 |
|
АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология |
Часть третья. Глава 37. Un album per bambini.
Фрэнк с каждой минутой сильнее ощущает, как его задница начинает болеть. Он чувствует такой мягкой частью своего тела совершенно жёсткое, уставшее от долгой и незавидной жизни сидение рейсового автобуса. Он мысленно отмечает, что его спина наверняка намертво приклеилась к спинке из кожзаменителя, а редкие порывы разогретого на солнце воздуха из распахнутых настежь форточек дарят лишь предвкушение свежести, но не её саму. Его путешествие длится уже полчаса, и он давно выучил лица всех своих немногочисленных невольных попутчиков. Более того, от нечего делать он сумел познакомиться с их аурами, или что он там видит, когда не зацикливается на внешней реальной картинке. Цвета их тусклые и уставшие. А сама субстанция даже на расстоянии кажется такой же плоской, как сидение под задницей. Скучно. Последнее время у него всё проще получается видеть, а не только смотреть. Джерард был прав, нужно просто расслабиться и не дёргаться в предвкушении. И с каждым разом реальность быстрее и легче замутняется, становится тоньше и, не выдерживая давления с изнанки, трескается по швам, выпуская наружу невидимое обычному взгляду. Парень совершенно точно верит, что практика в этом деле – лучший учитель. И практикуется так часто, как только может. И теперь порой ему начинает казаться, что подобным неявным свечением окружены не только люди. И это наводит его на определённые мысли. Автобус едва выезжает за пределы города, и – о чудо! – жара перестаёт давить сверху, точно молот на наковальню. Становится мягче и уступчивее, как чуть выпившая женщина слегка за сорок. А может, это не жара. Может, это разомкнулись объятия города, который Фрэнк всегда, сколь мало ни жил в нём, чувствует живым и мнительным существом. Порой Окленд кажется ему конченым мизантропом, пытающимся утопить свои философские мысли в море алкоголя. Это чаще бывает по поздней осени и ранней зиме, когда от туманов и сырости спасает только человеческое тепло, чашка кофе и хороший разнузданный секс. Порой – предстаёт неунывающим альтруистом, в те моменты, когда вдруг ни с того ни с сего дарит ничего не подозревающему человеку очередную свою жемчужину. Как тот вид на Сан-Франциско в ночь рождения Джерарда. Но одно Фрэнк чувствует точно, и это неизменно. Этот город собственник. И он чертовски жаден до людей, которые ему дороги. И именно поэтому, так думает парень, ему всегда до боли не хочется покидать его. И чувство это кажется таким искренним, что Фрэнк по-настоящему уверен, что проживёт тут всю свою жизнь. Витая в своих мыслях и домыслах, парень не замечает, как автобус, дёргано замедляя ход, останавливается. - Парк «Дубы и липы», - вяло объявляет темнокожий водитель в светлой форменной рубашке и тёмно-синей кепке. Под его подмышками красуются влажные полукружия, а по вискам ловко струятся ручейки пота. Фрэнк слышит его только благодаря тому, что сидит во втором ряду почти напротив. Сморгнув его тоскливую ауру цвета хаки, он подрывается с места и успевает выскочить из провонявшего дикой смесью пота, разогретого железа и несвежих носков автобуса, кивнув водителю в знак «спасибо».
