пульсирующая чёрная дыра. И она медленно, но настойчиво словно засасывает в себя эти ясные, такие чистые краски.
- Мы выйдем ненадолго? – Фрэнк кашляет, ощущая спазм в пустом желудке. То, что он видит, нестерпимо жутко. Словно рваная рана. Точно брешь в боку только что построенного корабля. Дико и не на месте. Бредово. Бессмысленно. И одного взгляда достаточно, чтобы понять – с этим нельзя жить.
Он берёт не менее ошарашенного Джерарда за руку и вытягивает из палаты в коридор. Они не обращают внимания на врачей и персонал. Не обращают внимания на странное выражение глаз молодых родителей – ведь побледневший Джерард так и не сказал ни слова в их адрес. Двое мужчин по заданному маршруту добираются до выхода на балкон и, едва попав на уличный воздух, судорожно достают сигареты. Фрэнк прикуривает им обоим, потому что руки Джерарда едва заметно трясутся.
- Убедился? - сипло спрашивает мужчина после невероятно глубокой затяжки. Ему кажется, что никотин проникает даже до кишечника.
Фрэнк сухо сглатывает едкий дым и моргает, надеясь избавиться от застрявшей в глазах влажности. Но она не поддаётся, застилая их мутной пеленой.
- И что с этим можно сделать? Должны же мы что-то сделать, - тихо и безнадёжно говорит он. На самом деле, парень даже боится притрагиваться к этой черноте. На миг ему кажется, что она засосёт в себя что угодно, что бы ни окружало её. И это пугает до дрожи.
- Я не знаю, Фрэнки… не знаю.
Они скуривают две сигареты подряд. Скуривают, хотя за их спинами на двери табличка «Не курить!» Они вдыхают и вдыхают ядовитый никотиновый дым, и это хотя бы немного, но отрезвляет мысли.
- Что это вообще за нафиг? – не выдерживает Фрэнк. – Что это за… жуть? – он ёжится, снова возрождая первое ощущение от требовательной и голодной черноты.
- Она не виновата в этом, - с грустью отвечает Джерард. – Никто не виноват.
«Она просто не была готова ещё защищаться от того, что встретило её тут. Это слишком подло…» - думает он, встречаясь с встревоженными и влажными глазами Фрэнка.
- Мы должны поехать домой и отдохнуть, - говорит он, глядя в блестящие, сейчас тёмно-шоколадные глаза парня. – Нам нужно отдохнуть, понимаешь? – переспрашивает он, дожидаясь неловкого утвердительного кивка.
- Я могу чем-то помочь ей? – спрашивает Фрэнк в последний раз, втягивая жаркий летний зной, перемешанный с сигаретным дымом, носом.
- Сейчас – нет, - отрубает Джерард и открывает балконную дверь, ведущую на этаж.
****
Им удаётся поспать до начала десятого вечера. Потому что в девять-двенадцать раздаётся нервная трель старинного дискового телефона, и Джерард, спящий очень чутко, встаёт и плетётся в холл, чтобы ответить. Его голова раскалывается и пульсирует, словно мозг то увеличивается, то уменьшается в размерах. Но внутри хотя бы тихо.
- Они промучили её на разных обследованиях до вечера, - сдавленно и безумно устало говорит Майкл в трубку. – Доктор Перн, неонатолог, склоняется к тому, что это сложный порок сердца. Ей срочно нужна операция. Возможно, через неделю, когда она немного окрепнет…
Джерард отрицательно мотает головой и, зажмуриваясь, молчит. То, что жрёт этого ребёнка, не лечат в больнице.
- Джи, - шепчет Майкл. – Почему?.. Почему?
Его голос срывается на судорожный вздох-всхлип. Он разрывает телефонную трубку раскалённой иглой, впивается в барабанную перепонку и медленно протискивается к самому сердцу, заставляя его сжиматься. Джерарду невыносимо слышать его маленького Майки таким раздавленным и разбитым. Всего пять часов назад он казался счастливейшим человеком на земле.
Мужчина закусывает нижнюю губу так сильно, что хочет вскрикнуть. Затем снова закрывает глаза и считает до пяти.
- Ты сейчас возьмёшь такси, - начинает он как можно более уверенно, - и приедешь сюда, ко мне. Мы встретим тебя и уложим спать, а сами поедем в больницу и побудем там до утра. Ты всё понял?
В трубке слышны только глуховатые шумы дыхания.
- Ты должен отдохнуть, Майки, братишка, - нежно, но очень настойчиво повторяет Джерард. – Вернёшься утром, чтобы сменить нас. У тебя двадцать минут, - и он вешает трубку, зная, что одно это должно сподвигнуть его брата приехать и высказать неудовольствие в лицо.
Ещё около десяти минут мужчина ходит по квартире, пребывая в глубоких раздумьях. Он ходит от одного угла, на стене которого размашистое пятно от разбитой когда-то бутылки, до другого, и не может решиться. Это риск, огромный риск. То, о чём он думает, просто невероятная дикость. Более того, провернуть это будет безумно сложно. Да и не справится он один.
- Джерард? – сонный Фрэнк выходит из спальни, почёсывая живот и голову одновременно. – Как ты? Кто звонил?
- Я сделаю ей татуировку, - после нескольких секунд давящей тишины, отвечает мужчина.
Глаза Фрэнка округляются медленно, но очень целенаправленно. Брови забираются на середину лба к тому моменту, как он выпаливает:
- Что? Ты в своём уме, Джи?
- Я сделаю ей татуировку, - повторяет мужчина устало, и сейчас он сам намного больше верит в то, что правда сделает это. – Это единственное, что я могу.
- Блять, - взрывается Фрэнк. – Ты хоть слышишь себя со стороны? Татуировку новорождённому младенцу?! В огромной городской больнице, кишащей медперсоналом?
- Именно так, - соглашается Джерард. – И ты должен помочь мне в этом. Один я не смогу довести всё до конца…
- Ты что, не понимаешь, что нас просто-напросто посадят? Если не охрана в больнице, так твой брат с его женой, когда увидят, что ты хочешь сделать… - Фрэнк надеется оставаться в здравом уме, хотя рядом с Джерардом это почти невозможно.
- Ей ставят сложный порок сердца, которого у неё нет, и назначают операцию через несколько дней… которую она не перенесёт, - Джерард звучит так, словно сам виноват во всём случившемся. Его сальные алые волосы висят небольшими сосульками вдоль бледного и чуть осунувшегося лица.
В комнате повисает тишина, парящая в клубах мелкой пыли и не слишком свежих запахов захламлённой квартиры.
Фрэнк несколько раз пытается открыть рот и начать говорить, но так и не издаёт ни звука.
- Так ты со мной, Фрэнки? - с надеждой спрашивает Джерард, пытливо вглядываясь в посветлевшие желтовато-карие глаза.
- Ч-чёрт, ненавижу тебя… Конечно, с тобой!
Фрэнк на ходу нюхает свои подмышки, морщится и рывком снимает грязную футболку. Он возвращается в спальню за чистой одеждой и не видит, как на губах Джерарда играет едва заметная, полная грусти и чего-то невероятно глубокого, улыбка.
_________________________ Le tenebre (ит.) - тьма
Дата добавления: 2015-10-11 | Просмотры: 380 | Нарушение авторских прав
|