«Это издевательство», - думает Фрэнк, тяжело вздыхая и в который раз за утро поминая Джерарда нехорошими эпитетами. Тот не рассказал ему ничего. Ноль. Пустота. Просто назначил день и время, когда нужно подъехать по этому жутко таинственному адресу. И то, что, возможно, Фрэнка займут на целый день. И вот парень оказывается посреди совершенно, просто до безобразия пустой дороги перед дорожкой, ведущей в столь же безлюдный парк. И всё это благодаря Джерарду, чтоб его. Даже несмотря на свой выходной, он отказался ехать с ним или хотя бы проводить до места, сославшись на то, что у него запланированный визит в автомастерскую со своим харлеем. Ещё раз окрестив мужчину непечатностью, Фрэнк разворачивается на пятках, чтобы получше оглядеться. На противоположной стороне дороги стоит небольшой серый столб. На нём – вывеска. Но с положения Фрэнка не разобрать ни буквы. И как он вообще не разглядел его сразу? - Приют «Тихая гавань», - бубнит себе под нос парень, перейдя дорогу и скользнув глазами по вывеске. Адреса совпадают, он всё же на месте. Но… на секундочку, что? Приют?! Об этом красноволосым придурком не было сказано ни слова. Вздохнув в бессчётное число раз, он поправляет прилипший к спине рюкзак и пускается по гравийной дорожке, на которую указывает стрелка-вывеска. **** Когда солнце уже садится, погружая ветвистые деревья в приятные розовато-жёлтые краски, Фрэнк, измождённый донельзя, практически мёртвый, выползает из парка к обочине и стекает на разогретый, твёрдый асфальт своей нежной задницей. И ему совершенно плевать на всё вокруг. Единственное, о чём он мечтает, это не сдохнуть прямо сейчас (а он, судя по ощущению совершенной внутренней опустошённости и бессилия, близок к этому), добраться до Уэя, убить его, а потом рухнуть на месте и спать неделю. Потому что, чёрт (в голове парня проносятся десятки и десятки ёмких и очень обидных матов, отчего татуировку на внутренней стороне губы немного жжёт), это было слишком жестоко. Парень не замечает, как от обочины чуть дальше трогается небольшая серебристая развалюха и, развернувшись через двойную сплошную, оказывается перед ним. Фрэнк измучен настолько, что его глаза закрыты, и хотя уши слышат работу старенького двигателя с характерным чихом и урчанием, веки не могут подняться. Нет, не сейчас. Ещё минутку. Столбик с вывеской служит опорой для его ослабшей спины. - Нефигово тебя разморило, Фрэнки, - доносится откуда-то сверху. Голос очень знакомый, но мозг отказывается идентифицировать. Он отказывается вообще делать хоть что-либо, и «управлять телом» где-то в начале этого списка. – Охренеть… Его подхватывают под руку, и он оказывается буквально взвален на кого-то, кто повыше и довольно костлявый. И только благодаря запаху одеколона, - о да, у Майки он до жути резкий и терпкий даже в летнюю жару, - Фрэнк опознаёт в добром маньяке-незнакомце Уэя-младшего. Парень не может ответить ни на приветствие, ни на глупые встревоженные шутки, ни на серьёзные вопросы. Поэтому Майкл дотягивается, чтобы пристегнуть его (этого он тоже не в состоянии сделать сам), и трогается с места, осторожно набирая обороты и переключая щёлкающую коробку передач. - Я отвезу тебя к Джи, - говорит он после пяти минут молчания. – Не понимаю, что с тобой случилось. И какого хрена Джерард не поехал со мной, раз знал. Фрэнк нервно хмыкает, не открывая глаз. Он не поехал с Майки лишь потому, что, вот именно, знал. Что даже в подобном состоянии полнейшего опустошения у Фрэнка найдётся небольшой потайной резерв для сладкой мести. Что он напряжётся и на последнем издыхании задушит его за подобную шутку. - Отвези меня в кампус, - разлепив губы, хрипло говорит он другу. - Джерард сказал привезти тебя к нему, - спокойно-упрямым тоном отвечает Майкл. - Если ты не прочь остаться без брата, - пожимает Фрэнк плечами и прижимается лбом к прохладному стеклу. – Потому что я убью его. Запомни это. - Да что случилось-то?! – вскипает Уэй-младший, отчего машинка нервно виляет, а затем выравнивается в полосе. – Ты себя самого поднять не можешь, а грозишься расправой… - Поверь, у меня остался небольшой лимит. Я просто берегу его, ну, ты понимаешь, для чего, - шепчет Фрэнк, чувствуя, как тяжело становится в затылке. Наверное, погода сменится к ночи. - Вы самые большие придурки из всех, кого я знаю, - качает головой Майкл, косясь во все зеркала одновременно. Он пока что довольно неопытный и невезучий водитель, машина – та вообще принадлежит его беременной жене. Джерард оторвал его от важного опыта, буквально приказывая ехать в непонятном направлении встречать Фрэнка на пустой дороге меж раскинувшегося паркового массива. Что Айеро вообще забыл там? - Я так понимаю, подробностей я от тебя не дождусь? – спрашивает Майки, поглядывая на расслабленного Фрэнка и замечая лёгкое покачивание головы из стороны в сторону. – Может, тогда ты хочешь послушать, как дела у нас с Элис? Всё же не виделись почти неделю. Фрэнк утвердительно кивает. Майклу легче следить за дорогой, когда он озвучивает всё, что у него на уме. Так он чувствует себя намного спокойнее. И хотя скорость до смешного небольшая, Фрэнк никогда не шутит над водительской неуверенностью друга. Глупо шутить над тем, в чьих руках руль, а нога на педали. - Ей осталось носить недели три, по меркам врачей. Но ей так тяжело последние дни, - начинает Майкл с самого важного, что занимает его голову полностью. – Ох, я не знаю. Иногда хочется, чтобы она поскорее уже родила. Чтобы перейти из режима ожидания в режим действия. Но с другой стороны, с каждым днём я всё больше паникую. Как это будет? Справимся ли мы? Фрэнк даже находит в себе силы повернуть голову к другу, открыть глаза и неловко улыбнуться. Более того, он открывает рот и говорит: - Справитесь. Всё будет хорошо. Майкл кидает на него удивлённо-благодарный взгляд, чтобы после, вздрогнув, снова вернуться к напряжённому разглядыванию дороги. Откуда-то слева по небу медленно клубится бесконечно-огромная тёмно-синяя туча. Она тащит в своё тело в сторону Окленда, а это означает только одно. - А ещё я раздумывал над предложением одной частной фармацевтической исследовательской лаборатории. Они занимаются некоммерческими обще-социальными разработками, существуют на гранты и взносы. Не знал, соглашаться ли идти к ним лаборантом. Новейшее оборудование и интереснейшая работа. Вот только оклад пообещали смешной для начала. Даже не знаю, - вздыхает парень. Фрэнк улыбается в ответ. - Всё ты знаешь, и давно, - говорит он. – Так что не тупи. На этот раз очередь улыбаться Майклу. Он не отводит взгляда от полотна асфальта, подсвеченного ближним желтоватым светом фар. Ему очень не хватает этого дружеского общения всю последнюю неделю. Но он вряд ли скажет об этом Фрэнку в открытую. - Надо как-то собраться, выпить вместе. Только ты и я. Никаких девушек и мастеров татуировки. Перемоем всем кости, поговорим по душам. Давно мы не общались, - предлагает Майкл. - В ближайшее время, - мямлит засыпающий Фрэнк, - после того, как убью твоего брата. Майкл хмыкает. Эти двое, даже глядя со стороны, невероятно подходят друг другу. И эта разница в пятнадцать лет совсем не бросается в глаза. Первое время он был шокирован фактом, что Фрэнк на самом деле заинтересован в Джерарде. Друг казался ему совершенным гетеро и никогда не увлекался своим полом. И вот надо же… Наверное, правы мудрецы, говорящие, что у каждой, даже самой заблудшей души, подобно душе Уэя-старшего, есть своя половинка. И если она ещё не рядом, возможно, она ещё просто не родилась или не приблизилась на должное расстояние. Когда машина въезжает в нежно-душные объятия загорающегося вечерними огнями города, Фрэнк уже по-детски посапывает, уткнувшись в боковое стекло лбом. Майкл размышляет о том, что не поднимет невысокого, но довольно плотного парня на второй этаж к квартире своего брата. Но это и не нужно – Джерард поджидает на улице у двери в подъезд, куря сигарету. Судя по тому, как неторопливо он это делает, сигарета далеко не первая. - Как он? - спрашивает мужчина нервно, едва его брат выходит из машины. - Будь осторожен, - улыбается Майкл, обнимая Джерарда по-мужски крепко. – Он обещал тебя убить. Только то, что вместо братского приветствия звучит «как он?», говорит о многом. Младший ловит себя на мысли, что в подобные минуты начинает ревновать. Друга к брату, брата к другу, и всех ко всем вместе взятых. Но он довольно быстро берёт себя в руки, вспоминая, насколько убийственно-тоскливо смотрели глаза Джерарда всего год назад. Он уничтожал этим взглядом, и в грудине Майка что-то с противным визгом скручивалось в трубочку. Сейчас же глаза с прозеленью горят. И это чёртова метафора, а не из-за того, что в них отражается огонёк почти докуренной в темноте сигареты. - Неутомимый Фрэнки, - ухмыляется мужчина. – Значит, всё не так плохо. Поможешь мне? – он тушит окурок о боковину урны, чтобы затем выбросить. «Будто у меня есть выбор», - вздыхает про себя Майкл и идёт открывать заедающую дверцу со стороны Фрэнка. - Передавай Элис привет и огромную благодарность, что помогла с приютом, - говорит Джерард, когда Фрэнк уже уложен на кровать в спальне, Софи устроилась у него под боком, а Майки собирается тихо исчезнуть в ночи. - Хочешь сказать, что Фрэнк согласился быть волонтёром в «Тихой гавани»?! – ахает Майкл, и в его голове складывается полная картина произошедшего. Его жена, Элис, курирует это заведение, подыскивая для детишек временных, а лучше постоянных, волонтёров. - Он не соглашался, - пожимает плечами Джерард. – Может, кофе? - Нет, спасибо, дома ждут, - отказывается Майки, не желая быть свидетелем выяснения отношений, если Фрэнк вдруг проснётся. Да и дома, правда, ждут. – И как тогда это вышло? - Хм-м, - Джерард мнётся, разглядывая потолок и стены. – Наверное, это было невысказанное предложение, от которого он не мог отказаться. Очаровательно-ненормальная улыбка является завершающим штрихом, и Майкл, хмыкнув на прощание, хлопает брата по плечу и исчезает в темноте коридора с перегоревшей лампочкой. Он знает, что ему всё расскажут в своё время. В конце концов, Фрэнк – не тот, кто держит язык за зубами, когда его переполняют эмоции. На улице его накрывает самый настоящий, невероятной ярости, летний ночной ливень. **** Утро для Фрэнка наступает ломотой во всём теле, отчётливо-гудящим шумом в голове и режущим прямо по закрытым векам светом. С удивлением он чувствует свою наготу, и как к ней с одного бока прижимается что-то меховое, а с другой – горячее со сна человеческое тело. Воспоминания накатывают лениво, словно океанический прибой в штиль. Но после того, как он оказался в машине вместе с Майки, парень точно не помнит ничего. Повернув голову, Фрэнк встречается с алым затылком Джерарда. Тот преспокойно спит, точно так же, как и обнаглевшая Софи, забравшаяся под их простынь. Парень несколько минут смотрит на выжженые краской волосы и молочный изгиб плеч, позволяя вчерашним эмоциям раскалить себя добела. Он сжимает зубы крепче и по-настоящему кипит, пока его тело, автоматически ловко выворачиваясь из-под простыни, спугивает кошку и уверенно осёдлывает повернутого на спину мужчину. Тот начинает просыпаться и что-то бормотать, но пальцы Фрэнка уже ложатся на мягкую шею и ощутимо сдавливают. И в этот миг триумфа весь дискомфорт, что беспокоил Фрэнка, отступает в тёмный угол подсознания. Глаза Джерарда резко и удивлённо распахиваются, а руки судорожно вцепляются в запястья парня. - Чёртов грёбаный придурок, - возмущённо цедит Фрэнк, ощущая явное жжение за нижней губой. Сдуру согласившись набить тогда «волшебную» татуировку, отзывающуюся на грязные слова, он и представить не мог, что она будет работать. – Как ты вообще додумался до этой идиотской несмешной шутки? Его голос звучит зло и с вызовом, пальцы с усилием сжимаются на шее. Но руки Джерарда вдруг расслабляются и соскальзывают с его запястий, а глаза смотрят прямо, и взгляд их столь чист, что буквально вызывает прилив желания. Уэй смотрит на него без страха, но с таким странным выражением доверия, что Фрэнк тут же теряет весь свой карательный пыл. Уголки тонких губ чуть приподнимаются, и мужчина, вдруг разлепив рот, сдавленно шепчет: - Доброе утро, малыш. Рыкнув, Фрэнк делает заключительное нажатие пальцами и вдруг молниеносно слетает с тела под ним, чтобы улечься подальше, на самом краю, и обиженно уставиться в потолок. Даже если он и не собирался никого убивать на самом деле, Джерард должен быть наказан. - Это было подло. Нечестно, - говорит он наконец. – Я не был готов. Они просто улыбнулись и сказали, что очень рады меня видеть, повели по коридорам, а потом… я увидел этих детей. И я просто не понял ничего. А когда понял, произошло уже столько всего… Я уже не мог уйти! - Было очень тяжело? – спокойно интересуется Джерард, лежа совершенно неподвижно в той же позе, что оставил ему Фрэнк. - Тяжело?! – вскидывается парень. – Да ты понятия не имеешь об этом ебучем – ауч! – тяжело. Чем мы только не занимались! Мне пришлось помогать с одеждой, с прогулкой, с едой и умыванием! Мне пришлось читать им книгу и рисовать всяких монстров, а я рисую так херово! Ай, да чтоб тебя! Мне пришлось разнимать ссору и уговаривать Нэнси отдать Кэтти её куклу, и это при том, что Нэнси глухонемая, а я не знаю языка глухонемых! Ты просто представить не можешь, как это, блять, - да мать же твою, больно! – было тяжело! Фрэнк кричит всё это в потолок, не отрывая от головы запущенных в волосы пальцев, и его слюна брызжет мелкими капельками вокруг яростно движущегося рта. Он прокручивает в памяти вчерашний день и в который раз окрещивает его адом. - А под занавес меня не отпускали до тех пор, пока я клятвенно не заверил, что приду ещё раз, - устало заканчивает Фрэнк. - Ты не обязан, - тихо говорит Джерард. – У тебя уже получилось. Ты усвоил принцип. - Принцип?! – снова вскидывается едва успокоившийся Фрэнк. – О каком, мать твою, принципе ты говоришь, идиот? Они чуть не сожрали меня с потрохами вчера, и это я в прямом смысле! Они тянули и тянули из меня всё, что только могли, пока я физическим усилием воли не перекрыл любые поползновения! Они чуть не убили меня! - Дети – самые честные и жадные существа. Они всегда берут, когда им надо, и не делают вида, что не нуждаются. Тем более, дети с болезнями и отклонениями. Тем более, когда это «нужное» дают так просто и беззаботно, как обычно делаешь ты. Если бы ты не оказался в этой ситуации, ты бы не понял, как закрываться и выныривать вовремя. - Но это было опасно, чёрт! – шипит Фрэнк от боли в губе и от двойственного чувства: понимания, что Джерард прав, и обиды на то, что он всё же позволил всему этому случиться. - Переходить дорогу тоже всегда потенциально опасно, - как можно спокойнее отвечает мужчина. - И вспомни, пожалуйста. Это ты хотел учиться «на любых условиях». А то, что мы делаем, опасно априори. Потому что тянет силы, тянет саму нашу жизнь. Тянет года, которые мы могли бы прожить в сытости и довольстве, если бы не делали того, что делаем. Лично я бегаю от смерти уже больше пяти лет, - грустно ухмыляется Джерард. – Поверь, я знаю, о чём говорю. Фрэнк отвечает молчанием. В его голове усиленно крутятся шестерёнки, он пытается оставить только логические рассуждения и прогнать глупые эмоции. От слов мастера тупой болью щемит под рёбрами. Ведь он читал об этом, но уже и забыл, когда и где. Возраст Христа, краеугольный камень для многих мастеров древности. Но Джерарду тридцать шесть, а это значит, что он и правда понял что-то особенное. И он будет жить. Наконец, приняв решение, Фрэнк угловато перестраивается в сидячее положение и, чуть погодя, встаёт. - Я в душ, - скупо кидает он, стараясь не смотреть в сторону распластанного на простыне мужчины. - Ты не должен ходить туда больше, если не хочешь, - невпопад отвечает ему Джерард. – Ты уже всё уяснил. - Не ходить? – с удивлением на лице, Фрэнк всё-таки оборачивается, чтобы встретиться со взглядом светлых болотных глаз под алой рваной чёлкой. – Ты видел их, Джи? Они, точно голодные щенки, кидаются на любого посетителя, готовые дарить своё внимание и любовь! И им всё равно, что ты «просто мимо проходил»! Им плевать на твои эксперименты! Ты видел Дона с косоглазием и каким-то нервным отклонением? Кристал с ДЦП? Заику-забияку Тома? Я ещё не до конца выучил их особенности и болячки. Их всего семь в той группе, но, чёрт, знал бы ты, как они светятся, когда я вижу их! Круче, чем радуга, ярче, чем новогодняя ёлка на главной площади! Они буквально исходят светом, я никогда не видел подобного! И многим из них я в состоянии помочь, просто «причёсывая» их, латая дыры, вырывая чуждые чёрные вкрапления! Да, я не всё до конца понимаю, мне тяжело распределять себя, но я научусь, и ты прав: они – лучшие учителя, что помогут мне в этом. Отдышавшись и не дождавшись никакого ответа, Фрэнк повторяет ещё раз: - Я в душ, - и почти выходит из комнаты, но на мгновение останавливается, становясь грубым: – И не смей ходить за мной. Ты прав, но я до сих пор зол. Я очень зол на тебя. Джерард лежит, осмысливая услышанное. Кажется, Фрэнк нашёл себе ещё одно занятие помимо учёбы и салона. Но разве он не предполагал этого? Наверное, в итоге всё к лучшему. Мужчина разглядывает потолок до тех пор, пока его глаза не закрываются, а губы не растягиваются в предвкушающей томной улыбке. Тело покрывается мурашками, и по мышцам прокатывается лёгкий озноб. Так бывает всегда, когда он предчувствует – буквально – задницей хороший горячий секс. Пять минут прошли, а значит, сейчас его выход. Лениво потягиваясь, он встаёт с кровати и направляется в сторону шипящей водой ванной. ____________________________ Дата добавления: 2015-10-11 | Просмотры: 342 | Нарушение авторских прав |